Осенью вновь начались разговоры о тупике, который якобы возник на украинском фронте. Поэтому вопрос, как оценивать ход СВО, требует аргументированного ответа. В своё время Уинстон Черчилль, комментируя победу над немецкими войсками в Северной Африке в мае 1943 г., так охарактеризовал тот этап войны: «Это не конец, это даже не начало конца, но, возможно, это конец начала».
Чтобы понять суть момента, надо вспомнить, что война, по определению Клаузевица, есть «продолжение политики иными средствами». У политического конфликта, часть которого перешла в военное измерение, есть три уровня. На тактическом идёт противоборство за контроль над территорией, уничтожение противника и его инфраструктуры вооружёнными силами. На оперативном – военное и гражданское руководство создаёт условия, позволяющие обеспечить долгосрочное экономическое, технологическое, моральное превосходство. И наконец, на стратегическом уровне ведётся борьба за изменение глобального соотношения сил, переформатирование мироустройства и правил игры на международной арене. Без успеха на стратегическом уровне любые достижения уровня оперативного и тактического, какими бы важными и яркими они ни были, останутся временными и эфемерными. Гитлеровская Германия и милитаристская Япония, несмотря на значительные военные победы и технологические свершения, не смогли закрепить их на стратегическом уровне и потерпели поражение.
Более того, глобальные конфликты, обозначающие смену эпох, всегда имели социальное и идеологическое измерения, то есть новый мировой порядок значительно изменял социальный уклад и общественные отношения, приводя к перераспределению богатства и власти не только на мировой арене, но и внутри конфликтующих стран. Неизбежность конфликта за передел мира возникала ввиду сдвига в соотношении сил, а его причиной становились изменения «производительных сил и производственных отношений», вызванные новыми технологиями. То есть стратегическая победа означала одновременно признание превосходства новой социально-экономической модели и новой идеологии. Так было и в наполеоновскую эпоху, и в обеих мировых войнах ХХ столетия.
Мы как общество, страна и мир находимся в середине экзистенционального многомерного конфликта за будущее лидерство. По его сути и последствиям для участников конфликт, без сомнения, можно назвать мировой войной, понимая, что при нынешней экономической и информационной связанности мира такая война имеет не только, а может, и не столько военное измерение. А значит, её интенсивность и длительность подчиняются другим законам. Тем не менее стратегическая динамика предыдущих мировых войн с теми же участниками поможет оценить ход текущего противостояния с Западом и сделать осторожные прогнозы.
«Момент Тегерана»
Каждый эпохальный передел за три столетия капиталистической формации заключался в изменении соотношения сил, прежде всего в сфере военных потенциалов. Лидеры новой доминирующей коалиции договаривались о мировом порядке на следующий период. И совсем не обязательно по результатам боевых действий. Скорее сам факт появления доминирующей коалиции являлся переломным моментом, после которого финал конфликта становился очевиден для подавляющего большинства, хотя до формальной победы и становления миропорядка де-юре могли пройти ещё годы борьбы.
Напомним, какой была обстановка 28 ноября 1943 г. во время встречи Сталина, Рузвельта и Черчилля в Тегеране, которую можно уверенно считать переломным моментом Второй мировой. Именно тогда создана коалиция, определившая основы послевоенного мироустройства. Германия и её союзники полностью контролировали Западную Европу, а их экономическая и военно-технологическая машина находилась на пике мощности. Даже после победы СССР на Курской дуге и освобождения Левобережной Украины Крым оставался в руках немцев. Несмотря на большие жертвы, продвижения на белорусском и прибалтийском направлениях не было, а Ленинград оставался в блокаде. Новые немецкие танки «Тигр» и самоходки с дальнобойными 88-миллиметровыми пушками наносили огромные потери советским танкам начального периода войны. И хотя у немецкой армии уже вряд ли оставался потенциал для организации крупных наступательных операций, её способность долго держать стратегическую оборону, опираясь на ресурсы всей Европы, не вызывала сомнений (ничего не напоминает?). На средиземноморском и азиатском театрах военных действий союзникам удалось перехватить инициативу, но до решающих успехов было далеко. В Атлантике свирепствовали подлодки Кригсмарине. Для наблюдателя, скажем, в Латинской Америке война велась практически «на равных».
Что же предопределило исход войны, но оставалось не замеченным сторонним наблюдателем? И советская, и особенно американская промышленность вышли на пик потенциала, значительно превышавшего возможности стран Оси. Советская промышленность производила вооружения, которые количественно, а во многих случаях и качественно превосходили германские.
Исход войны был предопределён именно на уровне стратегического соотношения сил. После встречи в Тегеране, где союзникам удалось договориться об общем видении будущего, безысходность положения стран Оси, вынужденных, как и в Первую мировую, воевать на два фронта при ограниченных ресурсах, стала очевидной. В момент, когда оформляется новая доминирующая коалиция, участники конфликта должны сделать выбор: признать реальность и начать использовать её в своих интересах либо продолжать войну в надежде на чудо. После Тегерана наименее мотивированные союзники Гитлера – Румыния, Италия, Финляндия, решившие покормиться объедками германской победы, – задумались о бегстве с тонущего корабля.
Первая мировая война показывает схожую стратегическую динамику, когда разрыв между ресурсами Антанты и её противников даже после выхода России из войны продолжал увеличиваться настолько, что в сильнейшей стране континентальной Европы – Германии начинался голод.
Теперь попробуем переложить наши рассуждения на текущую ситуацию на Украине. Украинская армия при поддержке стран НАТО, под давлением сдавая территорию, не потеряла боевую устойчивость и даже способна отвечать ударами по российской инфраструктуре и терактами. Ни одна из армий мира не была готова к тому виду войны, которая развернулась на Украине. Российская военная машина в силу своего размера и глубоких институциональных традиций ожидаемо адаптировалась к этим реалиям медленнее, чем украинская, но чем дальше, тем больше её количественное и качественное преимущество будет сказываться на поле боя.
Более того, в то время как украинское общество переживает кризис обманутых иллюзий, а государство сваливается в диктатуру, российский народ, несмотря на накапливающуюся усталость и неизбежные ограничения, сохранил свободу внутреннего диалога и видит войну как часть процесса возрождения страны в борьбе за справедливость. Человеческий потенциал Украины уменьшается, а мотивация и возможности поддержки со стороны Запада, несмотря на громкие заявления европейских политиков, сокращаются. Российская же политика умеренности в использовании средств ведения войны, часто критикуемая внутри страны, вкупе с декларируемой готовностью к переговорам обеспечила России поддержку стран Глобального Юга, Индии, Китая и арабского мира. При другом подходе её могло и не быть, а тут она составила фундамент «мирового большинства». На Западе понимают, что при открытом вступлении НАТО в войну на стороне режима Зеленского людские ресурсы КНДР и промышленность Китая окажутся на стороне России. И это даже если полностью абстрагироваться от российского ядерного превосходства.
Более того, в НАТО происходит раскол. Не только некоторые европейские члены альянса, такие как Венгрия, Словакия, Испания, всё громче заявляют о несогласии с курсом на обострение конфликта с Россией, но и главная страна блока – Соединённые Штаты – озаботилась поиском удобных путей отхода от возможного прямого столкновения.
Как бы Америке ни было выгодно одновременно ослаблять Евросоюз и Россию, наживаясь на поставках оружия и углеводородов, её стратегические интересы направлены на обеспечение не только своего настоящего, но и своего будущего.
Уступить доминирование на этом пространстве Китаю абсолютно неприемлемо с точки зрения стратегических интересов США. Потенциальный союз России и Китая при благосклонном нейтралитете, а уж не дай Бог, участии Индии, направленный на установление в Большой Евразии системы взаимоотношений, выпадающей из-под контроля Вашингтона, непобедим в военном и ресурсном отношении. Консолидация независимой системы безопасности в Евразии вкупе с автоматическим в таком случае усилением автономии Ближнего Востока, Африки и Латинской Америки равнозначна снижению статуса Америки с глобальной державы до региональной. С последующим падением статуса доллара, а затем и коллапсом всей послевоенной системы западных институтов. Спасти ситуацию может договорённость по «мягкому» и постепенному перераспределению ролей в системе глобального управления, достигнутая до того, как растущая сила Китая и увядающее влияние Соединённых Штатов станут очевидными.
Именно поэтому мы видим «почти дружескую» встречу Путина и Трампа на Аляске, удивительно оптимистичную атмосферу общения Моди, Си и Путина на саммите ШОС и большие ожидания в связи с предстоящими переговорами Си и Трампа. Неужели вопрос о кристаллизующемся взаимопонимании как преддверии появления новой доминирующей коалиции встаёт в практическую плоскость? По всей видимости, истерики и демонстративная агрессивность западноевропейских лидеров связаны с интуитивным осознанием их растущей уязвимости.
Смена эпох всегда сопровождается нарастанием системных внутренних проблем в конфликтующих странах, когда, по выражению Ленина, «низы не хотят, а верхи не могут» продолжать движение по тому же пути. В такое время элиты готовы использовать войну, чтобы, зажав всем рты и заставив затянуть пояса, как можно дольше удержаться у власти. Что и происходит на Украине и в европейских странах НАТО. Тем же путём шли Соединённые Штаты при администрации Байдена.
Мы не зря отмечали важность роли социальной и идеологической компоненты в процессе глобального передела. В истории не было перераспределения баланса сил, который не сопровождался бы внутренним революционным взрывом в одном из государств доминирующей на тот момент коалиции и не приводил бы к её значительному ослаблению. Если выход России из Антанты в ходе Первой мировой компенсировался вступлением в войну на её стороне США, Италии, Румынии и других, то внутреннее перенапряжение в Германии к осени 1918 г. и, наконец, восстание на флоте прямо подтолкнули её к подписанию Компьенского перемирия. Австро-Венгрия вообще перестала существовать. Победа коммунистов в Китае перекроила соотношение сил по итогам Второй мировой на Дальнем Востоке. Стоит вспомнить и влияние Французской революции на изменение баланса сил в Европе конца XVIII века, которое спровоцировало Наполеоновские войны.
Смена парадигмы целеполагания в Соединённых Штатах ведёт к тому, что НАТО в противоборстве с Россией на Украине может потерять самого мотивированного и ресурсного игрока. Что делает продолжение войны для Европы заведомо бессмысленным и неимоверно затратным. И усугубляет внутриевропейские проблемы.
В конфликте России и Запада на Украине мы подходим или уже подошли к переломному моменту, который можно назвать «моментом Тегерана», когда стратегическая динамика соотношения сил в мире, прежде всего военных, вызывает ослабление и деградацию существующего десятилетиями западоцентричного порядка, а его лидер, чтобы не быть похороненным под его обломками, вынужден, отбрасывая балласт вассалов, играть сам за себя и идти на компромиссы. Вероятно, новая стратегическая реальность будет через определённое время иметь последствия на оперативном и тактическом уровнях, какие бы усилия Европа и украинский режим ни прикладывали.
В ожидании второй фазы
Кризис и уход США и Запада с позиции глобального гегемона не означают возникновения нового мирового порядка и новых правил игры, необходимых для стабильности и развития. Вспомним, что Первая мировая война, разрушив мир империй, сложившийся в период глобализации конца XIX века, другой порядок не породила. Новые правила игры, соответствующие изменившемуся балансу сил, сложились только по итогам Второй мировой, которая стала продолжением Первой. Скорее всего, ныне придётся пройти подобный путь, а баталия на Украине станет только первым актом драмы, растянутой на многие годы. Памятуя Черчилля, возможно, сейчас мы видим именно «конец начала».
Если первая фаза передела мира – война России с НАТО на Украине – уже привела к делигитимации Запада как доминирующей экономической и политической системы, будущая фаза окончится, цитируя британского политолога Ричарда Сакву, строительством «постзападного мира», то есть такого, где западная цивилизация по своему влиянию принципиально не отличается от других – ни в плане военной силы, ни с точки зрения силы примера и эталона. Запад, естественно, будет делать всё, чтобы такого не произошло. Исторически путь к кардинальным изменениям в мироустройстве всегда лежал через большие войны. Если смена доминирующей державы внутри одной и той же европейской цивилизации сопровождалась потрясениями для всего мира, какого масштаба шок может вызвать переход мирового лидерства к другим цивилизациям!
Технологическая революция будет его мотором, задающим темп. Вряд ли на всём глобальном пространстве сдвиг может произойти единомоментно. Скорее всего, передел похож на серию землетрясений разной интенсивности, происходящих в точках, где накопилось максимальное напряжение как результат разницы экономических и военных потенциалов и динамики межгосударственных альянсов, с расходящимися оттуда афтершоками. В результате смещения тектонических плит через какое-то время утвердится новая реальность, сначала де-факто, потом де-юре.
Первая серия землетрясений продолжается с 2014 г., когда Запад спровоцировал посредством переворота в Киеве резкое изменение баланса сил в Европе и получил силовой ответ сначала в Крыму, а потом вдоль всего цивилизационного разлома, проходящего по границам русскоязычной Новороссии. Очевидно, что воссоединение русскоязычных областей в результате победы России будет признано врагами де-факто, просто в силу физической невозможности их вернуть. Признание этой реальности де-юре как символической коррекции всеми географических карт, видимо, произойдёт уже после того, как сформируется коалиция стран, способная закрепить новые «правила поведения», опирающиеся на силовые механизмы.
Создать новые правила игры лишь в одном регионе невозможно, значит, борьба за и против перемен прокатится по всему миру. Влияние ключевых игроков и последствия их действий глобальны. Как мы отмечали ранее, первая, текущая фаза глобального передела происходит в Европе и её ближневосточном подбрюшье, где накопились противоречия прошлого. Вполне вероятно, что смыслом его следующей, решающей фазы будет борьба за богатство будущего. А оно создаётся не в Евро-Атлантике, а в Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии.
Смена соотношения сил происходит не только и даже не столько в результате изменения баланса военной мощи, но как следствие глубоких социальных и политических перемен, связанных с новым этапом технологического и экономического развития.
В каждой из стран южного побережья Евразии происходят глубокие внутренние экономические и социальные перемены. Перенос промышленных производств в процессе глобализации создал местный образованный средний класс, который требует от элит поделиться властью. Демографический рост в большинстве государств создаёт резервуар молодых, мотивированных людей, энергия которых может быть направлена как на экономический рост, так и на протест или войну. Активная социальная и политическая динамика в странах региона наверняка выдвинет ярких и амбициозных политиков, которые, как не раз бывало в истории, будут строить карьеры, апеллируя к национальным и религиозным чувствам, реальным или утрированным противоречиям с соседями, памяти об исторической несправедливости или былом величии.
Одновременно с созданием в азиатских странах современных промышленности и образования происходит интенсивное наращивание военных потенциалов. Регион активно закупает вооружение и создаёт своё. Такие государства, как Турция, Иран, Пакистан, Саудовская Аравия, Вьетнам, Индонезия, обе Кореи и даже маленький Катар, больше не хотят сидеть «во втором ряду» и претендуют на лидерство в своём окружении. Для удовлетворения амбиций они готовы опираться на помощь крупных внерегиональных держав, что ещё усложняет ситуацию.
Из внешних игроков сильнейшим влиянием на регион по-прежнему обладают Соединённые Штаты. Однако сама Америка в следующие 10–15 лет будет находиться в состоянии социальной нестабильности, идейной борьбы и внутриполитической чехарды. Болезненные поиски США своего нового места в мире, концептуальные метания элиты между замыканием от внешнего мира и привычкой «всем рулить» не способствуют ни стабильности внешней политики, ни договороспособности.
И Китай, который в следующие пару десятилетий будет на пике своего могущества, и Индия, индустриальный, технологический и человеческий потенциал которой растёт опережающими темпами, и Индонезия, видящая себя как одну из великих держав, будут активно создавать сферы влияния, неизбежно пересекающиеся и конкурирующие на цивилизационных и религиозных границах, как это произошло с двумя культурами на Украине.
Экономико-политический фундамент второй фазы глобального конфликта начал приобретать очертания примерно десять лет назад, когда Китай перестал быть производственной площадкой для США и Европы, начав активно строить свою глобальную технологическую и логистическую экосистему и став крупнейшим торговым партнёром большинства стран. В мире уже оформилось два конкурирующих техноэкономических блока – американский и китайский. Каждый контролирует крупный макрорегион со своими ресурсами, самодостаточной финансовой системой и собственной технологической базой. Оба ставят задачу экономической экспансии и активно инвестируют в создание компетенций, которые должны обеспечить им доминирование в следующем технологическом цикле, в том числе в военной сфере.
Интересы обоих блоков сильнее всего сталкиваются в регионе, обещающем наибольший прирост богатства в следующие десятилетия, – Южной и Юго-Восточной Азии. Ни Китай, ни Соединённые Штаты не могут допустить, чтобы их главный конкурент получил контроль над этим лакомым кусочком мирового рынка. США по отработанной в Европе технологии нагнетают угрозу «агрессивного Китая», используя проблему Тайваня для создания вокруг Поднебесной кольца союзников, которых они предлагают «защищать». Китай же, провозглашая стремление к гармонии, на деле активно привязывает к себе экономики соседних стран посредством логистических коридоров и финансово-инвестиционных схем. И даже если КНР и Соединённые Штаты, понимая взаимную зависимость, готовы идти на компромиссы в двусторонней торговле, ни одна из сторон не демонстрирует склонности к ограничению своих претензий на регион. Обе официально провозглашают друг друга главной угрозой благосостоянию и безопасности и строят военные планы. Появление инновационных видов вооружений по принципу «хочешь мира – готовься к войне» будет только усугублять взаимное недоверие, повышая вероятность кризиса.
Подготовка к войне?
Это не значит, что растущая напряжённость в Азии вот-вот сорвётся в вооружённые конфликты, тем более в большую войну между США и союзниками против Китая. Напомним, что между двумя фазами предыдущего передела мира – Первой и Второй мировыми войнами – прошло двадцать лет. Эти годы были наполнены попытками договориться и выстроить организации для арбитража, пробами сил противника на прочность, сколачиванием альянсов, накачиванием экономических мускулов, идеологической подготовкой населения. В истории есть примеры, когда войны начинались из-за роковой ошибки или желания политиков использовать внешнего врага для выхода из внутреннего кризиса. Однако сейчас обе стороны погружены в решение насущных политических проблем, союзники не отмобилизованы, а взаимные претензии и противоречия не достигли черты, за которой не остаётся невоенных вариантов.
Армии и флоты Соединённых Штатов и КНР только начали процесс перестройки под требования новой войны. Украинский конфликт, в который стороны входили с оружием уходящего технологического цикла, быстро обозначил новую военно-технологическую парадигму и открыл инновационную гонку на земле, в море, в космосе, в информационном и киберпространстве. Так же, как инновации, только появившиеся в ходе Первой мировой, – аэропланы, танки и радио – стали основными средствами ведения войны ко Второй мировой, годы после завершения конфликта на Украине станут временем перестройки армий и военных стратегий под новые технологии – дроны, роботы, искусственный интеллект, космические платформы, когнитивные диверсии и другие, пока ещё не известные нам средства ведения войны.
Можно ли предотвратить срыв к тому, что вторая фаза передела мира обернётся большой войной в Азии? Возможен, конечно, и «чудесный» сценарий, в котором США и Китай с помощью России и Индии как гарантов, понимая огромные риски войны для всех, смогут выработать новый modus vivendi, со временем закрепив его в рамках более широкого соглашения. Однако это потребует твёрдого лидерства и долгосрочного визионерского консенсуса в элитах, к которому шаткость Америки в течение следующего десятилетия не располагает.
Гипотетически Соединённые Штаты могут отказаться от войны как средства продолжения доминирования в Азии, приняв новую географию сфер влияния. Это представимо, если соотношение сил в Евразии настолько быстро и радикально изменится не в пользу Америки и Запада, что те воздержатся от обострения конфликта ввиду явной бесперспективности. Что могло бы быть причиной такого резкого сдвига?
Во-первых, выравнивание ядерных потенциалов КНР и США, если китайская ракетно-ядерная программа продолжит развиваться теми же темпами, как сейчас. Текущая стратегия Соединённых Штатов основана на том, что ядерное превосходство Америки позволит удерживать вооружённый ответ Китая в случае возникновения конфликта в Азии от перерастания в полномасштабную войну. Если такой уверенности больше нет, американцам придётся крепко задуматься о последствиях вооружённого решения своих проблем с конкурентом. Ядерная эскалация вряд ли будет приемлемой.
Во-вторых, это может быть оформление Китаем, Россией и Индией согласованных правил игры в Большой Евразии, что равносильно созданию доминирующего центра силы и стабильности в регионе, с которым США уже не смогут тягаться. Перспективы подобного взаимопонимания наметились в ходе недавнего саммита ШОС. Если индийско-китайское соперничество удержится во взаимоприемлемых рамках, американцам вряд ли удастся найти союзников, готовых бросить вызов новому статус-кво.
В-третьих, отказ ближайших союзников Вашингтона, в первую очередь Японии, Южной Кореи и стран АСЕАН, от политики конфронтации с Китаем. С точки зрения их национальных интересов глубокий внутренний кризис в Соединённых Штатах вкупе с их внешнеполитической агрессивностью, с одной стороны, и консолидацией нового силового центра в Евразии – с другой, делает Токио, Сеул и ближайшие к Китаю столицы Юго-Восточной Азии заложниками в рискованной игре, которая не обещает никаких выгод. Азиатские страны в подавляющем большинстве захотят отсидеться в стороне от большого конфликта. Возможно, что «движение неприсоединения» возродится в новом обличии.
Второй и третий варианты во многом зависят от способности Китая умерить аппетиты. Не секрет, что американская политика сдерживания опирается на страх соседей КНР, что, развиваясь такими темпами, Поднебесная экономически и логистически подомнёт их под себя и начнёт диктовать свои условия. Эти опасения не безосновательны. Китайское руководство должно признать, что гигантский вес страны накладывает на неё особую ответственность за поведение. Замена одного гегемона на другого вряд ли принесёт мир и стабильность, поэтому создание надёжного механизма коллективной безопасности и сотрудничества должно быть выгодно не только малым странам, но и Индии и Китаю. Наибольшим вызовом и главной неизвестной следующего этапа передела мира будет динамика отношений этих двух стран.
Будущий конфликт за передел влияния в мире не сводится к противоречиям США и Китая. Относительное ослабление Америки и сокращение её присутствия в ряде регионов спровоцируют новый виток конкуренции за ресурсы и влияние. Главная организация мирового большинства, БРИКС, – феномен скорее временный, вызванный необходимостью преодолеть доминирование западной цивилизации. Мир цивилизаций принесёт невиданный ранее уровень сложности взаимоотношений, о котором из года в год с трибуны Валдайского клуба предупреждает Владимир Путин. Каждая из ведущих цивилизаций – индийская, китайская, русская, исламская, западная, – несмотря на совпадение базовых ценностей, по-разному видит и права человека, и путь к справедливости, и логику истории. Особенно внимательно придётся отнестись к выстраиванию отношений на границах исламского и индийского миров, которые пройдут через период демографического роста и экономической экспансии, порождающий нестабильность.
Сирия уже является «серой зоной», где сталкиваются Турция, Иран, Израиль и Саудовская Аравия. Волны нестабильности продолжат исходить из Афганистана и Пакистана, распространяясь на Центральную Азию и Аравийский полуостров. Вероятна перекройка Ближнего Востока, в том числе в результате кризиса монархических режимов под давлением неизбежных социальных перемен. Не ясно, как будут развиваться отношения между двумя Кореями, где социальная и политическая динамика продолжает преподносить сюрпризы. Просыпающаяся Африка вряд ли избежит череды войн за ресурсы и этнических чисток.
Россия и русская цивилизация войдут во вторую фазу глобального передела с авторитетом победителя, но без критической массы населения и экономики, достаточной для конкуренции на равных с США и КНР.
Такими партнёрами, скорее всего, будут Индия и страны АСЕАН, которые могут опереться на российские ресурсы и военную мощь, маневрируя между Америкой и Китаем. В перспективе на базе этих отношений может вырасти новый техноэкономический блок, не уступающий по возможностям американскому и китайскому. К тому же консолидированная позиция России и Индии, отношения между которыми исторически наименее подвержены стрессам, может стать гарантом устойчивости всей системы безопасности в Большой Евразии и инициатором новых принципов мироустройства.
Всем хочется, чтобы переход к миру, в котором будут жить наши дети и внуки, произошёл наименее кроваво. Это маловероятно. Мы ещё долго останемся на этапе, когда решает сила. Чтобы быть сильными, нам придётся многому научиться и многое изменить. Залогом силы должна быть прежде всего новая социально-экономическая модель, способная обеспечить России быстрый инновационный рост, и чёткое долгосрочное целеполагание – образ победы, вокруг которого можно мобилизовать дух, таланты и надежды российского народа.
Автор: Андрей Безруков, профессор МГИМО МИД России, член президиума Совета по внешней и оборонной политике.
