Россия в глобальной политике

Статья подготовлена по итогам мероприятий международной диалоговой площадки взаимодействия научно-экспертного сообщества «Балтийская платформа».

В начале 2022 г. страны Европы ввели многочисленные санкции против российской морской отрасли. Судам под российским флагом запретили заходить в европейские порты. Также начал действовать запрет на поставку морем в Европу нефти и нефтепродуктов из России. К концу 2022-го введён потолок экспортной цены на российскую нефть, который де-факто распространили и на страны, не присоединившиеся к антироссийским санкциям. Достаточно быстро выяснилось, что российская нефть поставляется на мировой рынок судами так называемого теневого флота.

Данный термин, популярный в СМИ, подразумевает танкеры, скрытно контролируемые Россией, которые незаметно доставляют нефть в разные страны по ценам выше установленного потолка. Разумеется, вскоре на Западе началась борьба с этим явлением.

Евросоюз против теневого флота

В декабре 2024 г. ЕС принял пятнадцатый пакет ограничительных мер в отношении Российской Федерации. В частности, расширен список судов теневого флота, которым запрещён доступ в европейские порты и оказание им соответствующих услуг. Общее число таких судов в списке увеличилось с 52 до 79[1]. Затем в феврале 2025 г. в рамках 16-го пакета санкций перечень стал состоять уже из 153 судов[2], а 17-й пакет добавил к ним ещё 189 судов, доведя общее число до 342[3].

16 декабря 2024 г. на саммите лидеров объединённых экспедиционных сил в Таллине принято решение, что Великобритания, Дания, Швеция, Польша, Финляндия и Эстония поручат морским властям запрашивать соответствующие доказательства страхования у подозреваемых в теневой деятельности судов при прохождении через Ла-Манш, датский пролив Большой Бельт, пролив между Данией и Швецией и Финский залив. Информация, собранная государствами-участниками, в том числе касающаяся тех судов, которые не отвечали на запросы, будет оцениваться, и на её основе будут приниматься совместные меры[4].

Кроме того, участники саммита заявили: «Теневой флот представляет угрозу для окружающей среды, безопасности на море, международной морской торговли, а также для международного морского права и стандартов. В то же время наше географическое положение позволяет нам выявлять вредоносную морскую деятельность и противостоять рискам, которые она представляет, в соответствии с нашими правовыми системами и международным правом… мы полны решимости привлечь их к ответственности – в том числе путём принятия мер, связанных с санкциями»[5]. Премьер-министр Эстонии даже пообещал, что суда теневого танкерного флота России будут подвергаться досмотру или попадут в санкционный список, если не предоставят доказательства страхования.

Однако: «В отношении судов, у которых обнаружится недостаточное страховое покрытие, не ожидается никаких автоматических или немедленных последствий. Также не будет никаких немедленных наказаний для судов, которые не предоставляют подтверждения наличия страховки»[6]. Подчёркивается: «Датская служба военной разведки предупредила, что рост напряжённости в Прибалтике может побудить Россию назначить военно-морское сопровождение своему спорному танкерному флоту, что ещё больше усилит трения между НАТО и российскими силами. Другие вероятные действия России в Балтийском море могут включать в себя большее глушение GPS… и другие виды радиоэлектронной борьбы»[7].

Понятие теневого флота

Международная морская организация (ИМО) – ключевой международный институт в сфере морского судоходства – пояснила, что такое «тёмный» (dark), или же «теневой» (shadow), флот. Согласно документу, это суда, «которые участвуют в незаконных операциях для обхода санкций, уклонения от соблюдения правил безопасности или охраны окружающей среды, избежания расходов на страхование или осуществления другой незаконной деятельности, которая может включать следующее:

• намеренное уклонение от инспекций со стороны государства флага и государства порта;
• отсутствие надлежащего страхования гражданской ответственности или других финансовых гарантий;
• нарушение политики корпоративного управления, направленной на благополучие и безопасность тех, кто находится на борту, и защиту морской среды;
• намеренное принятие мер для избежания обнаружения судна – это отключение системы передачи данных о местоположении в систему AIS (Automatic Identification System) или сокрытие фактической идентификации судна, когда нет законных оснований для оправдания таких действий»[8].

Такие суда, как правило, имеют непрозрачную структуру собственности и управления; многие владеющие ими компании зарегистрированы по почтовым адресам в Индии, Сейшельских Островах и Объединённых Арабских Эмиратах; большинство таких компаний связаны только с одним или двумя-тремя судами. Во многих случаях это может означать, что это подставные компании, скрывающие конечного бенефициарного владельца. Более того, эксперты отмечают другие особенности теневого флота: суда отправляются в плавание без стандартной западной страховки; более 70 процентов судов имеют возраст 15–20 лет и более; они часто меняют флаг регистрации и почти всегда ходят под так называемыми «удобными флагами», а значит – не проходят регулярного технического обслуживания и так далее.

Отмечается, что суда теневого флота создают реальный и высокий риск инцидентов, особенно при осуществлении перевалки с судна на судно (STS, Ship to Ship), поскольку скрывают пункты назначения или же происхождения своих грузов или иным образом избегают надзора или регулирования со стороны государства флага или прибрежных государств.

Вопрос страхования

Возникновение теневого флота напрямую связывают с санкциями, введёнными против России, а именно с мерами по ограничению цен на российскую нефть, которые вступили в силу в конце 2022 года. Это привело к тому, что число пользователей крупнейшего морского страховщика – лондонского Клуба взаимного страхования (P&I Club), стало постепенно снижаться, так как именно они начали переводить свои суда в тень.

Международная конвенция 1992 г. о гражданской ответственности за ущерб от загрязнения нефтью требует обязательного страхования на случай загрязнения морской среды. Предоставляемая P&I государству флага так называемая «Голубая карта» свидетельствует, что судно имеет сертификат страхования, который позволяет ему получить доступ к морской инфраструктуре (портам и каналам) по всему миру. Это означает на практике, что такое судно имеет адекватную (!) страховку для покрытия ущерба за загрязнение нефтью, затрагивающее третьи стороны, до того, как оно отправится в международное плавание[9].

Эта система быстрой компенсации жертвам загрязнения посредством строгой ответственности, возлагаемой на судовладельца в рамках обязательного страхования (как правило, именно через P&I Club), действовала десятилетия. Однако после введения антироссийских санкций рекомендуется отменять страховые сертификаты, если получена информация о превышении ценового лимита. Соответственно, клуб, который не мог иметь достоверной информации о ценах на российскую нефть, поставили в условия, когда он должен отказаться от ответственности. Это, в свою очередь, обусловило переход к другим страховщикам. Таким образом, появление теневого флота можно рассматривать как непреднамеренный и неожиданный эффект санкционного режима[10].

Именно адекватное страхование ответственности предлагается использовать для борьбы с теневым флотом.

Зарубежные эксперты[11] обращают внимание на положения статьи 235 «Ответственность» Конвенции 1982 г., которая предусматривает, что именно государства ответственны за принятие мер по защите морской среды. Должна быть возможность получить компенсацию ущерба, причинённого загрязнением моря физическими или юридическими лицами под их юрисдикцией, необходимо сотрудничать для оценки и возмещения ущерба или урегулирования связанных с этим споров, по разработке критериев и процедур выплаты возмещения (обязательное страхование или компенсационные фонды).

Однако эти формулировки не носят жёсткого правового характера, так как лишь призывают государства сотрудничать, «где это уместно», и не отвечают новым вызовам. Предлагается: во-первых, особый упор сделать на адекватность страхования, использование исторически сложившейся практики (фактически как действующей нормы международного обычного права!); во-вторых, понимая невозможность прямого запрета на иное страхование, вводить проверки «финансового положения и платёжеспособности» (предоставление финансовой отчётности и введение рейтинговой системы) неизвестных страховщиков.

Некоторые эксперты основные опасения связывают с тем, что параллельная структура страхования может привести к «дальнейшей фрагментации и снижению прозрачности судоходной отрасли за счёт увеличения числа региональных и местных страховых компаний, действующих в соответствии с различными отраслевыми стандартами и правилами. Такое развитие событий подорвёт весь комплекс глобальных усилий последних пятидесяти с лишним лет по искоренению нестандартных перевозок». Это способно вызвать интеграцию и консолидацию всего теневого флота, создание альтернативного страхового клуба[12].

Но борьба с «ненадлежащим» страховым покрытием не приостановлена: США не только имеют аналогичный ЕС список санкционных судов (всего 183 единицы), но и в последние дни работы администрации Джо Байдена ввели санкции в отношении Ингосстраха и группы АльфаСтрахование[13].

Швеция в рамках нового регламента, который вступит в силу 1 июля 2025 г., предполагает, что Береговая охрана и Шведская морская администрация начнут собирать информацию о страховании не только с судов, которые заходят в шведские порты, но и с проходящих через их территориальное море и исключительную экономическую зону. Такие меры будут иметь «сдерживающий эффект» и предоставлять Швеции и её союзникам дополнительную информацию о судах, которые могут быть включены в санкционные списки[14].

Перевалка нефти с судна на судно (SHIP TO SHIP, STS)

Борьба с теневым флотом автоматически привела к ответным мерам: российские энергоресурсы стали перегружаться на танкеры под иностранными флагами (в большинстве своём – удобными) в открытом море или же исключительных экономических зонах (ИЭЗ) прибрежных государств, где в соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву 1982 г. должна действовать одна из свобод открытого моря, а именно – свобода судоходства, причём в тех же абсолютных масштабах, что и в пределах открытого моря. На практике происхождение энергоресурсов становилось уже не столь очевидным, а последующая перегрузка в портах иностранных государств ещё усложняла этот вопрос.

Подобного рода перегрузка с судна на судно поставила вопрос о её легитимности и угрозах загрязнения морей. По поводу первого было изначально понятно, что эта деятельность никак не может быть запрещена, так как полностью соответствует существующему международно-правовому режиму.

Второй вопрос привлёк более пристальное внимание в рамках ИМО, которая отмечала, что хотя такая перевалка может быть законной, но если используется для сокрытия мест назначения, происхождения грузов, для избежания надзора или регулирования со стороны государств флага, а также прибрежных государств, то во многих случаях создаёт риск загрязнения нефтью прибрежных государств. Даже если они не участвуют в транспортировке нефти и не извлекают выгоды[15].

Рассматривая такую деятельность как высокорисковую и подрывающую международный режим безопасности на море, защиты окружающей среды, ответственности и компенсации, ИМО рекомендовало, чтобы, во-первых, государства флага обеспечили соблюдение танкерами под их флагом мер, законно запрещающих или регулирующих перевалку грузов с судна на судно; во-вторых, потребовали от судов уведомлять об участии в операциях по перевалке грузов в открытом море; в-третьих, государства порта должны обеспечить соблюдение конвенций по безопасности и гарантировать, что перевалка грузов проводится в соответствии с требованиями безопасности, изложенными в конвенциях ИМО; в-четвёртых, если государству порта станет известно о судах, «потерявших связь», оно должно рассмотреть возможность усиленных проверок таких судов и уведомить об этом администрацию флага соответствующего судна[16].

ЕС запретил доступ к портам и шлюзам на своей территории судам, осуществляющим перевалку, если есть основания подозревать: судно нарушает запрет на ввоз российской сырой нефти и нефтепродуктов или перевозит российскую сырую нефть или нефтепродукты, купленные выше установленной цены. Если такие суда не уведомят компетентный орган ЕС не менее чем за 48 часов о перевалках в пределах определённых географических зон, им будет запрещён заход в порты и шлюзы Евросоюза[17].

Правовые ограничения

В рамках международного морского права прибрежные государства могут установить морские зоны суверенитета (внутренние воды, к которым всегда относятся и портовые воды; 12-мильное территориальное море), суверенные права и юрисдикции (24-мильная прилежащая и 200-мильная исключительная экономическая зона, ИЭЗ). Чем ближе зоны к прибрежному государству, тем больше полномочий у последнего осуществлять контроль за судоходством (включая остановку, инспекцию, осмотр и задержание). Однако даже за пределами суверенитета государство обладает правами по борьбе с загрязнением морской среды (фактически это императивная норма в рамках Конвенции ООН 1982 г.).

Безусловно, положения Конвенции 1982 г. предполагают согласование интересов прибрежных государств и участников морехозяйственной деятельности, осуществляющих судоходство. Хрестоматийный пример: несмотря на суверенитет государства над акваторией территориального моря, здесь действует право мирного прохода. И наоборот: хотя в пределах ИЭЗ должна действовать абсолютная свобода судоходства, равно применимая к военным кораблям и гражданским судам, прибрежное государство имеет право реагировать на факт загрязнения морской среды.

Эта мозаика прав и полномочий прибрежных государств и морепользователей приводит к правовым и политическим спекуляциям.

Полномочия в зонах суверенитета

Наибольший уровень контроля за судоходством прибрежное государство имеет в своих внутренних водах, к которым всегда относятся и портовые воды. Любое судно, под любым флагом может быть здесь задержано и арестовано для обеспечения так называемого «морского требования». Причинами могут быть: причинение убытков при столкновении; причинение вреда жизни или здоровью; авария; неоплата буксировки или лоцманской проводки; неуплата доковых расходов или сборов; неуплата заработной платы экипажу; ущерб окружающей среде (в том числе в пределах территориального моря и ИЭЗ) и прочее.

Арест судна может быть и «предупредительным» – для предотвращения выхода в море судна в предаварийном или немореходном состоянии. Однако даже в таком случае после устранения причин задержания судну должны разрешить продолжить свой путь (статья 219 Конвенции 1982 г.).

Немного меньше полномочий у прибрежного государства в пределах 12-мильного территориального моря. Хотя эта акватория находится под полным государственным суверенитетом, здесь должно действовать конвенционное право мирного прохода как гражданских судов, так и военных кораблей.

Уголовная юрисдикция прибрежного государства может быть осуществлена в отношении иностранного судна, только если речь идёт о преступлениях, последствия которых распространяются на прибрежное государство; если нарушается спокойствие в стране или порядок в территориальном море, если такие меры необходимы для пресечения незаконной торговли наркотиками или психотропными веществами и прочее (статья 27(1) Конвенции 1982 г.).

Практика государств по этому вопросу немного отличается: на уровне англо-американской доктрины права юрисдикция государства над иностранными судами в территориальных водах является абсолютной; континентальная (европейская) точка зрения заключается в том, что в отсутствие конкретных норм, разрешающих осуществление юрисдикции, вопросы уголовного права относятся к юрисдикции государства флага[18], а не прибрежного государства. Хотя формулировки статьи 27(1) исчерпывающи, список нарушений давно хотят расширить за счёт включения в него, например, транспортировки ОМУ или незаконной перевозки людей[19].

Что касается гражданской юрисдикции, то, как правило, основанием для ареста (задержания) могут стать нарушения норм международных конвенций и соглашений: о подготовке и дипломировании моряков и несении вахты; о подготовке и дипломировании персонала рыболовных судов; о предотвращении загрязнения моря с судов; об охране человеческой жизни на море; о предупреждении столкновения судов в море и так далее[20]. Например, отдельный раздел Конвенции 1982 г. предусматривает ответственность за нарушение национальных законов и правил, а также международных норм и стандартов по предотвращению, сокращению и сохранению под контролем загрязнения с судов (статья 220). Среди таких мер может быть инспекция (только в целях проверки), запрос информации о названии судна и порте его приписки, возбуждение разбирательства, включая задержание (только для расследования).

После предоставления залога или иного финансового обеспечения судно должно быть немедленно освобождено; задержание не должно носить дискриминационный характер (статья 227); за загрязнение морской среды предусмотрены только денежные штрафы, за исключением случаев преднамеренного или серьёзного загрязнения в пределах территориального моря (статья 228).

Отдельный случай – Балтийские проливы. Они состоят из акваторий (внутренние воды и территориальное море), на которые распространяется полный государственный суверенитет двух припроливных государств – Дании и Швеции. Однако здесь не действует Раздел III Конвенции ООН по морскому праву 1982 г., предусматривающий право транзитного прохода. В Балтийских проливах особый правовой режим, основанный на Копенгагенских трактатах 1857 г. и дополненный национальными нормами Дании и Швеции. Например, по Копенгагенскому трактату, «никакое судно не может отныне под каким бы то ни было предлогом при проходе через Зунд или Бельты быть подвергаемо задержанию или какой-либо остановке» (статья 1). Считается, что эти положения стали императивной нормой erga omnes[21]. Кроме того, Договор налагает на Данию обязательства в отношении технического обслуживания навигационных средств и лоцманской проводки (статья 2 (1–3)). Лоцманская проводка должна быть доступна иностранным судам на добровольной основе, хотя на сегодняшний день Международная морская организация рекомендовала использовать лоцманские службы, учреждённые Данией и Швецией в определённых районах проливов, для определённых судов и судов, перевозящих определённые грузы[22].

Некоторые зарубежные эксперты неоднократно указывали, что именно отказ от лоцманской проводки в Балтийских проливах может стать условным обоснованием для сдерживания прохода танкеров теневого флота. Но это не совсем корректная точка зрения, так как использование лоцманской проводки – скорее сложившаяся «хорошая практика», нежели обязательство.

Очевидно, что через Балтийские проливы осуществляется значительная часть транспортировки российской нефти. Участвующие в этом танкеры пересекали датские воды без соответствующего страхового покрытия Клуба, некоторые вставали на якорь на какое-то время. В этой связи Дании предложили останавливать, досматривать и блокировать танкеры, подозреваемые в обходе санкций (запрос США и ЕС).

Однако правительство Дании заявило, что «будет проверять танкеры, перевозящие российскую нефть, которые не совершают мирный проход[23], только после получения конкретной информации о том, что судно может нарушать международные морские правила безопасности или страхования». В заявлении говорится, что власти не могут подниматься на борт иностранных судов, не заходящих в датские порты, проводить проверки и, возможно, выдавать распоряжения, если только они не считаются находящимися в «немирном проходе». Правительство определило мирный проход, как проход судов через датские воды без ненужной задержки и с должной оперативностью: «В отношении судов, не совершающих мирный переход, но и не находящихся в датском порту, датские морские власти обычно поднимаются на борт только в том случае, если получают конкретную информацию о том, что безопасность или условия труда моряков не соответствуют международным нормам, включая требования обязательного страхования». Не уточнялось, откуда можно получить «конкретную информацию» и будут ли суда, заходящие на якорные стоянки без страховки, соответствовать критериям «немирного прохода»[24].

Тем не менее 5 февраля 2025 г. на сайте Морского управления Дании сообщается о проверке страховых документов, технического состояния и соблюдения экологических норм и морской безопасности судов, которые бросают якорь в гавани города Скаген на севере Ютландии[25]. Действительно, с одной стороны, Копенгагенский трактат напрямую запрещает подвергать суда задержанию или же чинить им препятствия, когда они находятся «в пути» (выделено нами. – Авт.). Соответственно, суда, остающиеся на якорной стоянке, выходят за рамки этих мер по защите свободного передвижения, и Дания может проверять их в рамках мер так называемого портового контроля, так как они не находятся в «мирном проходе». Однако эти действия приведут лишь к прекращению функционирования якорной стоянки.

Полномочия в зонах суверенных прав и юрисдикций

В 24-мильной прилежащей зоне прибрежное государство может осуществлять контроль для предотвращения нарушений таможенных, фискальных, иммиграционных или санитарных законов и правил в пределах своей территории или территориального моря; для наказания за нарушение вышеупомянутых законов и правил, совершённое в пределах его территории или территориального моря (статья 33).

Если судно следует без захода во внутренние воды и территориальное море прибрежного государства, обвинить его в нарушении этих видов законодательства невозможно. Настораживают заявления эстонских официальных лиц, что планируемое установление режима прилежащей зоны, в том числе в части Финского залива (Вируский пролив), позволит лучше заботиться о защите и сохранении морской среды, в том числе путём предполагаемых инспекций судов[26].

Эти намерения, безусловно, расширительно трактуют положения статьи 33 и свидетельствуют о понимании конвенционного термина «предотвращение» как носящего превентивную направленность. То есть любая потенциальная угроза или даже подозрение в нарушении соответствующего законодательства, даже если судно не заходит в пределы территориального моря Эстонии, могут быть использованы для остановки и проверки судна. Отчасти это связано с более широким толкованием термина «санитарный», который изначально имеет достаточно узкое значение, а именно: защита общественного здоровья прибрежного государства от болезней. Предприняты попытки расширить значение этого термина, в частности причислив загрязнение морской среды к косвенным угрозам общественному здоровью[27].

В 200-мильной ИЭЗ прибрежное государство не обладает суверенитетом, здесь оно наделено суверенными правами и юрисдикцией преимущественно ресурсного характера – разведка и разработка живых и неживых ресурсов. И так как ИЭЗ до принятия Конвенции 1982 г. являлась частью открытого моря, здесь продолжают действовать три из шести свобод открытого моря, включая свободу судоходства, полётов, прокладки кабелей и трубопроводов. С точки зрения большинства государств, свобода судоходства в пределах ИЭЗ должна быть такой же абсолютной, как и в открытом море.

В ИЭЗ прибрежное государство может во исполнение законов и правил в области управления живыми ресурсами осуществить высадку на борт, досмотр, арест и судебное разбирательство в отношении иностранного судна (статья 73 Конвенции). Как правило, такие меры принимаются в отношении судов, замешанных в незаконном вылове биологических ресурсов в пределах ИЭЗ прибрежного государства, где отсутствует свобода рыболовства.

Для предотвращения загрязнения морской среды прибрежное государство может:

• потребовать полную информацию о судне (название и порт приписки) для установления факта нарушения;
• в случае значительного загрязнения или его угрозы провести инспекцию судна, если последнее отказалось предоставить информацию;
• возбудить разбирательство, включая задержание судна, за тяжёлый ущерб или угрозу ущерба побережью или интересам прибрежного государства. Действуют те же самые ограничения (немедленное освобождение после внесения залога – как императивная норма; только денежные штрафы), что и в пределах территориального моря[28].

Региональные случаи

В декабре 2024 г. власти Финляндии задержали в Балтийском море судно Eagle S, перевозящее российскую нефть. Его заподозрили в том, что оно повредило подводный электроэнергетический кабель, соединяющий Финляндию и Эстонию, а также четыре кабеля интернет-связи. Судно шло под флагом Островов Кука, принадлежало эмиратской компании Caravella LLCFZ и следовало из Санкт-Петербурга в Александрию. В связи с тем, что в момент задержания судно проходило по выделенному коридору ИЭЗ Финляндии в Вируском проливе, то есть вне пределов территориального моря, возник вопрос: насколько легально задержание?

Захват судна за пределами территориального моря нарушает один из фундаментальных принципов морского права – исключительную юрисдикцию государств над судами, плавающими под их флагом в открытом море (включая ИЭЗ).

Таким образом, захват судна за пределами территориального моря требует согласия государства флага, если только нет разумных оснований подозревать, что судно занимается пиратством, работорговлей, несанкционированным вещанием или не имеет национальности[29]. Подъём на борт и захват без предварительного согласия также возможны, если санкционированы резолюцией Совета Безопасности, принятой в соответствии с Главой VII Устава ООН.

Однако зарубежные эксперты[30], принимая во внимание инцидент с разрывом другого подводного кабеля – Balticconnector – в пределах ИЭЗ Финляндии и Эстонии в октябре 2023 г., пытаются расширить правоприменительную базу для подобных действий. Напомним, что ситуация в том случае была практически идентична ситуации с Eagle S, так как китайское судно The New Polar Bear не входило в пределы территориального моря Финляндии.

Финляндия апеллирует к положениям статьи 221 «Меры с целью избежать загрязнения, вызываемого морскими авариями», где любое повреждение кабеля или трубопровода рассматривается как «морская авария». Справедливо, но разрыв подводного кабеля, в отличие от трубопровода, вряд ли ведёт к загрязнению моря, а значит – наносит ущерб исключительным интересам прибрежного государства в области разведки и разработки живых ресурсов в пределах ИЭЗ (статья 73).

Также финская сторона обращает внимание на положения Конвенции 1982 г., касающиеся разрыва или повреждения подводного кабеля или трубопровода (статья 113). С точки зрения Финляндии, они свидетельствуют в пользу того, что любой разрыв трубопровода или кабеля является нелегальным, более того – такие действия составляют предмет уголовной юрисдикции, вне зависимости от того, произошли ли они в пределах или за пределами территориального моря. Международное право (с исключениями), со своей стороны, исходит из того, что такие правонарушения не являются предметом универсальной юрисдикции, а значит – лишь государство флага, но никак не Финляндия, может осуществлять юрисдикцию в ответ на такие инциденты.

Тем не менее в Финляндии считают, что здесь можно говорить о юрисдикции прибрежного государства, поскольку такие случаи непосредственно влияют на страну, её интересам мог быть нанесён существенный экономический ущерб, а повреждение критической подводной инфраструктуры грозит безопасности прибрежного государства.

Наконец, горячо обсуждается вопрос, является ли атака на подводную инфраструктуру вооружённым нападением, которое автоматически влечёт право на самооборону в рамках статьи 51 Устава ООН. Некоторые настаивают, что такая квалификация может быть дана вне зависимости от того, в каких акваториях произошёл инцидент – находящихся под суверенитетом прибрежного государства (внутренние воды, территориальное море) или же где оно обладает суверенными правами и юрисдикцией (200-мильная ИЭЗ). Единственным ограничением является характер и масштаб действий – это должна быть бесспорная атака, причинившая существенный урон (например, населению), а не случайный инцидент[31].

Методы борьбы

Среди предлагаемых мер борьбы с так называемым российским теневым флотом есть предложения практического и правового характера. Так, указывается на необходимость постоянно отслеживать владельцев судов и вносить их в санкционные списки; аннулировать европейские, британские, американские визы для лиц, связанных с теневым флотом; создание отдельного европейского агентства для наблюдения за судами, которое финансировало бы независимые технологические компании по идентификации и отслеживанию судов, в том числе за счёт более широкого привлечения спутниковых технологий; активное сотрудничество с экологическими организациями, включая «Гринпис» (внесён в перечень иностранных и международных организаций, деятельность которых признана нежелательной на территории Российской Федерации), для оказания международного давления на Россию и вовлечённые в перевозку страны.

Особо подчёркивается необходимость усилить так называемый портовый контроль, поскольку государства порта обладают колоссальными возможностями запрещать заход в порт судов, не отвечающих требованиям, хотя и в соответствии с общим принципом недискриминации[32]. Они имеют право контролировать и инспектировать иностранные суда, чтобы не допустить опасные перевозки. Однако не все порты проявляют политическую волю для проведения таких проверок, а некоторые не располагают для этого возможностями или ресурсами. Суда теневого флота действительно используют эти порты – они, как правило, направляются в Индию, Китай и другие государства, не подпадающие под санкции. В связи с последним обстоятельством предлагается оказывать давление на эти страны, что, по последней информации, уже начало давать эффект[33].

Наконец, государства Балтийского региона апеллируют к необходимости соблюдения Российской Федерацией положений так называемого Плана действий по Балтийскому морю (инструмент ХЕЛКОМ, Комиссия по защите морской среды Балтийского моря), который направлен на защиту экологии данной акватории. В этой связи достаточно спекулятивно указывается, что перевалка с судна на судно должна быть прекращена как представляющая угрозу хрупкой морской среде. Не принимается во внимание тот факт, что сами страны – члены ХЕЛКОМ «заморозили» участие России в этом многостороннем формате, а Конвенция ХЕЛКОМ и предусмотренный ею План действий носят исключительно рекомендательный характер.

* * *

Можно сделать следующие выводы.

Во-первых, с одной стороны, Конвенция 1982 г. остаётся основным регулятором взаимоотношений между морепользователями. Она играет роль «зонтика» в отношении других правовых режимов. С другой стороны, несмотря на уже имеющуюся императивность защиты морской среды, закреплённую в Конвенции, некоторые государства стремятся расширить её экологическую составляющую. Декларируется, что прибрежное государство не обязано ждать, когда произойдёт загрязнение, прежде чем принять меры защиты.

Во-вторых, тенденцией последних лет является стремление расширить полномочия по задержанию и аресту судов за действия, которые якобы представляют угрозу международному миру и безопасности (например, морской терроризм) и на которые предлагается распространить универсальную юрисдикцию.

В-третьих, на уровне зарубежной доктрины права формируется позиция, согласно которой любое умышленное повреждение подводной инфраструктуры, в том числе с участием теневого флота на Балтике, должно рассматриваться как вооружённое нападение, автоматически ведущее к применению права на самооборону в рамках статьи 51 Устава ООН.

С нашей точки зрения, данные тенденции ведут к размыванию существующего правового режима в Мировом океане, усиливают конфликтность в отдельных морских регионах, включая Балтийское море, а действия в их рамках зачастую носят абсолютно неправовой характер.

Авторы:

Павел Гудев, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник, руководитель Группы исследований политики США и Канады в Мировом океане Центра североамериканских исследований Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН;

Александр Поливач, кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник сектора международных валютно-финансовых отношений отдела глобальных экономических проблем и внешнеторговой политики Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН