Призрак преследует Запад – призрак китайско-российского альянса, реального или воображаемого. В то время как Запад спешно поставляет летальные вооружения на Украину, Вашингтон думает, как разрешить дилемму давнишнего и принципиального нейтралитета Пекина, потому что для него это вопрос успеха или поражения. Однако для Китая нейтралитет имеет решающее значение не только с точки зрения защиты национальных интересов, но и для обеспечения стабильности в мире.
Продолжающаяся военная операция на Украине, при всех её разрушительных последствиях, скорее всего, затянется и даже обострится. Добро пожаловать в мрачный новый мир Генри Киссинджера, ОМУ и ИИ, не говоря уже об американском ультиматуме 2.0 «кто не с нами, тот против нас».
Нейтралитет с китайскими особенностями
Нейтралитет Китая в вопросе Украины, который китайский посол в Вашингтоне Цинь Ган определяет как «объективный и беспристрастный», является вполне искренним в силу того фундаментального факта, что и Россия, и Украина – друзья Китая, или его «стратегические партнёры». Китаю очень трудно, если вообще возможно, принять чью-либо сторону. Действительно, продолжающаяся военная операция серьёзно подрывает интересы Китая, включая его обширную программу иностранных инвестиций в рамках инициативы «Пояс и путь», для которой Украина была важным региональным узлом. В 2021 г. китайско-украинский товарооборот вырос на 35 процентов до 19,3 млрд долларов по сравнению с предыдущим годом. Хотя этот показатель намного ниже торгового оборота Поднебесной с Россией (147 млрд долларов), за последние пять лет двусторонняя торговля увеличилась более чем в два раза.
В конце 2013 г., когда Украина разрывалась между Россией и Европейским союзом, Китай пошёл на то, чтобы предложить ей инвестиционную сделку на 8 млрд долларов. Хотя это было меньше, чем пакет помощи от России в размере 15 млрд долларов, сумма китайских инвестиций почти в два раза превышала то, что было предложено ЕС (4,4 млрд евро).
Нейтралитет Китая в отношении Украины не является чисто коммерческим, а обусловлен сочетанием гуманизма, прагматизма и политического реализма. В своей телеконференции с лидерами ЕС (Шарлем Мишелем и Урсулой фон дер Ляйен) 1 апреля президент Си Цзиньпин призвал все стороны работать над политическим урегулированием военного конфликта в Украине, избегая эскалации и более масштабной гуманитарной катастрофы. В долгосрочной перспективе Си призвал к диалогу между Евросоюзом/США и Россией для создания «сбалансированной, эффективной и устойчивой системы безопасности в Европе».
Для многих в Китае война на Украине видится разрушительной и душераздирающей. Недавнее исследование, проведённое Китайским народным университетом (Ренмин) в Пекине, показало, что 30 процентов респондентов поддерживают «специальную военную операцию» России, 20 процентов выступают на стороне Украины, а 40 процентов сохраняют нейтралитет. Многие обеспокоены тем, что нынешняя эскалационная риторика и действия в отношении конфликта по принципу «ты действуешь подло, а я ещё подлее» могут привести к более масштабной войне. В век ОМУ окончание конфликта придётся искать в политико-дипломатической сфере. Поэтому китайцы широко поддерживают призыв правительства к сдержанности и переговорам всех сторон с целью скорейшего прекращения боевых действий. Три партии китайской гуманитарной помощи доставлены на Украину в первые недели войны, и будут отправлены новые партии.
Поэтому нейтралитет Китая не просто пассивен, а принципиален для обеспечения сбалансированной и прочной безопасности всех сторон. Он резко контрастирует с не самой блистательной изоляцией Америки в роковые месяцы между операцией «Барбаросса» (22 июня 1941 г.) и трагедией Пёрл-Харбора (7 декабря 1941 г.), которую лучше всего описал тогдашний сенатор Гарри Трумэн. Через два дня после вторжения Германии в Советский Союз газета «Нью-Йорк Таймс» процитировала будущего президента США: «Если мы видим, что Германия побеждает, должны помочь России, а если Россия побеждает, должны помочь Германии, и пусть они убивают друг друга как можно больше…». Менее чем через шесть месяцев Америка была в состоянии войны, а остальное – уже история.
Перенесемся в XXI век: неуклонный рост Китая сопровождается его возвращением к конфуцианскому прошлому в поисках мудрости в мире хаоса. Ключевой компонент конфуцианства – быть умеренным (中庸) или оставаться в середине, избегая крайностей. После сильных колебаний во внутренней и внешней политике 1950–1970-х гг., с 1982 г. Китай, отказываясь вступать в альянсы, проводит независимую внешнюю политику, которую Киссинджер описывает как беспристрастность и прагматизм, что очень похоже на позицию, занятую послом Цинь Ганом. Это относится к нынешнему конфликту на Украине, кризису между Украиной и Крымом 2014 г. и конфликту между Грузией и Россией 2008 г., а также к корейскому вопросу с 1980-х гг., поскольку Китай выступает против любых шагов по дестабилизации ситуации на полуострове.
Где западные реалисты?
Среди различных мнений, которые присутствуют в китайском общественном мнении относительно украинского вопроса, есть мнения западных реалистов, таких как Джордж Кеннан, который 25 лет назад предупреждал, что расширение НАТО на Восток представляет собой «роковую ошибку американской политики за всю эпоху после окончания холодной войны». В своих показаниях Комитету по международным отношениям Сената в 1997 г. Джек Мэтлок (посол США в СССР в 1987–1991 гг.) выразил солидарность с Кеннаном, а также глубокую обеспокоенность тем, что «ошибочное» расширение НАТО «вполне может войти в историю как самая грубая стратегическая ошибка, совершённая после окончания холодной войны». Вскоре после украинско-крымского кризиса 2014 г. Генри Киссинджер также отмечал, что, учитывая уникальную историю Украины как части России на протяжении многих веков, выживание и процветание этой страны должно основываться на её нейтралитете как «моста», а не поля боя между Россией и Западом. Подобные взгляды западных реалистов – когда-то бытовавшие в научных кругах Китая – теперь повсеместно распространены в общественном пространстве.
Многим в Китае отсутствие политического реализма в западном дискурсе по Украине кажется странным.
Поэтому утверждение Запада о «неспровоцированном вторжении» России в Украину не убеждает многих в Китае. Политическое устройство КНР, возможно, не столь либерально, как в Соединённых Штатах. Однако китайский разум гораздо более открыт, если сравнивать его с тем, что Киссинджер описывает как американский солипсизм – неспособность даже представить себе другой взгляд на мир.
Согласование действий России и Китая – это союз особого рода
«Дружба между двумя государствами не имеет границ, в сотрудничестве нет запретных зон», – говорится в совместном заявлении России и Китая, подписанном Си и Путиным 4 февраля 2022 г. перед открытием зимних Олимпийских игр в Пекине. Тем не менее новая ипостась «стратегического партнёрства», длящегося уже несколько десятилетий, – вовсе не военный союз. Она не предусматривает механизма взаимной страховки или взаимных обязательств наподобие «священной» 5-й статьи НАТО, который бы автоматически обязывал помогать друг другу в конфликтных ситуациях. В действительности Москва и Пекин либо не высказываются, либо нейтрально относятся почти ко всем «основным интересам» друг друга, будь то Крым, Тайвань, Южно-Китайское море, китайско-индийские пограничные споры и так далее.
Одним из ключевых факторов такой дружественной и гибкой схемы стратегического партнёрства являются уроки прошлого. В период с 1950 по 1989 гг. отношения двух коммунистических гигантов переживали значительные колебания между альянсом и противостоянием, что слишком дорого обошлось обеим сторонам. С тех пор Россия и Китай трансформировали идеологизированные и крайне опасные милитаризованные отношения в прагматичное сосуществование. Центральным элементом является отсутствие идеологии, которая преувеличивала дружбу во время «медового месяца» (1949–1959) и обостряла разногласия во время тридцатилетнего «развода» (1960–1989). В некотором смысле нынешнее российско-китайское «стратегическое партнёрство», неограниченное или имеющее пределы, – это нормальные отношения после «лучших» и «худших» времён.
Такие прагматичные связи с 1989 г. являются, пожалуй, самыми стабильными, самыми равноправными (в целом) и наименее вредными для двух крупных держав со времён Нерчинского договора 1689 года. Так уж случилось, что именно в это время обе стороны пережили огромные социально-экономические и политические преобразования. Китай, возможно, как никакая другая страна в мире, понимает огромные риски, вызовы и трудности болезненной трансформации России в постсоветские десятилетия. И, в отличие от некоторых на Западе, Китай воздерживается от использования слабости России для получения краткосрочных выгод.
Китайско-российское стратегическое партнёрство не является беспроблемным. Напротив, некоторые его аспекты были «спорными», отметил Путин в своей Валдайской речи в октябре 2017 года. Но эти проблемы детально обсуждались, «находились компромиссные решения», «ситуация не загонялась в тупик», добавил российский президент. Обе стороны характеризуют нынешние отношения как «зрелые», что резко контрастирует с крайне политизированным опытом 1950–1970-х годов. И есть все основания сохранять такие отношения, невзирая на любые отвлекающие факторы во внешнем мире.
Наконец, немаловажен тот факт, что Китай и Россия являются крупными цивилизационными образованиями, обладающими как материальными, так и идеологическими возможностями для достижения своих внешних и стратегических целей, независимо от их экономического статуса. Подобные тенденции во внешней политике этих стран идут рука об руку с их возвращением, в разной степени, к своему культурному/религиозному наследию: конфуцианству для Китая (КПК как «Партия китайской цивилизации», по словам Махбубани) и «умеренному консерватизму» для России с изрядной долей восточного православия.
Необходимость соблюдения подлинного нейтралитета в «Гражданской войне Запада» 2.0
Стабильность и отсутствие идеологических факторов в двусторонних отношениях Китая и России невероятно важны для всего остального мира. Ведь это означает исторический возврат двух крупных держав к Вестфальскому принципу невмешательства во внутренние дела друг друга – фундаменту современной мировой системы суверенных государств, созданной в своё время по инициативе Запада, но в значительной степени отброшенной им в настоящее время.
Наряду с постоянным расширением НАТО на Восток, бесконечные войны Запада по продвижению демократии и смене режимов после окончания холодной войны привели к созданию «либерального международного порядка», который, по мнению Найла Фергюсона, нельзя назвать ни либеральным, ни упорядоченным. В этом смысле те, кто предупреждает о возвращении холодной войны, похоже, исторически слепы. Холодная война, при всём её милитаризованном и идеологизированном противостоянии мировых сверхдержав, обеспечила «долгий мир» между ними с формальными и неформальными правилами игры, включая различные поддающиеся проверке механизмы контроля над вооружениями. В рамках этой системы биполярности безопасность была взаимной при сдержанности обеих сторон, особенно после Карибского кризиса 1962 г., когда президент США Джон Кеннеди публично призвал к подлинному миру – такому миру, который делает жизнь на земле достойной; такому, который позволяет людям и народам развиваться, надеяться и строить лучшую жизнь для своих детей – не просто миру для американцев, а миру для всех людей, не просто миру в нашу конкретную эпоху, но миру на все времена.
Человечество далеко ушло от этого идеалистического и трезвого расчёта.
Украина, таким образом, стала своеобразной реакцией на «роковую ошибку» Кеннана.
В своём провокационном труде 1993 г. о столкновении цивилизаций Сэмюэль Хантингтон противопоставил либеральному «концу истории» (по Фукуяме) собственную версию окончания холодной войны как завершение «гражданской войны Запада», которая велась со времён подписания Вестфальского договора 1648-го до 1991 года. В ретроспективе «эндизм» Хантингтона не только недооценивает саморазрушительную силу Запада, но и в лучшем случае занижает последствия этих войн для незападного мира. «Западные гражданские войны» XX века были «тотальными», охватившими большую часть незападного мира. Только во Второй мировой войне потери России и Китая составили 27 и 35 млн человек соответственно. Кроме того, не следует сбрасывать со счетов все завоевательные и колонизаторские войны во всём мире, которые велись до XX века. Возможно, именно поэтому большая часть незападного мира – включая Индию, Бразилию, Южную Африку и так далее – воздерживается от санкций против России, призывая к сдержанности и переговорам.
Китайско-российский военный союз нельзя полностью исключить – по крайней мере, гипотетически. Однако такой механизм взаимных гарантий был бы чреват повторением роковых «августовских пушек» 1914 г., когда два жёстких альянса в Европе, члены которых были связаны взаимными обязательствами, объявили друг другу войну в течение недели – во многом из-за этих самых союзнических обязательств, считает Скотт Саган из Стэнфордского университета.
В этом отношении нынешний принципиальный и беспристрастный нейтралитет Пекина заслуживает высокой оценки. В эпоху токсичной смеси оружия массового уничтожения и массового распространения новостных уток разного рода пришло время оставить место для диалога, мира и нейтралитета в направлении всеобъемлющей, неделимой и прочной безопасности для всех.
