24 февраля 2022 г., когда начались известные события на Украине, эта статья была готова наполовину. Когда я поставил в ней последнюю точку, развязка ещё не наступила: бои в разгаре, обе стороны сообщают о своих успехах. На переговорах ни Москва, ни Киев не собираются уступать.
Пытаться в таких условиях обрисовать контуры будущего – занятие сколь неблагодарное, столь же и необходимое. Уже ясно, что 2022 г. разделил новейшую историю международных отношений на две части: впервые после холодной войны право мирового гегемона и его союзников на монополию в использовании силы системно поставлено под сомнение.
Мир уже не будет прежним: переход от однополярности к полицентричности, о неизбежности которого давно рассуждали международники, происходит на наших глазах. Ожидалось, что он займёт десятилетия; но это случилось стремительно, в огне и крови конфликта почти в центре Европы. Столкновение явно не последнее: последуют другие, в других регионах и с другим составом участников. Мы стоим на пороге холодной войны; мир, который возникнет в ходе неё, тоже вряд ли будет отличаться теплотой.
Большинство этих конфликтов развернутся не только и не столько на суше. Море, занимающее 71 процент поверхности земного шара, остаётся главной дорогой мировой торговли. Тот, кто контролирует море или его ключевые точки и районы, приобретает в большой геополитической игре явное преимущество. По морю можно при необходимости перебросить значительные силы, принудить другую державу или негосударственного игрока к покорности или добиться от него необходимых уступок при помощи угрозы обстрела берегов, высадки десанта, блокады портов. Как и в годы предыдущей холодной войны, до масштабного конфликта дело вряд ли дойдёт: ядерное оружие по-прежнему остаётся великим ограничителем. Это означает, что всё большую роль будут играть локальные операции по демонстрации и ограниченному использованию силы – те, которые обычно именуют дипломатией канонерок.
Канонерка: генезис
Генезис канонерской лодки, или канонерки, традиционно мало интересовал историков флота, предпочитавших изучать историю развития линейных кораблей или фрегатов. Канонерки, скромные рабочие морской войны, появились во флотах европейских держав ещё в XVII веке. Большие шлюпки или парусно-гребные суда без палубы, вооружённые одной или несколькими пушками, установленными, как правило, на носу, оказались удачным изобретением. Они могли обстреливать береговые цели, оборонять гавани, действовать на мелководье в шхерах, а при необходимости и подниматься по рекам. Но главное – канонерок можно было построить много, быстро и дёшево.
В открытом море они не имели возможности соперничать с крупными кораблями, но в закрытых и полузакрытых акваториях были незаменимы. Канонерки с большим успехом проявили себя на Балтике, где во время русско-шведских войн их наравне с галерами и скампавеями активно использовали обе стороны. Порой от действий этих небольших судёнышек зависел исход кампаний и судьба целых материков – как, например, во время войны американских колоний за независимость, когда во время битв на озере Шамплейн решалось, смогут ли британские войска из Канады отрезать часть мятежных территорий.
Канонерки даже дали название целой войне. В русской историографии она именуется Англо-датской 1807–1814 гг., но в англоязычной литературе её обычно называют Войной канонерок (Gunboats war). После того, как адмирал Нельсон копенгагировал датский флот в 1801 г., датчане, чтобы компенсировать потери, начали массовое строительство канонерок – дешёвых, тонувших от одного залпа крупного корабля, но при этом манёвренных и трудных целей. Семь лет войны показали, что канонерки, действующие возле берега во время штиля, являются серьёзным противником даже для парусных линейных кораблей, не говоря уже о фрегатах и корветах. Пару раз они были на волосок от крупной победы: к примеру, едва не захватили линейный корабль «Африка» – «только темнота помешала мышам удавить слона», как выразился один из наблюдателей.
Однако по мере технического прогресса – в первую очередь внедрения железа для изготовления корпусов кораблей и паровых машин в качестве сперва вспомогательных, а затем и основных движителей – роль канонерок изменилась. Они обрели важное качество – мореходность, достаточную для того, чтобы пересекать океаны. Если уж монитор «Миантономо» со своим низким бортом смог совершить в 1866 г. переход через Атлантику за одиннадцать дней, то канонерские лодки и подавно теперь годились для дальних плаваний. Это оказалось как нельзя кстати: европейским державам срочно требовался инструмент для поддержки колониальных экспедиций.
![](https://globalaffairs.ru/wp-content/themes/globalaffairs/layout/static/ZYtj_Z_AcFXXN4bhf7nzdte81sE.png)
![](https://globalaffairs.ru/wp-content/themes/globalaffairs/layout/static/ZYtj_Z_AcFXXN4bhf7nzdte81sE.png)
Их боевой мощи вполне хватало на то, чтобы уничтожить любые корабли, которые могли выставить против них туземные правители, подавить береговые батареи, оснащённые, как правило, устаревшими на столетие орудиями, и поддержать огнём высадку десанта. Приказ «отправьте канонерку» стал простейшим решением любых колониальных проблем, появлявшихся в непосредственной близости от моря или берега судоходной реки.
Оружие эпохи европейского доминирования
Дипломатия канонерок как явление возникла в конце XIX – начале XX века в довольно специфических условиях. Главным из них было близкое к абсолютному военное превосходство европейских стран и США над неевропейскими. На суше туземные войска, вооружённые трофейными или устаревшими ружьями и винтовками и искусно использующие специфику хорошо знакомой местности, могли оказать европейцами эффективное сопротивление. На побережье противостоять шквалу стали и огня, извергающемуся сначала с паровых деревянных, а затем и с железных судов, было нечем.
Конфликты того времени между европейскими и неевропейскими акторами с участием морских сил отличались крайней асимметричностью. В 1896 г. всего 38 минут потребовалось британской эскадре в составе двух крейсеров и трёх канонерок для того, чтобы принудить к капитуляции Занзибар. Был потоплен единственный занзибарский корабль – вооружённая яхта «Глазго» – и убиты около пятисот человек. Потери британцев – один человек ранен.
Однако европейские и американские корабли в дальних морях исполняли не только функцию умиротворения непокорных туземцев. На них возлагалась также роль истребителей или защитников торговли в случае начала войны. Основные ударные силы флотов были собраны в европейских водах, где они должны были бороться за господство на море. Крейсерская война требовала не мощных, но тихоходных броненосцев, а кораблей с высокой автономностью и достаточными скоростью и вооружением, чтобы догнать торговый корабль или уйти от более сильного противника.
Помимо этого, корабль в дальних водах должен был демонстрировать флаг и подкреплять колониальные претензии метрополии. Эпоха раздела мира сменилась временем передела. Территорий, не принадлежащих какой-либо колониальной державе, оставалось всё меньше, и за каждую из них шла напряжённая конкуренция, которая регулярно грозила перерасти в конфликт. А порой и перерастала: испано-американская война 1898 г. и русско-японская 1904–1905 гг. были типичными малыми войнами эпохи империализма. Но в большинстве случаев войны всё же удавалось избежать – как в 1889 г., когда сильнейший тайфун практически уничтожил в бухте Апиа на Самоа немецкий и американский отряды, предотвратив возможное столкновение, или в 1911 г., когда состоялся знаменитый «прыжок «Пантеры» в разгар Агадирского кризиса, чуть было не ставший спусковым крючком мировой войны. Ключевую роль в этих событиях сыграла канонерская лодка «Пантера» – ветеран дипломатии канонерок, уже успевшая к тому моменту прославиться благодаря операциям в Карибском море – уничтожив корабль гаитянских мятежников, а также поучаствовав в блокаде и бомбардировке берегов Венесуэлы.
Такой широкий набор функций привёл к тому, что дипломатия канонерок перестала быть делом собственно канонерок – она осуществлялась посредством использования самых разных типов кораблей: от колониальных крейсеров до броненосных крейсеров и колониальных броненосцев, которые Франция строила во второй половине XIX века.
Межвоенный период существенно расширил практический опыт применения дипломатии канонерок: в 1920-х гг. европейские и американские корабли обеспечивали безопасность своих сеттльментов в охваченном гражданской войной Китае, а в 1930-х, во время гражданской войны в Испании, в роли условных канонерок впервые широко использовались подводные лодки. Неопознанные (на самом деле итальянские) субмарины топили торговые суда, идущие в порты испанских республиканцев, пытаясь установить эффективную торговую блокаду без открытого применения силы.
Холодная война привела к дальнейшему увеличению интенсивности использования условных канонерок. Распад колониальных империй, сопровождавшийся многочисленными столкновениями, конфликты за природные ресурсы (знаменитые «тресковые войны» между Британией и Исландией), локальные войны и операции по всему земному шару в рамках биполярного противостояния привели к тому, что операции, подразумевающие ограниченное использование или демонстрацию морской силы, стали основной формой активной деятельности флотов враждующих блоков. Рамки понятия «канонерка» в этих условиях расширились ещё больше и начали включать основную силу флота – авианосные ударные группы (АУГ): недаром одним из самых ярких эпизодов применения дипломатии канонерок стало появление АУГ во главе с авианосцем «Энтерпрайз» в Бенгальском заливе в разгар третьей индо-пакистанской войны в 1971 году.
Вопросы теории
Любопытно, что вопросы применения условных канонерок мало интересовали морских теоретиков: ни сторонники концепции владения морем, разрабатывавшие вслед за Мэхэном и Коломбом идею создания крупных флотов, которые должны были сокрушить противника в решающем сражении или при помощи блокады, ни представители «молодой школы», делавшие ставку на ассиметричное применение силы вкупе с ударами по неприятельским коммуникациям, канонерками не интересовались. При помощи этих корабликов нельзя было одержать победу в войне, а значит – не было смысла тратить на них время, а те функции, которые канонерки выполняли в эпоху развитого империализма, не требовали теоретического осмысления.
Даже в годы биполярного противостояния, когда роль условных канонерок резко возросла, основное внимание уделялось не идущей холодной войне, а потенциальной горячей: многие теоретики продолжали по старинке готовиться к крупным конвенциональным или ядерным конфликтам.
Тем не менее появился ряд работ, в которых анализировалась специфика действий флотов в новых условиях: большой вклад в исследование вопроса внесли Кен Бут[1], Эдвард Люттвак[2], Джеффри Тилл[3]. Но наибольшего результата добился британский дипломат и военно-морской теоретик Джеймс Кэйбл, целенаправленно изучавший не просто роль флота в холодной войне, но непосредственно дипломатию канонерок. Одноимённую работу он писал почти полжизни: первое издание вышло в 1971 г., второе – в 1981-м, третье – в 1994 году. Всякий раз Кэйбл расширял временные рамки исследования, переосмысляя заодно некоторые положения в свете всё новых и новых эпизодов взаимодействия флотов.
Именно Кэйблу принадлежит универсальное определение: «Дипломатия канонерок – это использование или угроза использования ограниченной морской силы, отличные от акта войны, призванные гарантировать преимущество и избежать потерь либо в ходе международного спора, либо в действиях, предпринимаемых против иностранных граждан на территории или в юрисдикции их собственного государства»[4]. Использование силы может осуществляться по четырём сценариям:
- «Решающая сила» (Definitive Force). В этом сценарии канонерки применяются для разрешения конкретного вопроса. В результате короткого и решительного действия другая сторона ставится перед fait accompli – свершившимся фактом. Применение силы должно в этом случае быть, во-первых, ограниченным, с предварительным декларированием цели и намерений; во-вторых, цель должна быть такой, чтобы другая сторона была готова уступить, предпочтя отступление войне (для чего необходимо учитывать все обстоятельства – от национальной стратегической культуры до специфики положения); и, в-третьих, применяемая сила должна быть достаточной, чтобы провести операцию максимально быстро и безболезненно, без чрезмерных потерь и повреждений, которые могут вызвать желание реванша.
- «Целевая сила» (Purposeful Force) подразумевает ограниченное применение военно-морской силы, чтобы изменить политику иностранного правительства или определённой организованной группы, которая де-факто действует как правительство, или заменить её саму более приемлемой. В этом случае сила как таковая может и не применяться: факт её наличия уже способен заставить руководство другой страны принять нужное политическое решение или воздержаться от его принятия. Если в первом случае устраняется сам предмет спора, то здесь за другой стороной остаётся возможность выбора. При необходимости сила применяется, но, как и в первом случае, лимитировано и с минимальным числом жертв.
- «Катализирующая сила» (Catalytic Force). Если в первых двух случаях политическое и военное руководство государства, отправляющее канонерки, хорошо понимает цель операции и в соответствии с этим выделяет средства, то здесь предполагается наличие зоны неопределённости в результате неких процессов в регионе. Появление условных канонерок существенно расширяет набор опций, доступных отправившей их державе: она может при необходимости вмешаться в события на той или иной стороне, обеспечить безопасность мореплавания, эвакуировать своих или чужих граждан – то есть предотвратить нежелательное развитие событий и способствовать желательному.
- «Выражающая сила» (Expressive Force) – наиболее размытый сценарий, подразумевающий отправку канонерок для демонстрации флага и подкрепления декларации о заинтересованности государства в том или ином регионе или развитии событий.
Эти четыре сценария условны: демонстрация флага при определённых условиях может перерасти в поддержку государственного переворота, а попытка задержать подозрительное судно – в постоянное присутствие эскадры в регионе.
Необходимо понимать, что условия, в которых применяется дипломатия канонерок, постоянно изменяются. Не остаются статичными социальные, политические, экономические реалии. Соответственно, переписываются и сценарии: часть из них теряет актуальность, часть – обретает иную форму. К примеру, популярный в XIX веке сценарий, подразумевавший применение силы с последующей аннексией политии-жертвы или перехода её в состояние протектората, во второй половине XX и XXI веков уже не используется.
Холодный мир будущего
Пока сложно сказать, как именно будет эволюционировать мировая система. Очевидно, что она будет и дальше фрагментироваться и распадаться на части. Некоторые из этих частей превратятся в серые зоны, некоторые, скорее всего, будут структурироваться вокруг ядра – великой державы или группы держав – и обладать достаточной внутренней связностью для того, чтобы позволить ядру мобилизовать ресурсы, которые можно будет использовать в том числе для строительства мощного флота, необходимого для обороны границ этой сферы.
Современные корабли очень дороги и главное – очень требовательны к вооружению и содержанию. Времена XVI века, когда военный корабль мало отличался от торгового, а боевые повреждения можно было быстро отремонтировать на берегу тропического острова с использованием подсобных материалов, прошли. Современный флот, даже небольшой, – дорогая игрушка, строительство каждого корабля требует применения высоких технологий и множества ресурсов. Полноценный флот, являющийся стратегическим инструментом, могут позволить себе только крупные державы.
Дивный новый мир будет, похоже, на редкость недружелюбным и империалистическим.
![](https://globalaffairs.ru/wp-content/themes/globalaffairs/layout/static/ZYtj_Z_AcFXXN4bhf7nzdte81sE.png)
![](https://globalaffairs.ru/wp-content/themes/globalaffairs/layout/static/ZYtj_Z_AcFXXN4bhf7nzdte81sE.png)
Сейчас Африка, Океания, отдельные территории Азии, а в будущем и Латинская Америка превращаются в новые ресурсные провинции и привлекательные рынки, где можно сбывать товары и откуда можно черпать людские и природные ресурсы – от редкоземельных элементов до рыбы и морепродуктов.
За последние тридцать лет мы привыкли к тому, что мир с каждым годом уменьшается: новые технологии и открытые границы позволяют за несколько часов добраться до места, куда раньше нужно было ехать в течение нескольких недель. Фрагментация не означает, что сжатие прекратилось: технический прогресс не останавливается. Отчасти новая полицентричность напоминает ту, что существовала столетие назад, но новые технологии вынуждают изменить сам подход к восприятию пространства и сфер влияния. Зона, контроль над которой необходим для безопасности государства и доступа к ресурсам, обеспечивающим его превосходство в соревновании с другими державами, не обязательно располагается теперь непосредственно вокруг его границ: она может находиться на другом краю земного шара. Чтобы установить этот контроль и сохранять его, нужны соответствующие средства, главным из которых становятся военно-морские силы. Ни один другой род войск не обладает такой мобильностью и в то же время такой устойчивостью и ударным потенциалом, как ВМС. Степень готовности государств к отстаиванию своих интересов в дальних краях будет прямо пропорциональна силам, которые оно готово на это потратить.
В этом новом мире вряд ли сохранится традиционная дипломатия. Эрозия её видна уже сейчас. Дипломатия, к которой мы привыкли – наследие Средних веков и Раннего Нового времени, когда решения по основным вопросам принимали государи или небольшие группы, руководившие аристократическими республиками. Дипломатия этой эпохи была по определению тайной – то есть не предполагала, что население должно влиять или даже знать о ходе, а отчасти и о результатах переговоров. В сословном обществе народ выступал в качестве пассивного наблюдателя, принимая как должное решения королей.
Времена изменились. Восстание масс, описанное испанским философом Хосе Ортегой-и-Гассетом, произошло и победило. Всеобщая демократизация, ставшая отличительной чертой последнего столетия, привела к тому, что народ больше не желает быть сторонним наблюдателем – он живо интересуется вопросами внешней политики. Спрос рождает предложение: секретные документы раз за разом утекают в интернет, а политики, желая заручиться доверием масс и выиграть следующие выборы, устраивают пикировки в твиттере, а не на раутах и приёмах. Изменилась и роль самого посла: если раньше он «обладал большей властью и много большей свободой действий; не так часто случалось, чтобы он оказывался в тени международных конференций, которые сейчас созываются каждые две недели, а его работа не проверялась постоянно кабинетом министров и приезжими политиками с Родины»[5], то сейчас его роль зачастую сводится к чисто представительской.
Эти изменения требуют новой дипломатии: яркой, открытой и демонстративной. Перебранки в соцсетях, простые и понятные ходы, которые приносят очевидную пользу или, во всяком случае, не несут совсем уж очевидного вреда. Общество не хочет страдать и нести тяготы и лишения: оно хочет хлеба и зрелищ, то есть смотреть на успешную внешнюю политику со стороны и потреблять её сладкие плоды.
![](https://globalaffairs.ru/wp-content/themes/globalaffairs/layout/static/ZYtj_Z_AcFXXN4bhf7nzdte81sE.png)
![](https://globalaffairs.ru/wp-content/themes/globalaffairs/layout/static/ZYtj_Z_AcFXXN4bhf7nzdte81sE.png)
В этих условиях любое ограниченное применение силы превращается во внешнеполитический акт. Корабль подходит для этой цели лучше всего: его не нужно развёртывать, пополнять личным составом, он всегда наготове. В конце концов, он фото- и киногеничен, а это в обществе спектакля играет важную роль. В своё время Генри Киссинджер заметил, что авианосец представляет собой 100 тысяч тонн дипломатии; два авианосца, как уточнил в 2019 г. американский посол в России Джон Хантсман, это уже «200 тысяч тонн дипломатии… это то, что я называю дипломатией. Это перспективная дипломатия, больше ничего не нужно говорить». Авианосец говорит сам за себя.
Но авианосцы – вещь дорогая, и мало кто даже из великих держав может позволить себе больше пары штук. Дипломатию канонерок можно проводить при помощи кораблей поменьше – от корвета до универсального десантного корабля (УДК). Джеймс Кэйбл разделил потенциально использующиеся силы на шесть категорий – от обычных кораблей до превосходящих противника амфибийных сил. Хотя традиционно считается, что дипломатия канонерок – оружие сильного против слабого, можно привести немало случаев, когда слабейшая держава, используя незначительные силы, в подходящий момент и в удачных условиях вынуждала при помощи условных канонерок идти на попятный даже сверхдержаву.
Россия – великая держава, она может позволить себе гораздо более широкий спектр сил и средств, чем большинство стран мира: от посылки отряда, состоящего из судна снабжения, УДК, пары фрегатов с «калибрами» и океанского буксира, до демонстративных действий подводных лодок. Главное – помнить основные принципы дипломатии канонерок: применение силы должно быть ограниченным, потери – минимальными, а при начале операции военное и политическое руководство должно чётко понимать, каких именно целей оно желает достичь.
[1] Booth K. Navies and Foreign Policy. London: Croom Helm, 1977. 294 p.; Booth K. Law, Force and Diplomacy at Sea. Boston & Sydney: George Allen & Unwin, 1985. 231 p.
[2] Luttwak E.N. The Political Uses of Sea Power. The John Hopkins University Press, 1974. 90 p.
[3] Till G. Maritime Strategy and the Nuclear Age. Palgrave Macmillan, 1984. 295 p.
[4] Cable J. Gunboat Diplomacy, 1919-1991. Palgrave Macmillan, 1994. P. 14.
[5] Мурхед А. Борьба за Дарданеллы / Пер. с англ. А.С. Цыпленкова. М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. С. 16-17.