История иногда развивается удивительно ритмично, ровно отсчитывая вехи. С конца ХХ века шаг составляет десять лет. 1991 – «Буря в пустыне» и распад СССР. 2001 – теракты 11 сентября. 2011 – «арабская весна», почти ритуальное убийство Каддафи. 2021 – хаотичный уход американцев из Афганистана и триумф талибов*. За эти годы были и другие важные события, но мы берём те, которые фиксировали качественные изменения в мироустройстве.
Выступление Джозефа Байдена 16 августа 2021 г. с комментариями об обстоятельствах завершения миссии Соединённых Штатов в Афганистане стоит рассматривать в качестве поворотного момента американской внешней политики. «Я знаю, что моё решение подвергнется критике, но я предпочёл принять всю эту критику, чем переложить данное решение на ещё одного президента США». То есть три его предшественника необходимое решение принять не могли – это камень в огород не только Дональда Трампа, но и Джорджа Буша – младшего и даже Барака Обамы. По словам Байдена, Соединённые Штаты никогда не собирались заниматься национальным строительством в Афганистане, а решали конкретные задачи безопасности по уничтожению ответственных за террористические атаки на Америку, и эти цели достигнуты.
Вторжение в Афганистан в 2001 г. стало актом возмездия за теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне. Однако прежде всего это было знаковой операцией, которая знаменовала собой готовность США силовым путём трансформировать мир в «правильном» направлении. Курс этот начал не Буш-младший и даже не Билл Клинтон, а тот американский президент, который провозгласил победу в холодной войне – Джордж Буш – старший. Первым проявлением «нового мирового порядка» стала операция «Буря в пустыне» в начале 1991 года. Тогда ещё существовал Советский Союз, и интервенция завершилась выдворением Саддама Хусейна из Кувейта, но не сменой режима в Ираке, как требовала часть американских политиков и военных. С исчезновением СССР внешних ограничителей не стало, и Соединённые Штаты вступили в так называемый «однополярный момент». Он подразумевал способность и возможность делать на мировой арене всё, что они считают нужным. В военно-политическом смысле это означало отсутствие сопоставимых конкурентов. Серия пробных шаров разной степени успешности, вроде военных акций в Гаити, Сомали, Боснии, увенчалась воздушной войной против Югославии. Её итогом стала окончательная дезинтеграция нежеланного для США государства, а вскоре и свержение там неприемлемого для Запада режима. Тогда обошлись без сухопутного вторжения, но оно, в принципе, обсуждалось. Концептуально американский курс эпохи после холодной войны был сформулирован именно в 1990-е гг., его главным автором стал Билл Клинтон, известный в молодости как пацифист и уклонист от военной службы.
Теракты 11 сентября 2001 г. дали карт-бланш на безоговорочное применение «трансформационного подхода» (его описывала как основу американской политики Кондолиза Райс) в глобальных масштабах. Создание безопасного для американцев демократического мира фактически стало основной целью – чем больше демократий, тем ниже риск для США. Военно-политический инструментарий (от вооружённого вмешательства до продвижения одобряемых форм социально-политического устройства средствами «цветных революций») оформился в первой половине 2000-х годов. Уже к середине того десятилетия появились признаки, что такой курс как минимум имеет издержки и не обязательно приводит к искомому результату. Затянувшаяся кампания в Афганистане, хаотическое развитие событий в Ираке, растущее «сопротивление материала» на постсоветском пространстве, фатальная дисфункция Палестины после навязанных ей демократических выборов… Всё это должно было вести к осознанию того, на что намекал Байден в выступлении об Афганистане: необходимости кардинальной смены курса. Однако ни Буш-младший на втором сроке президентства, ни Обама, ни даже бунтарь Трамп сделать этого не смогли. Практическая коррекция началась ещё при Буше, Обама, не меняя нарратива, пытался запустить плавный отход от обязательств, Трамп резко сменил риторику и объявил об отказе от прошлой политики, но в полной мере осуществить намеченное не успел.
Но, видимо, сработала самонадеянность. Кроме того, это было трудно сделать из-за идейно-пропагандистского фона. Представление о США как безусловном мировом гегемоне стало после холодной войны настолько привычным для американского истеблишмента, что отклонение от него вызывало яростное сопротивление. Даже несмотря на то, что объективно многие понимали невозможность продолжать в том же духе. Иными словами, стремление закамуфлировать реальное снижение амбиций, желание имитировать их сохранение и принципиальность идейных устоев, не позволило снизить бремя управляемым путём, в результате всё произошло обвально на глазах у изумлённого мира. И под градом обвинений в предательстве – союзников и идеалов.
Американская гегемония в мире образца 1991–2021 гг. являлась настолько впечатляющей и, вероятно, беспрецедентной по масштабам, что мягкое и постепенное отчаливание от неё не представлялся возможным. Это событие должно было быть зафиксировано чем-то не менее историческим, символическим, чем образы падения Берлинской стены или самолётов, врезающихся в башни-близнецы. Кадры бегства из кабульского аэропорта и всё, что их сопровождало, войдут в анналы как олицетворение конца эпохи. Байден в своём выступлении на эту тему фактически провозгласил, что Америка будет заниматься собой, своими проблемами, обеспечивать свою безопасность, бороться со стратегическими соперниками (Китай и Россия). Но мир менять больше не собирается – он такой, какой есть, наступило отрезвление от эйфории конца ХХ века. Рецидивы возможны, однако к прежнему статусу США возврата уже нет.
И в этом смысле Байден – прямой продолжатель линии Трампа, как бы он его ни костерил. Равно и в том, что касается «противостояния великих держав» в качестве основного содержания мировой и американской политики. Этот постулат содержится в доктринальных документах, принятых при Трампе, но при Байдене он не пересматривается. На словах нынешняя администрация уделяет повышенное внимание идеологическому компоненту – противостояние демократии и автократии. Но это скорее инструментально, для упрощения формирования блоков и структурирования мировой политики. После афганского конфуза (мягко говоря) эта часть «доктрины Байдена» выглядит бледно.
В какую бы риторику ни паковались реальные действия, Соединённые Штаты переключаются на откровенно эгоистическую политику, направленную исключительно на себя. Двадцать лет назад убеждённые неоконсерваторы и неолибералы в Вашингтоне действительно верили, что установление демократии по всему миру, навязывание универсальных правил соответствует интересам Америки. Отсюда и безумные планы строительства «современного демократического государства» в Афганистане, ныне отрицаемые Джозефом Байденом. Сейчас мечты рассеялись, остаётся голый прагматизм, правила побоку. Эпоха «постбиполярности», которая хоть и была, как теперь понятно, периодом не созидания, а деконструкции, содержала некую институциональную инерцию второй половины ХХ века, наверное, самого упорядоченного периода мировой политической истории. В общем-то, переход США к эгоистической политике – сдвиг в позитивную сторону. Хотя бы честно. Химеры про «факел демократии», даже (тем более) если в них верят, хаос только усугубляют. Но американским визави на международной арене не надо забывать, что добиваться своих целей, теперь в первую очередь внутренних, Соединённые Штаты будут любыми средствами. А всем остальным надо быть к этому готовыми.
* Запрещено в России.
