Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs №3 за 2003 год.
ОПЯТЬ НА АМБРАЗУРУ
В 1968 году Великобритания сложила с себя ответственность за обеспечение безопасности в регионе «к востоку от Суэца», оставив Соединенным Штатам в удел собирать осколки прежней системы. Среди обязательств, унаследованных при этом Америкой, главным было обеспечение стабильности и безопасности в стратегически жизненно важном регионе – Персидском заливе. В последующие десятилетия Вашингтон пытался справиться с этой задачей разными способами. В 1970-е — опираясь на такие «два столпа», как Иран и Саудовская Аравия; в 1980-е — делая крен в сторону Ирака; в 1990-е — проводя политику «двойного сдерживания» Ирана и Ирака. Ни один из этих подходов не был по-настоящему эффективен. В результате Соединенным Штатам за последние 16 лет пришлось трижды осуществить непосредственное вмешательство против угрозы региональной безопасности: в Иране — в 1987–1988 годах, в Ираке — в 1991-м и прошлой весной.
Стремительная военная победа США и Великобритании в операции по освобождению Ирака сегодня расчистила дорогу новым усилиям Америки по созданию более прочной системы безопасности в районе Персидского залива. Администрация Буша в действительности уже приступает к этой работе путем выведения большей части американских войск из Саудовской Аравии; правда, этот шаг скорее свидетельствует о завершении предыдущей главы в истории американского участия в делах региона, чем об открытии новой. С уходом Саддама Хусейна возникла необходимость в глубоком переосмыслении стратегии США в районе Персидского залива. Ведь в некоторых отношениях проблемы безопасности этого региона могут стать теперь не менее, а более серьезными.
Так, в 1980-е годы справиться с угрозой судоходству в Заливе со стороны Ирана было сравнительно легко: гигантское превосходство США на море и в воздухе позволяло достичь желаемого эффекта в результате сравнительно маломасштабной военной кампании. Точно так же, несмотря на необходимость дважды применить значительно более серьезные усилия для окончательной ликвидации угрозы со стороны военно-воздушных и сухопутных сил саддамовского Ирака, в сущности, и это представляло собой относительно простую военную задачу. Однако угрозы, с которыми столкнутся в будущем США и их союзники, вряд ли будут носить столь же простой и изолированный характер. Поэтому администрации Буша пора задуматься над тем, как оградить себя от этих угроз, чтобы не подвергнуться риску оставить Соединенные Штаты плохо подготовленными к тому, что ждет их впереди.
ТАМ ЖЕ НЕФТЬ, РАЗВЕ НЕ ЯСНО?
В чем состоит главный интерес Америки в Персидском заливе? В обеспечении свободного и бесперебойного поступления нефти из этого региона в любую точку планеты. Сей факт не имеет ничего общего с теориями мирового заговора, сделавшими администрацию Буша своей мишенью в момент приближения последней войны в Заливе. Интересы США не сводятся к вопросу о том, будет ли галлон бензина на заправке стоить два или три доллара, получит ли контракты Exxon, а не «ЛУКОЙЛ» или Total. Дело и не в количестве нефти, вывозимой самими Соединенными Штатами из Залива или любого другого региона. Причина, по которой США на законных основаниях проявляют повышенную заинтересованность в том, чтобы обильный поток относительно дешевой нефти из данного региона не прекращался, проста. Мировая экономическая система, построенная за последние 50 лет, зиждется на высоком уровне потребления недорогой нефти. Разрушение этой основы привело бы к коллапсу всей мировой экономики.
На сегодняшний день примерно 25 % производимой в мире нефти поступает из стран Персидского залива. Одна только Саудовская Аравия поставляет порядка 15 %, причем ожидается, что в будущем эта цифра только увеличится. В районе Персидского залива сосредоточены ни много ни мало две трети разведанных мировых запасов нефти. К тому же добыча нефти баснословно экономична: саудовский баррель стоит в пять – десять раз дешевле российской. Саудовская Аравия не только крупнейший производитель и обладатель богатейших запасов нефти в мире; ей принадлежат также самые большие в мире избыточные производственные мощности, благодаря которым она стабильно поддерживает и контролирует цены на нефть, повышая или понижая объемы производства по мере надобности. Ввиду одинаковой важности как подъемов, так и спадов производства саудовской нефти внезапная потеря местной нефтяной инфраструктуры парализовала бы всю мировую экономику и весьма вероятно привела бы к спаду столь же губительному, как Великая депрессия 30-х годов, а возможно, и того хуже. Тот факт, что импорт из района Персидского залива отнюдь не составляет значительной доли потребляемой США нефти, не играет особой роли. Если вдруг иссякнет саудовский источник, скачок мировых цен на нефть сокрушит и американскую экономику, и экономики всех прочих стран.
Но США не просто озабочены тем, чтобы сохранить поток нефти из Персидского залива. Они заинтересованы еще и в том, чтобы предотвратить установление контроля над регионом и его ресурсами со стороны какого-либо потенциально враждебного государства, которое бы стремилось к беспредельному могуществу и искало возможности шантажировать остальной мир. Сверх того Америка заинтересована в сохранении военного доступа к Персидскому заливу ввиду его ключевого геостратегического положения, близости к Ближневосточному, Центральноазиатскому, Восточноафриканскому и Южноазиатскому регионам. Утрата Соединенными Штатами такого доступа привела бы к резкому снижению их способности влиять на события в ряде других ключевых регионов мира. (Так, воздушная война против Афганистана в значительной степени велась с баз, расположенных в районе Персидского залива). Наконец, трагедия 11 сентября 2001 года показала, что США заинтересованы в искоренении процветающих в данном регионе террористических группировок.
ТРОЙНАЯ УГРОЗА
В ближайшие несколько лет картину безопасности в районе Персидского залива будут омрачать в основном три проблемы: дилемма стабильности в Ираке, иранская программа создания ядерного оружия, а также возможные волнения в государствах, входящих в Совет по сотрудничеству стран Персидского залива (СССПЗ) – Бахрейне, Кувейте, Омане, Катаре, Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратах. К сожалению, ни одна из этих проблем по отдельности, не говоря уже об их совокупности, не имеет простых решений, и тут неизбежны трудные компромиссы.
Парадокс иракского могущества очень прост: достаточно сильный Ирак, способный уравновешивать и сдерживать Иран, неизбежно будет в состоянии оккупировать Кувейт и Саудовскую Аравию. С подобной проблемой регион столкнулся в конце ирано-иракской войны, когда после уничтожения наземных и военно-воздушных сил Ирана Ирак вскоре смог захватить Кувейт и стал угрожать нефтеносным районам Саудовской Аравии. Недавняя победа Америки над Саддамом мало что изменит в этом фундаментальном динамическом равновесии, потому что в основе его лежит не характер власти в Ираке, а обычная геополитика. Как и послевоенным Германии и Японии, послесаддамовскому Ираку почти наверняка не позволят когда-либо вновь заняться разработкой оружия массового уничтожения (ОМУ). Однако ему придется найти какой-то способ защитить себя от пусть отдаленной, но реальной угрозы со стороны Ирана. Если Ираку не разрешат обрести ОМУ, он будет вынужден добиваться каких-то надежных внешних гарантий безопасности или же содержать немалые (а значит, потенциально опасные) силы, оснащенные обычным вооружением.
Что касается Ирана, то, по последним оценкам разведки США и даже по оценкам МАГАТЭ, работы по его ядерной программе зашли уже далеко. Если они не будут остановлены — самим Ираном или под давлением извне, — то один или несколько ядерных зарядов, по-видимому, могут быть изготовлены в ближайшее десятилетие. (Разумеется, ошибки в оценках иракской ядерной программы, имевшие место за последние 20 лет, лишь укрепляют чувство неуверенности, которое сопровождает все подобные прикидки.) В случае Ирака превентивное вмешательство было предполагаемым (и в конечном счете осуществимым) решением, потому что США могли вторгнуться и оккупировать страну без проведения крупномасштабной мобилизации. Но это совершенно нереалистично в случае Ирана. Он втрое превосходит Ирак по численности населения, в четыре раза — по площади, его территория имеет сложный рельеф, который превратит организацию тылового обеспечения операций в настоящий кошмар, а его население в прошлом, как правило, сплачивалось вокруг правящего режима перед лицом внешней угрозы. Вторжение в Иран обернулось бы столь масштабным предприятием, что такой вариант можно себе представить разве что в случае каких-то чрезвычайных обстоятельств.
Конечно, не исключено, что иранская ядерная проблема разрешится сама собой. Иранский народ глубоко разочарован политикой реакционных клерикалов, захвативших власть в Тегеране, и с 1997 года подавляющее большинство населения неизменно голосует против сторонников жесткой линии. Кроме того, население Ирана очень молодо, иранская молодежь проявляет наибольшую активность, выступая против нынешнего режима за более демократическую систему правления. Так что время работает на иранских реформаторов. Более того, большинство этих реформаторов высказывали заинтересованность в хороших отношениях с Соединенными Штатами.
Все это немаловажно. Ведь хотя Соединенные Штаты и проповедуют политику всеобъемлющего нераспространения ядерного оружия, но на практике Вашингтон всегда последовательно (и, вероятно, оправданно) проявлял больше беспокойства, когда распространение касалось его врагов (таких, как Ирак и Северная Корея), нежели друзей (таких, как Израиль и в меньшей степени Индия). Поэтому появление в Тегеране плюралистического проамериканского правительства могло бы сильно поубавить опасения США по поводу иранской ядерной программы. (Правда, и в этом случае достижения Ирана в ядерной области были бы источником сильной головной боли ввиду их неизбежного влияния на дальнейшее распространение ядерного оружия в другие страны региона.)
Проблема в том, что никто не может точно сказать, победят ли иранские реформаторы, и если да, то когда именно. В частности, не ясно, падет ли правительство сторонников жесткой линии, прежде чем Иран обретет ядерное оружие. Так что разумнее будет предположить, что Иран получит ядерную бомбу еще до того, как твердолобые клерикалы будут отстранены от власти, и Соединенным Штатам следует быть готовыми к такому развитию событий. Однако действия, которые можно считать целесообразными в создавшихся обстоятельствах (продолжение дипломатического и экономического давления, демонстративное военное присутствие на иранских границах, даже угрозы применения силы), легко могут рикошетом ударить по внутрииранским процессам, сводя на нет или подрывая перспективы «бархатной революции» в Тегеране. Сторонники жесткой политики в Иране удерживают власть в том числе и путем разжигания в народе страхов, будто бы США стремятся управлять страной и осуществлять контроль над ее политикой. Тем самым энергичные меры по военному сдерживанию или нераспространению ядерного оружия могут сыграть на руку режиму. Иначе говоря, иранский парадокс состоит в том, что подготовка к худшему варианту развития событий, при котором иранские сторонники жесткой линии получают ядерное оружие, легко может сделать такой сценарий более вероятным.
Похоже, что Тегеран стремится заполучить ядерное оружие прежде всего для того, чтобы предотвратить нападение со стороны США. Однако обретение такого оружия может изменить стратегические расчеты Ирана и вдохновить его на проведение более агрессивной внешнеполитической линии. Вооруженные силы страны пока слишком слабы, чтобы вынашивать планы сухопутного вторжения на Аравийский полуостров через Ирак или переброски морского десанта через Персидский залив, и какое-то время такое положение дел сохранится. Так что опасность представляет не столько вторжение войск, оснащенных обычным вооружением, сколько попытки блокировать для танкеров путь через Ормузский пролив как метод шантажа или провоцирования восстаний в соседних странах. К несчастью, нынешнее состояние безопасности в регионе – внушительное американское военное присутствие по всему Персидскому заливу – наилучшим образом отвечает задачам сдерживания будущей агрессии Ирана, но является наихудшим вариантом с точки зрения третьей крупнейшей проблемы, связанной с терроризмом и внутренней нестабильностью государств – членов СССПЗ.
Терроризм и внутренняя нестабильность в странах Персидского залива в конечном итоге подпитываются последствиями политической, экономической и социальной стагнации в местных арабских государствах. Политика США действительно вызывает гнев многих арабов, а палестинская проблема является предметом серьезной озабоченности населения. Но на самом деле не это создает плодородную почву для внутренних беспорядков или рекрутирования сторонников радикальными исламистскими группировками вроде «Аль-Каиды». Важнее то, что среди арабов слишком много безработных и частично занятых – по причине полного краха экономик арабских стран. Слишком многие чувствуют себя беспомощными и униженными перед лицом деспотических правительств, которые все меньше делают для людей, одновременно лишая их возможности как-либо влиять на свое будущее. И слишком многие ощущают на себе влияние обескураживающей и удушливой атмосферы общества, не способного встать вровень с проблемами современности.
Большинство специалистов по Ближнему Востоку считают, что революция или гражданская война в каком-либо из государств – членов СССПЗ в ближайшие несколько лет маловероятна. Но лишь немногие утверждают это теперь столь же уверенно, как прежде. Фактически и сами режимы в странах Персидского залива все больше опасаются нарастающего внутреннего брожения. Именно это побудило их в последнее десятилетие анонсировать пакеты демократических и экономических реформ. Все правители стран Персидского залива — от саудовского принца Абдаллы до эмира Катара и нового бахрейнского монарха — отдают себе отчет в растущем напряжении среди населения и необходимости выпустить часть паров. Если вследствие неуспеха реформ вспыхнет революция или гражданская война, то Соединенные Штаты, возможно, столкнутся с серьезными проблемами в плане безопасности. Например, массовые беспорядки в Саудовской Аравии поставят экспорт саудовской нефти под угрозу с такой же неизбежностью, как и иранское вторжение.
Наилучшее средство, к которому Соединенные Штаты могли бы прибегнуть в борьбе с ростом терроризма и внутренней нестабильностью в Саудовской Аравии и других государствах – членах СССПЗ, – это сократить до абсолютного минимума свое военное присутствие в регионе или даже полностью вывести свои войска. Присутствие американских войск дает террористам повод выступать с пропагандистскими заявлениями о том, что США стремятся укрепить власть ненавистных местных тиранов и контролировать весь Ближний Восток. И практически для всего местного населения оно служит источником чувства унижения и негодования, постоянным напоминанием о том, что наследники великих исламских империй теперь не могут защитить себя и вынуждены подчиняться силе неверных. Поэтому вывод войск снизил бы давление на режимы региона изнутри и предоставил бы им необходимое политическое пространство, чтобы приступить к болезненным, но жизненно важным реформам во имя установления там долгосрочной стабильности. Но, с другой стороны, вывод войск был бы самым неудачным ходом с точки зрения сдерживания Ирана или готовности быстро ответить, скажем, на гражданскую войну в Саудовской Аравии, если она вдруг разразится.
Перед лицом такого головоломного переплетения проблем выстроить новую эффективную архитектуру безопасности для Персидского залива будет далеко не просто. Ирак должен оставаться сильным государством, но не сверх меры. Иран следует держать под контролем и одновременно настаивать на либеральных реформах. Правительствам государств – членов СССПЗ нужно предоставить пространство для начала реформ и одновременно защиту от внешних и внутренних врагов. Сбалансировать все эти многообразные интересы, угрозы и ограничения будет трудно. Настолько трудно, что ни для кого не будет неожиданностью, если новая стратегия США в этой области в конце концов потерпит неудачу, как и все предыдущие.
И все же положение не совсем безнадежно. Возможно, тут нет панацеи, безупречного политического курса, который обеспечит все интересы и отразит все угрозы, одновременно избежав всех подводных камней в области стратегии, политики и культуры. Но вместе с тем существует три принципиальных решения, заслуживающие серьезного рассмотрения: отход «за горизонт», попытка создания местного оборонного пакта наподобие НАТО и попытка установить своего рода кондоминиум безопасности.
НАЗАД, ЗА ГОРИЗОНТ
Самый консервативный подход к проблемам безопасности района Персидского залива заключается в возврате к первоначальной американской стратегии поддержания равновесия из «офшорных» зон. Попытки реализации этого подхода в 1970-е и 1980-е годы потерпели неудачу, поскольку Иран и Ирак оставались весьма сильны, а присутствие сил США «за горизонтом» было недостаточным сдерживающим фактором. Однако в настоящий момент позиции Ирана и Ирака гораздо слабее, и, скорее всего, они останутся таковыми (по крайней мере, пока Иран не обретет ядерное оружие). Вашингтон же с тех пор неоднократно демонстрировал готовность вмешиваться в дела региона ради защиты собственных интересов и предотвращения агрессии. Поэтому на сей раз эта стратегия может оказаться более эффективной.
При таком подходе Соединенные Штаты резко сократили бы свое военное присутствие в регионе, оставив на месте лишь минимальную часть нынешних сил. Штаб 5-го флота мог бы оставаться в Бахрейне (где флаг американских ВМС гостеприимно приветствуют на протяжении 50 лет), но воды залива бороздило бы меньшее количество американских военных судов. ВВС могли бы сохранить за собой новую крупную базу в катарском Аль-Удейде — опять-таки потому, что населению Катара, по-видимому, нравится иметь ее на своей территории. Сухопутные силы могли бы по-прежнему держать в Кувейте и Катаре часть уже расположенного там оборудования и установить регулярную ротацию батальонов с целью обучения работе с ним, если указанные государства будут чувствовать себя комфортно в окружении таких гостей. Кроме того, если удастся договориться с будущим правительством Ирака, Соединенные Штаты сохранили бы в этой стране базу ВВС и часть наземных войск. В качестве альтернативы можно было бы покинуть все армейские базы в регионе и полагаться только на оборудование, хранимое на судах-контейнерах, базирующихся на острове Диего-Гарсия в Индийском океане.
На политическом уровне Соединенные Штаты сохранили бы неформальные отношения с государствами – членами СССПЗ, а сверх того могли бы установить подобные связи с новым, дружественным правительством Ирака. США продолжали бы сдерживать Иран, давая ясно понять, что любая агрессивная акция с его стороны натолкнется на адекватную реакцию военных сил Америки. Далее, США старались бы прилагать дальнейшие усилия по обеспечению поддержки со стороны ЕС, Японии и России в оказании как дипломатического, так и экономического давления на Тегеран с целью прекращения иранской поддержки террористов и свертывания программ по созданию неконвенциональных вооружений.
Сокращение непосредственного военного присутствия немало способствовало бы облегчению внутренних проблем, вызванных присутствием боевых подразделений США в районе Персидского залива. Неудивительно поэтому, что такую стратегию приветствуют сами арабские государства региона. С уходом Саддама их главной заботой стало снижение недовольства местного населения, и они считают, что для поддержания мира в регионе Соединенным Штатам достаточно минимального присутствия. Такой подход могла бы одобрить и известная часть американских военных, которая с радостью избавится от бремени полицейских функций в негостеприимном и отнюдь не богатом регионе вдали от дома.
С другой стороны, сам факт, что государства Персидского залива так горячо приветствуют эту стратегию, должен предоставить тайм-аут американцам, отвечающим за стратегическое планирование. После иракского вторжения большинство этих государств, за исключением Кувейта, многие годы вместо попыток решения демонстрируют обескураживающее упорство в игнорировании собственных проблем, как внешних, так и внутренних. Возврат к политике присутствия преимущественно «за горизонтом» мог бы дать государствам Персидского залива запас времени для проведения реформ, но не менее вероятно и то, что в отводе американских сил они усмотрят панацею от всех своих проблем и решат, что надобность во внутренних реформах благодаря ему отпала. Кроме того, сокращение американского военного и политического присутствия ослабило бы способность Вашингтона подталкивать своих местных союзников к трудному выбору по ряду вопросов, который им необходимо сделать ради собственного благополучия в долгосрочной перспективе.
Возврат к присутствию «за горизонтом» чреват также риском рецидива некоторых из проблем, которые, собственно, и продемонстрировали несостоятельность этой стратегии в прошлый раз. Если у Ирана появится ядерное оружие, сведение к минимуму американского присутствия в регионе может послужить для него искушением развязать новую агрессию. Государства – члены СССПЗ в прошлом нередко проявляли склонность оказывать услуги могущественным агрессивным соседям, и сокращение американского присутствия может вновь спровоцировать такое их поведение – например, допустить Иран слишком близко к контролю над потоками нефти. Наконец, ограничение американского присутствия может однажды вызвать искушение у других внешних сил – к примеру, у Китая – половить рыбу в мутной воде залива.
БЛИЖНЕВОСТОЧНАЯ НАТО
Второй подход к обеспечению безопасности в Персидском заливе заключается в создании нового регионального оборонного альянса наподобие того, который так эффективно работал в Европе во времена холодной войны. Этот подход пользуется еще более плохой репутацией в регионе, чем поддержание равновесия из «офшорных» зон, хотя и не вполне заслуженно. В 1954 году США убедили Иран, Ирак, Пакистан, Турцию и Великобританию подписать Багдадский пакт о совместной обороне. Спустя четыре года Ирак вышел из этого объединения, предоставив Ирану, Пакистану и Турции возможность создать Организацию центрального договора (СЕНТО), которая в течение последующих 20 лет едва ли стала чем-то большим, чем средством вооружения Соединенными Штатами шахского Ирана. Эти альянсы были малоэффективны из-за того, что их члены сталкивались с весьма непохожими проблемами в плане безопасности (пакистанцев заботила Индия, Турцию – Россия и Греция, Иран – Ближний Восток в целом), а также из-за революций 1958-го в Ираке и 1979-го в Иране, которые вывели из игры центральных игроков. В сегодняшних условиях региональный альянс мог бы иметь больше шансов на успех.
Смысл этой идеи в том, что США могли бы создать формальный оборонный альянс с участием государств – членов СССПЗ и нового иракского правительства. Перефразируя знаменитую шутку лорда Исмея в адрес НАТО, цель такого альянса состояла бы в том, чтобы оставить американцев внутри, иранцев – вовне, а иракцев – внизу. Формальные оборонные обязательства как нельзя лучше закрепили бы неуклонное стремление США к обеспечению безопасности в регионе и могли бы послужить лучшим средством удержания Ирана от прямой агрессии. А путем распространения гарантий безопасности на Ирак они эффективно разрешили бы и багдадскую дилемму безопасности, создав основу для переоснащения Ирака обычным оружием и одновременно избавляя его от необходимости приобретения ОМУ с целью сдерживания Ирана. Если бы общественность стран региона удалось убедить в том, что американские силы находятся здесь как часть содружества равных, то в качестве дополнительного преимущества такой расклад одновременно способствовал бы легитимизации присутствия США. В то же время такой альянс в принципе более жизнеспособен, чем его предшественники, поскольку у государств – членов СССПЗ и Ирака одна и та же главная внешняя угроза безопасности – Иран.
Однако и этот подход имеет свои недостатки. В частности, государства – члены СССПЗ, вообще-то, не выказывают желания иметь формальные отношения альянса с США, по крайней мере, в настоящий момент. Лидеры этих стран опасаются, что такой альянс не то чтобы легитимизирует американское присутствие, а, напротив, будет рассматриваться как крайнее выражение колониальных нравов и кумовства и тем самым способствовать развенчанию легитимности их собственных режимов. По сходным причинам даже самое проамериканское правительство Ирака могло бы счесть для себя заключение формального договора неудобным. К тому же неясно, как такой альянс может решить проблему внутренней нестабильности в государствах – членах СССПЗ. Военная мощь Ирана недостаточна, и даже если он однажды решит следовать более агрессивному курсу, то скорее попытается подорвать своих соседей изнутри, чем открыто напасть на них извне. И, несмотря на свою устрашающую ударную мощь, альянс стран Персидского залива оказался бы уязвимым для противника, который бьет ниже пояса.
КОНДОМИНИУМ БЕЗОПАСНОСТИ
Если возврат к стратегии поддержания равновесия из «офшорных» зон может оказаться неадекватным с точки зрения отражения внешней агрессии, а система нового альянса — с точки зрения внутренней нестабильности, то третий подход открывает заманчивые перспективы одновременного решения обеих проблем. Этот подход состоит в организации Соединенными Штатами кондоминиума безопасности в Персидском заливе, основанного на опыте контроля за вооружениями в Европе в конце холодной войны.
Начиная с 1970-х годов НАТО и страны Варшавского договора проводили множество форумов по вопросам безопасности, осуществляли меры по укреплению доверия, заключали соглашения по контролю над вооружениями (Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, переговоры по взаимным сбалансированным сокращениям вооруженных сил, Договор об обычных вооруженных силах в Европе), целью которых было комплексное решение многообразных проблем безопасности на континенте. Переговоры по всем этим вопросам заняли больше двух десятилетий острой полемики. Но в конце концов их результатом явилась Европа гораздо более стабильная и безопасная, нежели прежде.
В Персидском заливе создание такого кондоминиума безопасности повлечет за собой развертывание сходного объема активности, объединяющей усилия США, государств – членов СССПЗ, Ирака и Ирана. Процесс мог бы начаться с организации регионального форума по вопросам безопасности с проведением дебатов и дискуссий по данной тематике, с обменом информацией и определением контуров будущих соглашений. Затем участники могли бы перейти к рассмотрению мер по укреплению доверия, таких, как уведомление о проведении учений, обмен наблюдателями, паритетный обмен пакетами информации. Разумеется, целесообразно было бы перейти к итоговым соглашениям по контролю над вооружениями, включающим, например, создание демилитаризованных зон, запрещение дестабилизирующих видов вооружений, сбалансированное сокращение вооруженных сил всеми сторонами. В частности, страны региона могли бы поставить себе целью запрет всех видов ОМУ, включающий санкции в отношении нарушителей и программы многосторонних (или международных) инспекций для обеспечения его соблюдения.
В пользу данного подхода говорит многое. Так, это был бы наименее болезненный способ введения неизбежного запрета на ОМУ в Ираке. Включение такого запрета в контекст более широкого процесса, в рамках которого в направлении разоружения работают все государства региона, просто Ирак опережает остальных, помогло бы Багдаду с большей легкостью проглотить пилюлю. Точно так же если бы региональный кондоминиум безопасности преуспел в окончательном устранении угрозы со стороны Ирана и наложении ограничений на Ирак, то тем самым он способствовал бы решению проблем безопасности государств – членов СССПЗ, не полагаясь на массированное, дестабилизирующее американское военное присутствие. Больше того, если бы военные отношения между США и СССПЗ строились в рамках общерегионального форума, они были бы более приемлемыми для населения стран Персидского залива.
Еще одно преимущество состоит в возможном наличии у иранцев желания также принять участие в этом процессе. Вот уже 20 лет Иран требует, чтобы США, Ирак и государства – члены СССПЗ отнеслись серьезно к его проблемам в сфере безопасности. Предлагаемый процесс впервые предоставил бы ему место и повод для их обсуждения. Приглашение Ирана обсудить вопросы безопасности района Персидского залива за столом переговоров с США наполнило бы Тегеран чувством заслуженного, по его мнению, уважения со стороны Вашингтона. Что еще важнее, такого рода процесс открывает единственно возможный для Ирана путь влияния на вооруженные силы своего самого упорного оппонента – Соединенные Штаты. Чтобы эта система заработала, Вашингтону следует проявить добрую волю и согласиться, как ранее в Европе, с установлением ограничений на развертывание его собственных сил в регионе. Эти ограничения сами по себе стоят того, чтобы допустить к участию Иран.
Не будет катастрофой, даже если сторонники жесткого курса в Тегеране предпочтут не участвовать, поскольку тем самым они, скорее всего, окажутся в изоляции, как внутренней, так и международной. У себя дома им будет очень трудно оправдывать какие-либо действия предполагаемой угрозой со стороны США (Ирака или государств – членов СССПЗ) после того, как они не пожелали участвовать в процессе, который дал бы им возможность предотвратить эту угрозу средствами дипломатии и контроля над вооружениями. Что касается иностранной аудитории, то отказ Тегерана принять оливковую ветвь из рук Соединенных Штатов продемонстрировал бы принадлежность Ирана к государствам-изгоям, не заинтересованным в мирных средствах решения проблем безопасности. В свою очередь Вашингтону было бы легче заручиться международной поддержкой для более жестких санкций и других форм давления.
Кое-кто, возможно, будет против такой системы из опасения, что она придаст легитимность нынешнему правительству Ирана. Но нет необходимости впадать в крайности, и эта система не воспрепятствует смене режима, если окажется, что политическая ситуация в Иране развивается в таком направлении. В конце концов, ведь не воспрепятствовал же подобный процесс смене режимов в России и Восточной Европе.
Подобный региональный кондоминиум безопасности может оказаться недостижимой целью. Не следует забывать, что в Европе создание эффективной системы потребовало порядка 20–25 лет мучительных переговоров. У Соединенных Штатов накоплен горький опыт многосторонних переговоров по ближневосточным проблемам, и нет оснований считать, что данный случай окажется проще. Каждая сторона положит на стол переговоров собственную повестку дня и постарается либо сорвать переговорный процесс, либо свести его к решению непосредственно интересующих ее вопросов. Ужасным секретом стран Персидского залива является то, что единство СССПЗ всего лишь фикция. Катару нужны американские военные базы не для защиты от Ирана или Ирака, а для устрашения Саудовской Аравии. Точно так же Бахрейн заинтересован в мощных ракетах не для того, чтобы быть дееспособным членом сил «Щит полуострова» (Peninsula Shield Force), а чтобы иметь возможность в случае надобности ударить по Катару. Региональный форум по вопросам безопасности вкупе с мерами контроля над вооружениями заставит выйти наружу все эти ненадежные моменты внутри СССПЗ, что еще более усложнит процесс.
Далее, Иран может попытаться торпедировать все эти усилия, потребовав включения в тот же процесс Израиля, что вызовет мощный резонанс среди арабского населения стран Персидского залива. Ввести в такую структуру безопасности района Персидского залива Израиль означало бы взвалить на нее дополнительное бремя проблем и бесконечных споров вокруг процесса мирного урегулирования арабо-израильского конфликта и ближневосточной безопасности в целом, что явно бесперспективно.
И все же региональный кондоминиум безопасности, если бы каким-то образом удалось заставить его заработать, предлагает наилучшую перспективу стабильности и безопасности в районе Персидского залива. Но запустить данный процесс непросто, и на это уйдут годы, а то и десятилетия. Америке следует поэтому постоянно помнить о нем и держать его в поле зрения в качестве конечной цели, безотлагательно начав движение в этом направлении. Уже сам факт объявления Вашингтоном об этом как о своем твердом намерении наряду с созывом конференции по безопасности Персидского залива способен оказать мощное позитивное воздействие, придать легитимность американскому присутствию в регионе и дискредитировать тех, кто выступает против него.
Однако кондоминиум не должен стать единственной точкой приложения усилий США в деле создания новой архитектуры безопасности в регионе, поскольку в ближайшей перспективе требуются более эффективные решения. В действительности все три предложенные модели не исключают друг друга, и, возможно, их было бы полезно рассматривать как этапы непрерывного процесса. Сегодня США могли бы предпринять шаги по сокращению своих сил в духе подхода, предусматривающего поддержание равновесия из «офшорных» зон. Одновременно они могли бы изучить возможности создания в регионе нового альянса либо положить начало процессу строительства кондоминиума безопасности. Несомненно, страх перед появлением нового альянса между США, СССПЗ и Ираком мог бы стать еще одним мощным стимулом для Ирана, чтобы принять участие в кондоминиуме безопасности, а озвучивание такой цели сделает альянс более приемлемым для государств, входящих в Совет по сотрудничеству стран Персидского залива.
В конечном счете, если кондоминиум безопасности окажется эффективным, мир удастся сохранить, а военные силы во всем регионе начнут существенно сокращаться, это может открыть дорогу и для полного перехода США к подлинному осуществлению стратегии присутствия за горизонтом — поворот событий, который горячо приветствовали бы все заинтересованные стороны.
