«СНГ зачато и рождено в головах, а не выросло из существующей реальности. Создавалось как замена СССР, в первую голову – Михаила Горбачёва, для взятия в свои руки всей власти, а с ней гигантской собственности». Из мемуаров бывшего министра.
О том, что президент Борис Ельцин своим указом назначил меня руководителем Министерства по делам СНГ, узнал от дочери, услышавшей эту новость по радио. До этого никто со мной на этот счёт не говорил. Зато вечером ожил и почти беспрерывно звонил телефон, молчавший долгие три месяца, пока я был не у дел по возвращении с посольской должности в Англии.
29 августа 1997 г. был я представлен, как принято говорить, коллективу. Встретили меня и моё короткое «программное» слово настороженно. Одну из причин, скажем так, морально-этическую, я понял не сразу, присмотревшись к художествам некоторых героев в основном вне самого ведомства. Натерпелся изрядно[1].
На мою удачу, Ельцин, воодушевлённый переизбранием на пост президента, ввёл в состав правительства незадолго до этого двух первых вице-премьеров – убеждённых реформаторов Бориса Немцова и Анатолия Чубайса. Я был давно знаком с обоими, и хорошо себя чувствовал в их команде. В каком-то смысле то был переломный момент: преобразования в стране после очередного раунда внутриполитической борьбы возобновились или начались.
Хотя в делах эсэнговских таким уж новичком я не был, надо было разобраться, что есть и чего нет в Содружестве двенадцати государств после шести лет совместной жизни. Картина оказалась ещё более невесёлой, чем думал. Многостороннего экономического сотрудничества, интеграции, как её понимают во всём мире, нет и в зачатке, равно как и нет обязательности решений. Иными словами, главная сцепка отсутствует. В рамках СНГ подписано около тысячи документов. Но только два из них – Беловежские соглашения о создании Содружества и Алма-Атинская декларация, их дублирующая (оба от 1991 г.), подписаны и ратифицированы всеми двенадцатью. Но и они не выполняются. На долю стран СНГ приходится лишь 3% ВВП России.
Что же есть? Своего рода политическая оболочка в виде встреч глав государств, глав правительств, министров иностранных дел и т.д. Они довольно регулярны, но их решения носят консультативный характер. Реже встречаются министры экономики и финансов. На ряде направлений созданы правовые рамки для будущего сотрудничества, причём на далеко продвинутых стадиях: Таможенный союз, Экономический и Валютный союзы и т.п. Потрачена масса времени и сил, но ничего не востребовано, речь идёт о явном забегании вперёд. (И не будет востребовано ещё долго.)
По-прежнему во многом связаны оставшиеся от СССР системы транспорта, энергетики и т.д. Сохраняется свобода передвижения, без виз всё ещё можно ездить почти по всему бывшему Союзу, кроме, на тот период, Прибалтики и Туркмении. Формируется общий рынок труда, причём Россия берёт на себя часть бремени по решению проблемы безработицы в странах СНГ. Всё более существенную роль играют мигранты и переводы от них. Есть, разумеется, двусторонние отношения между государствами ‒ членами Содружества. Именно на них делают упор участники.
Поначалу у нас превалировало отношение снисходительного пренебрежения, страны СНГ трактовались как обуза, как бывшие национальные окраины, которые никуда не денутся. Наберёмся сил на рыночных началах, сами к нам прибегут. Возможности завязать страны СНГ на начальную интеграцию, а «зацепки» для этого заложены и в Беловежских соглашениях, и в уставе СНГ, не использовались.
Первопричина же всего – Беловежье.
Создавалось как замена СССР, в первую голову его первого и последнего президента Михаила Горбачёва, для взятия в свои руки всей власти, а с ней гигантской собственности. Руководители России, Украины и Белоруссии обещали, что новая организация: а) осуществит цивилизованный развод и разделит союзное наследство; б) сохранит общее экономическое, гуманитарное, информационное и даже единое военное пространство. Последнее было забыто на другой же день. Остальное – попозже. Первую миссию СНГ худо-бедно выполнило, хотя и отнюдь не в цивилизованных формах и с большими издержками для России. Вновь всплывает тема неоправданных уступок Ельцина, пошедшего ради СНГ на развал Союза. Вторую же функцию – созидательную, осуществить до сих пор не удаётся.
Кризис обозначился уже в 1994 г., когда раздел имущества в основном завершился. На него наложились электоральные соображения 1995‒1996 годов. Команда Ельцина стала лихорадочно искать пути перехода от разрушения к созиданию. Это опять-таки сопровождалось скорее ущербом для России, чем выигрышем. Так, была реструктурирована половина всех долгов участников Содружества нашей стране. Об их возврате договаривались с каждым государством отдельно, и процесс открыл широкое поле для злоупотреблений. На этой почве расцвёл не один олигарх. (К слову, быстрый рост олигархического капитала и его влияния – Березовский и Ко помогали Ельцину на выборах – затруднял реформы, а не способствовал им, ибо монополисты не нуждались в переменах.) В своё время за попытку искусственно сохранить рублевую зону, когда вплоть до 1 июля 1993 г., несмотря на ликвидацию СССР, Центральный банк России предоставлял центральным банкам стран СНГ «технические кредиты», Россия заплатила 5,3 млрд долларов. Эти кредиты позднее были признаны странами СНГ, но возврат долгов идёт плохо.
(Про себя я говорил – в перестройке.) Но так, чтобы Россия не приносила новые жертвы, чтобы она играла в СНГ подлинно лидирующую роль.
Пока это не получается, ибо даже принятые на высшем уровне решения не выполняются. Так случилось и после Совета глав государств в Москве в марте 1997 г. с нашим предложением улучшить деятельность СНГ и его органов. Нынешнее аморфное состояние, чтобы не сказать застой, многих устраивает: некоторые преимущества есть, а обязательств почти никаких. Известно, например, что наши партнёры приторговывают оставшимся у них оружием по бросовым ценам, составляя нам конкуренцию, реэкспортируют сырьевые ресурсы и т.п. Нас потихоньку обирают, Украина просто ворует газ. Отношение к России как к дойной корове не сходит с повестки дня. Ясно, никому не хочется «вновь попасть под державную руку».
Всё это, в свою очередь, индуцирует дискуссии в России: нужно ли нам вообще СНГ? Тут позиция Ельцина, «заменившего» СССР на СНГ, была непреклонной: нужно. Но вопрос, стоит ли Содружество наших усилий, ещё долго был актуален.
Набравшись ума-разума, решили у себя в министерстве, что завяжем разговор на рабочем уровне с друзьями, как мы по старинке называли представителей стран СНГ. И в двустороннем, и в более широком формате ставили вопрос ребром: собираетесь ли вы сохранить СНГ и что вы готовы построить вместе. Отсутствие общепризнанной и чётко сформулированной конечной цели было основным тормозом дальнейшей работы. Почувствовали, что так с ними говорят впервые. После напряжённых дискуссий выявилась общность взглядов, по крайней мере, по трём принципиальным вопросам: Содружество нужно сохранить, но реформировать; наиболее уязвимый момент – слабая экономическая основа; должны быть реорганизованы руководящие органы СНГ.
Начинать «реанимацию» надо именно с неё, поясняли мы, ибо это исходный момент любого интеграционного объединения. Если она будет нормально функционировать, это приведёт к увеличению взаимного товарооборота, что вызовет потребность создания таможенного союза. Он, в свою очередь, вызовет у государств интерес к координации валютной политики, созданию единого внутреннего рынка и т.д. То есть, интеграция станет саморазвивающимся процессом, имеющим собственную внутреннюю динамику. Именно таким путём шло Европейское сообщество. Задача несколько облегчается тем, что уже есть, что реанимировать – соглашение о ЗСТ, подписанное в апреле 1994 года. Всё это время оно «спало», как и многое другое, его не ратифицировали шесть государств, в том числе и Россия.
Мы посчитали себя готовыми предложить правительству и президенту «встряхнуть» ситуацию на приближающемся Совете глав государств в Кишинёве (октябрь 1997 г.). Там, наконец, состоялся острый критический разговор, и завёл его Борис Николаевич. В самом Кишинёве и после него члены Содружества на уровне высших руководителей впервые перестали скрывать кризис СНГ.
Содружество во многом держится на ностальгии по прошлой единой стране. Но ностальгия рано или поздно уйдёт. (Или усилится, говорю я из сегодняшнего дня.) Нужны новые цементирующие узы.
С кишинёвского саммита в Содружестве произошли некоторые реальные изменения. Был постепенно остановлен вал документов, которые создавали иллюзию деятельности, но на практике не реализовывались, прикрывая топтание на месте. Содружество обратилось лицом к простым людям, начав подготовку программ снятия барьеров, остающихся или вновь возникших на пути передвижения граждан и обмена информацией.
По «спящей красавице» – зоне свободной торговли – договорились, что сначала пройдут двусторонние переговоры, на которых будут согласованы и изъятия из общих правил. Без них, предупреждали мы, вряд ли удастся обойтись, иначе тот или другой участник соглашения будет нести экономический ущерб.
Для окончательной выработки решений Россия предложила созвать межгосударственную конференцию. Нас поддержала Украина, которая на протяжении почти всех этих лет упорно дистанцировалась от СНГ. В апреле 1998 г. совместная инициатива президентов России и Украины была поддержана большинством стран Содружества: на уровне глав правительств создан «Специальный межгосударственный форум». На протяжении 1998–1999 гг. прошло несколько его заседаний, по итогам которых осуществлена институционная реформа Содружества с одной стороны, и согласованы дополнения в Соглашение о создании зоны свободной торговли ‒ с другой.
Далеко не всё пошло, как задумывали реформаторы, да и век их стараний оказался недолог, а у Бориса Ефимовича Немцова и в физическом смысле метафоры. Но старт переменам к лучшему был дан.
Отдельно о делах канцелярских. Мы постоянно чувствовали дискомфорт от того, что политическими отношениями со странами СНГ занимался МИД, а экономическими с теми же странами – Министерство по делам СНГ. В конце концов решили действовать. Докладной запиской предложил премьеру Сергею Кириенко передать функции «моего» ведомства МИДу. О положительном решении Ельцина на этот счёт узнал 30 апреля 1998 г. тоже по радио, слушая последние известия. Тогда же я узнал, что освобожден от должности и что мне объявлена благодарность за работу министром. Вновь намертво замолчали телефоны.
Распустить-то распустили, но от новых обязанностей тогдашний МИД отбоярился: СНГ дело неблагодарное. Передали экономическим ведомствам, что оказалось малопродуктивным. Спустя несколько месяцев восстановили отдельное министерство. Его возглавляли по очереди два прекрасных работника и моих хороших друга – Борис Пастухов и Леонид Драчевский. И всё-таки в мае 2000 г. его упразднили вторично. Теперь уже навсегда. МИД стал отвечать за весь комплекс отношений с государствами СНГ.
Президент подписывал соглашения, Верховный Совет (после разгона переименованный в Думу) откладывал их или не ратифицировал. Егор Гайдар, идеолог реформ и человек глубоких знаний, считал: «В конце 1993 г., после принятия конституции и политической консолидации власти, можно было форсировать системные реформы, остановить инфляцию, запустить процесс восстановительного роста. Развитие событий пошло по другому сценарию. Реформы продвигались медленно и растянулись на годы». Гайдара после героической победы его команды над кризисом недолго держали в правительстве (некоторые же его соратники после службы в высших эшелонах подались в олигархи). Случались изредка и реформаторские всплески, мои месяцы «калифа на час» пришлись на один из них, так что удалось что-то сделать по линии СНГ.
Что есть Содружество в годовщину его тридцатилетия? Не берусь, естественно, давать развернутую характеристику, тем более что значительно расширились сферы взаимодействия его участников – от безопасности и погранслужбы до социальных, гуманитарных, культурных и просветительских. Что же касается, как теперь говорят, экономического измерения, то первой ступени интеграции – зоны свободной торговли мы достигли лишь в 2011 году. Проблемы, которые возникают у нас по части СНГ в нынешней международной обстановке, растут и усложняются. Но это уже другая песня.
[1] Наверно, слишком присмотрелся. После нескольких месяцев работы вызвал меня премьер и предложил написать заявление об уходе с должности по собственному желанию: не сработался с курирующим заместителем премьера. С ходу ответил что-то вроде «ну и хрен с вами, уйду». Вовремя опомнился: «С какой стати? Хотите уволить – увольняйте, а по своей воле уходить не собираюсь». На это премьер не пошёл, а вскоре не стало зампремьера ни в правительстве, ни на государственной службе вообще.
