Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs №5 за 2003 год.
ОДНО ИЗ ДВУХ
«Сегодня каждое государство, где бы оно ни находилось, должно принять решение. Либо вы с нами, либо с террористами».
«Сейчас в мире есть только две силы. Одна из них – Америка, деспот и тиран. Другая – это воин, еще не пробудившийся ото сна. Имя ему – ислам».
«Не стоит заблуждаться на сей счет: совершенно ясно, что речь идет о выборе между двумя воззрениями на мироустройство».
Думаю, подавляющее большинство читателей безошибочно определили принадлежность первой из приведенных цитат: это выдержка из речи, произнесенной президентом Джорджем Бушем-младшим вскоре после терактов 11 сентября 2001 года. Что касается второго высказывания, то точно так же мало кто удивится, узнав, что такие слова произнес имам Муайд аль-Убайди, суннитский священник из Багдада. А вот установить происхождение третьей фразы, вероятно, будет сложнее. На самом деле ее автор – министр иностранных дел Франции Доминик де Вильпен, он дал характеристику двум непохожим воззрениям на мироустройство, которых ныне придерживаются Вашингтон и Париж. Это должно послужить нам напоминанием: не все согласны с США по поводу того, где проходят линии водораздела в мире.
Центральное звено политики национальной безопасности – это выдвижение альтернатив. Со времен Второй мировой войны ни одно государство не оказывало большего влияния на выявление этих альтернативных путей, чем США. Однако сегодня администрация Буша стремится поставить «каждое государство, где бы оно ни находилось» перед новым фундаментальным выбором. Вслед за Вашингтоном той же целью задались и непримиримые противники США, страстно желающие выдать себя за главных мстителей Соединенным Штатам. Между тем весь остальной мир считает стоящий перед ним выбор весьма непростым.
Для президента Буша события 11 сентября стали откровением. Он с изумлением сделал для себя вывод: мир изменился настолько, что серьезной угрозе отныне подвергается не только безопасность, но и само существование Соединенных Штатов. Следствием этого стало вскоре принятие рокового решения о принципиальном отходе от внешнеполитической линии, которой Вашингтон придерживался более полувека. На смену девизу «Доверимся альянсу» пришел другой: «Спасемся упреждением». Значение силового удара перевесило важность непростых дипломатических усилий, а давно сложившиеся отношения подверглись пересмотру.
Производя эти изменения, Джордж Буш-младший откровенно пренебрег советом одного из старейшин политической сцены, предупреждавшего о том, что «последняя неожиданная террористическая атака [должна] развенчать распространенное в некоторых кругах убеждение, будто США могут каким-то образом в одностороннем порядке преуспеть в борьбе с терроризмом или в любой другой сфере». Это слова Джорджа Буша-старшего, 41-го президента Соединенных Штатов. А его сын, 43-й хозяин Белого дома, незадолго до начала войны с Ираком поделился с общественностью собственными видами на будущее: «Возможно, в какой-то момент по эту сторону останемся только мы. Но меня это не смущает. Ведь мы – американцы».
Уверовав в очевидную правильность своего понимания смысла событий 11 сентября, администрация Буша-младшего не приложила сколько-нибудь последовательных усилий к тому, чтобы убедить в своей правоте весь остальной мир. В результате мир не разделил точку зрения США. Несомненно, большинство не согласно с Бушем в том, что после 11 сентября «все изменилось». Это не значит, что международное сообщество осталось равнодушным к сентябрьской трагедии. Напротив, НАТО впервые в своей истории объявила это преступление актом агрессии по отношению ко всему альянсу. Почти все мусульманские страны, включая Иран и Палестинскую автономию, осудили действия террористов. Союзники США по всему миру – от Канады до Японии и Австралии – поспешили поддержать или усилить американскую военную кампанию против «Аль-Каиды» и движения «Талибан» в Афганистане. Пакистан должным образом был поставлен перед жестким выбором и предпочел сотрудничество с Америкой. Даже Китай и Россия, осаждаемые мусульманскими сепаратистами, заявили о солидарности с США. На протяжении многих месяцев после 11 сентября сохранялось впечатление, что администрации Буша удастся использовать эти настроения и сплотить весь мир перед лицом общей угрозы.
Первые шаги президента были вполне разумны. Он особо подчеркнул, что в результате теракта в ВТЦ погибли представители многих национальностей, и заручился широкой поддержкой военной операции, острие которой было направлено против злоумышленников. Талибские покровители «Аль-Каиды» лишились власти, лагеря по подготовке террористов были уничтожены, тайные склады оружия захвачены, а многие лидеры «Аль-Каиды» арестованы или убиты. Но вместо того чтобы развивать успех целенаправленно, администрация Буша все больше усложняет и расширяет поставленную перед собой задачу.
Так, в 2002 году в ежегодном послании Конгрессу президент Буш сосредоточил внимание не на «Аль-Каиде» и работе, которую нужно еще проделать в Афганистане, а на так называемой «оси зла». Позднее, в том же 2002-м, в его публичных высказываниях подчеркивалась не столько значимость формирования антитеррористической коалиции, сколько одностороннее стремление к поддержанию военного могущества США. По словам Джорджа Буша, американская военная мощь должна достичь «настолько высокого уровня, дабы гонка вооружений, характерная для прошлых эпох, потеряла всякий смысл». Затем американский президент обратился к Конгрессу за получением полномочий на исследования по новым применениям ядерного оружия. В результате в мире сложилось впечатление, что Буш намерен снизить порог нанесения ядерных ударов, – и это несмотря на огромное превосходство Америки в области обычных вооружений и на то, что распространение оружия массового уничтожения представляет угрозу ее же собственной безопасности.
Опубликовав в сентябре 2002 года Стратегию национальной безопасности, администрация продемонстрировала готовность пойти еще дальше. Тактика упреждающей самозащиты – средство, негласно приберегаемое каждым президентом на черный день, – превратилась в краеугольный камень политики национальной безопасности. Однако риск состоял в том, что этот жест мог легко быть истолкован превратно. (Неужели мы действительно стремимся жить в таком мире, в котором каждая страна считает себя вправе нанести удар по любому другому государству, которое когда-нибудь, возможно, будет угрожать ее безопасности?) А когда дело все же доходило до обсуждения необходимости преследования «Аль-Каиды», Джордж Буш стремился представить это не столько как глобальную борьбу против глобальной угрозы, сколько как попытку предать террористов «американскому правосудию» – как будто одного только правосудия в данном случае было недостаточно.
Наконец, в 2003-м Вашингтон снова попытался заручиться поддержкой мирового сообщества, но на этот раз речь шла не о борьбе с «Аль-Каидой», а о войне с Ираком. Чтобы оправдать свое стремление избавиться от Саддама Хусейна, администрация Буша обвинила его режим в связях с «Аль-Каидой», представив их двумя взаимодополняющими частями одной и той же угрозы мирному существованию. Официальные представители Вашингтона заявили, что Америка окажет противодействие подобным угрозам, когда бы и где бы ни возникла в этом необходимость, невзирая на международные законы, вопреки сомнениям союзников и возмущению тех, у кого действия США вызовут непонимание. У Америки, сказал президент, был лишь один выбор – начать войну, чтобы не позволить ее врагам еще больше вооружиться и окрепнуть. Поэтому решение Соединенных Штатов начать войну против Ирака оказалось своевременным, несмотря на то, что лишь четыре члена Совета Безопасности ООН вняли убеждениям поддержать военные действия.
НИ ТО НИ ДРУГОЕ
Многие обозреватели рассматривают политику администрации Буша как выдающееся проявление твердости духа в борьбе с угрозами американскому народу. Я тоже с радостью могла бы присоединиться к восторженному хору, но только в том случае, если бы такая политика действительно обеспечивала более эффективную защиту американских граждан.
К сожалению, это не так. Более того, я по-прежнему убеждена, что если бы президентом США был избран Альберт Гор, а трагедия 11 сентября все же произошла, то военную операцию в Афганистане Америка и НАТО провели бы совместными усилиями. По окончании войны их контингенты были бы размещены на всей территории Афганистана и оставались бы там для восстановления страны. В конце концов, демократы ведь признаюЂт необходимость оказания поддержки идее государственного строительства и считают, что начатое нужно доводить до конца. Я также убеждена, что США и НАТО сообща продолжали бы противостоять «Аль-Каиде» и не стали бы делать вид (им, конечно же, не позволили бы лукавить), будто имеющие место неудачные попытки поймать Усаму бен Ладена не такая уж серьезная проблема. Что касается Саддама, то, по-моему, команда Гора сделала бы иные выводы из разведданных о деятельности иракского лидера и пришла бы к заключению, что война с Ираком хотя и допустима, но не является в краткосрочной перспективе основным средством обеспечения безопасности США. Ограничиться можно было бы проведением политики сдерживания, при этом преступники, от рук которых погибли тысячи людей на территории Америки, неизбежно подверглись бы преследованию.
Решение администрации Буша сосредоточить усилия не на борьбе с «Аль-Каидой», а на вторжении в Ирак и угрозах применить военную силу по отношению к другим странам имело непредвиденные и весьма плачевные последствия. По итогам майского опроса, проведенного Pew Global Attitudes Project среди 16 тысяч респондентов в 20 странах мира и на палестинских территориях, число людей, положительно отозвавшихся о США, резко сократилось (на 15 процентов и более) в таких государствах, как Бразилия, Германия, Иордания, Нигерия, Россия, Турция и Франция. В период с 2000 по 2003 год в Индонезии, самой многонаселенной мусульманской стране, показатель отношения к США кардинально изменился: с 75 процентов жителей, настроенных по отношению к Америке положительно, до 83 процентов относящихся к ней отрицательно. Число одобряющих объявленную Америкой войну с террором сократилось в каждой из упомянутых стран, а, что особенно показательно, в Пакистане оно упало до унылых 20 процентов. Граждане стран-членов НАТО: Великобритании, Германии, Италии и Франции – оценили Путина как мирового лидера выше, нежели Буша. Значительное большинство респондентов и в России, и в семи из восьми стран с преобладающим мусульманским населением (исключением был только Кувейт) заявили, что их в разной степени или очень сильно беспокоит потенциальная военная угроза со стороны США. Я никогда не думала, что придет день, когда Америку будут бояться те, кому у нее нет ни причин, ни намерения причинить какой-либо вред.
После смещения Саддама мир (или, по крайней мере, Ирак) действительно стал лучше. Но когда Соединенные Штаты вкладывают десятки миллиардов долларов в некий стоящий проект, подобный результат – минимум того, чего следовало бы добиться. Но более важен прогресс в продвижении многонациональной, мультикультурной, многоаспектной, долгосрочной инициативы, необходимой для развенчания, раздробления и разоружения «Аль-Каиды» и любых других террористических группировок, которые со временем могут от нее отпочковаться. Подобная инициатива потребует максимальной координации действий в глобальном масштабе, объединения усилий на дипломатическом, разведывательном, законодательном и военном уровнях. Также потребуется тесное сотрудничество в тех регионах, где процветает радикализм и не преобладают прозападные настроения. И прежде всего необходимо, чтобы активную ведущую роль в этом вопросе взяли на себя умеренные исламские политики, которые должны одержать верх в борьбе за влияние в своей религии. К несчастью, война с Ираком и последующая американская оккупация Багдада – столицы мусульманской веры в золотую эпоху ислама – усложнили проблему выбора как для умеренных исламистов, так и для остальных членов мирового сообщества.
Беда в том, что президент Буш изменил первоначальную постановку вопроса. Он уже не просто требует бороться с «Аль-Каидой», а требует теперь и бороться с «Аль-Каидой», и поддержать вторжение в арабскую страну, и одобрить доктрину упреждающего удара – всё в едином пакете. Перед лицом такого выбора многие стойкие противники «Аль-Каиды» все же пришли к заключению, что с Америкой им не по пути. Точно так же некоторые иракцы дают понять, что они находятся в оппозиции и к Саддаму, и к тем, кто освободил их от его диктата.
То, что подобные настроения широко распространены в арабском мире, пожалуй, неудивительно. Более примечательно, что они постепенно захватывают и многие европейские страны. В ходе своей предвыборной кампании президент Буш обещал «объединять, а не разобщать», но, как свидетельствуют цифры, его политика оказала довольно сильное разобщающее действие на ближайших друзей Америки. Причем проявилось оно еще до терактов 11 сентября вследствие пренебрежительного отношения президентской администрации к таким международным инициативам, как Киотский протокол об изменении климата. Это разобщение существенно обострилось в ходе подготовки ко второй войне в Заливе, а на сегодняшний день можно говорить лишь о незначительном смягчении разногласий. Трансатлантические трения, конечно, не новость, но беспокойство Европы по поводу притязаний Америки вкупе c тем, что Вашингтон сомневается в решимости европейских государств, подготовили почву для длительного и опасного разрыва.
Некоторые комментаторы пытались найти объяснение негативному отношению европейцев к войне в их рабской приверженности многосторонним организациям, в ощущении относительной беспомощности или просто в чувстве зависти к Америке. К сожалению, аналитики не учли одного: возможно, дело в том, что аргументы США просто-напросто были недостаточно убедительны. Лично я считала войну вполне оправданной, поскольку Саддам на протяжении десятилетия отказывался соблюдать резолюции Совета Безопасности относительно оружия массового уничтожения. Но заявления администрации о том, что Хусейн представляет непосредственную угрозу и предположительно связан с «Аль-Каидой», были плохо обоснованы. К тому же противники войны не получили достаточно квалифицированных ответов на ряд вопросов, которые они задавали по поводу американских планов послевоенного восстановления Ирака и возможности того, что эта война на самом деле может обернуться повышением привлекательности «Аль-Каиды» в глазах потенциальных членов организации. Поэтому, наверное, не стоит удивляться, что не все сочли войну мудрым шагом. Ведь, в конце концов, это был вопрос выбора, а не необходимости. Вашингтон затеял войну для демонстрации превосходства, а к этому его подтолкнуло ощущение уязвимости, которое большинство европейцев не вполне разделяют.
Нельзя сказать, что вопросы, поднятые европейскими противниками военных действий, оказались банальными или не имели ответа. Однако на них надо было отвечать терпением и убедительными уликами вместо предъявления раздутых и бездоказательных обвинений. Заявив о существовании связи между Багдадом и «Аль-Каидой», администрация Буша попыталась поставить знак равенства между неприятием войны в Ираке и малодушием в противостоянии бен Ладену. Эта вопиюще несправедливая тактика способствовала тому, что сегодня простые американцы считают французов и немцев не просто скандалистами, а предателями. Между тем настоящая ошибка противников войны состоит не в малодушии по отношению к «Аль-Каиде», а в том, что за последнее десятилетие они сделали Ираку слишком много послаблений в вопросе соблюдения им резолюций Совета Безопасности. В этом смысле особая ответственность лежит на Франции и России. Ходатайствуя за Ирак, они многие годы поддерживали у Хусейна надежду на то, что он может сеять раздор в Совете Безопасности и добиваться снятия санкций, не предоставляя правдивой информации о своих программах по разработке вооружений.
Лучший ответ Вашингтона критикам смены режима в Ираке состоял в том, что при отсутствии эффективных инспекций со стороны ООН применение военной силы было единственным способом добиться выполнения резолюций СБ. Тем самым упрочилось бы доверие не только к ООН, но и к международному праву. К сожалению, администрация президента не сумела скрыть свое стремление нанести удар по главному инспектору ООН по вооружениям Хансу Бликсу и его коллегам и создала своей доктрине упреждающих действий репутацию альтернативы международной законности. В результате бЧльшая часть мирового сообщества восприняла вторжение в Ирак не как способ силой добиться выполнения уже существующих правил, а как освящение нового свода правил, составленных и применяемых исключительно Америкой.
А ведь все должно было быть совсем по-другому. По окончании Второй мировой войны США, как и сегодня, оказались на вершине могущества и точно так же столкнулись с новыми, беспрецедентными угрозами. И все же Трумэн и его коллеги не сочли излишним сесть за стол переговоров с представителями менее могущественных держав и до мелочей обсудить с ними правила новой игры на международной арене. Нынешняя администрация, напротив, повела себя так, как будто ей безразлично мнение других стран, чем вызвала сильную неприязнь со стороны мирового сообщества.
Как я уже говорила выше, ответственность за трансатлантический раскол несет не только администрация Буша. Франция, безусловно, тоже не поспособствовала сближению, заявив, к примеру, что основной целью объединения Европы должно стать создание противовеса американской мощи. Таков выбор де Вильпена между «двумя воззрениями на мироустройство» (то есть, как он считает, между однополярным миром, в котором США выступают в роли ничем не сдерживаемого гегемона, и многополярным, где влияние США уравновешено и сбалансировано другими силами, главным образом объединенной Европой). Но ведь это просто смехотворно. Мысль о том, что могущество Вашингтона не способствует укреплению и защите европейских демократий, а, наоборот, представляет для них угрозу, иначе как глупостью просто не назовешь. Американская мощь, возможно, и задевает национальную гордость французов, но она же способствовала разгрому Гитлера, спасению подвергнутого блокаде Западного Берлина, поражению коммунизма и избавлению Югославии от преступного режима Слободана Милошевича.
Разногласия, возникшие между Соединенными Штатами и многими европейскими странами, можно и нужно смягчить. В этом смысле задача европейцев – не поддаваться страстям, нагнетаемым Францией по поводу роста американского могущества, и видеть происходящее в перспективе. Вашингтон по-прежнему верен своим принципам, и американцы с помощью госсекретаря Колина Пауэлла и других приверженцев здравого смысла не позволят администрации зайти слишком далеко.
И тем не менее перед Вашингтоном стоит задача сформулировать альтернативу, которую большинство европейцев могли бы принять без ущерба собственному достоинству (даже если Франция будет чем-то недовольна). Чтобы выполнить эту миссию, необходимо использовать НАТО в Афганистане (спустя два года после событий 11 сентября альянсу наконец отведена там определенная роль) и в Ираке, где прикрытие со стороны НАТО обеспечит поддержку американским солдатам, находящимся в трудном положении. Администрация Буша должна приветствовать усилия европейцев по наращиванию способности независимого и быстрого реагирования, особенно на случай проведения миротворческих операций и возникновения гуманитарных кризисов. Если европейцы выполняют какие-то важные функции (как, например, Германия и Турция в Афганистане в прошлом году), это достойно восхищения, даже несмотря на разногласия по менее фундаментальным вопросам. Более того, необходимо, чтобы Америка предложила – а не приказала – Европе совместно поработать над решением самых сложных проблем, включая и те, что связаны с иранской ядерной программой. Но прежде всего, наверное, пора начать относиться к европейцам как к взрослым. И если они в чем-то не согласны с американской политикой, их мнение следует рассматривать со всей серьезностью, не пренебрегая им как признаком слабости (или «старости» Европы), не приравнивая инакомыслие к предательству. Вашингтону следует вспомнить, что «союзник» и «сателлит» – это совершенно разные понятия.
КАК ОЦЕНИВАТЬ УСПЕХИ США В ИРАКЕ
Возможно, одной из причин практического отсутствия у нынешней администрации интереса к мнению других стран является ее твердая вера в силу своих представлений. В марте прошлого года Буш заявил, что война с Ираком станет решающим и первым шагом на пути к реформированию всего Ближнего Востока. По логике президента, демонстрация решимости Вашингтона должна была заставить трепетать террористов и тех, кто их спонсирует и укрывает. «Как только Саддам Хусейн будет разоружен, уменьшится угроза терроризма как для Америки, так и для остального мира», – считал Буш. По его прогнозам, строительство демократического Ирака, которое планировалось осуществить при поддержке незначительного контингента американских войск за относительно короткий период, должно было стать назидательным примером для недемократических арабских правительств и полезным образцом для потенциального нового палестинского государства. Буш верил: лишившись средств, которые иракское правительство выплачивало семьям смертников, антиизраильские террористические организации в скором времени будут вынуждены свернуть производство своих бомб, что создаст условия для начала серьезных мирных переговоров. Падение режима Саддама Хусейна, по замыслу Белого дома, также могло послужить хорошим уроком для предполагаемых распространителей ОМУ – как в далекой Северной Корее, так и в соседнем Иране.
Вероятность того, что это предвидение воплотится в жизнь, можно оценивать по-разному, но ему не откажешь в размахе и благих намерениях. Не правы те, кто думает, будто война в Ираке велась за нефть. На самом деле это была борьба за место в истории, и она заслуживает того, чтобы ей позволили завершиться. Никто и не ожидал, что все пройдет гладко. Критики вроде меня могут ворчать по поводу трудностей и неудач, но все проблемы отойдут на задний план, если будет дан импульс к созданию по-настоящему демократического и стабильного Ирака, ослаблению «Аль-Каиды», прекращению антиизраильского террора, свертыванию иранских ядерных программ и утверждению в арабских странах ответственных правительств. Таковы критерии успеха, которые с учетом времени и обстоятельств избрала для себя администрация Буша перед началом войны с Ираком. И нынешняя администрация вполне заслуживает, чтобы для достижения этих целей ей был предоставлен разумный срок.
Удастся ли со временем добиться столь положительных результатов, зависит от выбора из целого ряда альтернатив, которые могут быть выстроены с помощью Соединенных Штатов. Основная альтернатива касается законности или незаконности использования террора как средства на пути к политическим переменам.
Для большинства американцев выбор прост. Как сказал президент, человек либо приемлет террор, либо нет; если нет – значит, должны последовать определенные действия. Американцам покажется абсурдом, что порядочные люди могут думать иначе. Но история свидетельствует: большинство людей, не отличающихся особой безнравственностью, все же можно убедить в том, что зло – это вовсе не зло, а нечто совсем другое. Римляне считали разграбление Парфянского царства славной страницей своей истории; ревностные католики находили в испанской инквизиции проявление чистоты веры; отцы-основатели Соединенных Штатов видели в рабовладении экономическую необходимость; этнические чистки для боснийских сербов были справедливой местью за прошлые обиды. Даже многие из тех, кто сотрудничал с нацистами или потакал им, были убеждены, что поступают правильно: в конце концов, что может быть более нравственным, чем «мир в наше время»? В 1940 году поэт Арчибалд Маклиш писал: «Убийство перестает считаться аморальным не тогда, когда совершается акт убийства, а тогда, когда кому-то удается убедить людей в том, что убийство не есть зло. Это может быть лишь следствием извращения сознания. А извращение сознания возможно, только если безмолвствуют те, кто должен встать на его защиту». Сегодня необходимо помнить: чем дольше существует иллюзорное представление о зле как о чем-то оправданном (независимо от того, чтЧ его подпитывает: пропаганда, невежество, осознание выгоды или страх), тем труднее будет его развенчать. Поэтому нам нельзя думать, что все в этом вопросе уже определено. Наша задача – неустанно способствовать тому, чтобы в мире единодушно был признан факт: терроризм в своей основе, целиком и полностью всегда порочен. И здесь не может быть ни исключений, ни оправданий.
В бытность мою госсекретарем я не раз говорила об этом арабским лидерам, однако редко получала от них удовлетворительный ответ. Чаще всего собеседники безоговорочно порицали терроризм, а вслед как бы в скобках отмечали легитимность борьбы за освобождение оккупированных арабских территорий. Иными словами, террор, по их мнению, недопустим, но только не в Израиле и не против Израиля, страны, которая чаще всего и становится мишенью террористов. И по сей день большинство арабов по-прежнему считают, будто, уступая Израилю в силе, палестинцы имеют право бороться с ним всеми доступными средствами. Когда речь заходила о спонсировании терроризма, я получала столь же неадекватные ответы. Я напрямую спросила одного из высокопоставленных политиков Саудовской Аравии о финансировании организации ХАМАС, и он ответил, что ХАМАС заслуживает этих средств, поскольку, в отличие от Ясира Арафата и его правительства, действительно предоставляет социальное обеспечение палестинскому обществу. Что же касается выплат семьям смертников, то они тоже оправданны, но не в качестве приманки или вознаграждения, а просто как акт гуманизма.
А вот отношение консервативно настроенных представителей арабского мира к террористической деятельности «Аль-Каиды» – это уже другой вопрос. Бен Ладен – кобра, набросившаяся на своего хозяина. Преподавание ваххабизма в мечетях Саудовской Аравии, щедро финансируемое королевской семьей, в сочетании с комплексом других факторов (глобализация, рост безработицы и военное присутствие США) привело к возникновению там всемирного очага распространения ненависти. И теперь, к неудовольствию саудовских лидеров, эта ненависть обратилась не только на США и Израиль, но и на них самих. Три взрыва, прогремевшие в мае в Эр-Рияде, унесли жизни 34 человек и, можно надеяться, развеяли остатки давних иллюзий саудовских арабов. С тех пор власти этого государства арестовали более десятка подозреваемых, отправили в отставку сотни радикальных священников и еще около тысячи временно отстранили от работы. Согласно их утверждениям, подписаны постановления, призванные прекратить поток пожертвований в адрес террористических организаций со стороны граждан Саудовской Аравии, проживающих за рубежом. И несмотря на все это, главный редактор ведущей либеральной газеты страны недавно лишился работы. Кому-то показалось, что он предположил существование связи между терроризмом и курсом обучения в радикальных мечетях. Этот случай показывает, что борьба за коллективный разум и сердце саудовских арабов только начинается. Наследный принц Абдалла и его преемники должны не просто осуждать террор и экстремизм, весьма глубоко пустившие корни в местную песчаную почву, а основательно заняться их искоренением.
Однако, даже если руководство Саудовской Аравии в этом и преуспеет, семена террора будут по-прежнему прорастать в других странах. Нельзя сказать, что иракский имам, чье высказывание я привела в начале данной статьи, открыто оправдывал в своей речи тактику террора. Но он использовал терминологию, близкую идеям столкновения цивилизаций, так что Самьюэл Хантингтон начинает выглядеть пророком. Альтернатива, сформулированная президентом Бушем – «с нами или против нас», – была перекроена и сшита заново: в итоге ислам превознесен, а мнимое «американское зло» заслонило собой действительное зло, то есть террор. Этот образчик софистики показывает, насколько сложно будет Соединенным Штатам распределить иракцев по категориям желающих или не желающих открыто сотрудничать с Америкой. Иракцам в частности да и арабам вообще нужен некий простор для того, чтобы сделать свой выбор без принуждения со стороны авторитарных лидеров и независимо от предпочтений Соединенных Штатов (при условии, что этот выбор исключает насилие, подразумевает терпимость и не дискриминирует женщин). Осуществить это на практике, должна признать, будет совсем не просто.
И все же основания для надежды есть. С одной стороны, результаты исследования, проведенного Pew, действительно показали, что в мире, и особенно на Ближнем Востоке, широко распространено негативное отношение к американской политике. Зато, с другой стороны, согласно тому же исследованию, значительная часть населения в арабских странах с энтузиазмом воспринимает ценности, тесно ассоциируемые с Соединенными Штатами, такие, как свобода самовыражения, политический плюрализм и равенство перед законом. Сегодня подавляющее большинство населения, в частности, в Иордании, Кувейте и Марокко верит, что демократия западного типа может эффективно работать и в их странах. И поскольку демократия строится снизу вверх и шаг за шагом, у американских лидеров сегодня есть возможность – пусть и рискованная – найти общие ценности с хваленой «арабской улицей», минуя арабские правительства. Так, например, Вашингтон мог бы реже критиковать программы катарской независимой телекомпании «Аль-Джазира» и чаще признавать значимость ее права на свободный выбор, а также активнее поощрять возникновение других средств массовой информации.
Я всегда гордилась внешнеполитической линией администрации Клинтона и понимаю, что демократию нельзя навязать извне. Но сегодня я все же сожалею о том, что недостаточно активно добивалась либерализации арабского мира. Правда, иногда мы все же подталкивали арабские страны на путь демократизации: поддержали инициативу кувейтских лидеров по предоставлению женщинам права голоса, одобрили создание представительных органов в Бахрейне и Иордании. И все-таки мы не считали это своей приоритетной задачей. Ведь, в конце концов, опросы общественного мнения среди жителей арабского мира дают порой пугающие результаты. Одно и то же исследование Pew выявило чрезвычайную привлекательность демократии в глазах арабов и в то же время показало, что из всех «мировых лидеров» наибольшим доверием палестинцев пользуется Усама бен Ладен. Кому придет в голову дать людям с подобными взглядами право самим выбирать себе правителей? Ответ прост: нам, и мы должны сделать все возможное, дабы убедиться, что у них это право есть.
Многие годы арабское население получало искаженный сигнал из Вашингтона: якобы Америка выступает за демократию, свободу и права человека везде, кроме Ближнего Востока, и для всех, кроме арабов. Пришло время распрощаться и с подобными представлениями о нашей стране, и с реальностью, которая слишком часто составляет их основу. Демократия не положит конец терроризму в арабском мире, но и, в отличие от деспотии, не послужит для него питательной почвой. Популярность бен Ладена обусловлена тем, что он символизирует сопротивление. Но на самом деле ему предложить нечего, кроме смерти и разрушения, и большинство мусульман отвернутся от него, если увидят реальную альтернативу.
Вообще говоря, демократизация – это наиболее интригующая сторона той рискованной игры, которую затеяла нынешняя администрация в Ираке. Создание стабильного и единого демократического иракского государства могло бы стать поистине великим достижением и благотворно повлиять на другие арабские сообщества. Но так ли уж необходимо было вторжение в Ирак, чтобы придать импульс демократизации арабского мира? Ответ на этот вопрос будет зависеть от степени раздробленности страны и от ситуации в сфере безопасности. Американским военнослужащим, работающим на демократизацию Ирака, придется очень трудно, если они по-прежнему будут вынуждены отгораживаться высокими стенами и танковой броней. Американские официальные лица не смогут снискать доверия речами о преимуществах свободы, если будут ощущать необходимость осуществлять надзор за местным радио- и телевещанием, обыскивать дома, запрещать деятельность политических партий и бесконечно отказывать иракцам, требующим более полного самоуправления. Администрация Буша была решительно настроена на то, чтобы сохранить за собой право контролировать каждый аспект послевоенного реформирования Ирака. История покажет, насколько правильным было это решение, но в этой связи я не могу не вспомнить составленное шефом Пентагона руководство по мудрому ведению государственной политики. Одно из «Правил Рамсфелда» гласит: «Легче ввязаться, чем потом выпутаться».
КАРДИНАЛЬНОЕ ИЗМЕНЕНИЕ БЛИЖНЕВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ
Демократизация арабского мира проходит испытание не только в Ираке. Параллельный процесс наблюдается и в Палестинской автономии, где нынешняя администрация, нужно отдать ей должное, настаивает на реформировании местных институтов. Избрание премьер-министром Махмуда Аббаса и назначение на пост министра финансов Салама Файяда являются необходимым шагом на пути к демократизации и разумному управлению страной (статья написана до отставки Махмуда Аббаса с поста главы правительства. – Ред.). Становление политической свободы – залог появления нового поколения палестинских лидеров, приемлющих демократические методы правления. Вместе с тем демократия, если она все же наступит, вряд ли приведет к формированию в Палестине правительства, которое захочет принять мир на тех условиях, которые устроят израильтян. По крайней мере, ждать этого придется много лет. Опрос Pew показал: 80 процентов палестинцев считают, что не смогут реализовать свои права в условиях сосуществования с израильским государством. Сомнения эти, безусловно, обоснованны, если под правами палестинцев понимать, помимо прочего, возврат всех палестинских территорий, захваченных в ходе войны 1967 года, полный суверенитет Палестины над горой Аль-Харам аш-Шариф (Храмовая гора) и право палестинских беженцев на возвращение в дома, в которых они проживали до 1948-го. Если палестинцы не смягчат свои требования или не опустят некоторые пункты, путь к миру на Ближнем Востоке окажется гораздо длиннее, чем предусмотрено «Дорожной картой».
Поэтому, чтобы достичь прогресса в данном вопросе, от обеих сторон потребуется новое мышление. Израиль должен будет помочь Аббасу добиться его целей, чего Тель-Авив никогда не делал для Арафата. Израильтянам придется осознать простейший факт: Аббас несет ответственность не перед израильским премьером Ариэлем Шароном и не перед президентом США Бушем, а перед собственным народом. Если новое правительство Палестины не сможет добиться более ощутимых результатов, чем Арафат, Аббас вскоре превратится во второстепенную историческую фигуру.
А пока палестинцы должны отказаться от тактики террора. Не потому, что этого хотят США и другие страны, а потому, что для палестинского народа терроризм куда как более серьезная угроза, чем Израиль. Террор разрушает не только экономику страны и надежды людей на возвращение территорий – он разлагает саму душу народа. Идти или нет по пути террора – вопрос выбора, а когда у людей есть право на выбор, у них также есть и возможность изменить свои действия. Администрация Буша, правительства европейских государств, весь арабский мир и умеренно настроенные политики в самой Палестине должны объединить усилия, дабы способствовать формированию у палестинцев единства взглядов на недопустимость и неприятие террора. Пока убийц будут превозносить как мучеников, не будет ни настоящего мира, ни палестинского государства, достойного этого статуса.
Израильтянам также следует опасаться последствий собственной политики агрессивной самозащиты. Бывший премьер-министр Израиля Голда Меир сказала как-то, что она в меньшей степени винит палестинцев в убийстве ее соотечественников, чем в том, что они превращают убийство в необходимость для израильтян. Израиль имеет право защищаться от терроризма и время от времени наносить упреждающие удары. Но израильтянам нельзя забывать и о том, что им суждено всегда жить рядом с палестинцами, деля с ними одну территорию. И военное решение здесь просто невозможно.
КАК ПЕРЕФОРМУЛИРОВАТЬ АЛЬТЕРНАТИВУ
После событий 11 сентября президент Буш предложил мировому сообществу встать на сторону Соединенных Штатов в борьбе с террористами, атаковавшими его страну. В последующие годы он, однако, расширил список требований и изменил тон. Буш уже больше не предлагает мировому сообществу присоединиться к общей борьбе, и теперь он выступает с официальными требованиями оказать поддержку Соединенным Штатам, которые ведут свою собственную войну против угроз, определенных самим президентом. 11 сентября доказало, заявил Буш, что прежние институты, альянсы и законы больше непригодны для защиты американского народа. Тактика сдерживания бессильна против разгула террора. Если террористам удастся заполучить ОМУ, мир ожидают неисчислимые бедствия. И поэтому, предупредил Буш, Соединенные Штаты готовы действовать там и тогда, где и когда они усмотрят реальную, возможную или скрытую связь между террористами и опасными технологиями. Присоединившиеся к США будут вознаграждены. Кто откажется присоединиться, станет объектом жесткого порицания или хуже того.
Я отдаю должное президенту: он ставит перед собой амбициозные цели и отваживается на политический риск, без которого можно было бы обойтись. И не сомневаюсь в его искренности. Я согласна с ним в том, что Америке нельзя почивать на лаврах и необходимо не только противостоять явным врагам страны, но и добиваться полной победы над ними. Во благо Америки, я надеюсь, политика президента США увенчается успехом. Но все же я не могу избавиться от мысли, что Буш сам воздвиг лишние препятствия на своем пути.
Ведь, в конце концов, теракты 11 сентября при всем своем ошеломляющем трагизме далеко не первое напоминание о том, с какой огромной опасностью столкнется страна, если позволит оружию массового уничтожения попасть не в те руки. Президент Билл Клинтон регулярно предупреждал об этом. Одно из первых его достижений состояло в том, что он убедил Украину, Казахстан и Белоруссию отказаться от их ядерных арсеналов. Клинтон неустанно содействовал реализации программы Нанна – Лугара «За совместное уменьшение угрозы», тратя американские деньги на обеспечение сохранности ядерных материалов и экспертизу ядерных объектов по всему бывшему Советскому Союзу. Клинтон стал настоящим специалистом в вопросах, связанных с угрозой применения биологического оружия на территории США. Он реорганизовал Национальный совет безопасности, чтобы расширить и усилить борьбу с терроризмом, – и это за много месяцев до августа 1998-го, когда в результате взрывов американских посольств в Кении и Танзании бен Ладен стяжал славу кровавого злодея во всем мире. Из года в год Клинтон участвовал в заседаниях ООН в Нью-Йорке, где стремился привлечь особое внимание к двум темам: необходимости остановить распространение ОМУ и объединить усилия различных стран по уничтожению прибежищ террористов и источников их финансирования. Но, в отличие от своего преемника, президент Клинтон полагал, что Америке легче будет бороться с врагами, если НАТО будет крепкой и сплоченной, если специализированные учреждения ООН, такие, как МАГАТЭ, будут усилены и если США будут уважать своих друзей во всем мире и консультироваться с ними. Клинтон считал, что борьба с терроризмом – это командная игра, а не сольная партия.
11 сентября показало, что США сделали недостаточно для распознания и уничтожения террористов «Аль-Каиды». Тем не менее нельзя сказать, что те трагические события демонстрируют несостоятельность идеи о том, что, если американцы хотят разгромить «Аль-Каиду», им необходима активная помощь и сотрудничество со стороны других стран.
Администрация Буша предпочла объединить проблему «Аль-Каиды» с задачей по предотвращению распространения ОМУ. Эти две проблемы хотя и пересекаются, но не являются одинаковыми в военных, политических и технических вопросах, которые они ставят. Уничтожение «Аль-Каиды» не положит конец распространению ОМУ, но сама она представляет смертельную угрозу и без ядерного, химического и биологического оружия. В то же время проблему ядерных программ Северной Кореи и Ирана следует решать на иной основе, исходя в первую очередь из того, что они являются продуктом не терроризма, а национализма. Трагедия 11 сентября, ставшая моментом истины для администрации США, вынудила ее смешать в одну кучу и террористов, и государства-изгои и огласить рецепт борьбы с ними – упреждение. Это пугает и разобщает мировое сообщество как раз тогда, когда безопасность Америки зависит от его сплоченности.
Я думаю, что другой подход, нацеленный на более четкую и последовательную концентрацию усилий по борьбе с «Аль-Каидой» и одновременно на активную, но индивидуальную работу со странами Ближнего Востока, Ираком, Ираном и Северной Кореей, возможно, дал бы лучшие результаты. Такой подход, полагаю, позволит президенту Бушу предложить иную альтернативу в связи с ключевым вопросом терроризма. Эта альтернатива была бы более понятна как европейским союзникам США, так и самой важной аудитории – тому большинству мусульман на Ближнем Востоке и во всем мире, что зачастую хранит молчание. При таком сценарии серьезность выбора могла бы найти свое подтверждение в серьезных намерениях Вашингтона по отношению к Афганистану, проблема государственного строительства которого должна оставаться в фокусе внимания США. Вместо того чтобы играть мускулами, Америка могла бы продемонстрировать, сколь велика коллективная сила мирового сообщества, единодушно утверждающего, что терроризм – это такое же зло, как геноцид, апартеид и рабская зависимость. Не было бы нужды ограничивать действия США арестами лиц, подозреваемых в принадлежности к «Аль-Каиде». Америка стремилась бы покончить с разжиганием ненависти, прославлением убийц, бесконечной ложью о Западе, которая и по сей день фабрикуется во многих странах Ближнего Востока и Южной Азии. Получившие подкрепление в лице единой Европы, американские политики смогли бы по прошествии времени подтолкнуть арабских лидеров к постепенному формированию в их странах более открытых политических и экономических систем, к поддержке демократических реформ, к которым, согласно опросам, стремятся большинство арабов. Вашингтон продемонстрировал бы также уважение к ценности человеческой жизни, продолжая изо дня в день вести напряженную борьбу за прекращение насилия с обеих сторон на истерзанном конфликтами Ближнем Востоке.
Усложнив собственный выбор, администрация Буша заодно усложнила и проблему выбора для других, расколола Европу и сыграла на руку экстремистам, которым только и надо, чтобы столкновение цивилизаций стало решающей схваткой нашей эпохи.
Администрация упустила время для корректировки своего курса, однако это не безнадежное опоздание. Вашингтон уже расстался с некоторыми из своих наиболее оптимистичных иллюзий относительно Ирака, выступил с заверениями по поводу президентского участия в решении проблем Ближнего Востока, попытался восстановить дружеские отношения с Европой и умерил пафос самовосхваления в официальных заявлениях.
Теперь было бы полезным, если бы американские политики, не привлекая всеобщего внимания, вывели понятие «доктрина упреждающего удара» из употребления в сфере национальной безопасности и отправили его назад в политический резерв. Совершенно необходимо также, чтобы Америка действительно завершила свои миссии в Афганистане и Ираке, прежде чем снова провозглашать победу. На пути к этому деятели из администрации, возможно, поймут, что хотя ни один из существующих международных институтов и не всесилен, но каждый из них может добиться определенных результатов. Вероятно, нынешнее руководство США даже откажется от рефлекторного пренебрежения ко всему, что связано с Клинтоном, и примет во внимание косовскую модель. В Косово под эгидой НАТО действуют миротворческие силы, включающие в себя российский контингент, и при поддержке недавно сформированной гражданской полиции обеспечивают безопасность администраторов ООН, ЕС и ОБСЕ, которые совместно с местными политическими партиями подготавливают страну к демократическим переменам. Эта схема не только дает хорошие результаты – она создает у каждого, кто входит в ее структуру, ощущение причастности к некой важной миссии и собственного вклада в общее дело. Работа с союзниками, использование лучшего, что могут предложить международные организации, – все это требует терпения. Но это же дает и большие преимущества: партнеры разделяют все траты и тяготы, укрепляется легитимность миссии, к работе привлекаются талантливые специалисты. И все горят желанием добиться благоприятных результатов.
И наконец, администрация должна развить успех, достигнутый в ходе недавней поездки президента Буша по африканским странам, где ему был оказан радушный прием, и таким образом способствовать укреплению действительно сильных сторон Америки. Идея о том, что американцы – граждане самой могущественной державы в мировой истории – живут в страхе перед бен Ладеном, не произвела впечатление на большинство жителей земного шара, которых терроризм заботит гораздо меньше, чем необходимость ежедневно бороться за выживание в тяжелейших условиях постоянного голода, нищеты и болезней. Поэтому проблемы Америки будут восприняты более отчетливо и с бЧльшим вниманием, если администрация от угроз перейдет к наведению мостов и будет чаще поднимать вопросы, касающиеся повседневной жизни большей части населения земного шара. А это значит, что необходимо не только постоянно разъяснять, против чего сражаются американцы, но и говорить о том, за что они борются. Надо сделать так, чтобы люди во всем мире поняли: Америка стремится помочь им сделать свою жизнь более благополучной, свободной и продолжительной.
