Мир уже не тот, что был несколько лет назад. Многое прояснилось. Стало ясно главное: однополярный мир не состоялся, да он и не мог состояться в силу того, что в условиях глобализации ни у кого не хватит военно-политических, финансово-экономических и иных ресурсов для имперского строительства. Однако мифология «однополярного мира» долгое время определяла направление умов и поведение значительной части государств. В этот миф поверили, сделали на него политическую ставку. Поэтому понимание реального положения дел дается непросто.
Реалистическая коррекция или «сокращение» роли Соединенных Штатов в мировых делах, прояснение действительного значения российского фактора в глобальной политике, опыт последних 15 лет – все это служит достаточным основанием для непредвзятого анализа нынешнего этапа развития международных отношений и понимания истинного положения дел.
Серьезной попыткой осмысления новых международных реалий и выстраивания на этой основе внешнеполитических рекомендаций являются тезисы доклада Совета по внешней и оборонной политике, подготовленные к XV Ассамблее СВОПа (17–18 марта 2007 года). Не со всеми из них можно согласиться. Так, необоснованным представляется чрезмерный алармизм и пессимизм.
РОССИЯ И МИР, В КОТОРОМ МЫ ЖИВЕМ
Наша дипломатия последних лет, выступления президента РФ В.В. Путина по внешнеполитическим вопросам, и прежде всего его мюнхенская речь, не оставляют сомнений в том, что у политического руководства страны есть продуманная и проверенная на практике стратегия в международных делах. Об этом свидетельствует и Обзор внешней политики Российской Федерации, проведенный Министерством иностранных дел по поручению президента и в сотрудничестве с политологическим сообществом.
Главный вывод гласит: сделанный в 2000-м выбор в пользу прагматизма, многовекторности и твердого, но неконфронтационного отстаивания национальных интересов во внешних делах себя оправдал. Допускаю, что тогда кому-то могло показаться, будто выбор в пользу умеренной политики и многосторонней дипломатии Россия делает с позиции слабости. Но и окрепнув, обретя уверенность в себе, страна не отказывается от этих основополагающих принципов.
В основе нашего тогдашнего видения мира лежали здравый смысл и трезвая, заземленная оценка тенденций, определяющих современное мировое развитие. История, если можно так назвать период в 6–7 лет, нас оправдала.
Томас Фридман (американский политолог, обозреватель газеты The New York Times. – Ред.) в своей книге пришел к выводу о том, что мир стал «плоским», то есть глобализация, вышедшая за рамки западной цивилизации, не оставляет места для разного рода иерархических построений. Горизонтальные связи, определяющие существо современных международных отношений, подводят к необходимости сетевой дипломатии. Сошлюсь также на известную фразу Ричарда Хааса (президент американского Совета по международным отношениям. – Ред.) о том, что «США не нужно согласие других держав, чтобы действовать, но им нужна их поддержка, чтобы добиться успеха». А раз так, то надо договариваться о том, что и как делать. Мюнхен многим открыл глаза. Так, газета The Boston Globe, анализируя выступление главы Российского государства, писала: «Москва раньше Вашингтона осознала одну важную истину: в мире воцаряется “полиархия” – международная система с участием многочисленных и разнообразных игроков, чьи альянсы и ориентация меняются с калейдоскопической скоростью».
Не могу согласиться с тезисом о том, что альтернатива «однополярному миру» – это «хаотизация» международных отношений вследствие некоего «вакуума» управляемости и безопасности. Речь скорее идет о вакууме в сознании элит тех или иных государств. Как можно было убедиться не раз, именно односторонние, и тем более силовые, действия привели к нарастанию конфликтности в мировой политике, наслаиванию новых проблем на старые. Собственно, это и составляет механизм расширения конфликтного пространства в мировой политике.
Можно понять, что по ту сторону Атлантики до сих пор не могут переступить через себя и произнести слово «многополярный». Но совершенно неоправданно ставить знак равенства между многополярностью и заряженностью на конфронтацию. Да, появляются новые «центры силы». Они соперничают друг с другом, в том числе и за доступ к природным ресурсам. Так было всегда, и ничего фатального в этом нет.
Неформальное коллективное лидерство ведущих государств мира, складывающееся в дополнение к международным институтам, прежде всего к ООН, позволяет приблизиться к решению проблемы управляемости в современном мире. При этом исключается чья бы то ни было, будь то США, Европейский союз или Россия, единоличная претензия на истину.
Все это отнюдь не равнозначно конфронтации. Парадигма современных международных отношений скорее определяется конкуренцией в самом широком прочтении этого понятия, ее предметом, помимо прочего, становятся ценностные ориентиры и модели развития. Новизна ситуации заключается в том, что Запад теряет монополию на процессы глобализации. Видимо, отсюда и попытки представить происходящее как угрозу Западу, его ценностям и образу жизни.
МЕЖЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ РАЗЛОМ?
Россия выступает против попыток раскола мира на так называемое «цивилизованное человечество» и всех остальных. Это путь к глобальной катастрофе. Уверен, что выбор в пользу объединительной политики, сделанный нашей страной и другими ведущими государствами, в том числе такими цивилизационно-образующими, как Индия и Китай, позволит избежать раскола по цивилизационному признаку.
Глобализация ставит перед человечеством подлинно экзистенциальные вопросы. Уже очевидна ограниченность природных ресурсов, в силу чего просто невозможно обеспечить потребление для всех на уровне промышленно развитых стран. В своем выступлении в Католической академии Баварии в январе 2004 года кардинал Йозеф Ратцингер, будущий Папа Римский Бенедикт XVI, говорил о необходимости самоограничения. Он также критически высказался относительно проявления «западной гордыни», имея в виду претензии на универсальность «обеих великих культур Запада – культуры христианской веры и культуры светского рационализма».
Нынешний глава Ватикана выдвинул и другой тезис, очень близкий тому, о чем все громче говорит Русская православная церковь: «Сегодня концепция прав человека должна быть дополнена учением об обязанностях человека и о его возможностях». Убежден, что только так удалось бы восстановить общий нравственный знаменатель основных мировых религий. Без этого гармоничное развитие человечества невозможно.
НОВЫЕ УГРОЗЫ: «ВЫБОР ОРУЖИЯ»
Спорным представляется то, как в тезисах доклада СВОПа подается террористическая угроза. С одной стороны, преувеличиваются возможности консолидации исламского фактора в мировой политике, с другой – говорится о глубоких противоречиях между исламскими государствами. Но главную ошибку вижу в том, что данный вопрос рассматривается в полном отрыве от необходимости решения реальных проблем, прежде всего на Ближнем Востоке, препятствующих реализации потенциала, который позволит арабо-мусульманскому миру ответить на вызовы модернизации.
В целом недооцениваются возможности действий по урегулированию кризисов, создающих питательную среду для экстремизма. Необходимо отказаться от силовой политики, принять меры, которые способствовали бы решению проблемы бедности в глобальном масштабе.
Опыт последних шести лет убедительно показывает, что любые попытки обойти реальность многополярного мира оборачиваются провалом. Какие бы примеры мы ни взяли, вывод один: современные международные проблемы не имеют силовых решений, попытки пойти этим путем лишь усугубляют ситуацию, загоняют ее в тупик. Дефицит безопасности либо его ощущение также порождаются застоем в разоруженческой сфере, который обостряет угрозу расползания оружия массового уничтожения.
Думаю, навязывание миру гипертрофированного значения фактора силы – явление временное. В историческом плане роль силовой составляющей в мировой политике будет объективно снижаться. Можно провести параллель с президентскими выборами-1992 в США, когда не все поняли значение фактора экономики: «Все дело в экономике, глупый!» (один из лозунгов кампании Билла Клинтона. – Ред.). Сейчас вопросы обеспечения устойчивого экономического развития государств, включая удовлетворение энергетических потребностей, выходят на первый план уже в глобальном масштабе. Именно возросшая экономическая взаимозависимость служит важным фактором поддержания международной стабильности. Эти задачи не решаются ни применением силы, ни оккупацией, ни военным присутствием за рубежом.
Ставка на силу – коренной порок политики наших партнеров. И делается это в ущерб факторам «мягкой силы», значение которых, наоборот, возрастает. В свое время подобный менталитет определил приписываемую Сталину фразу: «А сколько у Ватикана дивизий?» Теперь, когда мы предлагаем разрабатывать коллективную стратегию по Ираку, то зачастую слышим в ответ: «Готова ли Россия направить свои войска в Ирак?» Мысли опять сосредоточены на силовых сценариях. Такой подход тяжелым грузом давит на внешнеполитическую стратегию Вашингтона.
Следует решительно отказаться от попыток реидеологизации и ремилитаризации международных отношений, укрепить в них коллективные и правовые начала.
РОССИЯ: «ТЕРРИТОРИЯ СВОБОДЫ» В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ
Одним из фундаментальных элементов нынешней реальности является то, что мир должен стать свободным, а все государства – обрести возможность решать за себя, сообразуясь с собственным пониманием своих национальных интересов в новых условиях. Ни блоковая, ни идеологическая дисциплина уже не срабатывают автоматически, хотя налицо попытки заменить их солидарностью одной цивилизации против всех остальных.
На мировой арене тоже нужна «свобода слова», о которой мы говорим применительно к внутреннему развитию каждой страны. Любой зажим «инакомыслия», заметание «под ковер» имеющихся разногласий влечет за собой негативные последствия для всего международного сообщества, обедняет его интеллектуальный ресурс. Разумеется, каждый волен выбрать свободу проводить иррациональную политику. Но в современных условиях платить по ее счетам приходится всем: то, что происходит в Ираке и вокруг него, убедительно это доказывает.
Главное значение мюнхенской речи президента России состоит в том, что она помогла разрушить заговор молчания по фундаментальным вопросам глобальной архитектуры безопасности, то есть по проблемам, которые напрямую затрагивают всех. Эта речь обозначила «территорию свободы» – свободы мысли и свободы слова в международных отношениях. К сожалению, в мировой политике сложилась ситуация, подобная той, что была у нас в советский период, когда все злободневное обсуждалось на кухне. Только «кухня» – это разговоры за закрытыми дверями, за спиной тех, кому адресована критика. Ясно, что такая нездоровая, конформистская атмосфера не отвечает интересам международного сообщества.
Неопределенность относительно будущего мироустройства во многом была связана с ослаблением России после распада СССР. Создавалось впечатление, что нашу страну попросту списали как материал для нового территориально-политического передела мира, – перспектива, с которой Россия уже сталкивалась, например, в начале XVIII века. Тогда проблема была решена на путях ускоренной модернизации, что и составило главное содержание реформ Петра I. На нынешний вызов мы также отвечаем радикальными политическими и экономическими реформами, которые, как и тогда, идут в русле европейского выбора, но с сохранением вековых традиций России. В итоге страна восстановила свою внешнеполитическую самостоятельность – теперь уже как суверенное демократическое государство.
Во многом благодаря этому на рынке идей мироустройства, адекватного современному этапу мирового развития, впервые за долгие годы возникает реальная конкурентная среда. Становление новых глобальных центров влияния и роста, более равномерное распределение ресурсов развития и контроля за природными богатствами закладывают материальную основу для многополярного миропорядка.
Совокупностью этих и иных факторов обусловлен наметившийся переход к новому этапу мирового развития. Объективной основой широкого международного сотрудничества остается противодействие вызовам и угрозам современности. Все более широкое признание получает многосторонняя дипломатия как действенный инструмент регулирования международных отношений на глобальном и региональном уровнях. Растет роль Организации Объединенных Наций, которая обладает уникальной легитимностью. Так что не могу согласиться с недооценкой значения этой всемирной организации в тезисах СВОПа. Сама жизнь побуждает всех, включая даже тех, кто не готов воздавать должное ООН, работать в ней, действовать через ее механизмы.
ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ГЕОПОЛИТИКА?
Конечно, объект пристального анализа – реакция на нашу возросшую роль в глобальной энергетике. Во-первых, никто и нигде не доказал, что у тех, кто обвиняет Россию в «энергетическом шантаже», есть хоть какие-то основания утверждать, что мы нарушили хоть одно свое обязательство, хоть один контракт.
Во-вторых, как бы «от обратного» нам пытаются навязать сомнительный статус «энергетической сверхдержавы». Наверняка есть желающие использовать его, чтобы способствовать закреплению России в энергосырьевой нише международного разделения труда. Допустить этого нельзя.
Другое дело, что возможности, предоставляемые поступлениями от продажи энергоресурсов, и укрепление позиций наших сырьевых компаний в транснациональном предпринимательстве необходимо использовать для наращивания динамики интеграции в глобальную экономику и перевода собственной на инновационный путь развития.
ПРОСТРАНСТВО СНГ: НОВЫЙ КУРС
Известные перипетии, связанные с ценой на газ для Украины, Белоруссии и других государств СНГ, казалось бы, должны были убедить Запад в том, что мы не вынашиваем никаких имперских замыслов, а строим с соседями нормальные отношения, основанные на рыночных принципах. Именно политизация экономических связей могла служить основанием для подозрений в отношении России. Сейчас этого нет, но подозрения продолжают тиражироваться, из чего можно заключить, что дело вовсе не в альтруизме. На пространстве СНГ разыгрываются геополитические игры с использованием такого инструмента, как «демократизаторство». Будем откровенны, главным мерилом уровня развития демократии на деле остается готовность идти в фарватере чужой политики.
В двусторонних и различных многосторонних форматах на пространстве СНГ Россия стремится укреплять элементы объективной общности и взаимозависимости между нашими странами – экономической, культурно-цивилизационной и иной. Не более того, но и не менее. В целях стабилизации этого региона мы готовы содействовать выстраиванию здесь неполитизированных отношений с внешними партнерами, если они при этом будут уважать интересы расположенных здесь государств и откажутся от тактики «беспокоящих действий» в отношении России.
При этом пытаться удерживать Россию в региональной «скорлупе» бесперспективно. В своем развитии мы из нее давно вышли.
КРИЗИСНОЕ РЕАГИРОВАНИЕ: ПОЗИТИВНОЕ РАЗРУЛИВАНИЕ
Мы готовы содействовать поиску решений тех проблем, которые возникли в результате реализации проектов, начатых в одностороннем порядке. Прежде всего это касается Ирака, где положение еще можно спасти. Трудно спорить с мнением Генри Киссинджера о том, что рано или поздно «Ирак придется вернуть международному сообществу», а «другие страны должны быть готовы разделить ответственность за мир в регионе». Но разделение ответственности предполагает совместную выработку оптимальных решений.
Нам говорят, что ситуация в Ираке – это теперь наша «общая беда». России всегда были чужды зловредность, стремление воспользоваться чужой бедой. Но тут не обойтись без того, чтобы наши американские партнеры кардинально изменили свою иракскую стратегию, прислушались к оценкам и предложениям, которые преобладают как внутри самих США, так и в других столицах. Многосторонняя встреча, состоявшаяся 10 марта в Багдаде, – шаг в правильном направлении. Данный процесс необходимо использовать для выработки новой, коллективной стратегии в Ираке.
Корректировка курса должна состоять в подключение к урегулированию всех политических сил Ирака, всех его соседей, ООН, Лиги арабских государств, Организации Исламская конференция, «Большой восьмерки». Это помогло бы реализовать на практике и объективную общность интересов Вашингтона и Тегерана, делающих ставку на одно и то же иракское правительство. Нет сомнений в том, что в Иране существует реальный политический процесс. Реализовать потенциал воздействия международного сообщества на Тегеран в нужном духе можно только через вовлечение, а не путем изоляции.
Важно продолжить многосторонние усилия по поиску выхода из нынешней ситуации вокруг иранской ядерной программы. Но при этом необходимо сознавать, что значительная часть проблемы (как и в случае с ядерной проблемой Корейского полуострова) связана с нежеланием Соединенных Штатов нормализовать двусторонние отношения с Ираном на основе общепринятых принципов. В подходе к северокорейским делам США проявили гибкость и прагматизм, отошли от ультимативного требования, которое выдвигалось в качестве предварительного условия возобновления переговоров. Пхеньян сделал встречный шаг, и результат не заставил себя ждать. То же требуется и в иранском вопросе. Тогда сработает то дозированное давление, которое оказывают Совет Безопасности ООН и МАГАТЭ.
От наших партнеров мы тоже ждем последовательности и логики. Если под предлогом «иранской угрозы» у западных границ России размещаются элементы национальной системы ПРО США, вводятся санкции против российских компаний, то зачем городить огород в СБ ООН? Надеюсь, американские партнеры над этим задумываются. Тем более что нас призывают бороться с гипотетической, «ожидаемой» угрозой, а в это время создают реальную угрозу нашей (да и не только нашей) безопасности.
ЕВРО-АТЛАНТИЧЕСКИЙ РЕГИОН: КОМПЛЕКСНЫЙ ПОДХОД
Мы исповедуем комплексный подход к решению проблем Евро-Атлантического региона. Речь могла бы идти о широком взаимодействии в трехстороннем формате (Россия, Европейский союз, Соединенные Штаты) по всему спектру интересующих тем. Рамки для такого сотрудничества уже складываются на практике: в Совете Безопасности ООН, в «Группе восьми», в квартете международных посредников ближневосточного урегулирования, в «шестерке» по ядерной программе Ирана. Что особенно важно, трехсторонний формат, если придать ему действительно комплексный, а главное – подлинно партнерский характер, снимет ненужные взаимные подозрения в отношении того, что происходит между двумя другими участниками этого «треугольника».
Россия не собирается вбивать клин в трансатлантические отношения. Большего ущерба, чем иракские разногласия, им просто не нанести. Но нам бы не хотелось, чтоб трансатлантическая связка укреплялась за наш счет.
РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ: MODUS OPERANDI
Применительно к российско-американским отношениям нынешний переломный этап в формировании глобальной архитектуры безопасности подводит нас к главной проблеме. Ее суть – определение условий и модальностей коллективного взаимодействия в международных делах. В этом состоит значение того разговора, к которому пригласил в Мюнхене всех наших партнеров президент России.
Россия не претендует на какие-то особые права в международных отношениях. Но у нас попросту нет оснований быть в роли ведомого. Полное равноправие, в том числе в анализе угроз и принятии решений, – это необходимый минимум.
Особенность внешней политики России заключается еще и в том, что, пожалуй, впервые в своей истории мы начинаем в полном объеме отстаивать свои национальные интересы, используя все свои конкурентные преимущества. У нас сегодня достаточно ресурсов, чтобы одновременно решать ключевые для страны задачи перевооружения экономики, преодоления накопившихся социальных проблем, модернизации Вооруженных сил, укрепления инструментов внешней политики, поддержки российского бизнеса на мировых рынках.
В политологических кругах России и США говорят о том, что электоральные циклы в обеих странах неизбежно приведут к «паузе» в развитии двусторонних отношений. Думаю, это было бы плохим выбором. Хотелось бы, чтоб Соединенные Штаты не уходили в себя перед лицом иракской трагедии, а участвовали в обновлении партнерства с Россией на основе равноправия и взаимной выгоды. Мы готовы действовать именно так, ускоряя переход к «более единой и рациональной политике».
Хорошие возможности для позитивной эволюции российско-американских отношений есть. Их открывает совместная работа над воплощением в жизнь Глобальной инициативы по борьбе с актами ядерного терроризма, над сопряжением инициатив президентов обеих стран по безопасном развитию мировой ядерной энергетики и доступу всех заинтересованных государств к ее благам при соблюдении ими своих обязательств по нераспространению. Еще одно доказательство нашей способности к компромиссам – подписание с США двустороннего протокола о присоединении России к ВТО (надеюсь, здесь не произойдет откат назад и обещание президента Джорджа Буша поддержать нашу заявку на многосторонней стадии «системных» переговоров будет выполнено). В центре нашего диалога – борьба с терроризмом и наркотрафиком, нераспространение ОМУ, урегулирование региональных конфликтов и, разумеется, стратегическая стабильность. Там, где выйти на взаимоприемлемые решения не получается, неплохой вариант – «номинальное согласие». Мы не отказываем США в праве решать за себя, но это значит, что они будут действовать на свой страх и риск и за свой счет.
Выступая в Мюнхене, В. В. Путин не сказал пресловутое «нет». Нашей внешней политике в корне чужд негативистский подход. Мы продвигали и будем продвигать позитивную повестку дня международных отношений, конструктивные альтернативы в решении существующих проблем. Именно в этом основной смысл сказанного президентом России. Председатель президиума СВОПа Сергей Караганов справедливо заметил, что «в Мюнхене президент высказал горькую правду о настоящем и недавнем прошлом». Но мы не останавливаемся на этой констатации, предлагая реалистичные выходы из складывающейся ситуации, совместное решение проблем.
В наших отношениях с Соединенными Штатами, как и ни с кем другим, нет конфронтационной предопределенности. А значит, речь не может идти о какой-либо «новой холодной войне», для которой нет никаких объективных оснований.
К сожалению, критика внешней политики США в тезисах СВОПа граничит с неким фатализмом, заданностью мессианства Америки. Недооценивается прагматизм американцев, который не раз в истории подводил их к иной внешнеполитической стратегии. Уместно вспомнить курс президента Франклина Делано Рузвельта в рамках антигитлеровской коалиции. То есть американцы тоже могут считаться с обстоятельствами, когда те диктуют выбор в пользу умеренной политики и образа действий в согласии с другими ведущими государствами мира. Сейчас, думаю, настал именно такой момент.
Антиамериканизм опасен и интеллектуально ущербен. Но решать проблему надо «у источника», имея в виду прежде всего нынешний образ действий Вашингтона в международных делах. Глобализация не оставляет возможности для самоизоляции, хотя бы если учесть зависимость экономики США от внешних финансовых вливаний (порядка 1 триллиона долларов в год) и внешних источников энергоресурсов. В нашем отношении к Соединенным Штатам должен превалировать широкий, объективный взгляд на вещи. Тот факт, что в Вашингтоне в какой-то момент были восприняты советы неоконсерваторов, не должен определять наше фундаментальное отношение к Америке.
ЕВРОПЕЙСКАЯ ПОЛИТИКА НА ПЕРЕПУТЬЕ
Мы против «стратегических игр» в Европе, имеющих целью буквально на пустом месте создать конфронтационный потенциал и выстроить европейскую политику по принципу «свой-чужой». К этому ведет реализация планов размещения на континенте элементов национальной ПРО США. Данным односторонним планам есть коллективные альтернативы – в частности, в виде системы ПРО ТВД в Европе с участием Североатлантического альянса и России, проект которой рассматривался в рамках Совета Россия – НАТО. Развитие коллективного подхода могло бы снять проблему. Американская ПРО в Европе прямо скажется на наших отношениях с НАТО. Если альянс несостоятелен как организация коллективной безопасности и превращается в ширму для односторонних мер, наносящих ущерб нашей безопасности, то в чем тогда смысл наших отношений? В чем тогда «добавленная стоимость» Совета Россия – НАТО? Новые ракеты в Европе – это dejИ vu с вполне предсказуемыми последствиями образца начала 1980-х годов.
Принимая решение по ПРО, Соединенные Штаты не спросили мнение ни НАТО, ни Европейского союза, который как раз сейчас пытается обрести свою роль в сфере внешней политики и политики безопасности в Европе.
Мы же видим сложности, переживаемые НАТО. Готовы помочь, например, в Афганистане, где альянс проходит испытание на дееспособность. Россия делает ставку на успех многосторонних усилий в этой стране – ведь речь идет об обеспечении интересов нашей безопасности в критически важном регионе. Мы серьезно вложились в поддержку операции против «Аль-Каиды» и талибов на различных ее этапах, приняли непростые для себя решения. Поэтому вправе рассчитывать на позитивный результат. И если роль международного военного присутствия сведется к тому, что силы НАТО будут «председательствовать» в процессе возвращения к власти талибов, это также чревато самыми серьезными последствиями для наших взаимоотношений.
В принципе настораживает то, что структуры и инструменты, унаследованные из прошлого (НАТО, ОБСЕ, ДОВСЕ и др.), в реальной жизни превращаются в средства воспроизводства блоковой политики. Уверен, долго это продолжаться не может. Существует реальная опасность того, что ситуация с не доведенной до конца реформой европейской архитектуры безопасности обретет собственную жизнь, предопределив реальный раскол Европы на десятилетия вперед. В этом – рубежность нынешнего этапа европейской политики. Ответ на данный вызов может быть найден только в ходе серьезного, предметного разговора о коллективно согласованной и общеприемлемой конфигурации европейской безопасности.
ИДЕОЛОГИЯ: ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ
Широкое согласие в обществе по основным принципам и направлениям нашей внешней политики свидетельствует о том, что она соответствует нынешнему этапу внутреннего развития России. Сохранению и укреплению этого согласия будет способствовать созданное недавно Межпартийное совещание по внешней политике. Для мира мы хотим того же, что и для себя, – эволюционного, без потрясений, развития.
К России и ее действиям на мировой арене иногда предъявляют завышенные и односторонние требования. Если говорить откровенно, то от нас хотят, чтобы мы отказались от самостоятельной роли в международных делах. Приходится слышать и упреки в отсутствии идеологии, на что-де указывает заявленный нами внешнеполитический прагматизм. Но прагматизм – это не беспринципность. Просто мы идем от жизни, от реальных нужд страны и ее граждан. Россию вполне устраивает идеология здравого смысла. Она служит прочной доктринальной основой нашей самостоятельной и неконфронтационной внешнеполитической стратегии, которая находит понимание у подавляющего большинства наших международных партнеров.
Международное положение России действительно благоприятно. Но оно никогда не гарантировано в международной ситуации, которая постоянно развивается. Сохранить и нарастить достигнутый позитив мы можем только посредством активной, инициативной вовлеченности в международные дела.
Мы не питаем никаких иллюзий относительно того, что трудно будет и впредь. Но многие вещи в глобальной политике уже кристаллизовались. Во внешнеполитическом плане страна хорошо подготовлена к дальнейшим переменам. И это дает основание для того, чтобы с оптимизмом смотреть в будущее.
