14.12.2008
XXI век и заветы Жана Монне
№6 2008 Ноябрь/Декабрь
Стефан Шеперс

Эксперт по организации диалогов между государственным и частным секторами в Европейском союзе, доктор политических наук.

История порой вершится у нас на глазах, не давая понять, в каком направлении будут развиваться события. Как раз в тот момент, когда казалось, будто в продвижении к новому всеобъемлющему соглашению между Россией и Европейским союзом наметился прогресс, вдруг повеяло холодом. Причина – предпринятое режимом Михаила Саакашвили вооруженное нападение на отколовшуюся провинцию Южная Осетия и чересчур жесткая военная реакция Москвы на эту провокацию. Вскоре на мировых финансовых рынках разразился тяжелейший кризис, во многом вызванный действиями Уолл-стрит – финансового сердца США. Затем он перекинулся на Европу, вызвав серьезные экономические неурядицы.

Как писал британский политэконом Джон Грей, финансовый кризис знаменует собой конец одной конкретной модели рыночной экономики (англосаксонского типа капитализма, основанного на «свободном» рынке) и завершение одностороннего доминирования Соединенных Штатов в мировой политике. На примере таких гигантов прошлого столетия, как Британская империя и Советский Союз, становится очевидным, что в большинстве случаев войны в сочетании с колоссальным государственным долгом приводят великие державы к краху. В будущем США также превратятся всего лишь в одну из нескольких крупных держав планеты. Таким образом, оба события требуют тщательного анализа новых возможностей, открывающихся на мировой арене, с точки зрения будущего сотрудничества России и ЕС.

Для обеих сторон кризис может обернуться политико-экономическими возможностями, если подойти к отношениям между Россией и Евросоюзом конструктивно, творчески развивая их на основе доверия и взаимовыгодного сотрудничества.

Европейцам придется согласиться с тем, что Россия, эта великая цивилизация, существующая на протяжении многих столетий, никогда не будет похожей на Европу либо Америку. Она следует, как все уже поняли, иным путем. Однако некоторые фундаментальные особенности Европейского союза, такие, к примеру, как безусловное верховенство закона или система соцобеспечения, принесут, вне всякого сомнения, пользу россиянам и будут способствовать дальнейшему экономическому росту их страны. России необходимо понять и по достоинству оценить тот факт, что Европа в рамках ЕС претерпела кардинальные изменения. Для сближения с Евросоюзом вовсе необязательно отказываться от своих жизненно важных интересов в сфере безопасности либо экономики.

ОПАСНОЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАВНОВЕСИЕ

На протяжении последних четырех веков различные державы стремились к господству на богатом в экономическом и культурном отношении европейском континенте, и только одна островная сверхдержава, Великобритания, обычно пыталась этому воспрепятствовать. Древнерусское государство, поглощенное устранением угроз, исходивших от татаро-монгольских соседей, стало приобретать современные очертания только в XVII столетии. А российского императора Петра I вдохновляла именно Европа.

Вестфальский мир 1648 года, к которому восходит понятие современного государства и суверенного правителя, косвенным образом повлиял на расклад сил в Европе. Мир, воцарившийся после опустошительных религиозных войн, оказался чреват новыми конфликтами, поскольку отношения между государствами по-прежнему основывались исключительно на праве сильнейшего. При этом отсутствовали какие-либо нравственные ограничения высшего порядка, которые опирались бы на международное право или церковный авторитет. А ведь в Средние века именно Церковь играла роль такого сдерживающего центра.

Политика и экономика тесно переплетаются. Подобно тому как структура феодального общества соответствовала сельскохозяйственному укладу экономики, современное государство с его бюрократией создает необходимые политические предпосылки для индустриализации и интенсивной торговли. Вкупе с научно-технической революцией и усиливавшейся конкуренцией на открытых, но регулируемых рынках такое общественное устройство обеспечило социальное благополучие и привело к образованию нового профессионального и индустриального среднего класса.

Модернизация России XVII и XVIII веков не привела к изменениям в преимущественно сельскохозяйственном укладе ее экономики, и лишь в конце XIX столетия, с началом индустриализации и с формированием среднего класса, Россия стала догонять Западную Европу, несмотря на трудно предсказуемый характер поведения царского режима.
Западноевропейский средний класс вскоре потребовал участия в процессе принятия политических решений, от которых зависели его интересы, что привело к укреплению парламентов сначала в Голландии и Англии, а затем и в других странах Европы (Центральной, Западной и Северной). Давая монархам ценные советы, парламенты вырабатывали совместные решения (относительно бюджета и законов), пока в XIX веке они не стали высшим органом народной власти, на который были возложены функции контроля над всеми аспектами государственной деятельности. В начале XX столетия введение всеобщего избирательного права, которое распространялось на крестьян и рабочих, а впоследствии и на женщин, завершило формирование либеральной демократии.

Вовлечение простых людей в управление государством привело к пересмотру всех бытовавших в ту пору представлений. До XIX века отдельные социальные группы отождествляли себя с религиозной, сословной либо этнической общностью. Но спустя всего пару поколений они стали осознавать себя подданными государства, которое даровало им личные свободы и обеспечивало экономическое благополучие.

Зарождавшееся общество всеобщего благосостояния задалось целью более равномерно распределять блага экономического прогресса между всеми своими членами. Германия и Швеция возглавили движение в направлении социальной демократии. В результате правящие и деловые элиты, ставя перед собой либеральные и социально-демократические цели, смогли привлечь к себе симпатии простых граждан. А благодаря системе всеобщего образования и новым средствам массовой информации (газеты, радио, а значительно позже и телевидение) в людях вызревало новое национальное самосознание.

Рациональные игры в политическое равновесие с ограниченными военными действиями теперь были невозможны. Остается только гадать, каким образом эта цивилизованная и сытая Европа в августе 1914-го внезапно развязала войну. Люди рассчитывали на краткосрочный победоносный конфликт, чтобы уже к Рождеству вернуться домой. Но технический прогресс внес коррективы в привычную парадигму военных действий, а лояльность новому национальному государству позволила осуществить массовую мобилизацию. Европа и Россия впервые столкнулись с великими социально-экономическими и культурными потрясениями нового времени.

Революционная ситуация, сложившаяся в послевоенные годы; крушение многих традиционных режимов; государственный переворот, совершенный большевиками в России; усиление влияния компартий в ряде стран; Великая депрессия 1930-х годов (начавшись в Америке, она перекинулась на Европу и привела к массовому обнищанию населения); гражданская война в Испании… Все это посеяло страх в душах бюргеров и трудящихся, а также неуверенность в завтрашнем дне. Социально-экономическая нестабильность создала предпосылки для возникновения фашистских и нацистских режимов.

Еще одному поколению европейцев суждено было пережить ужасы войны, вновь многократно усугубляемые техническим прогрессом. Никогда еще в истории не было столько жертв, и никогда раньше общество, будучи воспитано на традициях и культуре эпохи Просвещения, а также на вере в непрерывный социально-экономический прогресс и постоянно растущий уровень жизни простых людей, не переживало это так остро.

Пришла пора исправлять фундаментальные изъяны вестфальской модели государственного устройства, которая доказала свою полную неспособность предусмотреть экономические, технологические и политические последствия, сопряженные с системными изменениями.

ИННОВАЦИОННОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО ГОСУДАРСТВ

Процесс западноевропейской интеграции стал прямым следствием опустошительных мировых войн. Возникла безотлагательная необходимость в длительном мире между Германией и Францией и восстановлении экономики. Было признано, что наука и технический прогресс являются такими же локомотивами современной капиталистической экономики, как капитал и труд, и что для процветания экономики нужны открытые рынки. Пришло и ясное понимание того, что социальная стабильность – необходимая предпосылка инвестиционной активности бизнеса и экономического роста, залог того, что к власти не будут допущены политические авантюристы. Деловая, профсоюзная и политическая элиты Западной Европы (вначале представлявшие шесть стран) объединились вокруг идеи создания новой политико-экономической организации.

Поставленную двойную цель (мир и всеобщее благосостояние) можно было достигнуть лишь при соблюдении двух условий. Как никогда раньше, возникла необходимость в экономической взаимозависимости, способствующей получению компаниями доступа к конкурентным рынкам для реализации капиталоемкой и наукоемкой продукции. В то же время следовало уравновесить абсолютный суверенитет национальных государств путем их объединения в новую систему совместного управления и введения власти закона в странах – участницах такого объединения.

Новая форма сотрудничества государств была предложена французским государственным деятелем Жаном Монне. Больше не руководствуясь в своих отношениях международным правом, правительства стран – членов новой, отныне наднациональной организации сотрудничали в рамках добровольно принимаемой ими власти закона. Европейскому союзу присущи некоторые характерные особенности федерального устройства, но разница состоит в том, что отдельные государства-нации играют более важную роль.

Предшественники нынешнего ЕС (Европейское объединение угля и стали и Европейское экономическое сообщество) быстро добились социально-экономического успеха, поскольку в основе их деятельности лежали родственные идеи либеральной и социальной демократии. Несмотря на вынужденную перестройку целых секторов экономики, вернулись уверенность в бизнесе и социальная стабильность. Всего этого удалось добиться благодаря образованию единого рынка и интеграции в сельском хозяйстве, а затем в промышленных отраслях. Наконец, был создан Экономический и валютный союз (и введена единая валюта евро). Процесс интеграции продолжается в таких отраслях, как услуги и энергетика.

Развитие экономики и научно-технический прогресс способствовали беспрецедентному росту благосостояния, которое равномерно распределялось среди европейцев. Самое главное, что сегодня немыслима какая-либо война между Германией и Францией, равно как и между любыми другими странами – участницами Евросоюза. Успех был настолько впечатляющим, что количество стран-кандидатов на присоединение к Европейскому союзу начало стремительно расти. К членству в общеевропейском объединении склонилась даже Великобритания, всегда державшаяся особняком. Уже к 1995 году в ЕС вступили 15 стран.

После распада Советского Союза эта политико-экономическая организация стала быстро распространяться на страны Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), перестраивая экономику на принципах либеральной и социальной демократии. Со временем эти страны полностью влились в Экономический и валютный союз Европы. Таким образом, социально-рыночную экономику всеобщего мира и благосостояния удалось перенести из Западной, Северной и Южной Европы в страны Центральной и Восточной Европы, что способствовало их политической и социально-культурной стабилизации.

Разворачивающийся исторический процесс способствует укреплению межгосударственных отношений, установлению длительного мира и стабильного общества. Последнее обеспечивается благодаря широкой и качественной системе социального обеспечения, включающей в себя общественное здравоохранение, пособия по безработице, пенсии по старости и общедоступное образование. Среднестатистический доход в странах Западной, Северной и Южной Европы никогда еще не был таким высоким. Неудивительно, что жители ЦВЕ, столкнувшись с необходимостью болезненной экономической перестройки, охотно присоединились к Евросоюзу. Вне всяких сомнений, подавляющее большинство граждан Европейского союза не желают возвращения к прежней политике, основанной исключительно на балансе сил, и озадачены поведением националистических авантюристов на Балканах и в Грузии.

В основе успеха ЕС, достигнутого после многих взлетов и падений, – изначальное разделение полномочий современного государства: вопросы безопасности и социального обеспечения граждан решаются на национальном уровне, а макроэкономическая и денежная политика – на межнациональном. Система принятия решений такова, что ни одна отдельно взятая страна не может навязывать свою волю другим (благодаря голосованию по принципу квалифицированного большинства на межправительственном уровне). Два учреждения (Еврокомиссия с назначаемыми членами и Европарламент с избираемыми делегатами) представляют общие взгляды и интересы европейцев. Одно учреждение (Совет министров) действует в интересах отдельных стран – членов Евросоюза. Европейский совет глав государств и правительств вырабатывает долгосрочный политический курс.

Серьезный вызов XXI века заключается в том, чтобы использовать опыт построения мира и процветания в Европе для достижения аналогичных результатов в отношениях между Европой и Россией.

КАЧЕСТВО ЖИЗНИ КАК НОВЫЙ ПРИОРИТЕТ В ПОЛИТИКЕ

Как верно заметил американский исследователь Джереми Рифкинд, Европа движется к созданию инновационной социально-культурной парадигмы для своих народов. Он утверждает, что именно Европа, а не его родная страна взяла правильный курс на социально-экономическое развитие современного общества. Возможно, это еще один запоздалый эффект Вестфальского мира, а также влияния тех сил, которые он привел в движение. И не в последнюю очередь это – следствие тех впечатляющих результатов, которых удалось добиться Европейскому союзу.

Политическое устройство тесно взаимосвязано с экономической моделью. И политика, и экономика влияют на общественную жизнь, одновременно они испытывают на себе обратное воздействие тех невидимых процессов, которые происходят в самом обществе и которые зависят от взглядов и устремлений отдельных индивидов. Европейцы стали по-другому смотреть на жизнь и общество. Сказывается воздействие таких факторов, как почти полное исчезновение крестьянского сословия в XX столетии, демографический сдвиг, укрепление позиций профессионалов и среднего класса, распространение их качества жизни на рабочих.

К этому следует добавить более полувека мирной жизни и экономического роста, плодами которого пользуются почти все граждане благодаря распределительной социальной системе, общедоступному образованию, свободе информации, а также резкому со-кращению влияния религии. Философы говорят о пост- и трансмодернистской культуре, которая по-прежнему испытывает влияние идей эпохи Просвещения XVIII века, но движется к тому, чтобы применять их в ином ключе.

Добившись установления власти закона в национальных государствах, европейцы, похоже, взялись за обуздание и укрощение капиталистической индустриальной экономики, считая это своей главной исторической миссией на сегодняшний день. Эта миссия уходит корнями в немецкую и скандинавскую модели социальной демократии, а также в успешное управление рыночной экономикой вкупе с государственной системой социального обеспечения. Это основополагающая модель всех стран – членов ЕС, хотя в каждой из них она находится на разных этапах развития.

Еще одна первостепенная задача – обеспечение устойчивого экономического развития. Подобно тому как раньше свобода рыночной экономики ограничивалась в целях улучшения условий жизни рабочих, теперь вводятся ограничения для защиты окружающей среды и здоровья всех граждан. Такие действия продиктованы преимущественно новой социально-культурной парадигмой, которая больше не делает ставку на экономический рост как самоцель. Даже если некоторые из мер (например, в агропродовольственном секторе) означали усиление протекционизма.

Речь не идет о неких благих намерениях – просто деградация окружающей среды обходится гораздо дороже, чем меры, направленные на ее предотвращение. Более того, это заставляет компании вкладывать средства в исследования и инновационные технологии, которые создают им новые конкурентные преимущества на мировых рынках. Все большая доля европейского ВВП формируется за счет экологичных предприятий. Растущая дороговизна системы общественного здравоохранения вкупе с демографическим сдвигом делает профилактику заболеваний важным приоритетом для европейских правительств. Отсюда и все более необходимая взаимосвязь между общественным здравоохранением и задачами экологической политики. Чем лучше условия жизни, тем дольше хотят жить люди. Вот почему подобная политика пользуется широкой поддержкой европейского населения.

ПОСТОЯННО РАСШИРЯЮЩЕЕСЯ АТЛАНТИЧЕСКОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО

Подобная логика развития неизбежно оказывает влияние и на восприятие европейцами внешнего мира. Они стремятся экспортировать собственную модель стабилизации межгосударственных отношений с помощью власти закона, поддерживая идею регионального сотрудничества на других континентах или стимулируя усиление международных организаций.

Социальное обеспечение, распространяющееся на всех граждан, требует экономического роста, двигателем которого сегодня являются торговля и инновационные технологии. Развитие последних, в свою очередь, требует стабильности. Вот почему европейские политические и экономические элиты объединяются во имя достижения этих целей, которые всё в большей степени определяют внешнюю политику, формирующуюся на уровне Евросоюза в целом. Все это так непохоже на традиционные межгосударственные отношения, для которых во многом характерны открытая эксплуатация экономических возможностей и использование военной силы. Силовая политика, безусловно, пока еще играет определенную роль в поддержании мира и стабильности, хотя и не идущую ни в какое сравнение с прежними историческими эпохами (европейцы всегда предпочтут миротворчество военным действиям).
Трансформация европейских ценностей также явилась следствием очевидного выбора в пользу международного сотрудничества в вопросах изменения климата и охраны окружающей среды. Европейцы заинтересованы в том, чтобы и другие страны взяли на себя соответствующие обязательства, скрепив их своими подписями на ооновских документах. Нельзя не заметить и положительные изменения в сфере торговли с развивающимися странами, в оказании поддержки жертвам военных конфликтов и природных катастроф, а также в отстаивании прав человека (хотя зачастую Европейский союз поступает в этих вопросах непоследовательно).

Согласно утверждению еще одного американского автора, Роберта Кейгана, американцы находятся под покровительством Марса, а европейцы – Венеры. Большинство европейцев считают это комплиментом (американцы в данном вопросе с ними расходятся). Хотя ЕС вдохновляют новые социально-политические приоритеты, он не становится гигантской Швейцарией. Это непозволительная роскошь, поскольку экономические и геополитические интересы, а также историко-культурные связи Европы охватывают весь земной шар, а иногда требуют военного вмешательства.

Вот почему Евросоюз приступил ныне к созданию собственной военной структуры или, точнее говоря, начал аккумулировать и обновлять соответствующие возможности отдельных стран-участниц. Никто не собирается заново отстраивать военную машину – просто необходимо сократить нынешнее распыление финансовых ресурсов, как минимум, в целях формирования более сбалансированного бюджета. На это уйдет пара десятилетий.

Вот почему европейцы пусть и не особенно горячо, но все же поддерживают евро-атлантический союз, в котором по-прежнему доминируют США. Существующая между двумя его берегами пропасть будет и дальше углубляться, тем более что общественное устройство Америки и Европы уже значительно различается, а в дальнейшем число несоответствий может только увеличиваться. Мессианская идеология, ставящая во главу угла интересы капитала, по-прежнему составляет стержень американской политики.

Вашингтон отстаивает либеральную концепцию демократии, при этом начисто лишенную социально-демократического компонента – распределения социальных благ. Американская концепция капиталистического рынка гораздо в меньшей степени уравновешивается государственным вмешательством и регулированием.

Европейцы давно уже избавились от подобных идеологических клише, за которыми в действительности скрываются исключительно американские экономические интересы. Война в Ираке и крах финансовой системы, выстроенной по американскому лекалу, убедили европейцев в своей правоте. Они еще дальше продвинулись по пути установления баланса между либеральной и социальной демократией, когда ввели в политический оборот такие понятия, как, например, устойчивое экономическое развитие. Многие из таких идей получили распространение и в Соединенных Штатах, но не столь широкое, как в Европейском союзе.

Европа и Северная Америка разделяют некоторые фундаментальные взгляды на общественное устройство (либеральная демократия, права человека и т. д.), продолжают военное сотрудничество в рамках НАТО, но постепенно отдаляются друг от друга. Социальная демократия не приживается в США. Даже после нынешнего финансового кризиса там вряд ли произойдут системные изменения, подобные тем, что имели место в Европе за последние несколько десятилетий.

Это свидетельствует в пользу того, что в будущем европейцы всё меньше станут оказывать поддержку Североатлантическому альянсу. Уже сейчас они недвусмысленно высказываются против военных действий НАТО за пределами Европы либо расширения этой организации на регионы, которые никогда не находились в сфере ее влияния. По сравнению с теми странами, которые недавно присоединились к ЕС, государства Западной, Северной и Южной Европы более решительно выступают за новое мышление в международных и внутриевропейских отношениях. «Новички» чаще оглядываются на прошлое и нередко закрывают глаза на возможности, которые могут открыться в будущем.
Новая политика альянса подпитывается в основном традиционными политическими взглядами Соединенных Штатов и интересами их военно-промышленного комплекса. Очевидно, что нельзя игнорировать и ту роль, которую играет военно-промышленный комплекс некоторых европейских стран (Великобритания, Франция), способствуя укоренению рефлексов холодной войны. Однако НАТО лишится даже самой слабой поддержки со стороны европейцев, как только они поймут, что новая Россия не представляет для них такой угрозы, какую представлял Советский Союз.

НОВОЕ СБЛИЖЕНИЕ

С конца XVIII и до начала XX века российская интеллигенция и деятели культуры принадлежали как России, так и Европе. Знакомства же с культурой сельской России не произошло бы, не распространись среди европейской интеллигенции и чиновников новое осмысление. В свою очередь, основные элементы европейского модернизма постепенно переносились на российскую почву. Этот многообещающий культурный обмен был резко прерван в 1917-м, когда победивший в России коммунизм положил конец либеральным и социальным преобразованиям и изолировал страну от остального мира. Пережив три интервенции (вторжение Наполеона, агрессия гитлеровской Германии и «нашествие» западных консультантов в 1990-е годы), россияне, понятное дело, с некоторой опаской относятся к возобновлению прежних контактов и видов взаимодействия.

Однако логический ход истории тесно связан с распространением инновационных идей, нацеленных на мирное экономическое развитие и социальную стабильность. И это напрямую касается отношений между Европой и такими ее стратегически важными соседями, как Россия и Турция. Обе державы многое заимствовали у европейской цивилизации и обогатили ее своей культурой. То, чего удалось добиться Европе, теперь следует перенести на отношения с этими странами. Конечно, чисто технически требуются несколько иные подходы и договоренности (реальность такова, что не приходится мечтать о членстве обеих стран в Евросоюзе, поскольку это могло бы войти в противоречие с процессом политической стабилизации в Европе).

Несмотря на наличие огромных запасов энергоресурсов, России предстоит долгий путь модернизации экономики, восстановления научно-технического потенциала и обеспечения социальной стабильности. Для этого необходимо более справедливое распределение накопленного богатства между разными слоями населения. Вопреки нищете и лишениям, связанным с коммунистическим прошлым, эта эпоха способствовала обновлению жизни и быта российских рабочих и крестьян. В результате общественно-культурные приоритеты последних сегодня ближе, чем когда-либо раньше, к европейской парадигме. Коммунизм потерпел крах в экономической политике, но оставил после себя страну, способную воспринять идеи конца XX и начала XXI столетия.

Подобно европейцам, современные россияне пережили процесс необратимой модернизации. Теперь России предстоит создать структуры современного общества, появившиеся в Европе несколькими десятилетиями ранее. Лишь дуалистическая концепция либеральной и социальной демократии отвечает чаяниям современных людей, от которых зависит сама возможность закладки фундамента современной страны, обладающей запасом прочности и пользующейся уважением. В этом, безусловно, заинтересована (начиная с 1950-х) вся европейская политическая и деловая элита, которая стоит за ныне происходящими в Европейском союзе процессами, несмотря на кратковременные технические либо политические трудности, взлеты и падения.

Это не означает, что европейскую модель можно просто взять и перенести на российскую почву. В Европе нет двух абсолютно одинаковых социально-либеральных демократий: каждая страна разработала собственную ее модификацию с учетом конкретных исторических, демографических и экономических условий, а также особенностей политического и социокультурного развития. Точно так же в Европе существуют различные формы рыночной экономики с той или иной степенью государственного вмешательства, бЧльшим или меньшим консенсусом между бизнесом и профсоюзами.

В результате в Европе, наряду с развитыми моделями государства всеобщего благосостояния, проявляющего заботу о равных возможностях и попечении своих граждан, существуют модели довольно умеренного социального обеспечения, где на граждан возлагается больше личной ответственности. Ни одна из этих систем не является жестко фиксированной – все они постоянно развиваются и совершенствуются. Политики экспериментируют с новыми идеями либо перенимают опыт других европейских стран. Вне всякого сомнения, Россия разработает собственную версию государства всеобщего благосостояния, где более значительная роль будет отведена исполнительной власти по сравнению с парламентом, где государство станет решительнее осуществлять вмешательство в рыночные процессы и где, возможно, поначалу будет введено скромное социальное обеспечение.

По мере того как это направление приобретет более четкие очертания, сближение Евросоюза с Россией будет получать более твердые гарантии, а их сотрудничество станет протекать планомернее. В интересах ЕС было бы взаимодействовать с Россией, которая все дальше продвигается к собственной, особой разновидности социально-либеральной демократии.

Первый шаг состоит в постепенном открытии рынков для торговли и инвестиций, чтобы россияне смогли на личном опыте испытать механизмы функционирования европейской экономики и модели общественного устройства и чтобы европейцам стали понятнее специфические отличия России. С незапамятных времен бизнес исполняет роль одного из главных застрельщиков новаций во всех областях – от идей и искусства до общественного обустройства и технологий. Ведь именно деловая элита, оказывая поддержку научно-исследовательским центрам и прочим институтам, деятельность которых направлена на стимулирование творческого поиска, оказала решающее воздействие на развитие европейского сообщества, как такового.

Вот почему, помимо расширения экономического сотрудничества, необходим более широкий обмен, особенно между молодежью и культурными элитами, обладающими колоссальным множительным потенциалом. Опыт франко-германского примирения может послужить хорошим примером. Европейские программы (в частности, программа обмена между студентами университетов «Эразм») должны распространяться и на Россию. Если политики подчас слишком скрупулезно относятся к выработке текущих политических решений, то другим слоям общества пристало говорить открыто, развивать инновационные идеи и добиваться нового консенсуса. Достигнутые таким образом результаты могут затем лечь в основу иной политики. О принципах будущих взаимоотношений следует позаботиться еще до того, как окончательно развеются призраки былой вражды и недоверия.

Конечно, укрепление либеральной демократии в России нужно начать с так называемой «материальной части» (гражданские свободы, права человека, свобода прессы и т. д.), что вполне совместимо с сильным централизованным правительством, как это в свое время доказал еще генерал Шарль де Голль. Президент Владимир Путин сосредоточился на укреплении экономической основы государственной власти, но это не нашло понимания в Европе. Теперь европейцы надеются, что президент Дмитрий Медведев сконцентрируется на обновлении самого общества в соответствии с уже проведенной экономической модернизацией.

Второй и более трудный шаг к сближению – это признание Европой озабоченностей России, связанных с безопасностью и уходящих корнями в ее историю. Хотя в контексте своего изменившегося мировоззрения европейцы могут считать, что под ними нет реальной основы, для русских, которые еще не забыли холодную войну, они тесно связаны с действительностью.

Между Европейским союзом и Россией должно появиться как можно больше «Финляндий», начиная с Белоруссии и Украины. Эти страны вольны самостоятельно выбирать модель собственного политико-экономического устройства и даже войти в европейскую экономическую зону (стать продолжением рынка ЕС без права членства), но им следует оставаться нейтральными, воздерживаясь от вступления в какие-либо военные союзы. Как выразился бывший канцлер Германии Гельмут Шмидт, Грузия никогда не была частью Европы.

Тот же подход можно – с участием России и Турции – попытаться применить к нестабильному Кавказскому региону. У обеих стран здесь есть традиционные интересы, но их нужно отстаивать современными методами, не прибегая к политике силы. Европа заинтересована в том, чтобы помочь этим государствам не допустить скатывание взрывоопасного региона к прежнему политическому и экономическому хаосу. Евросоюз имеет все необходимое для того, чтобы поддержать развитие стран Кавказского региона в демократическом и социально-либеральном направлении, уважая при этом законные интересы России и Турции и избегая прямого вмешательства. Народы, населяющие этот регион, должны найти свой путь интеграции в современный цивилизованный мир.

Чтобы встать на такой путь, не стоит питать слишком много иллюзий, подобно тем, которые европейцы питали в 50-х годах прошлого века. В Европе и России до сих пор действуют силы, тянущие нас в противоположном направлении. Я уже не говорю о силах в США, которые кровно заинтересованы в том, чтобы не допускать слишком тесного сотрудничества России и Европы. Вот почему так важно, чтобы Россия стремилась улучшить взаимопонимание с европейцами. Этого нельзя добиться с помощью такого отжившего свой век средства, как пропаганда. Необходимо просто признать фундаментальные перемены в Европе и ответить на них открытостью.

Возможно, препятствием тому являются устремления тех россиян, которые хотят, чтобы их страна зеркально отображала Соединенные Штаты с их гегемонистскими устремлениями, вместо того чтобы лучше изучить собственную историю и по-новому взглянуть на Европу, которая наиболее близка к России с цивилизационной точки зрения. У Европы и России отчасти общие корни, и обе в свое время только выиграли от интенсивного обмена и сотрудничества. Возможно, все дело в стереотипах времен холодной войны, когда мир был разделен на два враждующих лагеря. Но эти стереотипы легко изжить, если трезво взглянуть на последние события, на углубляющуюся политическую, экономическую и социокультурную пропасть между Европой и США, на возникновение новых политико-экономических держав в мире или на фундаментальные финансовые и технологические сдвиги в экономике.

Очевидно, что склонность русских прибегать к тем методам во внутренней и внешней политике, которые европейцы давно уже сдали в архив, не способствует укреплению взаимного доверия. Европейцам хотелось бы видеть более дружелюбную и менее настороженную Россию. Однако если Россия продолжит поиск собственного экономического и политического устройства, то вполне вероятно, что она, подобно Европе, решит отказаться от силовых игр в духе прежних времен и отдаст предпочтение менее жестким методам.

* * *

Идейный отец Европейского союза Жан Монне производил коньяк. Ведущие бизнесмены нередко пользовались влиянием в качестве советников и ставили перед политиками высокие цели. Многие предприниматели до сих пор выполняют подобную роль в ЕС наряду с другими участниками европейского процесса, представителями гражданского общества.

Российские и европейские деловые круги стратегически заинтересованы в том, чтобы вносить свой вклад в инновационное сотрудничество России и Европы. Сближение не произойдет автоматически – его нужно взращивать и отстаивать в качестве конечной цели по мере решения краткосрочных и текущих политических проблем. Необходимо и впредь развивать дух сотрудничества, взаимодействия и уважения, культивировать стремление к обществу всеобщего благосостояния, которое успешно функционирует в Европе на протяжении последних 60 лет. Здесь снова пригодится метод Жана Монне, предложившего поэтапно создавать на этой огромной территории пространство мира и всеобщего процветания. Политики подключатся позже, а пока необходимо вернуться к тому научному, культурному и деловому обмену, который происходил между нами в прошлом, чтобы объединенными усилиями построить общее, лучшее будущее.