Восьмилетняя история культурного феномена, созданного каналом НВО, завершилась 18 мая 2019 года. Железный трон сгорел в драконьем пламени, а былой кумир – королева Дейенерис – убита. Последний сезон «Игры престолов» вызвал вал комментариев. Какой должна быть основа политической власти? Может ли Дейенерис быть одновременно героиней-феминисткой и военным преступником? Правда на стороне сильного? Особенно во время войны?
Толкование сериала «Игра престолов» (и книг Джорджа Р. Р. Мартина, на которых он основан) стало увлекательным занятием не только интеллектуалов-международников, но и общества в целом. Едва ли не каждый политолог, историк или теоретик предложил свою версию внешнеполитических уроков, которые можно извлечь из этой истории. Энтузиазм, безусловно, свидетельствует о реальном воздействии шоу на политику: поклонники и создатели спорят об «Игре престолов» именно потому, что сама возможность интерпретации дает любой стороне достаточно аргументов в пользу ее представлений о добре и зле и о том, кому дано право выбора.
В 2012 г. и я присоединилась к этому хору, опубликовав на страницах журнала Foreign Affairs статью о том, что общая нить повествования «Игры престолов» согласуется скорее с конструктивистским взглядом на мировую политику, чем с реалистским – она разрушала устоявшиеся и затасканные формулы, благоволила маргиналам и учила, что власть держится на уважении к справедливости. Развязка последней серии в значительной степени подтверждает эти положения. Среди оставшихся в живых есть и женщины, и калеки, и незаконнорожденные, и «трусы». Глобальные коллективные действия способны вызывать значимые и необходимые институциональные изменения. Грубая сила, лишенная моральных ограничений, не приносит окончательной победы.
Больше того, «Игра престолов» несет глубокое конструктивистское послание о силе нарратива, его способности вести за собой или вводить в заблуждение. Обращаясь к элите Вестероса в финале саги, Тирион резюмирует этот урок: «Что объединяет народ? Армии? Золото? Гербы и флаги?» Реалист ответил бы Тириону, что армии: войны создают государства, а государства ведут войны [как сказал бы Чарльз Тилли]. Но это утверждение в сериале постоянно опровергается. Либерал отдал бы предпочтение золоту, но и этот аргумент живет недолго, несмотря на потрясающие эпизоды с Бронном и финансистами Железного банка. Поверхностный конструктивист отстаивал бы преимущество гербов и флагов – наряду с другими символами, нормами и лозунгами, но в конечном итоге они скорее обеспечивали антураж «Игры престолов», чем вели сюжет.
Тирион же заявил, что «нет в мире ничего сильнее хорошей истории». Эта точка зрения основана на более глубоком, критическом конструктивизме, который подчеркивает продуктивную силу политического нарратива. Повествование, сказание (storytelling), добавил бы сторонник критической теории МО, осмысляет политическую реальность, формирует политическое сообщество, порождает восстания, провоцирует геноцид и предотвращает войны. «Игра престолов» начинается с того, что сила однажды изреченной лжи, передающейся из уст в уста, свергает с престола короля Эйериса и запускает Войну пяти королей. А в конце сериала красноречие Тириона спасает Вестерос и «ломает колесо» бесконечных войн между великими домами.
На протяжении всего шоу авторы «Игры престолов» используют сторителлинг как в качестве темы повествования, так и в качестве инструмента развития сюжета, побуждая зрителей задуматься о том, как истории влияют на нашу готовность терпеть политическое насилие. В четвертом сезоне Тирион рассказал своему брату Джейме о том, как еще ребенком он отчаянно пытался понять, почему их кузен Орсон маниакально убивает жуков. Монолог Тириона о том, как наделить безумие смыслом, предвосхищал ощущения зрителей сериала, обреченных всю неделю между предпоследней и последней сериями восьмого сезона на мучительные попытки понять, почему Дейенерис в Королевской Гавани могла жечь невинных людей, словно насекомых.
Тирион и сам, безусловно, этого толком не понимал, поскольку несколько предыдущих сезонов рассказывал самому себе историю о Дейенерис собственного сочинения. И лишь к финалу он постиг суть безумия – не только кузена Орсона, но и своей королевы. Задавая вопросы, твердит Тирион, ты обретаешь смысл. Как отмечали аналитики в журнале Variety, уделяй мы внимание фактам, а не повествованию, мы бы поняли, что собой представляет Дейенерис, задолго до финала. Позиционируя себя справедливым правителем, она все время «давит жуков» – будь то колдуны, рабовладельцы, дотракийские вожди, мятежники или пленные солдаты противника. Она проявляет предрасположенность к жестокости с первого сезона. История о Дейенерис, которую Тирион рассказывал себе, ослепила его, поэтому он не видел истинной природы Дейенерис. В конце концов, неважно было даже, почему она устроила геноцид. Важно было остановить ее, и Тирион понял, что для этого нужно рассказать другую историю.
Глубокое и выразительное переосмысление сюжетной линии Дейенерис в диалоге Тириона с Джоном Сноу в последнем эпизоде полностью меняет исход повествования. Не рациональный анализ – Варис пытался логически убедить Джона. Не факты – все происходило на глазах у Джона. Не увещевания – родственники Джона быстро осознали их тщетность. Убедительная история, рассказ – вот что заставило Джона полностью изменить поведение, изменив, таким образом, ход самой истории.
Представления Тириона о силе нарратива совпадают с тем, что многие политологи и педагоги начинают постигать влияние вымышленных историй на политические действия в реальном мире. Политическая власть лежит там, где ее видят люди, а сегодня они обнаруживают ее в области фэнтези и научной фантастики с той же готовностью, что и в области фактов. Вот почему массовая культура дает представление о ценностях общества, которые должны быть важны для тех, кто формирует внешнюю политику. Внешнеполитические аналитики тоже должны учитывать эти представления: раз сторителлинг способен наделить политической силой, мы должны понимать, как эта сила работает.
Сила историй
Люди любят истории, и, как отмечает Пол Масгрейв в журнале Foreign Policy, сторителлинг в определенной степени формирует восприятие политической реальности. Хорошо известные сказочные аллегории могут задавать политическую повестку или «продавать» политические идеи. Так, Маньяна Милкорейт в статье «Pop-cultural Mobilization: Deploying Game of Thrones to Shift US Climate Change Politics» пишет о том, как активисты движения за охрану окружающей среды используют популярность «Игры престолов» в борьбе с изменением климата. Не столь важно, что в «Игре престолов» изменение климата – лишь побочный сюжет; речь о том, что политические деятели использовали культурный мем в своих интересах. Политологам необходимо лучше понимать, как люди это делают и как это работает.
Но даже если поп-культурные аллегории не используются целенаправленно в стратегических целях, они, как утверждает автор книги «Психология развлекательных медиа (The Psychology of Entertainment Media)» Л. Шрам, могут дать представление о том, как аудитория воспринимает реальную политику, причем зачастую даже вопреки воле их авторов. Так, исследования под руководством политолога Энтони Гьерзински показали, что молодые зрители «Игры престолов» верят в справедливость мира существенно меньше, чем их ровесники, которые не смотрели сериал (с учетом остальных искажающих переменных). Этот вывод имеет политическое значение, поскольку верящие в справедливый мир также с большей вероятностью верят, что люди, как правило, в жизни получают именно то, чего заслуживают. Поэтому они с меньшей вероятностью поддержат государственные меры корректировки недостатков рыночной экономики вроде программ борьбы с бедностью или позитивную дискриминацию. Иными словами, независимо от намерений создателей сериала исследование предполагает, что «Игра престолов», вероятно, способствовала развитию политического нонконформизма у его аудитории.
Наконец, извлекая уроки из «Игры престолов», эксперты по внешней политике должны помнить, что зрители важнее создателей шоу. Как и опросы общественного мнения, реакция на явления масскульта может отображать умонастроения народа. Так, сам факт резкого недовольства зрителей кровавой баней в Королевской Гавани и обвинения в адрес сценаристов должны быть более интересны политическим аналитикам, чем то, что в конечном итоге авторы сериала наказали Дейенерис.
После побоища в Королевской Гавани опросы показали, что большинство американских зрителей – как демократов, так и республиканцев – перестали сочувствовать Дейенерис; объектом их симпатий стал Джон Сноу. Такое смещение предпочтений свидетельствует, что американских зрителей глубоко волнует вопрос о том, справедлива ли война и защищено ли гражданское население. Они хотят, чтобы правители не запытывали пленных до смерти, чтобы они заботились о беженцах и окружающей среде, чтобы они были верны союзникам, но при этом могли привлечь военных преступников к ответственности. Хотя все больше из них, похоже, верят, что мир несправедлив (и это, может быть, к лучшему), они хотели бы верить, что ход истории по крайней мере склоняется к справедливости и что правители не предадут их доверие и не опозорят их убийствами невинных людей. Отклик, который подтверждение этих основных ценностей нашло у зрителей сериала, говорит о том, как американцы будут оценивать действия своих политических лидеров.
Если «Игра престолов» учит нас тому, что истории важны, то внешнеполитическое сообщество должно серьезно и профессионально отнестись к политической фантастике, воспринимая ее не с точки зрения поклонника или литературного критика, а с точки зрения политолога. Политологу незачем мучительно размышлять, что именно имели в виду авторы, или высокомерно судить о том, гениальны создатели сериала, бездарны или вовсе сумасшедшие, как Таргариены – этим можно заняться на досуге. Скорее, мы можем и должны внимательно рассмотреть воздействие этой истории на реальный мир: как концепции из вымышленного мира воздействуют на процесс разработки политики и как поп-культурные артефакты или нарративы влияют на политический дискурс и политические решения в реальном мире. Тогда, как и Джон Сноу, мы можем использовать эти знания для принятия трудных решений при выборе тех или иных политических действий.
Впервые опубликовано на сайте Foreign Affairs.
