Празднование 60-летия победы во Второй мировой войне повсеместно вызвало всплеск интереса к истокам и непосредственным причинам, ходу и последствиям этого наиболее кровопролитного конфликта в истории человечества. Россияне, как и жители большинства стран мира, осознают величие общей победы над нацизмом – самой зловещей чумой XX столетия. Советский народ внес решающий вклад в разгром гитлеровской военной машины, заплатив за это страшную цену – 27 миллионов человеческих жизней, тысячи разрушенных сел и городов. В годы войны советские люди продемонстрировали массовый героизм, небывалое единство и сплочение во имя защиты страны и победы над врагом.
Для профессиональных историков война продолжает оставаться предметом глубокого анализа и изучения, не прекращается поиск новых документов. Такая работа крайне важна – ведь именно в последние годы активизировались споры и дискуссии вокруг Второй мировой, причем трактовка ряда проблем приняла ярко выраженный антироссийский характер. События более чем 60-летней давности негативно влияют на взаимоотношения России и некоторых из ее соседей, используются для создания в других государствах враждебного образа нашей страны. В значительной степени это связано с позицией официальных лиц, представителей общественности, средств массовой информации государств Балтии и некоторых стран Центральной Европы (прежде всего Польши). Именно по их инициативе в преддверии юбилея победы к этой теме обратились СМИ, а также высокопоставленные политики ряда стран Западной Европы и Соединенных Штатов. Заявления об ответственности России за внешнеполитические действия сталинского руководства 1930–40-х годов прозвучали из уст некоторых мировых лидеров.
ИСТОРИЯ – ОРУЖИЕ КРИТИКОВ?
В центре дискуссий оказался советско-германский договор о ненападении от 23 августа 1939 года, известный как пакт Молотова – Риббентропа. Этот документ является предметом острого неприятия со стороны критиков России по следующим причинам:
пакт (и особенно секретные протоколы к нему) стал причиной начала Второй мировой войны;
на его основе состоялся новый раздел Польши между СССР и Германией;
Советский Союз осуществил аннексию, а затем и оккупацию стран Прибалтики. Как считают некоторые представители научного мира и СМИ, а также официальные лица, эта оккупация, прерванная в 1941-м нападением Германии и возобновившаяся после вступления советских войск в Прибалтику в 1944–1945 годах, продолжалась с лета 1940 до 1991 года. (Именно поэтому, полагают они, 9 мая не может быть праздником для народов Прибалтики.)
В этой связи в странах Балтии, осуждающих немецкую оккупацию, одновременно поднимается на щит «сопротивление» советским войскам, оправдываются (особенно в Латвии и Эстонии) действия местных национальных формирований, которые сотрудничали с нацистами и с оружием в руках вели борьбу против «советских оккупантов». Участников этих формирований приравнивают к ветеранам войны, а зачастую они пользуются даже более существенными привилегиями, чем те, кто сражался с нацистами.
В Польше и в некоторых других государствах резко критикуются решения Ялтинской (Крымской) конференции, состоявшейся в феврале 1945-го, которые, по мнению ряда политиков и историков, положили начало установлению тоталитарных режимов в Польше и других странах Восточной и Юго-Восточной Европы, причем ответственность за это возлагается прежде всего на Советский Союз. Опираясь на данный факт, СМИ в ряде государств – новых членах Европейского союза стремятся принизить роль СССР в разгроме нацизма.
Кроме того, активно выдвигается идея о том, что Россия должна покаяться, принести публичные извинения за действия Советского Союза в Прибалтике, Польше и других странах Восточной и Юго-Восточной Европы в 1939–1947 годах и в последующий период.
Разговоры о покаянии, столь популярные ныне в ряде стран и среди некоторых политических деятелей, неизменно вызывают крайне негативную реакцию в России. В принципе сама идея тотального «покаяния» и «извинения» представляется неконструктивной. Мировая история знает тысячи войн, конфликтов, преступлений, и невозможно представить себе, что случилось бы, начнись сегодня процесс массовых «извинений». Надо признать, что культура осмысления истории и «преодоления прошлого» весьма развита в странах Евросоюза, который изначально был задуман как средство для достижения того, чтобы раз и навсегда положить конец историческим противоречиям между европейскими державами. Однако стоит напомнить, что и в Европе путь к «покаянию» был весьма долгим и тернистым и начинался он 55 лет назад не с выяснения отношений (в этом случае интеграция, наверное, очень быстро закончилась бы), а с «вынесения за скобки» исторических обид во имя создания устойчивой конструкции экономического сотрудничества.
Кроме того, часто почему-то избегают говорить о том, что в декабре 1989-го Съезд народных депутатов СССР специальным постановлением осудил секретные протоколы к пакту Молотова – Риббентропа и признал их недействительными как противоречащими нормам права и морали. Тогда же советское руководство признало ответственность Советского Союза за убийство польских граждан в Катыни. С тех пор никто из руководителей нашей страны не ставил под сомнение эти заявления и решения. И если современная Россия, по мнению ее критиков, должна отвечать за предвоенную и послевоенную политику СССР в отношении Прибалтики и Польши, то в той же степени она «наследует» и официальные решения эпохи перестройки. Вряд ли необходимы новые подтверждения прежнего решения – ведь такая практика в принципе не свойственна России.
Анализируя причины и последствия заключения пакта Молотова – Риббентропа, следует придерживаться многофакторного подхода и не допускать упрощений. Этот советско-германский документ надлежит рассматривать в контексте общей международной ситуации, складывавшейся с конца 1930-х годов. Как известно, после прихода нацистов к власти в Германии, представители СССР, Англии, Франции и ряда других стран активно вели переговоры о создании системы коллективной безопасности. Но эти усилия закончились неудачей, и ответственность за это несет каждая из сторон.
Мюнхенское соглашение от 29 сентября 1938 года, ставшее трагическим проявлением политики «умиротворения агрессора», коренным образом повлияло на международное положение: лидеры Англии и Франции отдали Гитлеру часть Чехословакии. В Москве Мюнхенское соглашение восприняли крайне болезненно, усмотрев в нем стремление изолировать Советский Союз или даже попытку направить германскую агрессию на восток. С весны 1939-го во внешней политике СССР обозначился поворот к укреплению контактов с Германией.
Летом 1939 года появился новый шанс на создание антигитлеровского блока: в Москве начались англо-франко-советские переговоры. Но и эта попытка ни к чему не привела, потому что все стороны ставили собственные интересы выше необходимости борьбы со смертельной нацистской угрозой. Противоречивую позицию занимала Польша, и вскоре, в конце августа 1939-го, как уже сказано выше, был подписан советско-германский договор о ненападении с секретными протоколами о разделе сфер влияния в Восточной Европе.
Бессмысленно отрицать, что присоединение балтийских стран проходило в условиях советского силового давления. Очевидно и то, что депортации и репрессии в Прибалтике, на которую сталинское руководство распространило методы, применявшиеся по всей территории Советского Союза, заслуживают решительного осуждения. Но очевидно и другое: в событиях 1939–1941 годов действовали различные, зачастую противоречивые мотивы и причины, требующие комплексного, многофакторного подхода и анализа. Наиболее существенные из них:
— необходимость обеспечить безопасность Советского Союза, ибо, несмотря на заключение договора и на показное дружественное отношение советского руководства к Берлину, сохранялась убеждение в том, что гитлеровская Германия остается главной военной опасностью для СССР;
— имперские настроения Сталина и его желание «расширить зону социализма»;
— внутриполитическое положение в балтийских странах, население которых проявляло недовольство политикой своих правительств;
— промежуточное положение прибалтийских государств, зажатых между СССР и Германией, что ставило многих политиков Балтии перед выбором; при этом левая часть общественного спектра склонялась в сторону Москвы;
— связь присоединения Прибалтики Советским Союзом с ситуацией в Европе, в частности с молниеносным разгромом Франции, вызвавшим в Москве острое беспокойство (несмотря на внешние дружеские жесты в адрес Гитлера).
В отношении событий 1945-го следует отметить, что Ялтинские соглашения, а в более широком плане и вся Ялтинская международно-политическая система, просуществовавшая в послевоенном мире вплоть до конца 1980-х, также становятся сегодня мишенью для критики. Явным отступлением от исторической правды являются попытки возложить исключительно на Советский Союз ответственность за решения, принятые в Крыму более 60 лет назад. Многие словно забывают, что это были согласованные решения трех союзных держав (СССР, США, Великобритания), а идею послевоенного раздела мира на сферы влияния, прежде всего применительно к региону Центральной и Восточной Европы, впервые предложил Уинстон Черчилль во время встречи со Сталиным в 1944 году. Ялтинские соглашения, естественно, носили компромиссный характер, но в целом отражали тогдашний уровень согласия и взаимодействия между союзниками. Как и при любом международно-политическом компромиссе, его участники вкладывали свой смысл в принятые формулировки, но никто не оспаривал того факта, что Советский Союз и его армия внесли решающий вклад в разгром фашизма.
Острые дискуссии на эти темы продолжаются и в России, что является нормальным плодотворным процессом. Недавно Институт всеобщей истории Российской академии наук совместно с Латвийским государственным университетом и Институтом современной истории в Мюнхене провел международную конференцию о событиях 1939–1941 годов, в ходе которой высказывались самые различные точки зрения. Участники подчеркивали, что политизация истории наносит вред современным международным отношениям. Политика в наши дни не должна стать заложницей истории.
Вместе с тем ряд российских историков и общественных деятелей – отчасти в качестве реакции на волну критики извне, отчасти в своих собственных политических интересах – призывают пересмотреть оценки, ставшие общепринятыми за последние 15–20 лет. Подобные попытки порождают ощущение возврата к трактовкам, бытовавшим тогда, когда историческая наука находилась в жесткой зависимости от государственной идеологии.
ВЫЗОВ РОССИЙСКИМ ИСТОРИКАМ
Дело историков из всех заинтересованных стран – не прекращать кропотливой работы над исследованием военной тематики. Но и мы сами должны помнить о том, как много еще пробелов в наших собственных знаниях о Великой Отечественной войне. Кое-что начинает забываться или игнорироваться. Так, авторы публикаций последнего времени словно не знают, что Сталин слишком сильно полагался на пакт о ненападении с Германией. Подписав этот договор, советский лидер не сохранил никаких средств давления на германское руководство, хотя он вполне мог поддерживать активные связи с Англией и дальше (чего Гитлер в то время очень опасался) или, по крайней мере, разрешить компартиям и левым силам стран Европы продолжать разоблачение фашизма как главной угрозы миру и безопасности.
Специалисты до сих пор спорят о том, насколько наша страна была подготовлена к войне. Новые документы позволяют говорить о том, что где-то на рубеже декабря 1940 – января 1941 года в Кремле приняли решение начать подготовку к войне. В официальной пропаганде наметился резкий поворот: возобновилась критика фашизма, полностью прекратившаяся после заключения советско-германского пакта. Политбюро ЦК ВКП(б) в ходе своих заседаний начало срочно рассматривать программы перевооружения. Но все эти меры оказались явно запоздалыми. Достаточно упомянуть, что в директиве Г.К. Жукова и С.К. Тимошенко от 17 июня 1941 года предписывалось завершить работу по приведению «в норму» аэродромов Западного военного округа до 1 октября (!) 1941-го.
По-прежнему острым остается вопрос о трагедии лета и осени 1941 года, когда сотни тысяч советских солдат и офицеров оказались в окружении, погибли или попали в плен. Это произошло из-за слабой профессиональной подготовки значительной части высшего командования Красной армии. К примеру, только за первые четыре месяца 1941-го на Западном фронте была произведена замена семи командующих фронтами. Лишь пятеро из тех, кто начал войну в качестве командующего фронтом, закончили ее в этой же должности (Г.К. Жуков, И.С. Конев, К.А. Мерецков, А.И. Еременко и Р.Я. Малиновский. – Ред.).
Нашим историкам еще только предстоит глубоко изучить множество вопросов, связанных с прошедшей войной. Это касается и такой темы, как эвакуация промышленности на восток страны, позволившая впоследствии создать экономический фундамент будущей победы. Жесткая централизация всех сторон жизни Советского Союза в годы войны, безусловно, сыграла положительную роль. Но при этом нельзя забывать известный приказ Сталина «Ни шагу назад!», заградительные отряды, штрафбаты и другие меры сталинского руководства, проявлявшего чрезмерную жестокость к собственному народу. Историческая наука должна искать ответы на вопрос, крайне важный не только в историческом, но и в общефилософском, человеческом смысле: какова цена войны и победы? Все ли жертвы были неизбежны и оправданны? В достаточной ли степени советские политические лидеры и военачальники руководствовались принципом «воевать не числом, а уменьем»?
Несколько лет назад российские историки уже начали говорить о советском коллаборационизме, о том, что в военных формированиях вермахта служили многие сотни тысяч советских граждан. Конечно, многие из них стремились сохранить свои жизни, находясь в страшных условиях фашистских лагерей для военнопленных. И все же столь значительное число людей, переметнувшихся к врагу, заставляет задуматься не только о моральных корнях предательства, но и о самой политике, проводимой в 1930-е годы руководством СССР, о ее реальной поддержке гражданами.
Почти не исследована психология советских людей в годы войны на фронте и в тылу. Только сравнительно недавно появилась работа о «фронтовом поколении», но это лишь начальный вклад в изучение большой и многоплановой темы. Люди испытывали постоянный стресс, сталкивались со смертью и жестокостью на фронте, терпели страшные лишения в тылу, переживали чудовищную трагедию, находясь в плену или на оккупационных территориях. Об этом тоже необходимо постоянно писать, так же как и о героизме воинов и тружеников.
Дальнейшего изучения требует и тема повседневной жизни и состояния общества в годы войны. Это и изменение советской ментальности, и трансформация представлений людей о жизни и смерти, и жизнь в условиях голода и болезней, прояления жертвенности и великодушия, соотношение преступления и наказания и т. д. Мало исследован и вопрос о том, как победа и послевоенные геополитические изменения повлияли на внутреннюю политику сталинского руководства второй половины 1940-х – начала 1950-х годов.
Историки всех стран продолжают анализировать деятельность и механизмы функционирования антигитлеровской коалиции. Появилось много новых документов, раскрывающих достижения коалиции, высокий уровень согласия и одновременно скрытое противоборство, возросшее к концу войны в силу различия геополитических целей. Этот уникальный период эффективного взаимодействия государств, придерживавшихся диаметрально противоположных идеологических взглядов, крайне интересен не только для историков, но и для действующих политиков, которые могут извлечь из него полезные уроки.
Когда-то наши исследователи видели «правду истории» только в розовых тонах, в контексте «поступательного прогрессивного развития». За прошедшие 20 лет российская историография преодолела дистанцию огромного размера к обновлению исторических представлений. Гордясь историей нашей страны, мы вместе с тем осудили преступления против советских людей, репрессии, тоталитарные методы управления экономической, политической и духовной жизнью.
Подавляющее большинство российских граждан, в том числе и историков, поддержали демократический выбор России, новый взгляд на историю страны и мира. И нет никаких оснований для того, чтобы, реагируя на подчас несправедливую критику в адрес России, пересматривать достижения последних 20 лет.
