Даже при беглом взгляде на карту мира бросается в глаза, насколько неравномерно распределены месторождения полезных ископаемых. Раньше это явление объясняли различной степенью изученности разных стран и континентов. Действительно, малоизученные территории остаются до сих пор, и не исключено, что геологическая разведка последующих десятилетий скорректирует картину. Однако если иметь в виду месторождения, пригодные для разработки сегодня и в обозримом будущем, то ситуация существенно не изменится, какие бы инвестиции ни осуществлялись и как бы ни совершенствовалась техника разведки.
Это означает, что от решения вопроса об энергосырьевой базе зависит очень многое: не только перспективы развития мировой экономики, но и состояние международных отношений. В какой степени затруднения в области обеспечения топливом и материалами могут быть связаны с политическими и внешнеэкономическими факторами? Какова роль сырьевой дипломатии в современной политике? От ответов на эти вопросы не в последнюю очередь зависит, какую роль на международной арене предстоит играть России.
ПОЛЯРИЗАЦИЯ ПРОИЗВОДСТВА И ПОТРЕБЛЕНИЯ
На протяжении большей части ХХ столетия международные экономические и политические отношения в области сырья развивались в направлении поляризации производящих и потребляющих стран.
Процесс истощения ресурсов в промышленно развитых странах и ухудшения качества добываемого там сырья сопровождался быстрым ростом темпов его потребления. Сырьевая картина характеризовалась возрастанием потребностей в относительно новых видах ресурсов – нефти, газе, цветных металлах, а также уменьшением значения угля и железной руды, являвшихся основой индустриализации ХIХ и начала ХХ века. Росла зависимость развитых стран от импорта нефти, происходил переход на руды низкой концентрации, менялась структура издержек в связи с удорожанием рабочей силы. Последнее сделало нерентабельными многие старые разработки (например, олова в провинции Корнуолл, Англия), заставила сократить производство некоторых видов сырья (никеля в Канаде). Значительному сокращению добычи и поисково-разведочных работ способствовали и ужесточавшиеся меры по охране окружающей среды.
Начиная с 20–30-х годов минувшего столетия приток дешевой импортной нефти из стран Ближнего Востока привел к сворачиванию поисково-разведочных работ в развитых государствах, они во все большей степени переносились на территории развивающихся стран и в шельфовые зоны. Все это замедлило темпы роста производства минерального сырья в развитых странах, в результате чего они оказались в зависимости от импорта, а развивающиеся страны – от экспортных поступлений. Перед развитым миром встал вопрос о выработке долгосрочной, по возможности скоординированной стратегии для обеспечения устойчивого снабжения ресурсами, в то время как страны-поставщики стремились извлечь максимальные политические и экономические выгоды из обладания сырьем.
ЕВРОПА И ЯПОНИЯ В ПОИСКАХ РЕСУРСНОЙ БАЗЫ
До тех пор пока существовала колониальная система, развитые государства беспрепятственно черпали природные богатства из своих колоний. Стремление получить доступ к источникам ресурсов нашло отражение во внешней политике Англии, Германии, Голландии и Японии, то есть стран, контролировавших значительные пространства в Азии, Африке и Латинской Америке. В общем и целом западноевропейские государства и Япония, не располагавшие, в отличие от США, достаточной минерально-сырьевой базой на собственной территории, начали формировать целенаправленную политику импорта сырья еще в XIX веке.
Любопытно, что правительство Италии, не обладавшей значительными запасами сырья и многочисленными колониями, активно продвигало идею международного контроля над природными ресурсами как общемировым достоянием – предполагалось, что распорядителем богатств станет Лига Наций. Доступ к минеральным ресурсам вообще был одной из постоянных тем, обсуждавшихся в рамках этой организации. В 1920–1930-х годах широкое распространение в международных отношениях получила концепция «имущих» и «неимущих» государств, а принадлежность к той или иной категории определялась степенью самообеспеченности экономики страны минеральным сырьем.
Обсуждение этой темы, прерванное фактическим распадом Лиги Наций и Второй мировой войной, вновь развернулось в 1970–1980-х на международных конференциях и в ряде комитетов ООН (прежде всего в Комитете по природным ресурсам). Термины «имущие» и «неимущие» вышли из употребления, а дискуссия шла в основном о том, следует ли признать минеральные ресурсы «общим наследием человечества».
Интернационализация полезных ископаемых столкнулась с решительным сопротивлением многих освободившихся от колониальной зависимости стран – обладателей крупных запасов, зачастую именно эти запасы составляли чуть ли не единственную статью их бюджетных доходов. Подобную идею не поддержали и такие влиятельные члены ООН, как СССР и КНР, а также некоторые другие страны, в результате чего она постепенно исчезла с повестки дня. Правда, учитывая стремительные изменения, которые в начале XXI столетия – в эпоху размывания классической Вестфальской системы международных отношений – претерпевает само понятие государственного суверенитета, нетрудно предположить, что вопрос внешнего контроля над ресурсами может быть поднят вновь.
В относительно благоприятном положении пребывала Великобритания, в распоряжении которой находились ресурсы ее колоний и доминионов. Для Германии сырьевая ситуация складывалась значительно напряженнее. По официальным оценкам британских правительственных чиновников, «в 1936 году из 25 жизненно важных материалов Великобритания была способна обеспечить себя двадцатью видами сырья, в то время как Германия только шестью». Такое положение дел заставило Берлин разрабатывать долгосрочную сырьевую политику, решающую роль в которой играло государство. Оно выделяло субсидии, устанавливало специальную налоговую шкалу и нормы потребления ресурсов. Примечательно, что Германия фактически первой из развитых держав попыталась частично решить сырьевую проблему за счет новых технологий – развертывания производства синтетической нефти, газа, каучука, использования бедных руд, широкого применения заменителей и т. д. Правда, как показало развитие событий в мире, это отнюдь не означало отказа от агрессивных планов захвата чужих территорий и источников сырья и энергии, а скорее служило дополнением к экспансионистской стратегии.
Схожей была и политика Японии, пытавшейся контролировать природные ресурсы Юго-Восточной Азии. Токио заключил двусторонние торговые договоры с рядом стран этого региона, которые предусматривали широкие поставки минерального сырья для нужд японской промышленности.
С окончанием Второй мировой войны на международной арене произошли радикальные изменения, начался активный процесс деколонизации. Многие полагали, что крах колониальной системы автоматически лишит бывшие метрополии (Англия, Франция, Голландия и др.) доступа к источникам сырья и рынкам сбыта и приведет их к глубокому кризису. Однако завоевание политического суверенитета бывшими колониями еще не означало достижения экономической независимости. Деколонизация 1950–1960-х практически не нарушила движение сырьевых потоков из развивающихся государств в индустриальные центры капиталистического мира. Даже ожесточенная борьба Алжира за независимость не помешала продолжать экспорт алжирской нефти, газа и фосфатов в бывшую метрополию – Францию. Аналогичная картина складывалась и в других развивающихся странах.
Такое на первый взгляд парадоксальное положение вещей объяснялось прочностью и инерционностью экономических связей, которые десятки лет формировались между метрополиями и колониями. Высокая степень зависимости от иностранного капитала, технологий, управленческого и коммерческого опыта, отсутствие в большинстве случаев развитой национальной промышленности и образования, разрозненность в политических и экономических действиях не позволяли молодым государствам эффективно использовать свои природные богатства в качестве рычага социально-экономического развития вплоть до конца 1960-х годов. В то же время и западноевропейская, и японская промышленность переживали, несмотря на ряд циклических кризисов, период активной реконструкции и модернизации, демонстрируя в первые послевоенные десятилетия высокие темпы роста.
ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ СТРАТЕГИЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ
«Я согласен с теми американцами, которые понимают, что нахождение на крючке у иностранной нефти – это экономическая проблема и проблема национальной безопасности». Об этом в январе 2006 года заявил президент США Джордж Буш, призвав сократить общее потребление нефти и ее производных и всерьез заняться поиском альтернативных источников энергии.
Проблема энергобезопасности Соединенных Штатов и связанной с ней долгосрочной сырьевой стратегии давно волнует американских руководителей. Наиболее мощный импульс ее формированию дала Вторая мировая война. Доступ ко многим видам ресурсов был прерван из-за боевых действий, в то время как Вашингтону приходилось обеспечивать необходимыми материалами не только собственную военную машину, но и союзников, в первую очередь Англию.
В 1943-м различные ведомства и программы, связанные с поставками стратегических материалов, были объединены в рамках Администрации по внешнеэкономическим вопросам. В условиях военного времени она взяла на себя функцию координатора и разработчика внутренней и внешней сырьевой политики. Сразу после войны это ведомство было упразднено, как и многие другие административные органы США, осуществлявшие регулирование экономики. Но опыт военного времени сыграл важную роль в формировании последующей сырьевой стратегии Вашингтона. Принятый в 1946 году Закон о государственных запасах стратегического сырья и материалов был направлен на то, чтобы «уменьшить и по возможности предотвратить опасную и дорогостоящую зависимость Соединенных Штатов от иностранных государств в снабжении важными с точки зрения национальной обороны видами сырья в периоды чрезвычайных обстоятельств».
Война в Корее, вспыхнувшая в начале 1950-х, послужила дополнительным стимулом для расширения стратегических запасов сырья. Специально учрежденная «комиссия Пейли» впервые осуществила всеобъемлющее исследование обеспеченности США минеральными ресурсами на краткосрочную и среднесрочную перспективу. Одним из основных выводов был следующий: в 1950–1960-е годы страна не столкнется с нехваткой минеральных ресурсов. В то же время комиссия рекомендовала продолжать политику накопления стратегических материалов, а также активизировать освоение зарубежных источников сырья в государствах с достаточно благоприятным инвестиционным климатом.
Американские власти действительно взялись стимулировать вывоз частного капитала за границу. Значительная часть инвестиций вкладывалась в развитие горнодобывающей промышленности Австралии, Канады, ЮАР, развивающихся стран. Несмотря на относительное усиление государственного вмешательства в хозяйственную жизнь, преобладало мнение о доминирующей роли частной инициативы практически во всех областях экономики, в том числе и в минеральном производстве. Федеральное правительство взяло на себя вспомогательные функции, дабы обеспечить частному капиталу за рубежом максимально благоприятные условия.
План Маршалла (программа масштабной американской помощи в послевоенном восстановлении Европы) и пришедший ему на смену в 1951-м Закон о взаимном обеспечении безопасности стран западного блока, по сути, гарантировали американским сырьевым монополиям отсутствие риска в отношении капиталовложений в странах, которые заключили соответствующие договоры с США (их насчитывалось 79). Тем же целям служила и налоговая политика, обеспечившая 14-процентную налоговую скидку компаниям, которые занимались разработкой полезных ископаемых в Западном полушарии за пределами США.
Важная роль в поощрении создания добывающей промышленности в развивающихся странах отводилась и Экспортно-импортному банку США, осуществлявшему льготное кредитование американских поставок горного оборудования. В 1961 году в США было создано Агентство международного развития, ставшее инструментом американской внешнеэкономической политики. В течение 1960-х это ведомство финансировало сотни проектов по освоению и эксплуатации минеральных ресурсов в развивающихся странах. Существенные ассигнования на развитие горнодобывающего производства в этих странах выделялись и по каналам Международного банка реконструкции и развития.
На рубеже 1960-х годов появились оценки допустимой зависимости американской экономики от внешних поставок нефти, колебавшиеся в пределах 20–30 % от общего объема потребления. В 1959-м федеральное правительство приняло Обязательную программу по ограничению импорта нефти (Mandatory Oil Import Programm, MOIP), просуществовавшую 14 лет: внешние поставки не должны были превышать уровень в 12 % от годовой внутренней добычи; кроме того, на 14-летний срок вводились лимиты на ввоз нефтепродуктов. Поскольку обоснованием программы служила необходимость обеспечить национальную безопасность, приоритет отдавался импорту по суше из соседних Канады и Мексики.
Программу MOIP приняли по просьбе внутренних производителей, но и внешние находили способы обойти введенные ограничения. Знаменитой схемой была так называемая «Браунсвиллская петля»: танкеры из Венесуэлы шли в пограничный город Браунсвилл (штат Техас); оттуда нефть по суше перевозили в Мексику, а затем ее снова грузили в танкеры и отправляли в северо-восточные районы США. Маршрут Браунсвилл – Мексика – Браунсвилл делал импорт «сухопутным», то есть соответствующим требованиям MOIP.
Кстати, по мнению ряда экспертов, Организация стран – экспортеров нефти (ОПЕК), созданная в 1960-м, возникла в том числе и как ответ MOIP, то есть для противодействия протекционистскому законодательству Соединенных Штатов.
Призывы к радикальному изменению сырьевой политики США в сторону сворачивания ввоза топлива и материалов носили главным образом политический характер. По оценкам американских специалистов, реализация MOIP в полном объеме обошлась бы национальной экономике дороже, чем продолжение обширного импорта нефти по высоким ценам. Поэтому если первые энергетические программы предусматривали опору исключительно на собственные энергоресурсы, то последующие уже были нацелены на сбалансированное сочетание внутренних и внешних экономических мероприятий, уделяя особое внимание именно второй составляющей.
По мере возрастания зависимости от импорта нефти проблема надежности зарубежных поставок все теснее переплеталась с вопросом внутренней политической стабильности государств-экспортеров. Федеральное правительство и деловые круги исходили из того, что, чем прочнее позиции прозападных и проамериканских сил в государствах, обладающих значительными запасами сырья, тем больше оснований рассматривать их как надежный источник. Подобные условия стабильных поставок, являющиеся, по мнению Вашингтона, обязательными для поддержания и развития импорта нефти, существовали на протяжении 50–60-х годов прошлого века. Затем США столкнулись с иными внешнеполитическими условиями.
ЕДИНАЯ ПОЛИТИКА ЗАПАДА
Несмотря на имеющиеся противоречия, зачастую даже прямую конкуренцию, Соединенные Штаты, Западная Европа и Япония объективно втягивались в процесс формирования общей сырьевой стратегии. В промышленно развитых странах росло понимание того, что реальной альтернативы усиливавшейся экономической (в том числе и ресурсной) взаимозависимости не существует.
Основы формирования единой минерально-сырьевой базы Запада были заложены после окончания Второй мировой войны, когда США, являясь крупнейшим нетто-экспортером многих видов сырья и топлива в капиталистическом мире, широким потоком направляли свои минеральные ресурсы в Западную Европу и Японию. Любопытно, что, вытесняя западноевропейские и японские монополии из колониальных и зависимых территорий, американские сырьевые корпорации развертывали там минеральное производство, ориентированное главным образом на рынки своих союзников. Так, на протяжении 1950–1960-х практически 90 % нефти, добываемой американскими нефтяными монополиями в районе Персидского залива и Северной Африки, поставлялись по низким ценам в Западную Европу и Японию. В то же время вплоть до 1973 года власти Соединенных Штатов с помощью квот искусственно ограничивали импорт нефти на американский рынок.
Такая политика Вашингтона была обусловлена желанием укрепить экономический потенциал своих западных партнеров. В условиях избытка дешевого сырья и энергии осуществление подобного курса отвечало устремлениям всех заинтересованных сторон и не представляло собой трудновыполнимой задачи.
Но затем, в последней четверти ХХ века, положение стало радикально меняться. Из экспортера сырья и топлива США превратились в крупнейшего нетто-импортера, потребляя более трети ежегодно добываемых минеральных ресурсов мира. Резко увеличился спрос на сырье и топливо со стороны промышленно развитых стран. Процесс индустриализации, охвативший развивающийся мир, также обусловил повышение спроса. Появились стремительно растущие импортеры в лице Китая и Индии. Все эти факторы наряду с естественным истощением наиболее богатых и легкодоступных месторождений поставили промышленно развитые страны (в первую очередь Соединенные Штаты) в совершенно новые условия. Стало очевидно, что минерально-сырьевая база США не способна обеспечить собственные потребности в ресурсах, не говоря уже об их экспорте. В этой ситуации резко возрастала роль развивающихся государств, России и некоторых стран СНГ как источников необходимого сырья и энергии, по отношению к которым Соединенные Штаты, Западная Европа и Япония тоже вынуждены были разрабатывать общую долгосрочную стратегию.
При этом прекращение холодной войны совпало с завершением эры регулирования нефтегазовой промышленности федеральным правительством США – эта практика окончательно ушла в прошлое с окончанием президентства Рональда Рейгана в 1989 году. С начала 1990-х устойчивые успехи отрасли, ее реальная или предполагаемая щедрость служили основанием для почти полного невмешательства. Преемники Рейгана осознали, что изобилие дешевой энергии, откуда бы она ни поступала, — краеугольный камень сильной экономики.
СЫРЬЕ КАК ОРУЖИЕ
С другой стороны, с середины ХХ столетия минеральные ресурсы превратились в рычаг внешнеэкономического и политического воздействия государств Азии, Африки и Латинской Америки на промышленно развитые страны Запада. Начало этому явлению положила ОПЕК. Позднее к ней присоединились ряд других объединений, которые стали оказывать заметное, а по отдельным видам сырья едва ли не решающее влияние на мировой рынок топлива и материалов. К ним относятся Межправительственный совет стран – экспортеров меди (СИПЕК), Международная ассоциация бокситодобывающих стран (ИБА), а также ассоциации, охватившие производство и экспорт железной руды, фосфатов, каучука, вольфрама, ртути, леса и других ресурсов. Всего насчитывается около 20 подобного рода объединений, представленных преимущественно развивающимися странами.
Деятельность ассоциаций экспортеров далеко не всегда способствовала достижению целей, которые они перед собой ставили. Причинами тому были несогласованность действий участников, недостаточная доля рынка по некоторым экспортируемым материалам, не позволявшая диктовать свои условия, некачественные мониторинг и прогнозирование конъюнктуры и динамики спроса. Нередко к неудачам ассоциаций приводили крупные технологические прорывы в странах-потребителях, вызывавшие резкое снижение спроса на какой-либо материал или на источник его получения. Так было с оловом, каучуком, ртутью и некоторыми другими видами сырья.
Даже такой товар, как нефть, основными характеристиками которого в странах – членах ОПЕК являются высокая степень монополизации добычи и низкие производственные затраты, особенно устойчивым положением не отличался. После резкого скачка в 1973–1974 годах цены на нефть неоднократно испытывали колебания. Экономическое положение большинства стран – членов ОПЕК сейчас нельзя назвать блестящим, к тому же они вполне осознали свою зависимость от потребителей. От политического давления они отказались вскоре после безрезультатного эмбарго на поставки нефти в Европу (см. справку) и вслед за созданием государствами, входящими в Международное энергетическое агентство, стратегических запасов нефти, способных на три месяца покрыть их импортные потребности.
Причины введения эмбарго были сугубо политические: арабские экспортеры, а вовсе не вся ОПЕК, попытались отомстить США, Голландии и ряду других стран Запада за поддержку Израиля в войне Судного дня. Однако чисто политическое намерение освободило экономические силы, способные преобразовать весь нефтяной рынок за счет изменения соотношений между ключевыми игроками. Мир осознал, что Соединенные Штаты потеряли свое влияние на рынке нефти, поскольку у них больше не было достаточного объема производственных мощностей, чтобы обеспечивать избыток товара. Влияние перешло к производителям дешевой нефти и обладателям избыточных мощностей Ближневосточного региона, а также к ряду примкнувших к ним стран.
Эмбарго привело еще к двум важным последствиям. Оно перестроило всю систему взаимоотношений большинства добывающих стран, в том числе таких лидеров, как Кувейт, Саудовская Аравия, Абу-Даби (эмират в составе Объединенных Арабских Эмиратов), Венесуэла и Иран, с нефтяными компаниями. В 1970-х все страны Персидского залива по примеру Ирака и Ливии начали с разной интенсивностью осуществлять национализацию активов нефтяных компаний. Некоторые пошли по пути заключения соглашений о разделе продукции между государством и компанией. После периода национализации экспортеры из ОПЕК владели всей или почти всей нефтью. Другим результатом эмбарго стало четкое разделение мира на экспортирующие и импортирующие страны.
Сейчас между импортерами нефти и ОПЕК сложился неофициальный союз по поддержанию стабильности. Несколько особую позицию занимают Россия и Норвегия. В их экономических интересах – высокие цены на нефть, что часто обеспечивается политической напряженностью. Но ее последствия могут свести на нет экономические выгоды. Поэтому производители, не входящие в ОПЕК, часто идут навстречу предложениям картеля и импортеров по поддержанию стабильности на нефтяных рынках, а в ряде случаев и по урегулированию политических конфликтах.
РОССИЯ НА СЫРЬЕВОМ РАСПУТЬЕ
На протяжении длительного периода Советский Союз, как и США, являлся одновременно и крупным поставщиком, и потребителем сырья. Правда, после 1991 года ситуация в его правопреемнице – Российской Федерации изменилась вследствие падения производства и соответственно спроса на энергоресурсы.
Россия вообще занимает достаточно уникальное положение. С одной стороны, она является, подобно ряду европейских стран, метрополией распавшейся огромной державы – СССР. Однако, в отличие от западных империй, в нашем случае центр не столько черпал ресурсы на периферии, сколько обеспечивал своим сырьевым потенциалом энергоснабжение окраин – бывших советских республик и стран «социалистического лагеря».
После распада СССР сырьевое субсидирование государств – участников Совета экономической взаимопомощи прекратилось, однако от советской эпохи Россия унаследовала другую «головную боль» – обеспечение стран СНГ нефтью и газом по льготным ценам, а также необходимость решать проблему транзита углеводородов. Последняя была связана как с неурегулированностью условий сквозных поставок через территории стран, ранее составлявших единое государство, так и с возможностью их срыва по политическим причинами или в связи с ненадлежащим состоянием инфраструктуры. Промедление со всеобъемлющим решением указанных проблем отчасти тоже носило политический характер: достаточно долго в российском общественном мнении сохранялось представление о том, что дезинтеграция общего политико-экономического пространства – явление временное.
Только сейчас Россия окончательно переходит на экономические рельсы во взаимоотношениях со странами СНГ, в том числе повышая цены на поставляемый природный газ до уровня рыночных. Как показал опыт российско-украинского газового конфликта, это крайне болезненный и тонкий процесс, требующий предельно точного анализа всего комплекса последствий.
Сегодня в выступлениях политиков, дипломатов, экспертов и просто представителей общественности часто звучит мнение о том, что Россия должна использовать свой сырьевой потенциал не только в экономических, но и в политических целях. На этом хотелось бы остановиться особо, тем более что идея сырьевого влияния на политику вообще витает в мире.
Что же питает ее применительно к России? Конечно, настроения правящего класса определяются трудным процессом формирования новой постсоветской национальной идентичности. Ментально российская элита пока не примирилась с утратой прежнего статуса сверхдержавы и продолжает искать формы его восстановления – соблазн сделать при этом ставку на энергоресурсы весьма велик.
Существует, однако, и более глубокая причина, которая накладывает отпечаток на политику России. За десятилетия советской экономической системы, характерной чертой которой всегда были проблемы со снабжением, в обществе сформировалась специфическая психология всеобщего дефицита и расстановки общественных сил вокруг него. Те, кто был допущен к распределению товаров и ресурсов – от заведующих складами, директоров и даже просто продавцов магазинов до ответственных чиновников Госплана, – являлись влиятельными и уважаемыми членами социума. Большинство же граждан принадлежали к просителям, гонявшимся за дефицитом или его «выбивавшим».
Сложился определенный социальный стереотип, согласно которому обладатель товара – это всё, а покупатель – «тварь дрожащая», прав не имеющая. Хотя эпоха дефицита давно миновала, этот стереотип сохранился в политическом сознании, поскольку современные российские политики и дипломаты воспитаны как раз в тех условиях. Пока им чисто психологически трудно усвоить, что в условиях открытой рыночной экономики можно отказаться от какого-то поставщика, если он предлагает неприемлемые условия, и найти другого поставщика или удовлетворительный заменитель данного товара. Причем чем менее приемлемыми и более агрессивными будут требования поставщика, тем энергичнее и изобретательнее станет действовать потребитель, стремясь уйти от зависимости.
Так, в период высоких цен на нефть 1970-х – начала 1980-х годов западные страны смогли существенно ослабить свою зависимость от поставок из стран Ближнего и Среднего Востока, причем за их же счет! Благодаря «рециклированию нефтедолларов» финансовые ресурсы, аккумулированные первоначально бюджетами нефтедобывающих стран, были вновь инвестированы в западную экономику и по крайней мере частично направлены на финансирование научно-технического прогресса в нефтедобывающей промышленности.
УЧЕСТЬ МИРОВОЙ ОПЫТ
Итак, если проследить эволюцию мировой сырьевой политики, можно выделить три основных этапа ее развития.
- Колониальная эпоха, когда основные ресурсные потоки шли из владений Англии, Франции, Голландии, Португалии в метрополии. Довольно интенсивный обмен сырьем происходил между Англией и Россией, Россией и Германией.
- Середина ХХ столетия, особенно 1940–1950-е, когда возросло значение США как ведущего поставщика материалов и топлива.
Начиная с 60–70-х годов прошлого века центр мировой нефтедобычи смещается в район Ближнего Востока и Северной Африки. Основной же прирост добычи сырья происходил за счет освоения новых месторождений полезных ископаемых в Канаде, Австралии и ЮАР, рассматриваемых Западом как наиболее надежные источники внешних поставок минеральных ресурсов. - 1980-е стали периодом дальнейшего перемещения минерально-сырьевой базы развитых капиталистических государств в данный район (сырьевой буфер). Одновременно расширялось минеральное производство и в развивающихся странах.
Параллельно индустриальные страны Запада приступили к осуществлению долгосрочной энергетической и сырьевой стратегии, основанной на использовании достижений научно-технической революции. В рамках национальных и международных энергетических программ США, Западная Европа и Япония форсируют разработку новых энергетических и ресурсных технологий, которые уже дали заметный эффект. Эту цель преследуют, в частности, Международное энергетическое агентство и ряд других международных организаций. Проблемы перспективной политики в области энергии и сырья прочно вошли в число основных приоритетов развитых государств. Они традиционно находятся в центре внимания участников ежегодных переговоров на высшем уровне главных индустриальных стран Запада, в последнее время с привлечением России. В ближайшие 20–30 лет промышленно развитые державы приложат все усилия для того, чтобы наладить устойчивые отношения с развивающимися государствами, которые могут гарантировать бесперебойные поставки топлива и материалов.
В мире накоплен обширный опыт – как позитивный, так и негативный – использования сырья в международных отношениях. России, которая объективно останется на ближайшие десятилетия важным энергетическим партнером ведущих мировых держав, предстоит, проанализировав весь этот опыт, разработать собственную линию поведения в данной сфере. Условно ее можно назвать «стратегией справедливой экономической взаимозависимости» – наподобие той, что еще во второй половине ХХ века сумели, несмотря на имевшиеся сложности, выработать ведущие государства Запада.
