Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 3, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
Вот уже половину тысячелетия российская внешняя политика отличается завышенными амбициями, превосходящими возможности страны. С правления Ивана Грозного в XVI веке Россия на протяжении нескольких сотен лет расширяла свою территорию со средней скоростью 130 кв. км в день, в результате чего занимает сегодня седьмую часть земной суши. К 1900 г. она была четвертой или пятой промышленной державой мира и крупнейшим производителем сельскохозяйственной продукции в Европе.
Однако ВВП на душу населения в России составлял всего 20% от аналогичного показателя Великобритании и 40% – Германии. Средняя продолжительность жизни в императорской России составляла 30 лет – больше, чем в Британской Индии (23), на одном уровне с китайской империей Цин, но значительно ниже, чем в Великобритании (52), Японии (51) и Германии (49). Только 33% населения были грамотными в начале XX века – то есть меньше, чем в Великобритании в XVIII веке. Эти цифры были хорошо известны российскому политическому истеблишменту, поскольку его представители часто путешествовали по Европе, сравнивая свою страну с мировыми лидерами (так же как они делают это сегодня).
В истории зафиксировано три непродолжительных периода российского доминирования. Победа Петра I над Карлом XII и упадок Швеции в начале 1700-х гг., что позволило России утвердить могущество на Балтийском море и в Европе. Во втором десятилетии XIX века – победа Александра I над Наполеоном, взвалившим на себя явно непосильную задачу, благодаря этому России довелось решать судьбы великих держав в Париже. И победа Сталина над маньяком Адольфом Гитлером, игравшим в азартные геополитические игры в 1940-е годы. Россия дошла до Берлина и создала в Восточной Европе сеть стран-сателлитов, а также сыграла центральную роль в обустройстве послевоенного мирового порядка.
За исключением этих взлетов Россия почти всегда была сравнительно слабой великой державой. Неудачная Крымская война 1853–1856 гг. положила конец ее славе после победы над Наполеоном и вынудила принять запоздалое решение об отмене крепостного права. Россия уступила Японии в вооруженном конфликте 1904–1905 гг., что стало первым поражением европейской державы от азиатской в современной эпохе. Она проиграла Первую мировую, и это привело к крушению монархии. А затем вынуждена была отступить в холодной войне, что вызвало крах советского режима – преемника Российской империи.
На протяжении долгого времени Россия страдала от относительной отсталости – прежде всего в промышленности и военном деле. Это побуждало власти проводить периодические кампании по сокращению отставания от развитых держав, и каждый раз повторялся до боли знакомый цикл: принудительный промышленный подъем, подстегиваемый государством, затем эпоха застоя. Большинство аналитиков полагали, что с этим скачкообразным ростом удалось покончить в 1990-е гг., когда страна отказалась от марксизма-ленинизма в пользу конкурентных выборов и капиталистической экономики, правда, разбойничьего типа. Однако движущие силы глобальной российской стратегии не изменились, и в прошлом десятилетии Владимир Путин вернулся к прежней политике, возложив на государство все надежды сократить отставание страны от более могущественного Запада.
После распада Советского Союза в 1991 г. Москва потеряла примерно 5,2 миллиона квадратных километров. Эта площадь превышает территорию всего Европейского союза (4,4 млн кв. км) или Индии (3,4 млн). Россия отказалась от претензий на Восточную Германию, которую заполучила в результате Второй мировой, и на другие страны-сателлиты в Восточной Европе. Все они теперь состоят в западном военном альянсе наряду с некоторыми развитыми частями Советского Союза, такими как Балтия. Другие бывшие союзные республики – Азербайджан, Грузия и Украина – тесно сотрудничают с Западом в вопросах безопасности. Несмотря на силовой захват и аннексию Крыма, войну на востоке Украины и фактическую оккупацию Абхазии и Южной Осетии, России пришлось отказаться от большей части так называемой Новороссии Екатерины II – южных степей и Закавказья. А если не считать нескольких военных баз, Россия ушла и из Центральной Азии.
Россия остается самой большой страной мира, но она меньше, чем раньше, и территория в наши дни не имеет такого значения для статуса великой державы, как человеческий капитал и экономический рост – сферы, в которых Россия также переживает упадок. Российский ВВП, исчисляемый в долларах, достиг пиковых значений в 2013 г., слегка превысив 2 трлн, а затем упал примерно до 1,2 трлн из-за обвала цен на нефть и курса рубля. Конечно, сжатие было не таким резким, если измерять его по паритету покупательной способности. Но в долларовом пересчете российская экономика – всего 1,5% мирового ВВП и 1/15 экономики США. За Россией также закрепилась печальная репутация самой коррумпированной из развитых стран, а ее экономика, основанная на добыче полезных ископаемых и извлечении ренты, зашла в тупик.
Тем временем геополитические условия стали еще более неблагоприятными – к сохранению мирового превосходства США добавился резкий подъем Китая. Беспокойство вызывает и распространение радикального политического ислама, так как около 15% 142-миллионного населения России – мусульмане, и в некоторых регионах с преимущественно мусульманским населением не прекращаются волнения и беззакония. Для российских элит, полагающих, что статус и даже выживание страны зависит от конкурентоспособности с западными державами, ограниченность нынешнего курса должна быть очевидной.
Потребности медведя
Русские всегда считали свою страну необыкновенной. Дескать, будучи наследницей Византийской империи, она несет миру особую миссию. На самом деле нечто подобное ощущали жители большинства великих держав. И Китай, и Соединенные Штаты утверждали, что обладают священным мандатом исключительности, также как и Англия и Франция на протяжении большей части своей истории. Лишь бомбы союзников вынудили отказаться от претензий на исключительность Германию и Японию. Россия же пока не собирается расставаться с верой в свою особую роль. В разные эпохи она принимала разное выражение: Третий Рим, панславянское царство, мировой штаб Коммунистического интернационала. Сегодня мы слышим о евразийстве – движении, начало которому положили русские эмигранты в 1921 году. По мнению его адептов, Россия – не европейская и не азиатская держава, а нечто уникальное и неповторимое, загадочное слияние цивилизаций.
Ощущение особой миссии побуждает Россию избегать формальных союзов и объясняет ее нежелание вступать в международные организации, если она не может претендовать в них на роль исключительного или доминирующего члена. Это наполняет российских граждан и лидеров гордостью, а также питает их недовольство Западом, который якобы недооценивает уникальность и важность России.
Таким образом, психологическое отчуждение накладывается на организационную отчужденность и относительную экономическую отсталость. В итоге российские правительства обычно колеблются между налаживанием более тесных отношений с Западом и возмущением по поводу мнимого неуважения к России – притом что ни одна из тенденций не становится преобладающей.
Еще один фактор, влияющий на роль России в мире, – уникальная география. У нее нет естественных границ, если не считать Тихого и Северного Ледовитого океана, который сегодня также становится спорным пространством. Страдая на протяжении всей истории от подчас бурного развития в Восточной Азии, Европе и на Ближнем Востоке, Россия все время чувствует себя уязвимой и порой защищается, проявляя агрессию. Каковы бы ни были первоначальные причины российского экспансионизма, часто спонтанного, многие представители политической элиты со временем стали считать, что только движение вовне обезопасит прежние завоевания. Таким образом, Россия всегда пыталась обеспечить свою безопасность, продвигаясь все дальше и дальше ради того, чтобы упредить нападение.
И сегодня маленькие страны на границах России редко считаются потенциальными друзьями и чаще рассматриваются как вероятный плацдарм для нападения. Подобное видение обострилось после распада Советского Союза. В отличие от Сталина, Путин не признает существование украинской нации, отдельной от русской. Однако подобно Сталину он считает все формально независимые страны, имеющие общую границу с Россией, включая Украину, орудием в руках западных держав, готовых использовать его против России.
Главной движущей силой российской внешней политики всегда было стремление к созданию сильного государства. Логика сводится к тому, что в опасном мире при отсутствии естественных преград, таких как высокие горы или океан, единственной гарантией безопасности может быть мощное государство, готовое и способное действовать агрессивно в своих интересах. В нем же видят гаранта внутреннего порядка. В результате намечается тенденция, точно подмеченная русским историком XIX века Василием Ключевским, который одной фразой охарактеризовал целое тысячелетие: «Государство разжирело, а люди отощали».
Но, как ни парадоксально, усилия по построению сильного государства неизменно приводили к подрыву институциональной основы и автократическому правлению. Петр I, одним из первых попытавшийся создать мощную державу, выхолостил частную инициативу, усугубил и без того острое недоверие между государевыми мужами и укрепил патрон-клиентские тенденции. Принудительная модернизация способствовала появлению незаменимых новых отраслей промышленности, но проект по упрочению государственности на деле укоренил право на самодурство. Этот синдром характеризовал правление Романовых, власть Ленина и особенно Сталина, он сохраняется и до сих пор. Необузданный персонализм делает принятие важных стратегических решений непрозрачным, зависимым от капризов автократа, поскольку государственные интересы в этом случае фактически неотличимы от политической карьеры и устремлений одной личности.
Должно ли прошлое быть прологом?
Антизападничество и российский патриотизм особенно наглядно проявляются в личности и жизненном опыте Путина, но и правительство, в котором не будут преобладать бывшие сотрудники советского КГБ, все равно станет переживать из-за слабости России перед лицом Запада и желать стране особой роли в мире. Другими словами, российская внешнеполитическая ориентация – в равной степени и объективная предпосылка, и выбор. Будь российские элиты в состоянии как-то иначе сформулировать исключительность своей страны и отказаться от безнадежной конкуренции с Западом, они могли бы направить государство по более перспективному и менее дорогостоящему пути развития.
Судя по динамике 1990-х гг., казалось, что так оно и будет, пока у руля не стал Путин. Вновь заговорили о «ноже в спину»: якобы это высокомерный Запад пренебрег российскими жестами доброй воли в последние два десятилетия, а не наоборот. Но подобный взгляд принижает развитие внутри страны. Конечно, Вашингтон воспользовался слабостью России в годы президентства Бориса Ельцина и сразу после него. Но вовсе не обязательно одобрять все аспекты западной политики, чтобы понять, что эволюция Путина не всегда была реакцией на внешние действия. В гораздо большей степени она стала новейшим примером того, как под влиянием внутренних факторов происходил возврат к подходу, глубоко укорененному в российской политической элите.
Великодержавная гордость и ощущение особой миссии в мире помешали постсоветской России стать еще одной частью европейского проекта либо построить неравное (что было неизбежно) партнерство с Соединенными Штатами. До тех пор пока Россия не приведет свои стремления в соответствие с возможностями, она не сможет стать «нормальной» страной – независимо от роста ВВП на душу населения или других количественных показателей.
Давайте уясним: Россия – удивительная цивилизация, имеющая большую глубину. Это не единственная бывшая абсолютная монархия, которой трудно добиться политической стабильности и которая сохраняет склонность к державности (например, можно вспомнить Францию). Россия права, считая урегулирование после окончания холодной войны несбалансированным и даже несправедливым. Но такое положение вещей не было следствием преднамеренного унижения или предательства – скорее, неизбежным итогом решительной победы Запада в противостоянии с СССР. В многомерном глобальном соперничестве – политическом, экономическом, культурном, технологическом и военном – Советский Союз проиграл на всех фронтах.
При Михаиле Горбачёве Кремль предпочел выйти из игры, вместо того чтобы утянуть мир за собой, но это благополучное окончание не изменило характер исхода или его причины, с которыми постсоветская Россия так никогда и не смирилась.
Внешний мир не может принудить русских к тому, что немцы называют длинным словом Vergangenheitsbewältigung – «примирение с прошлым». Но нет никаких причин, почему это не могло бы произойти органично внутри самого российского общества. В конце концов, есть путь Франции, которая сохраняет ощущение собственной исключительности, но примирилась с потерей внешней империи и особой миссии в мире. Французы переосмыслили свою национальную идею так, чтобы она соответствовала менее значимой роли этой страны в мире, и объединились с меньшими державами и небольшими европейскими государствами на условиях полного равенства.
Сможет ли Россия, даже трансформировавшись, влиться в Европу? Вопрос открытый. Но чтобы этот процесс начался, руководству нужно убедить общественность в необходимости постоянной экономии и начать трудную внутреннюю реструктуризацию. Внешним наблюдателям следует вести себя сдержанно, наблюдая за этой мучительной перестройкой, особенно болезненной по той причине, что она не будет следствием поражения в вооруженном конфликте и оккупации.
Франции и Великобритании потребовались десятилетия для того, чтобы изжить ощущение собственной исключительности и ответственности за судьбы всего мира, и некоторые утверждают, что элиты еще не до конца преодолели этот синдром. Но у них по крайней мере имеется высокий ВВП на душу населения, первоклассные университеты, финансовая мощь и языки, на которых говорит больше половины жителей планеты. У России ничего этого нет. Она обладает постоянным правом вето в Совете Безопасности ООН, одним из двух самых смертоносных арсеналов и высококлассными возможностями ведения кибервойны. Это, а также уникальная география делают Россию мировой державой. Вместе с тем Россия – живое доказательство того, что «жесткая сила» хрупка без прочих измерений великодержавности. Сколько бы Россия ни настаивала на том, чтобы ее признали равной Соединенным Штатам, Европейскому союзу или даже Китаю, она таковой не является и не станет в ближайшей или среднесрочной перспективе.
А теперь о чем-то совсем другом
Есть ли у России альтернативы структурным реформам и европеизации? Она уже давно имеет выход к Тихому океану, но так и не стала азиатской державой. Россия может претендовать на доминирование в своем регионе. Ни одно из других государств, на которые распался Советский Союз, не располагает сопоставимой по мощи обычной армией и вооружениями и, если не считать страны Балтии, все соседи в той или иной степени зависят от России экономически. Но военное превосходство в регионе и экономические рычаги влияния в Евразии не гарантируют России устойчивого великодержавного статуса.
Путину не удалось обеспечить успех Евразийского экономического союза, но даже если бы все его потенциальные члены объединились и работали сообща, их совокупный экономический потенциал остался бы сравнительно небольшим. Россия – огромный рынок, который может быть привлекательным, но соседние страны видят как преимущества, так и риски двусторонней торговли с Москвой. Например, Эстония, Грузия и Украина в целом готовы развивать бизнес с Россией, но только при наличии якоря на Западе. Другие государства, более зависимые от России экономически, такие как Белоруссия и Казахстан, понимают риски партнерства со страной, у которой не просто нет модели устойчивого развития, но которая может покуситься на часть их территории, что стало очевидно после аннексии Крыма. Тем временем разрекламированное «стратегическое партнерство» с Китаем, как и ожидалось, принесло мало финансов и инвестиций из Поднебесной – явно недостаточно для того, чтобы компенсировать западные санкции. В то же время Китай открыто и энергично строит собственную Большую Евразию – от Южно-Китайского моря через Центральную Азию в Европу – отчасти за счет России и с ее помощью.
Современная Россия, играющая мускулами, в действительности переживает структурный упадок. Своими действиями Путин неосознанно сделал Украину более этнически однородной и больше ориентированной на Запад, чем когда-либо. У Москвы напряженные отношения почти со всеми соседями, включая крупнейших торговых партнеров, с недавних пор и Турцию. Даже Германия, важнейший внешнеполитический и экономический визави, пошла на потери для своего бизнеса, поддержав санкции, так как не может мириться с внешней политикой Москвы.
«Похоже, что так называемые победители в холодной войне твердо намерены получить все и перестроить мир таким образом, чтобы он лучше всего служил только их интересам», – заявил Владимир Путин в дискуссионном клубе «Валдай» в октябре 2014 г., вскоре после аннексии Крыма. Однако главная угроза для России исходит не от НАТО или Запада, а от ее собственного режима. Путин спас российское государство от развала, но направил его по пути, ведущему к застою и даже возможному краху. Президент и его клика то и дело говорят о суровой необходимости поставить во главу угла экономическое и гуманитарное развитие, но не решаются провести глубокую внутреннюю реструктуризацию, без которой данная цель недостижима, предпочитая вместо этого закачивать огромные средства в модернизацию армии. Чтобы успешно конкурировать и обеспечить себе стабильное место в мировом порядке, России нужно прежде всего прозрачное, компетентное и подотчетное правительство, полноценный государственный аппарат, настоящий парламент, профессиональная и беспристрастная система правосудия, свободные средства массовой информации, а также энергичная и не политизированная борьба с коррупцией.
Как избежать травли медведя
Нынешнее руководство упорно вынуждает страну нести бремя независимой и агрессивной внешней политики, которая явно не по карману, и к тому же малорезультативна. Временный взлет вследствие коварного и беспощадного поведения в сирийской гражданской войне не должен заслонять тот факт, что Россия столетиями не находит выхода из стратегического тупика и порочного круга: слабость и мания величия приводят к власти автократа, пытающегося совершить рывок вперед за счет концентрации власти в своих руках, что лишь обостряет стратегическую дилемму. Какие выводы должен сделать Запад? Какую политику ему следует проводить в отношении России? Как Вашингтону выстраивать отношения с ядерной державой, способной вести эффективную кибервойну, правители которой стремятся восстановить утраченное доминирование на мировой арене, пусть и в урезанном виде? Что делать с политическим руководством России, которое пытается подорвать единство Евросоюза и любой ценой заставить других считаться со своей страной?
В этом контексте полезно напомнить, что фактически история еще не знала длительного периода хороших отношений между Россией и Соединенными Штатами. Согласно рассекреченным документам, даже когда СССР и США были союзниками в годы Второй мировой войны, между ними царило более глубокое недоверие и происходило больше недоразумений, чем предполагалось раньше. Это объяснялось не отсутствием взаимопонимания, неспособностью донести до партнера свои мысли, доводы и озабоченности и не обидами, а расходящимися фундаментальными ценностями и государственными интересами, как их определяла каждая из сторон. Для России высшая ценность – государство; для Соединенных Штатов – свобода личности, частная собственность и права человека, обычно противопоставляемые государству. Так что ожидания следует умерить. Не менее важно, чтобы США не преувеличивали угрозу, исходящую от России, и не преуменьшали собственных многочисленных преимуществ.
Сегодня Россия – не революционная держава, угрожающая мировому порядку. Москва действует в рамках знакомой великодержавной школы международных отношений, в которой пространство для маневра ставится выше морали, конфликт считается неизбежным, во главе угла стоит превосходство жесткой силы и культивируется циничное отношение к мотивам других стран. В некоторых регионах и в определенных вопросах Россия может расстроить планы США, но она даже отдаленно не приближается к масштабу угроз, исходивших от Советского Союза, поэтому нет необходимости начинать новую холодную войну в ответ на ее выпады.
Реальный вызов сводится к желанию Москвы, чтобы Запад признал российскую сферу влияния в бывшем советском пространстве (за исключением прибалтийских государств). Такова цена примирения с Путиным – нечто, что сторонники такого примирения не всегда открыто признают. В этом состояла главная преграда на пути длительного сотрудничества после 11 сентября, и здесь по-прежнему та уступка, на которую Запад никогда не пойдет. Однако Запад никогда не сможет и по-настоящему защитить территориальную целостность стран, находящихся в сфере влияния Москвы. Блеф тут не поможет. Так что делать?
Некоторые призывают на помощь дух Джорджа Кеннана, требуя возродить политику сдерживания, доказывая, что внешнее давление будет держать Россию на коротком поводке, пока ее авторитарный режим не рухнет или не станет либеральным. И, конечно, многие из откровений Кеннана остаются насущными – например, убеждение, высказанное 70 лет назад в «Длинной телеграмме» из Москвы, что Советы чувствуют себя крайне неуверенно, и их поведением во многом движет ощущение опасности. Принятие его образа мыслей повлекло бы за собой сохранение или ужесточение режима санкций в ответ на нарушения Россией норм международного права, политическую поддержку западных союзов и повышение боеготовности НАТО. Но новая политика сдерживания может стать ловушкой, поскольку повысит Россию до статуса конкурирующей сверхдержавы, а ведь именно ее стремление к восстановлению этого статуса и стало причиной сегодняшней конфронтации.
И снова ключ – в терпении и решительном настрое. Неясно, как долго Россия еще сможет играть против США и ЕС, явно имея на руках не лучшие карты, пугая соседей, настраивая против себя самых важных торговых партнеров, ухудшая свой деловой климат и теряя таланты. В какой-то момент начнется зондирование на предмет возможного сближения, поскольку рано или поздно накопится усталость от санкций, а это создаст предпосылки для какой-нибудь сделки. Вместе с тем возможно, что нынешнее противостояние не закончится скоро, поскольку претензии России на евразийскую сферу влияния – вопрос национального самоопределения, и калькуляция затрат и выгод не остудят ее пыл.
Весь фокус в том, чтобы при необходимости проводить жесткую линию – например, отказываться признавать привилегированную сферу российского влияния, даже когда Москва готова отстоять ее военными средствами, но одновременно предлагать переговоры (только с позиции силы), избегая ненужной и контрпродуктивной конфронтации по большинству других вопросов. Настанет день, когда лидеры России смирятся с собственной неспособностью и играть с Западом на равных, и доминировать в Евразии. До этого времени Россия останется не мишенью очередного крестового похода, а проблемой, которую надо решать.
