Опубликовано в электронной версии журнала The National Interest.
«Жесткая сила» больше не работает. Насилие или угроза его применения никогда не исчезнет из международных отношений, но в отличие от меркантилистских дней прошлого, когда военные действия могли принести экономическую выгоду, сегодня вооруженные интервенции стали крайним средством, поскольку их зачинщики хорошо понимают, сколь затратна эта затея. Да, Россия недавно вторглась на Украину, но до этого перепробовала все другие средства (включая угрозы), чтобы разубедить Киев навеки связать свою судьбу с Западом. Конечно, расходы на оборону бурно развивающихся азиатских держав зашкаливают, но в основном потому, что соседи Китая боятся его растущей самоуверенности, а не потому, что им не терпится пустить в дело свои недавние приобретения. Даже Пекин, похоже, признает экономические риски воинственной политики. Это вытекает из его решения снизить градус напряжения в отношениях с Японией после резкого обострения конфронтации между ними в течение двух последних лет.
Так что же, «мягкая сила» наконец-то возобладала? Едва ли! Возможно, в последнее время антиамериканизм в мире немного поутих, но скандалы, включая разоблачения Сноудена, надолго запятнали репутацию США и испортили их имидж. Тем временем Европейский союз, некогда восхваляемый как образец мира и процветания, сегодня мелькает в заголовках газет из-за попыток сохранить Грецию в Еврозоне, а Великобританию в составе ЕС и вытолкать граждан соседних стран (мигрантов) обратно на родину. Что касается Китая, то в ходе недавних опросов он занял всего лишь 30-е место в списке стран, вызывающих наибольшее восхищение в мире. Иными словами, он очень далек до того, чтобы служить источником вдохновения для жителей планеты.
Отчасти описанные выше явления имеют структурные причины. Ян Бреммер говорит о мире Большого нуля (G-Zero world), в котором «ни одна страна в отдельности или даже блок стран не имеет политического и экономического рычага или воли, чтобы всерьез заниматься мировыми проблемами». Мойзес Наим лучше всего уловил дух времени внутри страны. «Конец власти», по его мнению, означает, что «власть стало легче получить, труднее использовать и намного легче потерять».
Тем не менее в условиях усиливающейся взаимозависимости страны должны как-то влиять друг на друга. Для этого им нужно проявлять больше творчества, и они готовы предложить новую форму силы: то, что я называю силой стандартов.
Стандарты эти не новы по сути, но правительства, стремящиеся оказывать влияние, не прибегая к угрозам, придают им все большее значение. Ибо в них заключается дух силы стандарта – дискретной и трансформирующейся. Дискретной, потому что стандарты часто рождаются в ходе засекреченных технических дискуссий; трансформирующейся – потому что стоит только какому-то стандарту закрепиться в мире, как он остается в нем практически навсегда. И потому война за стандарты в целом заканчивается прежде, чем до нас доходит, что она идет.
Недавние переговоры по Транстихоокеанскому партнерству (ТТП) и Трансатлантическому торгово-инвестиционному партнерству (ТТИП) обнажили верхушку айсберга силы стандартов. Оба партнерства – часть гонки по установлению стандартов мировой торговли в XXI веке. По поводу первого партнерства президент Барак Обама сказал: «Нам следует написать эти правила до того, как это сделает Китай. Вот почему я работаю с Конгрессом над принятием новых торговых соглашений XXI века с более высокими стандартами и более жесткой защитой по сравнению с любыми торговыми соглашениями прошлого». Относительно второго партнерства комиссар ЕС по торговле Сесилия Мальмстрём заявила: «Наша идея в том, чтобы навести здесь порядок, который поможет установить золотые стандарты… эти стандарты во многих случаях должны быть отправной точкой для будущих переговоров о правилах мировой торговли». Яснее и не скажешь.
Запад на протяжении многих веков привык устанавливать мировые стандарты и нормы и пытается использовать их обновление как средство поддержания своего пошатнувшегося геополитического положения. Он и не скрывает своих амбиций: ТТИП то и дело характеризуется как «экономическое НАТО» (в том числе бывшим генеральным секретарем альянса Андерсом Фогом Расмуссеном). Что касается ТТП, то, как выразился глава Пентагона Эштон Картер, оно должно быть не менее «важно для Соединенных Штатов, чем очередной авианосец».
Попытка США отговорить союзников от участия в недавно созданном Пекином Азиатском банке инфраструктурных инвестиций (АБИИ) из-за мнимой неспособности Китая соблюдать строгие правила управления и охраны окружающей среды – еще один явный пример передергивания и манипуляции стандартами в интересах геополитики. Интересно, что применение силы стандартов не было исключительной прерогативой западных экономик, угнетающих развивающиеся государства. На самом деле другие страны от России до Индии не гнушаются использовать стандарты, особенно в сфере безопасности, чтобы докучать западным конкурентам. Даже развивающиеся рынки начали манипулировать стандартами для политического влияния друг на друга. Например, Китай недавно отложил строительство газопровода с Россией на том основании, что Москва не провела открытый тендер на разработку проекта. С каких это пор Китай так беспокоит прозрачность!
Одна из причин, почему сила стандартов требует сегодня нашего внимания больше, чем когда-либо, в том, что мы находимся накануне взрыва в установлении новых стандартов. Особенно значителен коммерческий потенциал в двух отраслях, где регулирование до последнего времени находилось на очень низком уровне, и долго так продолжаться не может. Это Интернет вещей (единая сеть физических объектов, способных изменять параметры внешней среды или свои, собирать информацию и передавать ее на другие устройства. – Ред.) и коммерческие беспилотные летательные аппараты. Будущий рынок Интернета вещей оценивается в умопомрачительную сумму от 3,9 до 11,1 трлн долларов в год, а рынок БПЛА мог бы принести одним только Соединенным Штатам дополнительный ежегодный доход более 100 млн долларов. Однако в этих двух секторах нет четких правил игры, а это значит, что в ближайшее время могут появиться желающие взяться за разработку этих правил.
Тот, кто сумеет установить предпочтительные стандарты в этих отраслях, получит большую экономическую и, что самое важное, геополитическую выгоду. Ибо сила стандартов – это способность выработать лингва франка глобального бизнеса: «В отличие от компьютеров с их стандартизированными клавиатурами и USB-разъемами и накопителями, в производстве промышленного оборудования, например, пока не существует общепризнанных стандартов». Как высказался о промышленном производстве следующего поколения один ведущий ученый, «подобные соглашения могут казаться скучными, но они удешевят и ускорят производственный процесс, сделают его более надежным. Радиочастотная идентификация, ядерный топливный цикл и коды ОРС (спецификация, определяющая передачу данных в промышленных сетях и взаимодействие устройств в них), машинный эквивалент языка HTML – все они облегчают заводам задачу стандартизации». А вот что сказал один из вице-президентов компании Amazon о коммерческом регулировании производства беспилотных аппаратов: «Представьте себе Интернет без протоколов HTTP и TCP/IP (управляющих передачей данных)… По сути дела, мы сейчас находимся именно на этом этапе в производстве БПЛА. Поэтому наша позиция здесь принципиальна: мы хотим, чтобы все прочувствовали безотлагательность совместной разработки стандартов».
Ведущие стандарты не рождаются в вакууме. Они разрабатываются в обстановке жесткой конкуренции. Вы думаете, что лидерство США в области Интернета уже предрешено? Не спешите с выводами. «Еще не факт, что протокол TCP/IP будет принят в качестве мирового стандарта. Некоторые, особенно европейцы, не считают TCP/IP безальтернативным стандартом». Вплоть до того, что «европейские правительства энергично поддерживали альтернативный язык под названием “Взаимосвязь открытых систем” (OSI) до тех пор, пока он не ушел в тень.
Сегодня разгорается новая битва. Китай хорошо понимает, как высоки ставки: неотъемлемая часть его национальной стратегии “Сделано в Китае 2025” – помочь стандартам высокотехнологичного производства Китая закрепиться за рубежом и стать международными стандартами». Что касается беспилотников, то здесь Пекин действует более осторожно, но уже позволил своим коммерческим операторам БПЛА разрабатывать и вводить собственные протоколы.
Не только Китай начинает понимать значение стандартов. Федеральное авиационное управление (ФАУ) США много лет критиковали за неспособность использовать коммерческий потенциал беспилотной авиации, и недавно там назначены два высокопоставленных чиновника, которые должны сдвинуть это дело с мертвой точки. Даже обычно медленный на подъем Европейский союз начинает действовать более адекватно. Один из членов Европарламента недавно привлек внимание европейского сообщества, заметив, что «промышленность и законодатели должны провести совещание для решения проблемы “курицы и яйца”. Имеется в виду, что промышленные предприятия не желают инвестировать в разработку необходимых технологий, поскольку неясно, какое законодательство будет действовать в этой области, тогда как законодатели не желают разрабатывать стандарты до тех пор, пока промышленники не предложат технологии, нуждающиеся в законодательном регулировании».
Возникает парадокс: хотя правительства могут получить наибольшую выгоду, став лидерами в разработке новых стандартов, инициативу в этой области захватывают негосударственные игроки. Сравните, например, творческий подход компаний Amazon или Google к изменению политики в области коммерческих беспилотников с импровизированными попытками правительства США взяться за Интернет вещей. Недавно отмечено, что «многие из наиболее вовлеченных и активных законодателей предпочли занять выжидательную позицию в этом вопросе».
На первый взгляд, такой децентрализованный, пусть и не хаотичный, подход к разработке стандартов, который в конечном итоге может иметь далеко идущие геополитические последствия, кому-то покажется еще одним напоминанием о неэффективности западных демократий. И в самом деле, если бы способность проводить централизованную политику была определяющим фактором лидерства в разработке стандартов XXI века, у нас были бы все основания полагать, что авторитарный Китай должен выйти победителем в конкурентной борьбе. Но нельзя забывать о том, что негосударственные игроки давно уже стали инструментом выработки американской внутренней и внешней политики и должны считаться не пассивами, а активами в установлении новых рубежей. На самом деле самый важный фактор, от которого зависит, возобладает ли данный конкретный стандарт в той или иной мировой отрасли, – его открытость и привлекательность для пользователей. И в этом смысле послужной список Запада достаточно впечатляющ в сравнении с менее прозрачными конкурентами, делающими ставку на жесткий государственный контроль.
Это подводит нас к самому важному и тонкому моменту: сила стандартов определяется как умение использовать их для создания новых геополитических рычагов влияния, а не как способность к твердолобой тактике проталкивания на мировом уровне в целом неэффективных формальностей. Например, Китай уже понял, что его агрессивная политика проталкивания национальных технологических норм может способствовать развитию «Галапагосского синдрома». Иными словами, страна может оказаться в изоляции и быть вытолкнута с мировых рынков, как бы жестко она ни пыталась навязать свои нормы иностранцам.
Чтобы никто не думал, будто Китай – единственная страна, рискующая оказаться в изоляции, стоит отметить, что США в последнее время тоже играют с огнем. Например, планы ФАУ по разработке Воздушно-транспортной системы следующего поколения (NextGen) подверглись жесткой критике за риск несовместимости с зарубежными модернизированными системами в той же области. Сегодня мы также видим углубление сотрудничества между Европой и Китаем в самых разных областях, от сотовой связи пятого поколения 5G до новых производственных технологий, что грозит Соединенным Штатам изоляцией в глобальном масштабе.
Другими словами, пока далеко не ясно, кто победит в войне за стандарты в XXI веке. Именно поэтому сила стандартов заслуживает самого пристального внимания.
