Запад как культурно-исторический феномен, конечно, никуда не денется. А вот Запад как отлаженная система общих интересов, стержнем которой служили евроатлантические институты, кажется, уходит в прошлое.
В той части мира, которую принято называть Западом, происходят интересные события. Если попробовать свести их к схеме, картина получается противоречивая. С одной стороны, с приходом в Белый дом Джозефа Байдена предпринимается активная попытка восстановить прежнее единство западного сообщества по модели холодной войны второй половины ХХ века. Для этого акцентируется идеологическая составляющая. Вашингтон, говоря о разногласиях с Китаем, подчёркивает не геополитический или экономический, а ценностный аспект – противостояние автократиям, которые стремятся подорвать основы либерального миропорядка. Для убедительности к этой категории добавляется Россия, в совокупности Москва и Пекин создают, по мнению США, достаточно пугающий образ, чтобы сплотить вокруг Америки подрастерявшихся европейцев. Всё турне Байдена в июне было посвящено именно этому – рекрутированию союзников и идеологических друзей на битву с Китаем, хотя в Старом Свете горячего желания бросаться на эти баррикады не наблюдается.
С другой стороны, с европейскими союзниками Вашингтон обходится сурово. Выход войск из Афганистана, обернувшийся тотальным конфузом для всех участников международного контингента, осуществлялся без консультаций с союзными правительствами. Их фактически поставили перед фактом. Тройственная договорённость между США, Великобританией и Австралией о новой военно-технологической группировке в Тихом океане готовилась англосаксами за спиной всех остальных. Обиднее всего, конечно, Франции, которая кроме всего прочего ещё и потеряла крупный контракт. Но вся континентальная Европа имела возможность убедиться, насколько мало её мнение интересует Соединённые Штаты. Причём демонстративно не интересует. В Европе в очередной раз заговорили о необходимости «плана Б» на тот случай, если США окончательно охладеют к гарантиям безопасности Старого Света. Внятных идей, как этот самый план может выглядеть, по-прежнему нет.
В Вашингтоне, судя по всему, прагматично исходят из того, что деваться Европе некуда. И, в общем, имеют основания. Разговоры о возможной «стратегической автономии» Европы сопровождаются обязательной мантрой, что это не альтернатива НАТО. Но если так, то о чём вообще говорить? Либо военный альянс существует и занимается полноценным планированием необходимых мер и ресурсов, либо это только слова. Представить же себе в Европе военную структуру, существующую параллельно НАТО и почти совпадающую с ним по членству (минус США, Великобритания и Канада), невозможно. Хотя бы по той причине, что европейцы с неохотой тратят деньги и на Североатлантический альянс, платить ещё и за другое они тем более не станут. Ну а дискуссию о стратегической автономии внутри НАТО иначе как абсурдом не назвать – в военно-политической организации должна быть дисциплина и единое управление.
Всё остальное, включая противостояние Китаю, не объединяет, скорее наоборот. Конечно, на сохранение привычного института работает политическая и бюрократическая инерция, интерес военного истеблишмента, который на протяжении поколений формировался в рамках атлантической идеи, наконец, финансово-экономические аспекты, связанные с ВПК и продажей оружия союзникам. Но это подпорки, которые укрепляют конструкцию, если есть хотя бы относительно прочный фундамент. А его наличие уже под сомнением.
Гипотеза о том, что атлантическое единство не навсегда, а старший партнёр может полностью переориентироваться на другую акваторию (Индо-Тихоокеанскую), порождает растущую нервозность в Европе. Тем более что ведущие европейские державы переживают сложные внутренние трансформации, на фоне которых им особенно необходима стабильность внешнего контура.
Германия, например, где только что прошли парламентские выборы и закончилась долгая эпоха Ангелы Меркель, сталкивается с необходимостью переосмыслить место в Европе и мире. Но делать этого не хочется. Немцев в высшей степени устраивала предыдущая модель комфортного пребывания на общеевропейском ковчеге под атлантическим зонтиком. Хочется сохранить всё как было, но реальность расплывается перед глазами. Еще сложнее Франции, где чрезвычайно важные выборы предстоят следующей весной. Там множество внутренних проблем, а на внешнем фронте Париж попал в полосу фрустрации – от упомянутой австралийской истории до заявлений руководства Мали, страны, которую во Франции привыкли считать своим задним двором. И свои проблемы на мировой арене страна, в общем, должна решать своими силами, полагаясь только на себя – союзников они если и касаются, то очень опосредованно.
Монолитное единство коллективного Запада второй половины ХХ века было не естественным апофеозом его развития, а производной от конкретных международных реалий. Спасибо СССР и экзистенциальной угрозе, которую он нёс (по крайней мере, таковой её считали). Запад как культурно-исторический феномен, конечно, никуда не денется. А вот Запад как отлаженная система общих интересов, стержнем которой служили евроатлантические институты, кажется, уходит в прошлое.
Российская газета
