Свержение Эдуарда Шеварднадзе с поста президента Грузии и победа на выборах главы государства Михаила Саакашвили знаменуют новый этап в истории страны. Это хороший повод для того, чтобы оценить не только перспективы ее развития, но и российскую политику в отношении Тбилиси.
Спустя 12 лет с небольшим после обретения независимости Грузия, которая в советское время по размеру ВВП на душу населения была сопоставима с небогатыми европейскими странами, относится к категории «несостоявшихся» государств. Центральное правительство фактически не контролирует значительную часть территории. Два автономных образования – Южная Осетия и Абхазия – не подчиняются его юрисдикции; что же касается третьей автономии – Аджарии – то здесь власть Тбилиси чисто формальная. Вернуть мятежные провинции, по меньшей мере Южную Осетию и Абхазию, крайне трудно (если вообще реально).
Наследие Шеварднадзе
Существование хотя бы видимости государства поддерживается за счет внешних вливаний, без которых государственного бюджета просто бы не существовало. Только от США Тбилиси получил более миллиарда долларов, значительную помощь оказывали и страны ЕС. Такая ситуация сформировала у общества, и прежде всего у национальной элиты, комплекс иждивенчества. Одно из его проявлений – это старательно поддерживавшаяся режимом Шеварднадзе надежда на то, что экономические проблемы Грузии чудесным образом разрешатся благодаря ее «транзитному статусу». Случится это, то ли когда через территорию страны пройдет полумифический «новый шелковый путь», то ли когда на полную мощность заработают нефте- и газопроводы, по которым каспийское сырье будет поступать в Средиземноморье. Между тем даже по оптимистическим, но реальным прогнозам денег будет немного. И главное, невозможно строить экономическую политику в расчете исключительно на средства, которые смогут быть получены таким образом. На практике это превратится в отсутствие политического курса и продолжение деградации.
Производственная база разрушена, природных ресурсов мало. Главные из потенциальных источников доходов – субтропическое сельское хозяйство, способное работать на северный рынок, и курортно-рекреационный комплекс – в серьезной степени утратили свою ценность вследствие иностранной конкуренции и отсталости инфраструктуры. Кроме того, они почти не используются из-за нестабильности в стране и нарушенных экономических и политических связей с Россией. К тому же в Грузии очень мало возможностей для развития человеческого капитала. Страну покинуло, по разным данным, от одной пятой до четверти населения – это наиболее конкурентоспособная и эффективная его часть. Деньги, которые эти люди пересылают оставшимся на родине друзьям и близким, помогают выживать многим семьям, но не поднимут национальную экономику.
По степени коррумпированности режим Шеварднадзе лидировал даже среди постсоветских стран, большинство из которых занимают верхние строчки в мировых «антирейтингах» коррупции. Вожди «революции роз» – плоть от плоти старого аппарата. Трудно предположить, что они смогут решительно реформировать страну, хотя в России и надеются на это, желая новым руководителям удачи. Иной элите просто неоткуда взяться. Вообще, мало кто из экспертов верит в политическое долголетие нынешнего руководства, большинство же опасается череды потрясений. Опыт многих государств доказывает: революцию, даже «цветочную», однажды начав, трудно закончить. Это особенно справедливо, если проблемы, породившие катаклизм, не решаются или – тем более – если они неразрешимы в принципе.
В собственных бедах Тбилиси привык винить других, и прежде всего Россию, которая, мол, бросила и не обращала внимания (что правда), не помогала (правда в значительной степени), разжигала сепаратистские настроения (что соответствовало действительности раньше, но не является правдой применительно к нынешнему этапу). Однако поиск виноватых на стороне мешает взглянуть в лицо реальности, которая состоит в том, что подавляющая часть бед Грузии порождена ее же элитой. Именно грузинская элита безрассудно помогла прийти к власти первому президенту Звиаду Гамсахурдиа, спровоцировавшему развал страны и оторвавшему ее от рынков России. Для собственного народа элита не сделала практически ничего.
Положение усугубляется наличием большого числа беженцев из Абхазии. Ушедший режим не стремился к их обустройству и ассимиляции, поскольку использовал отчаявшихся и обездоленных людей в корыстных целях, набирая на этой проблеме политические очки и оправдывая ею нищету всего населения.
К сожалению, в сфере грузино-абхазских отношений новое руководство Грузии остается пока заложником ошибок прежнего. Время от времени даже звучат намеки на возможность силового решения. Будем надеяться, что это дань популистской риторике. На деле разрешению проблемы, и то, увы, только частичному, должны предшествовать долгий процесс взаимного сближения Абхазии и Грузии, а также преобразование Грузии в «мягкую» федерацию.
Само собой разумеется, этнические чистки, подобные тем, что происходили в Абхазии, оправдать нельзя. Но история, к несчастью, знает десятки и даже, наверное, сотни подобных ситуаций. Большинство из них имели необратимый характер, попытки же «восстановить справедливость» почти всегда приводили к войнам, новым страданиям, а зачастую и ответным этническим репрессиям.
Пора, как это ни трудно, начать признавать суровую истину: большинство грузинских беженцев, по праву считающих Абхазию своей малой родиной, никогда не смогут туда вернуться. Несмотря ни на какие сложности, их надо обустраивать в Грузии, и помочь в этом должно мировое сообщество. Сохранение нынешней ситуации не только негуманно, но и опасно для страны, которая создает у себя проблему похлеще палестинской. Это политическая мина замедленного действия.
Лицом к России
Новые лидеры наследуют и другую, также во многом ошибочную политику прежнего руководства – однозначно прозападную ориентацию, чреватую осложнениями как для самой Грузии, так и для России. Такая ориентация еще могла приносить дивиденды при Шеварднадзе, который один весил в мировой политике едва ли не больше, чем вся Грузия. Но без него Запад, скорее всего, скоро устанет следить за событиями в Грузии или просто махнет рукой на положение в ней, особенно когда увидит ситуацию не сквозь розовую линзу, которой, по сути, являлся бывший президент. Именно его фигура придавала внешнюю легитимность политике финансирования падающей в пропасть страны, хотя российские представители не раз предупреждали партнеров на Западе, что Шеварднадзе ведет Грузию к краху. Американские и европейские сторонники оказания помощи Грузии аргументировали свою точку зрения еще и тем, что страна якобы имеет большое стратегическое значение для Запада. (Утверждение, надо сказать, спорное). На первых порах поддержка новому президенту, конечно, обеспечена, и посещение церемонии его инаугурации госсекретарем США – красноречивый жест. Однако ни увеличение помощи, ни преторианская гвардия, кто бы ее ни готовил – ЦРУ, ГРУ или даже оба этих ведомства вместе, не спасут режим, который не в состоянии проводить адекватную политику. И если новоиспеченному лидеру не удастся быстро стабилизировать ситуацию, отношение Запада начнет меняться.
Политика же России в отношении Грузии, возможно, не изменится, а то и ужесточится, когда Москва увидит, что Тбилиси трансформируется в режим, управляемый, по сути, извне. Ужесточение особенно вероятно, принимая во внимание рост самоуверенности и всплеск национализма у части российской элиты, проявившиеся в ходе избирательной кампании перед думскими выборами в декабре 2003 года. Найдется достаточно политиков, которые скажут: Шеварднадзе ушел, а его антироссийский курс сохранился. И эти люди могут добиться того, чтобы никаких позитивных для Тбилиси изменений курса Москвы не произошло. Шанс для улучшения российско-грузинских отношений, жизненно важный для Грузии и выгодный для России, будет упущен.
Грузинская политика малопредсказуема. Однако, судя по богатому мировому опыту, кризисы в подобного рода странах обычно развиваются по сходным сценариям. Революционеры, пришедшие к власти, несут на себе многие родимые пятна прежнего режима. Да, они будут пытаться бороться с коррупцией, осуществлять реформы, налаживать более эффективную работу госаппарата, искать ресурсы для развития внутри страны. Но это требует мужества и огромной политической воли, и, к сожалению, нет уверенности в том, что новые грузинские лидеры способны проявить такие качества. Но даже если и способны, чего им и Грузии можно только пожелать, результат, увы, отнюдь не гарантирован. Уровень сопротивления «материала» будет весьма высоким.
Снять напряжение в такой ситуации во многом помог бы отказ грузинского руководства от неконструктивной антироссийской риторики. Ведь в интересах Грузии было бы проводить политику лояльного отношения к России, сохраняя, естественно, и западный внешнеполитический вектор. В перспективе сближение с северным соседом способствовало бы и решению проблемы территориальной целостности. Если, разумеется, сама Москва предоставит Тбилиси шанс для реализации нового подхода.
Лицом к Грузии
Первые шаги России (за исключением визита в Тбилиси главы МИДа РФ Игоря Иванова в день отставки Шеварднадзе) были в значительной степени непродуктивными. Демонстративные встречи в Москве с лидерами отделившихся или угрожавших отделением регионов Грузии сузили поле для маневра грузинских политиков, готовых ориентироваться на Россию, укрепили позиции антироссийских сил на Западе. Общаться с лидерами автономий можно и нужно – ведь никто не знает, как будут развиваться события в Грузии. Но общаться не так демонстративно и не в Москве. В остальном политика была достаточно корректной, но сдержанной. В материалах СМИ, посвященных грузинским событиям, ощущались злорадство и недоброжелательство. Отношение к Шеварднадзе автоматически переносилось на его преемников.
Столкнувшись с трудностями, новые лидеры могут пойти по накатанному пути. Первые после выборов заявления Михаила Саакашвили, сделанные для западных СМИ, возрождают прежнюю повестку дня: требование скорейшей ликвидации российских баз, обвинения в адрес России по абхазскому вопросу. Если так будет продолжаться и впредь, то деградация страны не прекратится. И не только потому, что Россия, скорее всего, станет придерживаться своей прежней позиции, а то и ужесточит ее. Просто антироссийская риторика, очередные попытки угодить кому-то на Западе за счет российских интересов послужат явным сигналом того, что режим не хочет или не может заниматься внутренним обновлением, а идет порочным путем, пытаясь разыгрывать антироссийскую карту для получения подачек. Но без Шеварднадзе делать это будет труднее. Если же Тбилиси попытается сохранить бывшего президента в роли просителя, то сигнал бедствия и безысходности зазвучит с удесятеренной силой.
У Грузии есть не только пассивы, но и активы. Это все-таки демократическая страна с относительно высоким (по меркам региона) уровнем свободы слова и развития гражданского общества. Грузия действительно играет некоторую стратегическую роль как транзитное государство (но, конечно, далеко не столь масштабную, как уверял Шеварднадзе). Никто, и прежде всего Россия, не заинтересован в распаде и деградации Грузии, в образовании на ее территории вместо одного проблемного государства шести, семи или восьми заведомо «несостоявшихся». Балканизация приведет к появлению на Кавказе еще одного мощного источника нестабильности, гнезда террористов всех мастей.
Новая ситуация требует от Москвы переоценить свою политику в отношении Грузии. В России были оскорблены, когда Грузия выбрала Звиада Гамсахурдиа. Не любили и сменившего его Эдуарда Шеварднадзе: одни – за активное участие в развале СССР, другие – за то, что, взявшись спасать Грузию, он преуспел в ее развале и способствовал погружению страны в пучину коррупции; и все вместе – за его антироссийские высказывания и склонность к односторонней, прозападной, ориентации.
При этом, правда, не задумывались о том, что Москва не дала Грузии практически ни одного шанса для ее переориентации на Россию. Некоторые силы в России активно поддерживали абхазскую сторону в войне против Тбилиси. Своих рынков для грузинских товаров Россия не открывала. Потом ввела визовый режим и угрожала бомбардировками. Неясно, чего намеревались добиться с помощью бомбовых ударов. Своими угрозами мы только предоставляли американцам дополнительные аргументы в пользу их поддержки тбилисского режима, одновременно отталкивая от себя даже самых отчаянных грузинских сторонников пророссийской ориентации.
Почти никто не пытался привлечь грузинскую элиту на свою сторону, просто оказывая ей уважение. За Гамсахурдиа и Шеварднадзе наказывали народ, объективно содействуя его деградации и отторжению от России. Москву раздражало, что Тбилиси выпрашивает помощь у Запада, но сама она не обращалась к Грузии с серьезными предложениями содействия. И даже когда помощь оказывали – поставками (в долг) энергоносителей или электроэнергии, – то, вместо того чтобы пропагандировать свои действия, привычно уступали оппонентам информационное поле. В результате сложилась парадоксальная ситуация, когда российские поставки энергии в Грузии воспринимают не как форму поддержки (что чистая правда, учитывая относительно низкие по мировым меркам цены и снисходительное отношение к грузинским долгам), а как инструмент давления (что чаще всего не так). Проводилась политика кнута без пряника. При этом сами мы ничего не выигрывали – только лишь щекотали ущемленное самолюбие определенной части российских политиков. Мы были несравненно сильнее, но использовать относительную силу на пользу себе, а заодно и Грузии не смогли.
Продуманного курса в отношении Грузии у России по большей части просто не было. Имело место почти полное игнорирование Грузии и собственных интересов как на внутреннем, так и на региональном уровне, что особенно четко выражалось в 1990-е годы. Это была даже не великодержавная политика, а пародия на нее.
Россия до сих пор страдает оттого, что, ритуально провозглашая приоритетность республик бывшего СССР, она по большому счету не выработала сформулированную и осознанную стратегию отношений с этими странами. Поэтому вместо продуманного прагматического курса наблюдались только шараханья из стороны в сторону, определявшиеся в основном эмоциями отдельных групп российского истеблишмента. Пользуясь несформулированностью интересов России, нескоординированностью или отсутствием внятной российской позиции, бывшие советские республики с несравненно меньшим, нежели российский, потенциалом часто переигрывали Москву. Этим же пользовались и третьи страны. Задействовав совсем незначительные ресурсы или служа интересам не слишком влиятельных групп в руководстве своих стран, они навязывали государствам – бывшим республикам СССР свою линию, нередко невыгодную не только России, но и самим этим государствам.
Обличая «внешние силы» в содействии уходу Шеварднадзе, нам стоит прежде всего спросить себя: а почему, собственно говоря, помощь революционерам в отстранении от власти коррумпированного и явно недружественного России режима оказывали не мы? Почему люди, пришедшие на волне народного возмущения на смену Шеварднадзе, – не люди Москвы? Почему Кремль ничего не сделал для того, чтобы создать и поддерживать свою когорту в Тбилиси, хотя предпосылок и возможностей для этого у него более чем достаточно? Стратегическое значение Грузии для нас относительно невелико. Но что мы скажем, если или когда тбилисский сценарий повторится в Кишинёве, Киеве, Минске?
Как бы то ни было, если новые грузинские руководители не безумные сумасброды (а пока нет оснований сомневаться в их здравомыслии), то им надо дать шанс и открыть дорогу на север, к России. Для этого необходимо в первую очередь начать проводить в отношении Грузии дружественную и снисходительную политику, достойную такого сильного государства, как Россия. Предложить пряник – ведь кнут-то у нас всегда останется, и его даже показывать не надо: все о нем и так помнят. Пора прекратить публично оскорблять лидеров Грузии, перестать кивать на прошлые обиды и ошибки, начать двигаться и смотреть вперед. Пока же мы, как, впрочем, и грузинские руководители, смотрим почти исключительно назад.
Следует, по крайней мере, заявить, что отмена визового режима возможна. Подумать, как реально, а не на словах поддержать Грузию, выступая гарантом не только ее территориальной целостности, но и прав меньшинств и даже, возможно, возвращающихся беженцев. При этом убеждать наших друзей и партнеров в Грузии, что возрождение государственности в полном объеме невозможно до тех пор, пока Тбилиси будет настаивать на массовом возвращении беженцев. Именно поэтому срочно требуется международная программа ассимиляции как можно большего числа беженцев, одним из инициаторов разработки которой должна выступить Россия.
Возможно, стоит начать восстанавливать железную дорогу, соединяющую Тбилиси с Россией, и предложить для этого безвозмездную помощь – еще до решения абхазской проблемы. Крайне необходим широкий уважительный диалог как с нынешней, так и с будущей грузинской элитой, с молодежью, лидерами следующего поколения, представителями влиятельных неправительственных организаций. Надо задействовать потенциал российской интеллигенции, негосударственных организаций. Российский бизнес стоит подтолкнуть к созданию фонда содействия сотрудничеству неправительственных организаций России с другими странами СНГ – не только с Грузией. Мы заинтересованы в том, чтобы в московских вузах училось как можно больше грузинских студентов, – следует начать приглашать их и оплачивать обучение. Возможно, целесообразно было бы расширить военно-техническое сотрудничество и предложить Грузии помощь в подготовке ее вооруженных сил.
Подобная политика будет создавать новую политическую реальность для руководства Грузии – того, которое пришло, или для любого другого вне зависимости от политических взглядов конкретных деятелей. Антироссийская политика станет приносить меньше выгоды, чем пророссийская.
Если же у кого-то в России остались мечты о реализации в Грузии теории управляемых конфликтов, о них стоит забыть как можно скорее. При наших ресурсах и в нынешней политической ситуации эта игра даже не с нулевым, а с минусовым счетом: проигрывают обе стороны.
Тратить силы на переговоры о заключении «большого договора» не имеет смысла: время таких символических документов прошло. Переговоры неизбежно станут постоянным источником трений и разногласий, которые с неизбежностью будут выплескиваться в СМИ и создавать негативный фон. И главное – использоваться противниками сближения обеих стран и в Москве, и в Тбилиси, и в столицах третьих государств.
При этом следует, насколько возможно, координировать свои действия на грузинском направлении с другими важными игроками – в Европе и США. У нас много общих интересов: прежде всего это предотвращение балканизации Грузии и всего Кавказа, с которой не справится никто, включая Москву. А страдать придется не только жителям региона, но и России.
Конечно, в мире, и особенно в Америке, есть (в том числе и в официальных кругах) силы, патологически настроенные против России, и им не понравится новый российский курс. Но они хулят любую нашу линию. Правда, прошлая тактика, открывавшая возможности для них самих, наверное, была им больше по вкусу.
Наши интересы
Надо сформулировать для себя и сделать понятными для грузинских партнеров интересы России применительно к Грузии. На мой взгляд, эти интересы состоят в следующем.
Во-первых, предотвращение политической нестабильности в Грузии, дальнейшего дробления и балканизации страны, а впоследствии и всего региона.
Во-вторых, превращение Грузии в дружественное государство, которое учитывает интересы Москвы и не строит свою политику на демонстративном противостоянии России.
В-третьих, сохранение Грузии в орбите русского языка и русской культуры.
В-четвертых, возрождение экономики страны как основы стабильности и взаимовыгодного сближения.
Москва обязательно должна сохранить рычаги воздействия на тот случай, если не удастся избежать негативного сценария, то есть дезинтеграции Грузии. Поэтому Россия не заинтересована в ликвидации своих баз или выводе миротворцев, которые являются гарантом стабильности в ряде регионов, предотвращения дальнейшего развала, в конце концов – инструментом прекращения возможных кровавых конфликтов. Мы не будем нуждаться в военных базах только тогда, когда ситуация изменится и Грузия встанет на путь возрождения и стабилизации, – не раньше.
Сохранение баз может не устроить часть грузинской элиты. Но если она поставит данную проблему в центр российско-грузинских отношений, то это будет истолковано – со всеми вытекающими отсюда последствиями – как нежелание реального сближения.
Естественно, нам необходимо иметь в распоряжении достаточно времени, чтобы обеспечить вывод войск и вооружений, когда и если соответствующая договоренность будет достигнута. И вряд ли Россия станет приветствовать тот факт, что вместо российских баз в Грузии появятся другие иностранные контингенты.
Конечно, протянутая рука Москвы может повиснуть в воздухе по причине того, что кто-то из грузинских лидеров окажется действительно безрассудным или же руководство просто не сможет удержать ситуацию под контролем. Но у нас все равно останется возможность и необходимость взаимодействовать с отделяющимися территориями. Пригодится и работа с молодым поколением.
В любом случае дружеское участие и помощь грузинскому народу в стратегической перспективе выгоднее полувраждебного игнорирования. Последнее не даст всходов никогда. Первое, возможно или даже вероятно, принесет плоды – пусть даже и не очень скоро.
