Когда в начале 1970-х годов я начинал работать в команде Генри Киссинджера, термин «Большой Ближний Восток» (ББВ) еще не вошел в употребление. Вместе с новым геополитическим понятием пришли новые реалии и новое видение ближневосточной проблематики. Сегодня речь идет о регионе, включающем в себя, помимо традиционного Ближнего Востока, Афганистан и неразрывно связанный с ним Пакистан, зону Персидского залива и часть Северной Африки. Общими для многих стран, входящих в этот регион, являются вызовы радикального ислама и терроризма, некоторые из государств обладают или стремятся обзавестись оружием массового уничтожения (ОМУ). Кто-то, возможно, склонен относить к данному региону даже Центральную Азию с ее богатыми запасами энергоресурсов и проблемами, аналогичными тем, что наблюдаются на Ближнем Востоке.
В повестке дня американской администрации ББВ занимает, несомненно, первое место. Причем сегодняшний подход к этому региону существенно отличается от того, каким он был в период от арабо-израильской войны 1967-го до трагических событий 11 сентября 2001года.
СМЕНА СТРАТЕГИИ
Во-первых, все эти годы Америка продвигала свои интересы в регионе за счет сближения с консервативными, или, как их тогда называли, умеренными, арабскими режимами, не обращая внимания на их преимущественно антидемократический характер.
Во-вторых, в центре ближневосточной политики Вашингтона находился арабо-израильский конфликт, поскольку именно он порой раздувал пламя региональных войн. Более того, так как Соединенные Штаты действовали не в пустом пространстве (значительным влиянием пользовались также Советский Союз и ряд других государств), противостояние между израильтянами и палестинцами угрожало конфронтацией двух сверхдержав, что особенно отчетливо проявилось в 1973-м. (Как США, которые поддерживали Израиль, окруживший египетскую армию, так и СССР, который требовал возвращения израильских Сил самообороны на исходные позиции, заявили тогда о готовности открытого военного вмешательства. – Ред.).
В-третьих, предметом озабоченности Вашингтона являлось обеспечение бесперебойных энергопоставок из района Персидского залива.
В те годы почти не обсуждались только две темы: отсутствие демократии в большинстве стран региона и оружие массового уничтожения, которое имелось лишь у Израиля. Некоторые арабские режимы, возможно, хотели заполучить ОМУ, но им мешало значительное технологическое отставание.
Не случись событий 11 сентября 2001 года, мы, возможно, и по сей день придерживались бы прежней линии поведения, которая не менялась на протяжении десятилетий. В рамках привычного видения ситуации американцам не удавалось в полной мере оценить степень радикализации отдельных частей арабского мира, но это послужило уроком на будущее. Исламский радикализм можно преодолеть не с помощью пушек, а противопоставив ему конкурентоспособные идеи.
Одной из таких идей стала предложенная президентом США Джорджем Бушем-младшим и его командой концепция трансформационной демократии, которая предполагает, что демократизация осуществляется дипломатическими средствами с учетом особенностей каждой страны и с опорой на местные силы. Отныне наша конечная цель – рост демократии и терпимости, уважение к законности и правам человека на Большом Ближнем Востоке. Страны региона должны отказаться от терроризма и агрессивных намерений, обрести мир и стабильность и прийти к открытой рыночной системе. Все это коренным образом отличается от принципов, которыми Америка руководствовалась на протяжении десятилетий.
Взявшись за выполнение этой задачи, Америка взвалила на свои плечи тяжелое дипломатическое бремя. Ведь каждое государство региона уникально, у каждого – своя история и культура, своя внутренняя политическая динамика. Чтобы добиться демократических перемен на этом обширном многоликом пространстве, нужно осознавать, что придется отказаться от заранее подготовленных сценариев, полагаясь на инициативу, исходящую изнутри, в соответствии с условиями и потребностями конкретных стран.
Есть ли альтернатива этому новому подходу? Не лучше ли, например, возвратиться к поддержке умеренных арабских режимов, не являющихся демократическими? Кое-кто из арабских союзников США наверняка отдает предпочтение такой тактике, но она уже невозможна: джинн вырвался из бутылки. Еще один вариант действий – разработка и реализация планов практических шагов применительно к каждой из стран региона в отдельности – едва ли поможет добиться позитивного эффекта. Не причисляю себя и к тем американским деятелям, которые выступают за радикальную демократическую трансформацию. Я – приверженец именно эволюционного процесса, поскольку не верю в мгновенное торжество демократии в регионе. Вопрос в том, удастся ли обеспечить гражданам арабских государств более широкую свободу выбора, не подрывая при этом основ национальной культуры.
Наконец, остается насильственная демократизация. Мы пошли этим путем в Афганистане, но давайте не будем забывать, что тогда нам пришлось отвечать на нападение. Мы были уверены, что режим Саддама Хусейна представляет смертельную угрозу для Соединенных Штатов, и атаковали Ирак. Но я твердо убежден в том, что установление демократии силой – это не наш подход.
Развитие демократии не способствует росту терроризма. Не исключено, конечно, что свободные выборы могут привести к власти силы, глубоко враждебные Соединенным Штатам. Но если мы верим в демократию как принцип миропорядка, мы должны принять и ее последствия, устраивают они нас или нет.
ОБНАДЕЖИВАЮЩИЕ ПЕРЕМЕНЫ
В президентской администрации считают, что с 2001 года на Большом Ближнем Востоке наметились благоприятные тенденции, обусловленные продвижением трансформационной демократии. Они, разумеется, не являются заслугой исключительно Америки, но без ее лидирующей роли были бы невозможны.
В Афганистане, который в плане демократии, бесспорно, является примером для всего региона, состоялись президентские и парламентские выборы, а также, что самое главное, был уничтожен оплот «Аль-Каиды». Фабрики террора прекратили свою работу, что с геополитической точки зрения является огромным достижением Соединенных Штатов. В Афганистане установился политический плюрализм, хотя, безусловно, пройдут десятилетия, прежде чем он превратится в нормальное демократическое государство.
В Саудовской Аравии впервые в истории прошли местные выборы. В Египте оппозиционным политикам отныне позволено выступать на телевидении с критикой в адрес президента Мубарака. Нельзя не упомянуть также о выводе сирийских войск из Ливана и мирном разрешении конституционного кризиса в Кувейте.
Обнадеживают и перемены, наметившиеся в жизни Ирака. Согласно данным Всемирного банка, Ирак занимает второе место в мире по объему доказанных нефтяных ресурсов. Его достаточно стабильная национальная валюта растет по отношению к доллару. Обладая высокоэффективным банковским законодательством, Багдад контролирует инфляцию, привлекает иностранные инвестиции и уже в этом году ожидает 40-процентного увеличения экспорта. Реальный прирост ВВП Ирака составит в 2006-м 17 %, значительно вырастет доход на душу населения. За последние полтора года в Ираке появилось 1,5 млн абонентов сотовой связи, в одном только минувшем сезоне в стране было зарегистрировано 30 тыс. новых компаний.
По окончании войны в 2003 году Ирак не имел собственной армии, а спустя год его вооруженные силы насчитывали порядка 100 тыс. военнослужащих. Сегодня эта цифра превышает 200 тыс., а к концу нынешнего года составит 300 тыс. человек. На двух третях иракской территории установились мир и спокойствие. Тихо и в северной курдской зоне, и в южной шиитской – в тридцати километрах от Багдада. Уверенно развивается деловая активность крупных шиитских городов, особенно Наджафа и Кербелы, где жизнь течет, как в любой мирной стране. Сунниты, получившие по результатам декабрьских выборов-2005 более 50 мест в новом парламенте, вовлечены в политический процесс.
Однако проблемы остаются. Экономика восстанавливается крайне медленно. В отдельных районах Багдада и трех суннитских провинциях, голосовавших против новой Конституции, насилие не ослабевает, причем 90 % погибших в ходе мятежей и терактов – местные жители. Значительная часть суннитов до сих пор поддерживает мятежников. Органы правопорядка катастрофически слабы и неукомплектованы. Ситуация все еще может серьезно ухудшиться, однако, я уверен, рано или поздно следует ожидать благоприятного исхода. Через два-три года Ирак будет единой, в целом спокойной и стабильной страной (хотя нельзя исключить вероятность отдельных, но все же крайне редких терактов). Политический процесс придет в норму, экономику ждет постепенное выздоровление. Добыча нефти продолжится. Ирак перестанет представлять угрозу для соседей и поддерживать террор.
Каково будущее иракских курдов? В ходе опросов 99 % из них обычно высказываются за отделение, причем молодежь требует независимости немедленно. Сказываются последствия саддамовского правления и применения отравляющего газа. Арабский язык практически исчез из программы курдских университетов, а многие предпочли бы вообще никогда не иметь дела с арабами. Но будь у курдов возможность провозгласить независимость в нынешних условиях, им, скорее всего, пришлось бы иметь дело с турецкими войсками, размещенными на территории Курдистана. Со стороны Сирии и Ирана также последовала бы реакция. Похоже, что нынешнее курдское руководство это осознаёт, и потому провозглашения независимости не предвидится.
ИРАНСКИЙ ВЫЗОВ
Что касается иранской проблемы, то на сегодня у нее нет очевидного решения. Стремление Ирана обзавестись ядерным оружием может отчасти объясняться тем, что оно есть у Израиля. Но, скорее всего, дело в том, что иранцы – представители, бесспорно, великой цивилизации – спрашивают себя: «Почему другим странам позволено иметь ядерное оружие, а нам нет?» Я бы ответил им так: «Это слишком опасно для всех нас, и ваша цивилизация, какой бы древней она ни была, здесь ни при чем». Очевидно, такой аргумент их не убеждает. Но и израильтяне не откажутся от своих ядерных запасов, особенно учитывая намерение иранского президента стереть их государство с лица земли.
Если Иран обзаведется ядерным оружием, его региональное влияние возрастет и в распоряжении Тегерана окажутся дополнительные рычаги. Вслед за этим, вероятно, будет расти поддержка, оказываемая им террористическим организациям. Все это вызовет тревогу в суннитском мире, где, как известно, и без того с опаской относятся к «шиитскому полумесяцу» (в географическом смысле речь идет о территории, простирающейся от Ливана через Южный Ирак вплоть до Ирана. – Ред.). Как только у шиитов появится бомба, сунниты обзаведутся точно такой же. Примеру Ирака последуют Египет, Саудовская Аравия, Турция и другие страны. Режим нераспространения будет ослаблен во всех аспектах.
Страны региона крайне обеспокоены стремлением Ирана обладать ядерным оружием, но они точно так же не желают американского военного вмешательства, подозревая, что оно приведет их к катастрофе.
Америке трудно найти общий язык с новым иранским руководством. Мы имеем дело с президентом, чья риторика противоречит нормам международной этики и дает мало оснований для оптимизма. Однако за время работы в должности госсекретаря Кондолиза Райс значительно продвинулась в решении иранской проблемы, придавая особую важность переговорам и горячо поддерживая деятельность европейской «тройки» в составе Великобритании, Германии и Франции. Райс способствовала активизации на иранском направлении дипломатической деятельности России, выступившей с соответствующей инициативой. Получил дальнейшее развитие переговорный процесс с Китаем по вопросу ядерной программы Ирана. Совместно с администрацией президента госсекретарю удалось убедить Индию поддержать США в ходе осенней сессии Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ). И конечно, важную роль сыграл лауреат Нобелевской премии и генеральный директор МАГАТЭ Мохаммед эль-Барадеи, горячо выступающий против превращения Ирана в ядерную державу.
Но, несмотря на все эти меры, убедить Тегеран отказаться от ядерных амбиций пока не удается. Какие же варианты поведения существуют на сегодняшний день? Во-первых, мы можем позволить Ирану обзавестись ядерным оружием и в дальнейшем осуществлять попытки сдерживания. Но это повлечет за собой негативные последствия, о которых упоминалось выше.
Во-вторых, можно продолжить работу по сплочению мирового сообщества и наращивать дипломатические усилия, в которых именно России предстоит сыграть ключевую роль. Мы могли бы обратиться в Совет Безопасности ООН. Однако не исключено, что в таком случае Москва наложит вето на введение санкций против Ирана. Но даже если Россия этого и не сделает, санкции едва ли повлияют на политику Ирана. Поведение Тегерана в последние месяцы не дает оснований надеяться на то, что предпринятые дипломатические шаги побудят Иран отказаться от полного ядерного цикла.
Третий вариант – военное вмешательство. Те, кто не верит в его эффективность, не правы. Действительно, разрушить все ядерные объекты Ирана невозможно: часть из них скрыта или находится глубоко под землей. Но уничтожение основных из них отбросит ядерную программу Тегерана на годы назад.
Силовой вариант чреват многими опасностями. Во-первых, наши данные о расположении ядерных объектов Ирана могут быть неточны. Во-вторых, нападение на Иран способно ударить по ситуации в Афганистане и Ираке, вызвать крайне негативную реакцию в арабских странах. Да и остальной мир в большинстве своем отреагирует отрицательно.
Применение военной силы против Ирана в Белом доме рассматривают как последнее средство, к которому следовало бы прибегнуть. Есть все основания считать, что администрация Буша возлагает большие надежды на возможность дипломатического решения этой проблемы и по мере сил ведет его поиски в сотрудничестве с Европейским союзом, Россией и другими странами. Но если деятельность международного сообщества зайдет в тупик, то Америке придется решать, что делать дальше.
В ближайшие десять лет предстоит учитывать действие на Ближнем Востоке двух новых мощнейших факторов – Индии и Китая. Эти страны набирают здесь всё больший вес и влияние. В районе Персидского залива проживают 3 млн индийцев, перелет из Дели в Дубаи занимает чуть более трех часов. Китай строит свои отношения с государствами Персидского залива на основе соблюдения законов свободного рынка и стремления обеспечить себе доступ к источникам энергопоставок; его стратегические и энергетические мотивы пока неясны.
***
Большой Ближний Восток является одним из самых проблемных регионов мира. Никогда еще за последние тридцать лет ситуация здесь не была столь нестабильной, а с учетом иранской ядерной программы – и столь угрожающей. И все же, как это ни парадоксально, сегодня регион предоставляет нам больше возможностей, чем в последние десятилетия.
Очень многое будет зависеть от качества американской дипломатии. В разные периоды ее отличали то высокий профессионализм и стратегическое видение, то полное их отсутствие. Это тяжкое испытание и для нынешних, и для последующих лидеров Америки, поскольку развивающийся на Большом Ближнем Востоке политический процесс обещает быть очень долгим.
Примириться с идеей ядерного Ближнего Востока невозможно: ее воплощение в жизнь грозит ядерной войной. Режимы зачастую незнакомы с понятием переговорного процесса, и если в их распоряжении окажется ядерное оружие, они, скорее всего, пустят его в ход. Это коренным образом изменит облик нашей планеты. Соединенным Штатам и Советскому Союзу понадобилось тридцать лет, чтобы наработать багаж знаний и опыта, необходимый для недопущения ядерной войны. У стран Ближнего Востока такого багажа нет. Поэтому США и Россия должны сделать все возможное, чтобы предотвратить распространение ядерного оружия в этом регионе.
Данный материал основан на лекции, прочитанной автором в Высшей школе экономики в январе 2006 года.
