В середине 1990-х наивных годов художники Комар и Меламид осуществили проект на грани страноведения и искусства. Он назывался «Выбор народа». Для этого заказали основательные исследования того, как жители разных стран представляют себе идеальную картину, картину-мечту. Опрос был весьма детальным и касался всего – жанра, тематики, колорита и даже размера картины. (Исследование проводилось фирмой «УЛТЕКС» по критериям международной организации маркетинговых фирм ESOMAR.) По его результатам художники брались за кисть – и писали картину, материализуя мечты народов.
Полотна выходили весьма различные. Так, например, русской мечтой оказалось «Явление Христа медведю» – что сегодня, 20 лет спустя, может показаться пророческим. Но самым необычным оказался пейзаж мечты украинца: леса, холмы и воды, белая хатка – истинно райский мир… без единого человека. Украинская мечта, единственная из всех народов, оказалась безлюдна.
Пустынный жизненный мир украинца мог означать что угодно, например – бегство от несносной украинской сложности в места, удаленные от всего, что болит и мешает быть нацией. Мечта о краях без предательства и измены – «зрады». Вековечное стремление Украины в Европу – это еще и жажда жизни в расчищенном безопасном ландшафте, к примеру таком: «Леса на горизонте, веселые пойменные луга, двадцать оттенков зеленого, простор, облака, влага, стрекозы, птицы, ветерок, восторг Божьего мира». Еще одно описание полотна Комара и Меламида? Нет, это украинский президент вспоминает свои родные места. (Здесь и далее курсивом выделены цитаты из книги Л. Кучмы «Украина – не Россия», М., 2003.)
Забытая книга
Ровно 15 лет назад президент Леонид Кучма сообщил Украине, что написал объемный историко-философский труд. Через полгода книга вышла на русском языке, на котором и была написана; автор лично представил ее в Москве. «Украина – не Россия» –
дерзкое название тогда вызвало сенсацию, но ненадолго. Шли бурные времена. «Оранжевая революция» с последующими годами нестабильности, а затем новый Евромайдан и войны на востоке Украины стерли память о книге. Ее не прочли отчасти из-за раздражающего названия – глянув на обложку, решали, что содержание ясно и без того. Поучительный том миновал политический класс обеих стран накануне того, как они вошли в полосу конфликтов. И зря: Леонид Кучма надиктовал незаурядный политический трактат. Книга с более масштабной амбицией, чем то, к чему готовились мелочные элиты «нулевых».
Мое эссе – своего рода рецензия на политические мечты Украины о ее будущем. Я не затрагивал кейсов текущей политики, а лишь ряд нюансов, сегодня кажущихся вне мейнстрима. Старая книга Кучмы подвернулась мне под руку, как удобный гид по переулкам украинской мечты, ведь «украинский характер – сплошь и рядом мечтательный, склонный к перепадам настроения».
Мечта о двуедином народе
Украина в России считалась незаграницей. «Русский и украинский народы – это практически один народ». Часто повторяемый тезис оказался опасной гипотезой, если вспомнить о глубокой разнице поведения украинцев и русских в политике за последние 30 лет. Предположение, будто со всем этим Россия смогла бы справиться, ни на чем не основано, что показал 2004 и 2014 годы. А ведь еще до того, как распространилась мантра о «двуедином народе», Кучма предупреждал: «Нужно и полезно констатировать, напоминать и разъяснять, что Украина – не продолжение и не филиал России и вообще не Россия». Предупреждение осталось втуне. Все годы независимого существования ни в России, ни на Украине не велись политически значимые исследования друг друга. «Страны-сестры» ничего друг о друге не знали. Объяснить ли это революционными потрясениями, нехваткой финансирования или интереса, но 15 лет взаимное незнание укреплялось, пока не оборвалось «нежданной» революцией 2004 г. и первым Майданом. Как холодно отметил писатель Евгений Гришковец,
«Феномен заключается в том, что эмигрировала целая страна. Эмигрировала, разумеется, оставаясь в своих исторических и географических пределах. Но эмигрировала, то есть оторвалась, ушла, уехала, улетела… Разговоры и заклинания о том, что мы – братские народы, что нет никого нас ближе и неизбежно сближение и возвращение запутавшейся и обманутой Украины – все это глупости. Эмигранты не возвращаются».
В отличие от стран Восточного блока, Россия и Украина никогда не считали себя «похищенной Европой», и, отколовшись от СССР, в нее не вернулись. Европа не стала нам заново обретенной родиной, напротив – обе страны потеряли вход в большой мир. Сложилось два бездомных сознания, ревниво и огорченно всматривавшиеся друг в друга. Миры, затерянные один для другого. «Истина, что украинцы и русские – разные народы, для многих все еще не очевидна».
Мечта независимости
Подобно Австро-Венгрии, Советский Союз на склоне лет был дуалистической русско-украинской сверхдержавой. Скрытый дуализм последнего 30-летия, связанный с именами Хрущёва и Брежнева, отмечен доминированием украинских элит в Кремле. Леонид Кучма справедливо говорит, что «советский большевизм был нашим совместным творчеством, совместным наивным и злосчастным порывом к светлому будущему». Украинцы мечтали о независимости давно, а получили случайно. Независимая Украина вошла в 1990-е гг. с чувством приобретения, ведь независимость всегда – приток символического социального капитала и перераспределение административной ренты. Но это не захватывает всех поровну и создает новые противоречия – с теми, кто не получил ничего или лишился прежнего. Новообретенный суверенитет не компенсировал бытовых неурядиц.
Приезжавшему в Киев советских лет трудно было не отметить большую, чем в городах России, роль устроенного приватного быта. Конец Союза обратил частный статус в единственный. Сытная приватность, выглядевшая самодостаточной и позволявшая украинцу мечтать о чем-то большем, рухнула в нищую повседневность, не компенсированную ничем. Символика сбывшейся мечты о независимой Украине выглядела слабо на фоне мощных российских компенсаций. Казалось, что русские бежали от СССР с большей прибылью. Суверенная Украина утратила профессиональную медиаэлиту центральных СМИ, потеряла профессиональную дипломатическую службу и профессиональное ядро силовиков. Страна выпала и из мирового имиджевого шлейфа русской культуры. «Украина была частью имперской метрополии, а украинцы – частью имперской нации». Но капитал сверхдержавности отошел к России вместе с символическими авуарами и кадрами общеимперской элиты. А ведь еще у Москвы была сырьевая рента, по отношению к которой украинская «транзитная» смотрелась нищенски.
Все девяностые годы Россия огорчала (и соблазняла) Украину запасами своих имперско-советских ресурсов, внутренних и внешних. Но более всего Украине недоставало собственных позитивных историй успеха. И в новых свойствах раннего путинского режима украинец распознал то, чего недоставало его стране. Владимир Путин выглядел эталоном sucсess storу для Украины. Возникала украинская путинская мечта.
Мечта об украинском Путине
Аналитики неизменно отмечают отсутствие на Украине русского комплекса сильной державной власти. По достижении независимости здесь возникла развилка: в чем основание украинского единства – в нации, то есть в языке, или в государстве, то есть во власти?
В девяностые городская среда независимой Украины и ее публичность выглядели значительно отставшими от российской столичной среды. Украинский тип ресентимента диктовал постколониальный стиль политики. В лаге «отставания» поселилась заместительная утопия, где Россия стала эталоном успеха. Одна из предпосылок катастрофы кучмовской Украины – «ксерокс-модель»: упрямое копирование московских технологий. Даже создание никчемной партии власти под именем «За единую Украину!» несомненно вдохновлялось образом «Единой России». Еще сильней сказалось влияние образа Путина на украинские элиты. В нем увидели мага и волшебника власти, который решит любую проблему, возместив украинцу мучительный дефицит силы.
С начала нулевых в Киеве утверждается мем «Украине нужен собственный Путин». Характерно свидетельство об этом украинского оппозиционного политика, некогда руководителя штаба Ющенко Романа Бессмертных.
«Летом 2002 г. социологи из Киева показали: основным содержанием будущей президентской кампании должна быть ставка на “украинского Путина”… Образ нравился 72% избирателей… Даже политики-либералы повелись на определение “сильная рука”. Самообман украинского истеблишмента сейчас понятен. А летом 2002-го по штабам как марево разлилось: “Нужен свой Путин!”»
Мечта о «Европе вдвоем»
«…Любят спрашивать: “Идем ли мы в Европу вместе с Россией или нет?”. Из-за размытости вопроса на него можно ответить и “да”, и “нет”… Что значит “идем в Европу вместе”? Это не лозунг и не заклинание, это констатация факта в самом его общем виде. Того факта, что и Украина, и Россия ясно обозначили совпадающий европейский выбор. Для Украины он полностью органичен, это ее цивилизационный выбор, сделанный в глубокой древности и, как говорится, никогда никем не отмененный. Мотивы России не столь очевидны»
Консенсус в политикуме «Однажды Украина войдет в Европу» почти не подвергался сомнению на Украине, но никогда не был популярен в российских элитах. Из России Европа не выглядела решением чего бы то ни было. Из Украины Европа казалась решением всего. Украинский проевропейский политик – тот, кто заявляет, что берется «привести Украину в Европу». В спектре политикума все, так или иначе, предлагают «пути в Европу». Политический бестиарий Украины – проводники в Европу, выдающиеся украинские европейцы в культуре и в бизнесе, и, разумеется, враги Европы, заполняют весь украинский ландшафт.
В 2004 г. Россия действительно попыталась использовать украинский транзит власти для стратегического перехвата – «Вдвоем в Европу!». Предполагалось сделать Россию контролером исполнения украинских еврообязательств. Но какие инструменты могли быть для этого? Развивая проект «Вдвоем в Европу!», Россия не стремилась к инкорпорации в порядок жизни западных сообществ. «Вдвоем» – означало со спутавшимися русско-украинскими сговорами, с их темноватыми подвалами. Войти в Европу так, чтоб Европа превратилась в вип-разновидность СНГ. В 2004 г. политический проект «Вдвоем в Европу» рухнул окончательно. Евгений Головаха: «Украинская элита, кроме маргинальной части, очень бы поприветствовала совместный с Россией поход в Европу. Однако о совместном марше сейчас уже трудно говорить» (2007).
Мечта о границе, или «две Украины»
«Мысль о границе никогда не переставала будоражить меня вплоть до окончания школы, и долгое время я был твердо убежден, что для взрослых это тоже игра… Пусть это была игра, но ведь была же какая-то причина, почему у такого сознательного комсомольца возникали подобные видения? Я никогда не задумывался об этой причине всерьез, но странный образ границы был отчего-то всегда рядом».
Колоссальную популярность приобрел выдвинутый в первые годы независимости философом Мыколой Рябчуком тезис о «двух Украинах» – подлинной и советизированной, галицийской и «восточной». Граждане делились на креолов и автохтонов. Но каким образом за четверть века избирательных и политических кампаний различия украинских земель и областей не изгладились, а напротив, стали непреодолимыми, пока не привели к мятежу на Востоке?
Представление об Украине как стране-мечте влекло за собой поиск виновников провала этой украинской мечты и криминализацию своих внутренних меньшинств. Все украинские национализмы были унитарными, внедрялись силой власти аппаратно, встречая при этом сопротивление. Тезис о двух Украинах – проекция административного унитаризма на воображаемое единство страны. Территориальные линии внутриукраинского раскола прошли по меже согласия или несогласия, признания либо непризнания внедряемого сверху «национального идентитета» Украины.
Закапсулированность украинской общественности выражена в феномене политикума – единого наименования для всех, кто занимается политикой либо рассуждает о ней. Стиль рассуждения политикума о будущем Украины – бегство от сложности своей страны, с выпадами в адрес целых классов и регионов, с намерением страну упростить, унитарно выровнять.
Украина – страна, внутри которой ее «политикум» определяет на местности границы внутренней идентичности «украинства». Отсюда тяга к территориальной сепарации «внутренних европейцев» от «внутренних азиатов». По мнению некоторых, внутренняя Европа Украины кончается на реке Збруч. Обвиняемыми оказывались донецкие, крымчане и Россия – люди за внутренней чертой. Характерная считалка львовского журналиста Остапа Дроздова:
«Украина плюс Галиция равно Европа. Украина минус Галиция равно Донбасс. Украина плюс Донбасс равно Донбасс…».
Внутри Украины «восточные» и «донецкие» жители описывались как второстепенные и худшие. И здесь опять возникает уравнение: где русскоговорящие, там «зрада». Политизация страны форсировала внутреннюю непримиримость. В России аналогичную фазу отдаленно можно искать разве что в 1991–1993 годы.
Мечта о деньгах и украинская вертикаль власти
С 1991 г. все киевские власти искали мотив для гражданина быть украинцем. Леонид Кучма таким мотивом выбрал выгоду и на этом выстроил вертикаль власти. В своей книге президент отметил склонность украинского характера к «ориентации на накопление». Это и был его принцип строительства власти – диктатура накоплений стала основанием украинской вертикали. Президент реорганизовал власть в вертикально интегрированную систему доступа к собственности сверху донизу. Преодолевая раскол двух Украин, Кучма строил общую пирамиду собственников, таким образом приучая их к национальной соборности. С нескрываемой симпатией автор «Украина – не Россия» вспоминает «Мой земляк, всегда добивавшийся своего, любил повторять, глубоко пряча улыбку: “Ми люди бiднi, ми люди темнi, нам аби грошi та харчи хорошi”». Государство Кучмы было проектом nation building через материальную выгоду. Но отсюда происходит и национальная модель коррупции, более озабоченная моментальной ликвидностью, чем властью в государстве.
Украинская и российская коррупция воспроизводят очень разные системы власти. Здесь отсутствует псевдогосударственная стыдливость русских и лицемерный ритуал непрямого согласия (то есть вербовки). Предложение делают прямо и немедленно его принимают. О феномене мгновенной продажности едва назначенного министра говорит Порошенко в интервью Колесникову. В отличие от русской модели сделки, «окэшивание» полностью закрывает вопрос, не задевая властных балансов.
Известный кейс перекупки голосов в апреле 2004 года. Голосование, уже почти выигранное Кучмой, было сорвано перекупкой десяти депутатских карточек за открыто названную сумму наличными, которая была собрана и выплачена немедленно (свидетельство Порошенко Колесникову). Не менее знаменит кейс с премьером Украины, у которого откупили выгодную для него политическую схему за миллиард долларов. В книге Михаила Зыгаря приведена ссылка на сильнейшие подозрения Кремля в 2004 г., что Виктор Янукович стал преемником, поскольку
«выиграл “тендер”, то есть предложил Кучме самую крупную сумму».
И все же несколько раз казалось, что государство Кучмы вот-вот заработает. Даже накануне Евромайдана конфликт Партии регионов («голубых») и оппозиции («оранжевых») еще мог перейти в устойчивую парламентскую фазу, чему помешала мстительность и жадность преемника.
«Он что, сделал это из корысти? Он, один из самых богатых людей Европы? Или, может быть, из легкомыслия? Такой многоопытный… и уже сделав максимально возможную для себя карьеру? Но, может быть, он просто решил примкнуть к явно побеждающей стороне?» Кучма пишет такое вовсе не о Януковиче, которого сам и двинул в преемники. В 2003 г. он пишет это о другом своем герое – защищает Мазепу. Став лидером востока Украины, а затем ее президентом, Виктор Янукович подобно гетману Мазепе стал необычайно и подозрительно богат. Столь же коварный, но куда менее храбрый, чем гетман, он кажется примером «настоящего украинца», согласно автору книги отмеченного «ориентацией на накопление». Но этот-то украинский накопитель и взорвал государство Кучмы.
Мечта о немыслимом
«Наш человек постоянно опасается подвоха и обмана… даже несколько бравирует своей недоверчивостью. Но на что направлена его недоверчивость? На предметы и обстоятельства более или менее обычные и приземленные. А вот в вещи немыслимые он способен поверить с легкостью и даже с радостью». Украина трижды побывала в точке, когда ее мечты становились былью. Пустой ландшафт заселялся надеждами, и казалось, что будущее начинается сегодня. Впервые – в августе 1991 г., когда старинная мечта о независимости вдруг была востребована киевской партноменклатурой как модуль спасительного отрыва от ельцинской Москвы. Второй раз – осенью 2004 г., когда на улицах Киева разыгрывались драматичные сцены единения сановников Кучмы с народом в оранжевых шарфах. И третий раз, когда бегство президента Януковича в феврале 2014 г. вызвало умопомрачительный геополитический шквал в Европе.
Что же происходит с этой удивительной страной, которая будто сама себя не признает и все пытается обновиться, стать другой? Ее мечты осуществляются, но в необычном виде. Вот и мечта о внутренней границе «двух Украин» осуществилась, да настолько, что на внутренних границах вот-вот окажутся силы ООН. Пацифистская демобилизованная Украина ушла в прошлое, а еще лет пять назад это сочли бы невозможным. Мечта о сильном национальном большинстве, тоже, казалось, невозможная никогда, реализуется в новых границах «малой Украины».
Мечта о подавляющем большинстве
Революции, независимо от первоначального пафоса, всегда ведут к унификации своих стран. Украина не стала исключением. Мягкая вертикаль Леонида Кучмы, копившего государственный капитал, приучая земли Украины друг к другу, надломилась в «оранжевой революции» и окончательно рухнула с бегством Януковича. В дни «революции достоинства» Питер Померанцев говорил, что постмодернизм, развитый в путинской России, закончился в Украине на Евромайдане. Пока не видно, что это так, хотя постмодерновая «верткость» Системы РФ подверглась жестокому испытанию Украиной. А Украину «гибридная война» толкнула на русский путь.
После оборванной революции 2013–2014 гг. и потери территорий Украина оказалась в ситуации экзистенциального вызова. Состояние, сходное с тем, что Российская Федерация испытала после 1991–1993 годов. Удивительно ли, что киевская власть прибегла к сходным методикам выживания? Провоцирование западной помощи через симулируемую нестабильность. Внешне непокорный, но скрыто манипулируемый парламент. Удержание регионов в лояльности через предоставление им доступа к бюджету. Полувоенные структуры, лоббирующие интересы сильных домов – всё это мы повидали в России. Параллелизм в развитии наших обществ удивляет, ведь при такой остроте противостояния заимствований быть не должно. Конвергенция политик России и Украины выявляет глубинную связь наших стран.
Фактор симметрии правящих элит России и Украины – стремление сегрегировать население на граждан значимых и излишних. Раньше или поздней, в России и на Украине это привело к идее создания «подавляющего большинства». Если в России к этому вел отказ от политики «путинского консенсуса» 2000-х гг., то на Украине – отказ от территориальной соборности.
«“Украинским украинцам” пора привыкнуть к тому, что они – подавляющее большинство в государстве и поэтому несут за него особую ответственность. Должны вести себя не как столетиями униженное меньшинство, а как большинство, осознающее свои права, и прежде всего – обязанности»
(Игорь Грымов и Мирослав Чех, «Национальный вопрос: Украина как Европа»). Бюрократическая вертикаль Кучмы из места консенсуса превратилась в рычаг военно-административной и языковой унификации Украины. Порошенко движется «от Кучмы к Путину», используя внутреннюю войну для разглаживания той прежней, сложной Украины.
Экстраординарность «малой Украины» превращается в не произносимую вслух, но общепринятую аксиому, подводя к идее «подавляющего большинства» по-украински. Харьковский поэт Сергей Жадан пишет: «Оказывается, наше достоинство распространяется лишь на тех, кто в большинстве. На тех же, кто оказался в меньшинстве, оно не распространяется. Им достаются скорее наше высокомерие и невнимание, наша злость и наши страхи».
Вчера казалось, что это немыслимо. Сегодня Порошенко применяет военный коридор возможностей, как некогда использовал его Путин, но в другой технике игры. Шаг за шагом он освобождает себя от обременений старых олигархических схем и договоренностей. Поддерживает восхождение силовых элит «военного времени», дополняя прикормом региональных властей (не за счет сырьевых доходов, как в России, а частично децентрализуя бюджет). Когда порошенкова политика вертикали сомкнется с ресентиментом «подавляющего большинства», украинская власть приобретет иное основание, в чем-то аналогичное российской Системе.
Мечта о новой национальной элите
Книга Кучмы, необычная для правителей Евровостока рефлексия проблематичности своего государственного проекта, была написана, когда президент имел основания считать проект состоявшимся. Представляя ее в Москве в сентябре 2003 г., он верил, что украинское государство построено, и осталось лишь создать для него украинцев. Но выстроенная Кучмой вертикаль зашаталась еще до конца его президентского срока. Работа по созданию украинца перешла в чужие руки.
«Майдан был своего рода машинкой по переработке этнических русских, этнических евреев, этнических украинцев, наконец, в украинцев политических»
(Андрий Мокроусов, «ОЗ», 2007). Проблема лишь в том, что рабочий режим «машинки» не совпадает с украинской государственностью.
Циничному мему «революция – это сто тысяч новых вакансий» более двухсот лет. Украинская ситуация позволяет заглянуть в микрополитику революции. Разрушение старых систем – карьерный лифт новой. Умножение внутренних фронтов и парамилитарных группировок, с ними связанных, запустило карьерный эскалатор. По аналогии с «путинским консенсусом» 2000-х, на Украине сложился невольный консенсус, обосновываемый войной. Вынужденный военный консенсус почти невозможно оспорить. А это открывает ход его носителям, представляющим себя как новую национальную элиту. Те, кого Кучма 15 лет назад припечатал – «профессиональные украинцы», сегодня составляют актив Системы Украина.
Мечта о национальном триумфе: Система Украина
Перед тройным вызовом – революции в столице, России в Крыму и мятежа на Востоке нет ни возможности увильнуть, ни нужды доказывать, что ситуация чрезвычайна. Столкнувшись с буквальной необходимостью выживать, власть на Евровостоке становится экстраординарной. Она чрезвычайна уже четыре года, и на будущее сохранит ту же чрезвычайность. Это главный пароль, месседж и мотив Системы Украина.
«Мы видим в мирное время сосуществование конституционного правления с практиками чрезвычайных ситуаций, уподобляющих в духе прежних милитаризаций мирное время военному, но при этом действие конституционных норм не приостанавливается, а их нарушения, включая законодательные, стали фактической нормой»
(Игорь Клямкин, «Россия и Украина (2014–2017)», предисловие к книге «Какая дорога ведет к праву?», публикация на сайте Гефтер.ру).
Европеизм больше не делит Украину надвое. Он превратился в государственную доктрину, удобную уже тем, что «Европа» – самый краткий и неопределенный пароль. Впрочем, никакой европеизации, кроме той, что присутствовала на Украине раньше, не происходит. Зато есть новое основание для власти. Государство Кучмы медленно и трудно собирало Украину вокруг целей выгоды в обстановке инертного миролюбия. То было государство национальной демобилизации. Только такое могло отступать перед бойцами Майдана или «вежливыми людьми» в Крыму. Но теперь его больше нет.
Проект соборной демобилизации рухнул, а на его месте возникли большие возможности. Появилось место для центральной власти, не обязанной больше вступать в сделку с другими силами на каждом шагу. И эта власть, что очень важно, не обязана быть излишне европейской, ведь она и так защищает Европу. Она стоит у ее границ как страж. Она распоряжается оставшейся территорией Украины как единым целым потому, что территория – все, что у нее осталось. Нет больше нужды вступать в диалог, нет нужды мириться с противниками. А вокруг много организованных людей с боевым опытом, которых при необходимости всегда легко привлечь. В руках властей они удобный полуавтономный объект управления.
Эксклюзивным объектом власти – ее опеки над страной и ее предприимчивости на мировых рынках – становится «деловое» распоряжение Украиной как уникальным интегрированным ресурсом. Такую страну легко перемещать из статуса суверенного национального тела в модус распоряжаемой собственности и даже товара. Или в ресурс военной импровизации группы лиц, также монетизируемый. Становится возможным возникновение у Системы РФ патологического двойника в виде Системы Украина.
Украина теперь другая страна. Она кое-чему научилась у «старшей сестры». Прежде всего тому, что на «землях зрады» надо стать глобальной вещью, чтоб уцелеть рядом с другой глобальной. До вызова России Украина была лишь малой страной – теперь она важное евроатлантическое достояние. Идея нового сдерживания России – подарок для постройки неопутинской вертикали власти на Украине, и этот подарок будет использован. Система Украина – уже не нация в Европе, а бастион в Трансатлантике. Стратегически важный плацдарм вправе рассчитывать на разнообразную помощь, от финансовой до военной. Низкую эффективность экономической помощи легко оправдать стратегической ее важностью. (Впрочем, так же поступала и ельцинская Россия в 1990-х.) Повышать свою стратегическую капитализацию легче всего, создавая кризисы и управляя ими. А с таким кризисным мультипликатором, как Россия с «мировым Путиным», топлива украинской Системе хватит надолго.
Мечта о творении из ничего, или Нация start up
Кучма цитирует Винниченко, писавшего о временах первой независимости УНР: «Мы были подобны богам, пытавшимся создать из ничего новый мир», и комментирует их: «Мало кто поймет его слова о “новом мире” из “ничего” так же хорошо, как я». Отличие украинских угроз от того, что именуют «угрозами» в России, – их прямая, остро пережитая актуальность. Военная и экономическая нестабильность, деиндустриализация и риск столкновения с «щирыми патриотами», безудержный криминал и «политикум», дружно забалтывающий проблемы. В отличие от России, будущего Украина не боится – и движения к нему не боятся. Настоящее опасней любого будущего.
То, что в России именуют «гаражной экономикой», на Украине зовется «стартап». Чрезмерная неэффективность государственного управления в экономике открывает эффективным амбициозным группам коридоры роста. Куда не двинешься – всюду найдешь ресурсы, и все для них выглядит как ресурс. Среда стартапов уже не станет ни «внутренней Европой», ни «внутренней Малороссией»: молодые вне олдскульной игры в «две Украины». Они люди из ниоткуда, то есть, собственно говоря, европейцы.
Киев торопит построение нового мобилизованного мира «из ничего». Строит его, кстати, то же кучмовское чиновничество. Здесь формируется завязь «Системы Украина». Отсюда доносятся пафосные сентименты о национальном триумфе, беззаветной борьбе с Путиным и рапорты о «неуклонной европеизации Украины». Здесь ведут неустанную борьбу со следами присутствия России: именами, топонимами, монументами и русским языком. Одержимая мечтой о границе, старая элита возводит новые фильтры и стены, чтоб не просочился «москаль». Ничего необычного – пароксизм военного состояния. Но одновременно в стране происходит нечто иное.
Пока пограничники гонялись за Кобзоном и Лолитой Милявской, хитом российской школоты-2017 стала украинская группа «Грибы» с песней «Между нами тает лед» (165 млн просмотров). Аудитории концертов модной киевлянки Луны (адовый дизайн-гибрид нормкора и Gosha Rubchinskiy) демобилизуют любые фронты. Молодые украинцы побеждают в номинациях российских премий. Летом 2017 г. Фонд Фридриха Эберта (Friedrich Ebert Stiftung – находится в перечне иностранных и международных неправительственных организаций от 01.03.2024, деятельность которых признана нежелательной на территории Российской Федерации.) совместно с Центром Новая Европа провел обширное социологическое исследование молодежи 14–29 лет – 8 млн, примерно 20% населения Украины – «Украинское поколение Z: ценности и ориентиры». Эксперты заметят в этом некое микширование. Обычно принято различать т.н. «поколение Y» (начала 1980-х–1990-х гг. рождения) и «поколение Z» , рожденных между серединой 1990-х и «нулевых». Но авторы исследования полагают, что украинская поколенческая коалиция собирается именно вокруг поколения Z, которое «будет принимать ключевые решения в государстве в 2030 году».
Различимо раздвоение путей поколенческих коалиций. Власть – у союза советских старцев-бэбибумеров (к ней относится и Леонид Кучма) с поколением X, или рожденных в 1963–1982 годах. Здесь твердыня государственников old school. Заняв выгодные позиции и говоря о nation building, они имеют в виду финансирование своих должностей. Им противостоит новый альянс, поколения Y с поколением Z. Два поколения, возможно, строят разные Украины. Но в конце концов Украиной станет что-то одно.
В исследовании немало интересного. Так, меняется казалось бы вечная двойственность архитектуры страны. Место галицийского Запада, прежде эталона украинства, занял украинский Север. А что с мечтой о Европе?
«Молодежь Украины восхищается Европейским союзом, но не доверяет ему. Это недоверие является результатом убежденности в том, что Украину в ЕС не ждут, а членство является скорее мечтой, чем достижимой целью»
(«Украинское поколение Z: ценности и ориентиры». Киев. 2017). Старые мечты утратили власть над новыми украинцами, у них свои позитивные виды на будущее.
Киевские офисы стартаперов поколения Z поражают чистотой, тишиной и немосковским уютом. Они регистрируют свои предприятия в Польше или Сингапуре, работают на Украине и обходят фронты с помощью современных коммуникаторов. Для тех, кто отрицает невозможность работать удаленно, конфликт «внутренней Европы» с «внутренней Евразией» – абстракция. Герой для них не гетман Мазепа, а родившийся в Киеве Ян Кум, основатель WhatsApp.
Новое поколение Украины видит родину как баланс работы и личной жизни. Уверенность в себе – их главный критерий. Они обожают менять свои рабочие позиции внутри корпорации. Z более требовательны к жизни, лояльней френдам в сетях, чем политическому руководству, и требуют лояльности к себе от страны. Как и старцы-создатели независимой Украины, они не чужды ревности. Но ревнуют не к России (сама мысль о таком их насмешит), а к френдам на вечеринке, которую вдруг прощелкал. «Две Украины» Востока и Запада для них перестали существовать. Былую славу политтехнологов перехватили парни, умеющие связывать менеджеров, ученых и украинских плутократов. Творцы региональных инвестиционных экосистем. Тысячи украинских стартапов, некоторые из которых оцениваются в десятки и сотни миллионов долларов, вырастают, сказал бы Винниченко, «из ничего».
Возникает более интересная Украина. Здесь не ждут принятия европейских acquis communautaire и оптимальных условий. То, что одним кризис, другим – упоительная широта возможностей. Украина двух революций и четырех президентов доказала тщету следования стандартам «с точностью до двух вареников», как шутил у себя в книге инженер-конструктор Кучма.
Книга «Украина – не Россия» честно резюмирует: «мы до сих пор не до конца поняли, кто мы такие». Пустота полотна Комара и Меламида – целина отложенного будущего. Украина еще не вышла из роли европейского маргинала, мечтающего о невозможном. Но что такое невозможное? «Читая разного рода прогнозы, я не перестаю удивляться тому, как легко оракулы обращаются со словами “всегда” и “никогда”. У них на глазах целый мир к востоку от Одера полностью переменился за какие-то 10–12 лет, жизнь сотен миллионов людей стала совершенно другой, но оракулов это ничему не научило, они по-прежнему лишены воображения…».
Лаку-Лабарт отмечал, что неспособность Германии стать нацией и создать национальное государство сделала ее в ХХ веке средоточием мысли о Европе. Это можно сказать и об Украине, где европеизм проявляется в пробелах, паузах и мучительных недостройках идентичности. Неполнота национального государства как мотив тяги к Европе. Картина народной мечты о пустом пространстве – возможно, предвкушение европейской нации startup.
Поколение украинцев, которое сегодня вступает во взрослую жизнь, к 2030 г. будет уже в силе и славе. К тому времени полувоенная Система Украина, выполнив все что может, сама будет выглядеть архаично. Ревизия этого сундука недостижимых мечтаний едва ли отнимет у поколения Z много сил.
