Боевые действия на Украине изменили систему координат мировой политики, заставив все страны определить своё отношение к происходящему. Картина, которая выявилась, наглядно показывает процессы, идущие в мире.
Если брать за критерий восприятие собственно российской спецоперации, то симпатии в значительной степени на стороне Украины. Образ суверенной страны, подвергшейся нападению многократно более мощного соседа, пробуждает сочувствие к первой и осуждение второго. Это касается всего земного шара – на Западе, конечно, выражено намного ярче, но распространено и на Востоке.
Ожидать другого оснований не было. Россия на Украине решает собственные национальные задачи, вытекающие из российского толкования исторических закономерностей и справедливости. Характер этих задач из тактических соображений отрицался до самого начала похода, на внешнее мнение Москва внимания не обращает. Нарратив, который заявлен, в большей степени адресован внутрь страны (хотя и тут он довольно неполный, с лакунами и умолчаниями). Мировой аудитории предлагается набор лозунгов, стройность и убедительность которых легко оспорить, но это мало беспокоит тех, кто их произносит. Иначе говоря, Россия транслирует убеждённость в собственной правоте, уверенность в своих силах и использует имеющиеся рычаги воздействия на окружающий мир – не информационные, а предельно материальные. «Мягкая сила» никогда не была российским коньком, на данном этапе ей решено вовсе пожертвовать для достижения поставленных (но необязательно объявленных) целей с массированным использованием силы военной. Считается, что в случае успеха авторитет России как державы, способной жёстко и последовательно добиваться своего, укрепится, несмотря на гуманитарные издержки.
Объективно говоря, страна, решившая вести себя таким образом, имеет предпосылки оказаться в международном вакууме. Не все громко осуждают её – многие скорее равнодушны, но предпочтут воздержаться от взаимодействия.
Происходит, однако, другое.
И связано это с тем, что взгляд значительной части мира на российско-украинские события диктуется факторами, не имеющими к ним прямого касательства.
Во-первых, крупный военный конфликт, который для Запада – нечто экстраординарное, для не-Запада – если не норма, то событие отнюдь не уникальное. Глядя из Африки, Южной Азии, тем более с Ближнего Востока на боевые действия, тамошние наблюдатели фиксируют: вот ещё одна война. За пределами евро-атлантического сообщества они никогда не прекращались, некоторые продолжаются и сегодня. Многих там даже скорее раздражает вселенское внимание именно к этому противостоянию, в то время как войны вне исторической Европы, весьма кровопролитные, вызывали куда меньший и быстро угасающий интерес благополучных государств. Распространённую западную риторику об эпохе мира и процветания, наступившей после холодной войны, значительная часть человечества воспринимала как эгоизм и лицемерие.
Во-вторых, большинство в бывшем «третьем мире» и некоторая часть публики на Западе видят нынешнюю драму не как отдельный эпизод, а как кульминацию коллизии, начавшейся много раньше и связанной с напористой политикой США и их союзников в отношении территорий, непосредственно прилегающих к России. То есть на Западе позиция – что бы ни было прежде, это не может оправдать теперешнее. А в других регионах мира она скорее звучит так: «А чего вы, собственно, ждали, провоцируя тигра?». К тому же экспансионистский характер западной политики – общее место для незападного сообщества.
Наконец, и это, наверное, самое характерное, реакция большинства на планете иллюстрирует высокую степень раздражения Западом в целом. Его воспринимают как гегемона, который традиционно злоупотребляет своими возможностями. Но они сокращаются, и последнее позволяет выразить подлинное к нему отношение через отказ следовать настоятельно рекомендованной политике клеймения России. Неудача США при собирании антироссийской коалиции, так и не распространившейся за рамки группы официальных союзников и единомышленников, очевиден. И связан он не с поддержкой политики России, а с неприятием того, что Запад пытается навязать свою линию, которая зачастую вредит интересам тех, кому её навязывают. Тем более что Соединённые Штаты по не вполне понятным причинам за поддержку своей позиции ничего не предлагают, а действуют пафосными увещеваниями или запугиванием.
Неспособность России достичь того, чего она хочет, будет означать провал стратегического масштаба, добиться которого призывают и помогают США и Великобритания, опорные партнёры Украины. Но и неспособность Запада осадить Россию приведёт к необратимым сдвигам в международной иерархии. Не столько в смысле подъёма России на более высокую ступень (стране предстоит решить огромное количество внутренних проблем, что ей всегда давалось хуже), сколько к довольно быстрому ослаблению доминирующей роли западных стран. Последнее вызывает одобрение большей части незападного мира, которая продолжает испытывать сильные антиколониальные чувства.
Парадоксальным образом Россия, борющаяся за хотя бы частичное восстановление своего прежнего имперского контура, становится флагманом этого самого антиколониального похода. Насколько страна психологически готова ассоциировать себя с этой частью мира, а не с культурно привычным Западом, большой вопрос. Кажется, не вполне. Однако другого варианта на следующий исторический период не просматривается. Не только из-за вконец испорченных отношений с западными государствами, но и по причине тех самых кардинальных сдвигов во всемирной расстановке сил.
