С конца 2006 года в ситуации вокруг Корейского полуострова происходят заметные изменения. Хотя нынешние сдвиги не носят необратимого характера, они закладывают основы новой геополитической реальности, в которой Корейский полуостров будет играть бЧльшую, а главное, иную, чем прежде, роль.
Этот поворот мог случиться и раньше. Немного истории. После десятилетий конфронтации в Корее, обострившейся после распада СССР и утраты Пхеньяном союзников, важным рубежом в процессе национального примирения Севера и Юга стала встреча лидеров Корейской Народно-Демократической Республики и Республики Корея в 2000-м. Однако обвинения в осуществлении секретной урановой программы, которые США выдвинули в адрес Пхеньяна в 2002 году, и последующий выход Северной Кореи из Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) вылились в масштабный кризис. Мирный процесс был сорван.
Тем не менее в результате шестисторонних переговоров (КНДР, РК, КНР, Россия, США, Япония. – Ред.) по ядерной проблеме Корейского полуострова, ведущихся в Пекине с 2003-го, еще 19 сентября 2005 года достигнута договоренность о денуклеаризации КНДР в обмен на синхронизированные шаги партнеров (прежде всего Соединенных Штатов) по нормализации отношений с Пхеньяном. Предполагалось предоставить Северной Корее гарантии безопасности и оказать ей экономическую помощь на многосторонней основе. И вновь (всего через пару месяцев) эта договоренность оказалась фактически торпедирована. Решающую роль сыграло выдвинутое в адрес КНДР обвинение в незаконных финансовых операциях и замораживание Вашингтоном северокорейских счетов в банке Макао (BDA). Фактически это означало изоляцию Пхеньяна от мировой финансовой системы.
КНДР пошла на обострение ситуации: 4 июля 2006-го она провела ракетные испытания, а спустя три месяца, 9 октября, осуществила подземный испытательный взрыв, который считается ядерным. В результате уже в конце октября, несмотря на санкции, объявленные ООН в отношении Северной Кореи, Вашингтон согласился на прямой контакт с Пхеньяном (от чего раньше отказывался). В январе 2007 года на секретной двусторонней встрече в Берлине северокорейцы и американцы согласовали основные параметры взаимного компромисса. 13 февраля договоренности были «ратифицированы» «шестеркой» в публичном заявлении.
Соглашение предусматривает вывод из рабочего состояния (disablement) известных ядерных объектов КНДР, декларирование Пхеньяном всех ядерных программ в обмен на движение к дипломатической нормализации и экономическую помощь. Созданы пять рабочих групп для конкретного обсуждения «по направлениям». В течение 2007-го параметры этого процесса были согласованы и начали претворяться в жизнь. В ноябре Северная Корея с помощью США приступила к выводу ядерных объектов из эксплуатации, задекларировала свои ядерные программы. В ходе двусторонних переговоров Вашингтон пообещал исключить КНДР из списка государств – спонсоров терроризма, отменить в отношении нее акт о торговле с вражеским государством.
ЧТО ПРИВЕЛО К ПРОРЫВУ?
Почему после почти полутора десятилетий топтания на месте с периодическим опасным скольжением к пропасти мирный процесс вдруг приобрел скачкообразную динамику? Ведь в Рамочном соглашении, заключенном еще в 1994 году между Пхеньяном и администрацией Билла Клинтона, содержалось 80 % нынешнего плана действий. Однако его выполнение в 1990-е было сорвано как бездействием администрации Клинтона, так и активностью КНДР в ядерной сфере. При Джордже Буше-младшем Северную Корею причислили к «оси зла», ставка была сделана на изоляцию и давление. Все перипетии ядерной проблемы – это история как неэффективности попыток обеспечить безопасность и статус-кво на полуострове невоенными средствами, так и результативности политики с позиции силы и шантажа, причем со стороны более слабого партнера.
Приходится признать, что, как ни парадоксально, именно наступательная и зачастую провокационная политика Пхеньяна по отношению к единственной сверхдержаве привела к оздоровлению обстановки.
Главные особенности нынешней ситуации состоят в следующем.
КНДР де-факто обрела ядерный статус. Хотя он и не признан международным сообществом, но оказывает воздействие на политические процессы и решения.
Во многом благодаря этому в политике республиканской администрации США произошел полный разворот – от давления и попыток ликвидации северокорейского режима к вовлечению. Причины лежат на поверхности. Вашингтону нужен внешнеполитический успех на фоне усугубляющихся проблем в Ираке и Иране, а также в период обострения внутриполитической борьбы. Нормализация отношений с КНДР ничем не угрожает американским стратегическим интересам, разве что вызывает идеологическую идиосинкразию.
Отказавшись от стереотипов, американские и северокорейские дипломаты без труда согласовали условия свертывания Пхеньяном ядерной программы в обмен на получение гарантий безопасности (включая нормализацию двусторонних отношений) и экономическую помощь.
Пока нет уверенности, что поворот в американской стратегии, продиктованный тактическими, конъюнктурными и личностными факторами, необратим. По сути, прогресс зависит от настойчивости президента и госсекретаря Соединенных Штатов. Существуют обоснованные сомнения в том, что влиятельные силы в Вашингтоне отказались от стратегической цели смены северокорейского режима – если не силовыми, то «мягкими» методами. Однако существующие реалии, по крайней мере в обозримом будущем, препятствуют реализации подобных устремлений, что позволяет закрепить позитивные тенденции.
Серьезным фактором следует считать создание основ для мирного сосуществования Севера и Юга страны. Новой иллюстрацией этого стал межкорейский саммит (октябрь 2007 г.). Фактически Пхеньян и Сеул достигли консенсуса по перспективам раздельного национального государственного строительства при растущей экономической, а позднее и культурной интеграции двух государств. Республика Корея, по сути, начала выступать в качестве основного спонсора и адвоката КНДР на мировой арене, потеснив в этой роли Китай. Экономическая помощь Южной Кореи стала главным фактором «выживания» Северной Кореи.
Благодаря устойчивому поступательному развитию шестисторонних переговоров накапливается потенциал для превращения их в постоянно действующий механизм по поддержанию мира и безопасности в Северо-Восточной Азии.
Все это позволяет надеяться на то, что независимо от внутриполитических изменений (смена администрации) в странах – оппонентах КНДР резкого отката к острой конфронтации произойти не должно. Похоже, что политические элиты Запада, не говоря уже о Южной Корее, поняли, что катаклизмы в Северной Корее имели бы катастрофические последствия для всего региона, вплоть до гражданской войны. К тому же в Сеуле осознали, что коллапс на Севере и необходимость для Южной Кореи взвалить на себя бремя ответственности за соседей (расходы на восстановление экономики Севера превысят 1 трлн дол.) подорвали бы модель социально-экономического прогресса Республики Корея как страны, ориентированной на интеграцию в глобальную экономику.
СЦЕНАРИИ РАЗВИТИЯ СОБЫТИЙ
Для политических процессов внутри и вокруг КНДР определяющим будет решение ядерной проблемы. Здесь возможны следующие сценарии.
Первый. Успешный ход переговорного процесса, декларирование и демонтаж Пхеньяном всех ядерных объектов и программ, а главное – соглашение о ликвидации имеющихся запасов расщепляющихся материалов и ядерных зарядов. Нормализация на этой основе отношений КНДР с США и Японией. Создание фундамента многостороннего режима поддержания мира и системы обеспечения всесторонних и необратимых гарантий безопасности и невмешательства во внутренние дела Северной Кореи. Масштабная экономическая помощь международного сообщества Пхеньяну. Весьма сложным может стать вопрос о строительстве легководного реактора (что было обещано северокорейской стороне в заявлении от 19 сентября 2005 года). Снижение внешней угрозы и взаимодействие с мировой экономикой (прежде всего с Южной Кореей) теоретически способны подвигнуть Северную Корею на внедрение рыночных рычагов под контролем существующей политической элиты.
Открытым остается вопрос, удастся ли достичь столь впечатляющих результатов до предстоящих выборов президента Соединенных Штатов. Новая администрация вряд ли будет должна выполнять договоренности, достигнутые предшественниками. Тем более что юридически обязывающего и выверенного плана действий пока нет. Если к власти в Вашингтоне придут демократы, они, опасаясь упреков в либерализме, возможно, будут обладать меньшей свободой в отношении уступок государствам, подобным КНДР. Тем более если к Пхеньяну возникнут новые претензии – скажем, по поводу передачи ядерных технологий третьим странам. Напомним, что в сентябре 2007-го Израиль нанес удар по объекту в Сирии, который предположительно являлся реактором, строящимся с помощью Северной Кореи.
Противодействует американо-северокорейской нормализации и Япония, озабоченная проблемой похищенных КНДР японцев. Игнорировать интересы своего ближайшего союзника Вашингтон не может.
Второй. Достаточно вероятным представляется, однако, вариант сохранения Северной Кореей статуса страны, де-факто обладающей ограниченным ядерным потенциалом. Мировое сообщество может смириться с таким положением и не форсировать решение вопроса об окончательной денуклеаризации. Но при этом Пхеньян не будет совершенствовать предположительно имеющиеся у него ядерные взрывные устройства, увеличивать их число, прибегать к ядерному шантажу и тем более распространять ядерные технологии. Разумеется, предварительным условием должен стать демонтаж ядерных объектов и программ.
Если мировое сообщество смирится с «индо-пакистанским» статусом Пхеньяна, это будет иметь крайне нежелательный международный резонанс и окажет очень негативное воздействие на режим нераспространения. А потому половинчатый характер такого решения может маскироваться продолжением переговоров об окончательном ядерном разоружении КНДР и возвращении ее в ДНЯО в качестве неядерного государства. Малая результативность подобных консультаций будет сдерживать нормализацию отношений с Западом, но не приведет к ее прекращению. Если Северная Корея станет «благопристойно» вести себя на мировой арене, она будет и впредь получать экономическую помощь даже при отсутствии значимых изменений внутри страны. Впрочем, в той или иной мере либерализация режима все же будет происходить.
Если внешнюю безопасность изменившейся Северной Кореи удастся обеспечить дипломатическими средствами, то в более отдаленной перспективе она не будет нуждаться в сдерживающих средствах в виде оружия массового уничтожения и добровольно откажется от них (подобно Южно-Африканской Республике, уничтожившей свой ядерный арсенал). Это не самый худший сценарий, который со временем приведет к решению проблем Корейского полуострова. Его реализация зависит как от преемственности американской линии на диалог с КНДР, так и от выдержки северокорейского руководства и его готовности отказаться от провокационных шагов.
Третий. Нельзя полностью исключить обострение ситуации. Например, из-за конфликта вокруг стремления Северной Кореи сохранить ядерное оружие, вариантов свертывания ядерной программы, проблемы получения северокорейцами атомной электростанции и т. п. Этому может способствовать стечение обстоятельств. Скажем, серьезный успех Соединенных Штатов в Ираке, неожиданная развязка иранской ядерной проблемы, коллизии политической борьбы в США, ужесточение подходов к Северу новой южнокорейской администрации (приходящей к власти в 2008 году), а также безрассудные акции и действия самого Пхеньяна.
Четвертый. Поворот к силовой линии может быть спровоцирован кризисом внутри КНДР: уходом Ким Чен Ира и борьбой за «престолонаследие», народными волнениями, распадом системы управления. Однако такое развитие событий все же маловероятно, к тому же оно необязательно привело бы к реанимации попыток силового решения. В предотвращении военно-интервенционистского сценария и в стабилизации ситуации в первую очередь заинтересованы Китай и Южная Корея. Они предпримут превентивные меры (в частности, экономического порядка), в том числе и ради минимизации вмешательства США.
Наиболее реальной в краткосрочной перспективе представляется стабилизация ситуации вокруг ядерной проблемы КНДР с медленной позитивной динамикой. В этом заинтересованы все основные действующие лица. Однако надо быть готовым к срывам и к тому, что Пхеньян может изрядно помотать переговорщикам нервы, выбивая максимальные уступки. Тем не менее в случае успеха создастся возможность для постепенной модернизации страны при опоре на иностранную помощь и для ее поворота к внешнему миру при сохранении контроля правящей верхушкой.
Подобный ход событий отвечал бы интересам России и не требовал бы от нас серьезной корректировки подходов. Неизменность стратегических целей, однако, не исключает, а, наоборот, требует активизации роли Москвы в корейском урегулировании, в том числе в экономических проектах. Это необходимо для укрепления наших внешнеполитических позиций в Азии и в связи с ростом конкуренции на корейском направлении.
Долгосрочные прогнозы предполагают куда более серьезные стратегические вызовы. Надо уже сегодня задуматься о том, каков будет геополитический расклад в Северо-Восточной Азии при доведении начавшихся процессов до логического завершения. Впервые после корейской войны геополитический баланс в регионе претерпит серьезные изменения. Пассивность может привести к опасным для наших национальных интересов тенденциям. Вместе с тем открываются и возможности для более результативной стратегии.
КАК ИЗМЕНИТСЯ СЕВЕРНАЯ КОРЕЯ?
Катализатором подобных процессов могут стать вероятные изменения внутри КНДР и в ее взаимодействии с внешним миром. Консервация тоталитарных порядков на фоне банкротства экономики не может продолжаться бесконечно. Хотя нынешнее улучшение международного положения страны и экономической ситуации уже привело к попыткам северокорейского руководства «закручивать гайки» в борьбе с «частнособственническими инстинктами», «буржуазными проявлениями», проникновением «чуждой культуры» (прежде всего из Южной Кореи). Консерваторы, а также представители силовых структур, похоже, сохраняют наибольшее влияние в политической элите. И даже более молодые кадры вербуются именно из этой среды.
В Пхеньяне имеются, однако, и круги, настроенные на перемены. Растущая неудовлетворенность населения, повышение роли внешнего воздействия в связи с неизбежным выходом из изоляции в ходе нормализации отношений с Западом поставят руководство перед дилеммой – крах либо всеобъемлющая системная трансформация. Вопрос в том, сможет ли политическая элита дирижировать процессом реформирования или проявит твердолобость и доведет дело до стихийного обвала системы.
Представляется, что руководство КНДР уже осознало неизбежность этого выбора и в глубине души готово к реформам, надеясь, что это позволит сохранить режим и избежать потрясений. Главным условием является стопроцентная внешняя безопасность. Однако получение Пхеньяном подобных гарантий не должно стать мандатом на консервацию системы. Наоборот, предоставление международным сообществом безопасности северокорейскому государству должно быть обусловлено его «движением к норме» («конвенционализация»).
О вызревании перемен свидетельствуют новации в экономике. Они осуществляются в соответствии с парадигмой, уже многократно опробованной в «транзитных экономиках». Наиболее уместно было бы апеллировать к опыту не только Китая, но и Вьетнама и России.
В 1990-е распределительная командно-административная система КНДР оказалась практически парализована. Прекращение помощи соцстран и изоляция привели к экономическому кризису и массовому голоду. Тогда населению пришлось обратиться к примитивным формам рыночного обмена. Процесс этот получил необратимое развитие. Северокорейская экономика стала многоукладной. Наряду с практически неработающим госсектором существуют рыночный сектор (розничная торговля, «челночный» бизнес, совместные предприятия, свободные экономические зоны), получастный (особенно в сельском хозяйстве и торговле) и «серый» (криминализированный) сектор.
Начинается и преобразование отношений собственности. Нельзя исключить появление полугосударственных – а позднее поэтапно приватизируемых представителями политической элиты – конгломератов по типу южнокорейских «чэболей». Эти процессы носят, однако, постепенный и закрытый характер из-за сохранения враждебного окружения и вероятности в случае неудачи не только смены режима, но и исчезновения самой северокорейской государственности.
Налицо и ползучая смена идеологических приоритетов. Коммунистическая фразеология плавно переходит в националистическую. Не последнюю роль в этом играет расширяющееся сотрудничество с Южной Кореей. Не исключено, что новой национальной идеей и на Севере, и на Юге станет консолидация нации в интересах завоевания ею достойного места в мире. Это вполне отвечает духу идей чучхе, составляющих доктрину северокорейского политического режима, сформулированных в Корее, кстати, задолго до импорта коммунизма.
В случае проведения грамотной и осторожной политики при одновременном улучшении жизни населения северокорейский режим имеет шанс уцелеть. Через 15–20 лет мы могли бы иметь дело с совсем другой страной – авторитарным (а не тоталитарным) государством с рыночной (для начала квазирыночной) экономикой, тесно связанным с Южной Кореей. Подобных государств немало, так что в случае прекращения конфронтации с Западом (особенно США и Японией) нет объективных причин для сохранения КНДР в статусе страны-изгоя.
Националистические настроения северян уже находят отклик на Юге, а приход новых поколений может привести к переосмыслению проблемы объединения страны. В Сеуле осознали, что для начала надо стремиться к длительному мирному сосуществованию двух корейских государств. Наиболее дальновидные южнокорейские политики исходят из вполне эгоистических соображений: только сохранение в той или иной форме самостоятельности КНДР может предотвратить распространение северокорейских проблем в общенациональном масштабе и возникновение глобального кризиса в политической, социальной и экономической сферах.
Не исключено, что позднее наиболее жизнеспособным окажется конфедеративное государственное устройство при сохранении значительной региональной автономии. Эта формула фактически была согласована руководителями Севера и Юга на первом саммите-2000. В соответствии с достигнутыми договоренностями процессы национального примирения и сближения должны развиваться эволюционно, начиная с неполитических областей, с использованием опыта интеграции в иных частях света.
Объединение обоих корейских государств откладывается на более далекую перспективу. Чтобы перевести вопрос в практическую плоскость, должны произойти перемены во взаимоотношениях и выравнивание уровней развития.
ШЕСТИСТОРОННИЙ ПРОЦЕСС И БУДУЩЕЕ РЕГИОНА
Мирный процесс вокруг Корейского полуострова начался с поиска решения ядерной проблемы КНДР. Но достижение результата в этом проблематично, если не будут сформулированы более широкие принципы взаимодействия вовлеченных государств. Вместо системы блоковой конфронтации, обеспечивавшей статус-кво на Корейском полуострове, должен быть создан новый фундамент безопасности. Тем более с учетом назревающего противостояния между Китаем, с одной стороны, и США и Японией – с другой, которого в принципе оба лагеря хотели бы избежать. Все это создает основу для расширения мандата шестистороннего процесса. Это необходимо для контроля за выполнением достигнутых договоренностей и для координации экономической помощи Северной Корее. Накопленный «шестеркой» опыт общения мог бы постепенно привести к обсуждению более широкого круга проблем.
Растущая интернационализация экономической жизни, трансграничный характер новых вызовов и угроз, миграционные процессы в Северо-Восточной Азии требуют инструмента межгосударственной координации вне зависимости от корейской проблемы. Идея институционального закрепления шестистороннего механизма (вплоть до создания Организации по безопасности и сотрудничеству в данном регионе) обсуждается довольно давно.
Каков мог бы быть мандат такого рода многосторонней организации в Северо-Восточной Азии?
Поиск дальних подходов к формированию коллективной системы всеобъемлющей безопасности (comprehensive security). В этих целях стоит заняться выработкой таких мер доверия, как предотвращение инцидентов в морском и воздушном пространстве, уведомление об учениях и приглашение на них наблюдателей, ежегодный обзор оборонных доктрин (Белые книги) и т. п. В частности, интерес может представлять совместное обеспечение безопасности морских коммуникаций в самом регионе и южнее.
Выработка мер коллективного противодействия нетрадиционным вызовам и угрозам, к каковым следовало бы отнести помощь при стихийных бедствиях, борьбу с эпидемиями, экологическими проблемами, трансграничной преступностью, наркотрафиком, нелегальной миграцией и пр.
Обсуждение многосторонних экономических проектов и согласование региональной экономической политики. Особый интерес представляла бы выработка общих подходов по вопросу создания новых и преобразования существующих зон свободной торговли. В этом особенно заинтересована Россия, которая иначе рискует оказаться за бортом набирающей силу региональной интеграции.
Создание инфраструктуры межцивилизационного и межэтнического общения и сближения в регионе, где исторически сложившаяся национальная рознь имеет глубокие корни и подпитывается сегодняшними проблемами. С этой точки зрения представляется важным осуществить совместные проекты в области культуры, науки, образования, спорта и стимулировать обмены людьми на многосторонней основе с учетом опыта, накопленного на двусторонних переговорах.
В создании подобного механизма в разной степени заинтересованы большинство стран Северо-Восточной Азии, и особенно Китай как «хозяин» дипломатического процесса. Пекин не прочь превратить его еще в одну международную организацию под своей эгидой (с учетом опыта создания Шанхайской организации сотрудничества). Он заинтересован в укреплении своего влияния и в регионе, и в глобальном формате – в том числе для «мягкого сцепления» с американской политикой в Северо-Восточной Азии.
США, обычно негативно настроенные к подобным образованиям, в последнее время демонстрируют интерес к этой перспективе. Очевидно, Вашингтон рассматривает многостороннюю систему как инструмент «сдерживания» Китая и возможность закрепить свои позиции в регионе.
Сеул стремится к превращению Корейского полуострова в экономический центр региона. Южная Корея позиционирует себя как «противовес», «среднюю державу», которая могла бы осуществлять посреднические функции как раз в рамках многостороннего механизма.
Северная Корея еще (до нормализации отношений с оппонентами) не определила свою позицию, однако известна ее настороженность к многосторонним организациям, «ограничивающим суверенитет». Тем не менее Пхеньян можно было бы в принципе заинтересовать возможностями, которые предоставит международная структура для соблюдения законных прав КНДР на мировой арене и в плане доступа к ресурсам.
Россия традиционно выступала за создание многосторонней системы безопасности в Северо-Восточной Азии, хотя конкретные преимущества участия в такой структуре для нашей страны пока четко не сформулированы. Учитывая относительную слабость позиций Москвы в этом регионе, надо признать, что только сотрудничество в многостороннем механизме дало бы России право принимать полноценное участие в выработке решений. Многосторонний формат важен и для равноправного присутствия в регионе российского Дальнего Востока, что позволит избежать превращения его лишь в ресурсную базу экономического роста Северо-Восточной Азии.
Если рассмотренные выше процессы будут развиваться, это спровоцирует значительные сдвиги в геополитической ситуации. Снижение роли Соединенных Штатов в Корее может привести к фактическому переносу ими «линии сдерживания» Китая на восток, в Японию. Еще недавно вывод американских войск с Корейского полуострова немыслимо было даже вообразить, но уже сегодня такая возможность вполне допустима. При углублении интеграции Севера и Юга амбиции Китая по «мирному доминированию» на Корейском полуострове столкнутся со стойким сопротивлением. Простор для маневра сузится для Японии вследствие того, что оба корейских государства стали бы играть более самостоятельную роль в региональных и мировых делах.
ИНТЕРЕСЫ РОССИИ И ЕЕ ПОЛИТИКА
Как это скажется на политике России и ее интересах в регионе? Представляется, что в целом возможности перевешивают возникающие проблемы.
Ни Сеул, ни Пхеньян не имеют серьезных противоречий с Москвой. Углубление взаимодействия зависит главным образом от нашей готовности уделять ему больше внимания и ресурсов. Добрососедские отношения с корейскими государствами позволили бы России использовать корейский фактор для «балансирования» веса Китая и Японии в регионе и даже усилить свои позиции в диалоге с США. Тем более что и самим корейцам нужен «противовес» в их все более независимых отношениях с «центрами силы». Россия для этого вполне подходит. Развитие дружественных отношений с обеими Кореями имеет, таким образом, не только самоценное, но и более широкое, геополитическое, значение.
Успешно избежав в 1990-е годы втягивания в межкорейскую конфронтацию на той или иной стороне, Россия теперь может претендовать на позитивную роль в сближении двух Корей и получить свою долю политических и экономических дивидендов. Особенно перспективным начинанием представляются трехсторонние проекты на железнодорожном транспорте и в энергетике. Россия может обрести важные функции «евразийского моста», что поспособствует развитию Дальнего Востока, более глубокой интеграции страны в азиатское экономическое пространство.
Москве следует громче артикулировать заинтересованность в денуклеаризации КНДР, демонстрировать готовность содействовать этому процессу, а также участвовать в оказании экономической помощи Пхеньяну в рамках многосторонних договоренностей. Это необходимо для углубления взаимопонимания с другими участниками мирного процесса (особенно с Китаем и США) и для доказательства отсутствия у Москвы «скрытой повестки» по усилению ее влияния в Корее в ущерб другим игрокам. Разумеется, здесь необходимо наличие политической воли и ресурсного обеспечения, для чего требуется преодолеть ведомственную разобщенность и добиться координации усилий на политическом уровне.
Участники многосторонних процессов могут продвигать свои интересы не в лобовом столкновении (как было в прошлом), а путем поиска компромиссов. Это означает, что институциональное утверждение многостороннего механизма по безопасности и сотрудничеству в Северо-Восточной Азии в любом случае не противоречит интересам России. Такой механизм сыграл бы важную роль в переходе от соперничества, основанного на взаимном «сдерживании», к системе «сотрудничество-соперничество» на основе баланса интересов, то есть к «концерту держав».
Уже сейчас следовало бы задуматься над проблемой повышения уровня наступательности и инициативности нашей дипломатии на корейском направлении, так как в адрес Москвы нередко звучат упреки в пассивности. Нет препятствий для лидерства России в разработке концепции безопасности и сотрудничества в Северо-Восточной Азии. Тем более что, как показывает практика, участники шестистороннего формата не прочь уступить Москве эту роль.
Вашингтон и Пекин явно хотят избежать конфронтации по проблеме, не имеющей пока непосредственного выхода на практическую политику, а потому занимают выжидательную позицию. Япония зациклена на более узких вопросах и еще не определила базовые мировоззренческие параметры своего положения в регионе. При всех своих амбициях Южная Корея вряд ли потянет на роль лидера региональной интеграции, хотя ее ресурсы могут привлекаться для этого в ненавязчивой манере.
России предоставляется возможность мирными средствами, не вызывая раздражения партнеров, а также без вложения особо значительных средств занять привлекательную нишу в восточноазиатских делах. Место нашей страны в Северо-Восточной Азии в какой-то мере может перекликаться (при гораздо меньшем силовом компоненте) с положением России в постверсальской Европе, когда отсутствие конфликтов с ведущими игроками позволяло ей играть балансирующую роль.
