Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС) — международно-правовой документ, определяющий основы отношений между Россией и Европейским союзом — было подписано на греческом острове Корфу (Керкира) в 1994 году и вступило в силу 1 декабря 1997 года. Соглашение заключено сроком на 10 лет. Таким образом, в конце нынешнего года срок действия СПС истекает, вследствие чего и возникает вопрос о будущей нормативной базе отношений Российской Федерации с ее главным торгово-экономическим партнером.
ПЛАН КАМПАНИИ
Из возможных вариантов развития событий — бесконечное продление действия СПС-1997, его «модернизация» или подготовка принципиально нового документа — руководители России и Евросоюза сделали выбор в пользу последнего. Если, однако, отбросить шелуху публичных заявлений о том, что документ должен быть «кратким», «сбалансированным» и «обращенным в будущее», то становится очевидным: Москва и Брюссель (назовем будущих партнеров так, поскольку вести переговоры от имени ЕС будет Европейская комиссия) придерживаются принципиально разных точек зрения.
Расхождения начинаются уже с самого названия документа. Россия выступает за то, чтобы речь шла о договоре. В иерархии международно-правовых документов «договор» стоит выше «соглашения», и Москва считает, что заключение более весомого по статусу документа само по себе будет отражать приоритетное, стратегическое значение, которое стороны придают друг другу. Брюссель же исходит из того, что в нормотворческой практике Европейского союза сложилась традиция заключать договоры только между самими странами-членами (Римский договор, Маастрихтский договор, Ниццкий договор и др.). Иными словами, государства, входящие в состав Евросоюза, привыкли рассматривать в качестве приоритетных, стратегических партнеров только друг друга, а с внешним миром заключают лишь соглашения.
Москва видит будущий базовый документ предельно кратким и рамочным. Предлагается ограничиться декларацией того, что стороны рассматривают друг друга в качестве стратегических партнеров на международной арене, привержены нормам и правилам Всемирной торговой организации (в которую Россия вот-вот вступит) и стремятся развивать привилегированные торгово-экономические связи («ВТО плюс» или зона свободной торговли). В сфере прав и свобод человека должны быть декларированы приверженность общим демократическим ценностям (которые по-прежнему толкуются по-разному), верховенство закона и стремление содействовать максимальному облегчению контактов между людьми (включая постепенную отмену визового режима). В дальнейшем к базовому договору «подстегивались» бы специальные секторальные соглашения, регулирующие те или иные вопросы политических, торгово-экономических, гуманитарных и других связей.
Преимущество такой конструкции заключается прежде всего в сравнительной простоте реализации. Договориться по рамочному и декларативному, по сути, документу объемом 10-15 страниц куда легче, чем по «договору обо всем» (для сравнения: действующее СПС вместе с приложениями занимает более 100 страниц). То же относится и к секторальным соглашениям: рассматривать отдельно, скажем, транспортные вопросы легче, чем смешивая их с торговыми, политическими и иными аспектами. При этом появляется возможность избежать бесчисленных увязок и «размена» вопросов, лежащих в разных плоскостях, как это уже не раз происходило в прошлом.
Брюссель же не собирается отказываться от тактики увязок, уже неоднократно приносившей ему большие и малые успехи. Именно поэтому, соглашаясь на словах с идеей подписания рамочного документа, евробюрократы уже начали добиваться включения — не в отраслевые приложения, а непосредственно в главный документ — основных требований, предъявляемых Европейским союзом России. При этом вопросы прав человека, свободы СМИ, развития гражданского общества и вообще «демократических ценностей» будут, скорее всего, служить разменной монетой в торге по экономическим вопросам. Такую тактику европейские чиновники давно применяют в отношении Китая, Туркмении, Казахстана, Азербайджана, государств Ближнего Востока и Северной Африки: демократия демократией, но экономические интересы ЕС превыше всего.
ПОЗИЦИИ СТОРОН
Парадокс в том, что по большому счету ни одна из сторон к переговорам не готова. Различия, существующие между подходами России и Евросоюза, объясняются отсутствием у обеих сторон понимания того, чего они хотят друг от друга сейчас и тем более в стратегической перспективе. Об этом свидетельствуют крайняя скудость, невнятность и широкий разброс мнений, звучащих в публичных заявлениях, статьях, анализах политической и экспертной элиты с обеих сторон.
Европейский союз все еще пребывает в состоянии «разброда и шатания», к которому добавляется неясная ситуация в ключевых государствах: смена руководства во Франции и Великобритании, шаткость правительственных коалиций в Италии и Польше и проч. В этих условиях руководство стран — членов ЕС не готово ломать голову над тем, что делать с Россией, и предпочтет отдать «российское досье» на откуп евробюрократам, чтобы вернуться к нему (если ситуация внутри Евросоюза к тому времени выправится) потом, на стадии утверждения результатов переговоров. Еще больше такой порядок действий устраивает Еврокомиссию, которая сможет сосредоточиться на «выбивании» из Москвы больших и малых торгово-экономических уступок, не будучи связанной какой бы то ни было стратегической целью.
Подготовленный Европейской комиссей мандат не впечатляет глубиной стратегического мышления. Он сводится к требованиям предоставить доступ к месторождениям углеводородов и к инфраструктуре их транспортировки, открыть российский внутренний рынок для товаров и услуг из Европейского союза (под лозунгом «ВТО плюс» или зоны свободной торговли), гармонизировать законодательство со сводом законов, правил и стандартов ЕС. В области же демократии и прав человека — поставить внутреннюю ситуацию и практику под мониторинг европейских институтов и следовать их рекомендациям.
Полная реализация Еврокомиссией этой «программы-максимум» дала бы ответ на вопрос о месте России в системе координат Евросоюза на долгосрочную перспективу: энергетический придаток, рынок сбыта и политический сателлит. Вряд ли, однако, кто-то в Брюсселе всерьез рассчитывает на подобный стопроцентный результат. А значит, находясь на пороге переговоров о будущих основах и принципах отношений, Европейская комиссия на самом деле готовится лишь к «продавливанию» торгово-экономических и политических уступок. Ни о какой выработке формулы «партнерства» на годы вперед речь в Брюсселе не идет.
А что же думают в России? С одной стороны, аналитики, эксперты и отдельные политики у нас в стране не только чуть раньше озаботились этой темой, но и продвинулись в своих изысканиях дальше, чем их коллеги в странах — членах Европейского союза. С другой стороны, несмотря на организуемые время от времени конференции, «круглые столы», а также одну-две беседы в телевизионных студиях, можно с уверенностью утверждать, что широкая российская общественность не участвует в этой дискуссии. За редким исключением в нее практически не вовлечены и представители ведомств. А без участия чиновников, обладающих полной информацией и практическим опытом взаимодействия с Еврокомиссией, на высокую результативность такой «мозговой атаки» (с точки зрения пригодности использования ее выводов в работе) и надлежащую подготовку к переговорам рассчитывать не приходится.
За неимением внятной политико-философской концепции долгосрочные интересы российской общественности в отношении ЕС приходится измерять ежедневными, насущными потребностями населения, которые заключаются в возможности, во-первых, ездить в страны — члены Евросоюза без виз, свободно устраиваться там на работу или учебу и, во-вторых, продвигать на рынок Европейского союза свои товары и услуги. С большим отставанием по степени важности к этому списку можно добавить желание не сталкиваться ежедневно с сообщениями СМИ об очередных нападках ЕС и ассоциируемых с ним инстанций (Европейский парламент, Совет Европы/ПАСЕ, ОБСЕ и др.) в связи с «дефицитом демократии в России».
Наиболее реальной выглядит задача максимального облегчения визового режима. Соглашение о взаимном упрощении процедур выдачи виз для определенных категорий граждан России и стран — членов Евросоюза уже применяется. Это означает, что следующим шагом может стать распространение облегченного визового режима на туристические и частные поездки. При этом, разумеется, надо быть готовыми взять на себя встречные обязательства: не просто предоставить гражданам стран — членов Евросоюза аналогичный режим, но и строго выполнять требования, которыми подобная свобода передвижения обуславливается в общеевропейском законодательстве (реадмиссия, сотрудничество правоохранительных, судебных, пограничных и таможенных инстанций и т. д.).
Тем более нет ничего невозможного в плане свободы выбора места учебы, особенно по мере реализации преимуществ, которые открывает для России ее участие в Болонском процессе. В этом контексте следует упомянуть о проблеме взаимного признания дипломов, сертификатов об образовании и ученых степеней, которая потребует дополнительных усилий, поскольку связана в том числе с возможностью трудоустройства.
Сложнее со свободой передвижения рабочей силы. Препятствия на пути трудоустройства россиян в странах — членах Европейского союза ликвидировать будет нелегко, поскольку, в отличие от иммигрантов из стран Третьего мира, наши соотечественники станут претендовать на те же ниши рынка труда, что и местные граждане. Впрочем, даже здесь положение может измениться по мере углубления негативных демографических процессов как в ЕС, так и в России.
Что же касается экономических интересов россиян в Евросоюзе, то часть из них может быть реализована в рамках Всемирной торговой организации. Конечно, переоценивать этот фактор не стоит: ВТО еще не смогла разрешить ни одного существенного торгового противоречия либо спора. Тем не менее происхождение товара или услуги в стране — члене ВТО все-таки способно оградить от наиболее одиозных мер дискриминации, с которыми отечественный бизнес и капитал сталкиваются сейчас на общеевропейском рынке. Остальное может быть реализовано посредством заключения специальных отраслевых соглашений, которые будут становиться неотъемлемыми приложениями к базовому документу Россия — Европейский союз. Не следует априори отказываться и от идеи формирования в 10-15-летней перспективе зоны свободной торговли Россия — ЕС, хотя этот вариант требует предварительной проработки на предмет возможных последствий для отечественного бизнеса и экономики в целом.
Наконец, в отношении третьего пожелания — избавиться от постоянной критики и демократических поучений со стороны европейских институтов — можно сказать только одно: полностью освободиться от этого России не удастся. Следует, однако, поставить перед собой задачу окрепнуть настолько (не только в военно-политическом и экономическом, но и в демократическом плане), чтобы на эти нападки можно было бы не обращать особого внимания, как это, например, делают США в ответ на поток критики в свой адрес из Брюсселя. Как только Россия достигнет такого уровня развития (а это, повторяю, должно включать в себя и укрепление демократических институтов, подлинного гражданского общества, необходимость верховенства закона и независимости суда), обвинения органов либо представителей Евросоюза или, скажем, Совета Европы перестанут привлекать внимание СМИ.
Идейный вакуум, который наблюдается и в Москве, и в Брюсселе в плане стратегии развития отношений друг с другом, возник не вчера. Его апофеозом стала затея с формированием четырех «общих пространств», которая была предложена Францией, подхвачена и извращена Еврокомиссией и закончилась принятием непонятных по статусу совместных «планов действий». Они представляют собой хаотичный набор деклараций, благих пожеланий и мелких «домашних заданий», обращенных в основном к России. На какое-то время работа над планами действий и их принятие заполнили паузу в отношениях, создали (в первую очередь для самих авторов) иллюзию движения вперед. Главное же состоит в том, что в качестве содержательной основы для работы над будущим базовым документом Россия — ЕС эти планы не годятся.
Находясь на пороге переговоров об основах и принципах отношений на обозримую перспективу, ни Россия, ни Европейский союз не имеют сколько-нибудь четкого представления относительно места друг друга в своих системах координат. Поэтому обе стороны, очевидно, не станут вести диалог о стратегических целях своих взаимоотношений, а поведут торг, добиваясь продвижения конкретных торгово-экономических и политических интересов. Его результаты будут во многом зависеть от мощи интеллектуальных, кадровых и административных ресурсов переговорных команд, слаженности их действий и профессионализма.
НА ЛИНИИ ФРОНТА
В отличие от Европейской комиссии, чья бюрократическая машина всегда находится в «боевой готовности» (Еврокомиссия практически непрерывно ведет переговоры по тем или иным вопросам как со странами — членами ЕС, так и с внешним миром), в Москве работа еще не начиналась. Нет не только концепции будущих переговоров и понимания того, к чему они должны привести, но даже и примерного ведомственного состава делегации, «короткого списка» ее ключевых членов, которые обязательно должны в нее войти. Нет проекта переговорных директив, которые еще надо согласовать между всеми заинтересованными ведомствами (а таких с учетом федеральных агентств и служб набирается порядка двух десятков!) и утвердить, как минимум, на уровне Правительства РФ.
У России вообще плохо получается вести переговоры по вопросам, входящим в компетенцию нескольких ведомств. Примеров тому множество, а уступки и просчеты, допущенные в ходе переговоров о присоединении к ВТО, — это лишь наиболее яркие из них.
Начнем с цифр. В переговорном процессе с российской стороны будут участвовать только чиновники. Во всех федеральных ведомствах Российской Федерации, вместе взятых, от силы наберется 30 человек, которые непосредственно и постоянно занимаются вопросами, связанными с Евросоюзом. А в органах Европейского союза (Еврокомиссия, Секретариат Совета ЕС, Европарламент, Европейский суд, Евратом, Европейское космическое агентство, другие агентства и т. д.) специалистов по России или по основным вопросам совместной повестки дня в общей сложности не менее 250 человек.
Конечно, нельзя сбрасывать со счетов российское Представительство при Европейских сообществах в Брюсселе. К сожалению, при всей своей относительной многочисленности оно не сможет серьезно изменить соотношение сил. Михаил Фрадков, в бытность его главой этой дипмиссии (2003-2004), добился специального президентского указа о превращении ее в своего рода «выездную межведомственную комиссию». Согласно этому замыслу, штат Представительства должен быть существенно расширен за счет включения ответственных представителей ведомств, которые были бы уполномочены решать большинство вопросов повестки дня Россия — Евросоюз на месте, а по остальным выходить напрямую на руководителей федеральных органов исполнительной власти в Москве. К сожалению, нынешний премьер не успел претворить это решение в жизнь, и в результате лишь часть ведомств направили своих сотрудников в Брюссель, причем невысокого ранга и без всяких полномочий.
Общая штатная численность функционеров европейских институтов сегодня превышает 100 тысяч — на порядок больше, чем центральные аппараты заинтересованных российских ведомств. В отличие от московских визави, евробюрократы получают достойную зарплату, оснащены самой современной офисной техникой, имеют доступ к обширнейшим базам данных и не испытывают проблем с финансированием загранкомандировок. У нас же делегации на переговорах зачастую формируются без участия ключевых экспертов, поскольку расходы на их командирование не предусмотрены в бюджетах соответствующих ведомств.
Не следует забывать и о существенной разнице в возможностях аутсорсинга. Европейская комиссия же имеет в своем распоряжении не только несопоставимо больший бюджет для финансирования научно-исследовательских работ, но и разветвленную сеть институтов, ассоциаций и других «мозговых центров», готовых в любой момент (и, как правило, весьма качественно) приступить к основательной разработке практически любого предмета предстоящих переговоров.
Разумеется, аналогичные центры есть и в России, пусть и не так много. Институт Европы РАН лишь наиболее авторитетный и влиятельный в этом списке. Проблема, однако, в том, что российские научно-исследовательские институты вынуждены работать, во-первых, на гораздо более скромной материальной базе, а во-вторых, в отрыве от практической деятельности, которую ведут ведомства, и без надлежащей информационной подпитки. Еврокомиссия не просто заказывает и хорошо оплачивает научно-исследовательские работы, но и использует их в своей деятельности. Наработки отечественных аналитических центров, как правило, откладываются нашими учреждениями в долгий ящик, поскольку те их не заказывали, не оплачивали из своего «кровного» бюджета и не поддерживали необходимой информацией.
Наконец, необходимо учитывать, что за переговорным «кулаком» Европейской комиссии будут стоять бюрократические машины 27 стран — членов Европейского союза. Они не будут принимать непосредственное участие в переговорах, однако косвенно могут оказывать Брюсселю интеллектуальную и информационную поддержку, а также «давить» на Москву по тем или иным элементам будущего документа на двусторонней основе. Российской стороне придется отвлекать на это часть своих ограниченных ресурсов.
Суммируя все эти арифметические выкладки, можно с уверенностью утверждать, что в ходе предстоящих переговоров кадровые, административные и материальные ресурсы ЕС будут на 1-2 порядка выше, чем у России. Такой расклад оставляет только одну надежду: «брать не числом, а умением».
Следует заметить, что подобные примеры в отечественной переговорной практике бывали, в том числе и на протяжении последних 15 лет, однако они скорее исключение, чем правило. Брюссель — это очень серьезный оппонент, и «победить» его, отстоять свои позиции и интересы силами небольшой группы профессионалов-энтузиастов будет почти невозможно.
СОБРАТЬ СИЛЫ В КУЛАК
Конечно, умелые профессионалы у нас еще есть. В российских ведомствах на европейском направлении их осталось совсем немного, подчас единицы, но в большинстве своем это грамотные и опытные люди. Таким образом, если подходить к задаче формирования дееспособной переговорной команды серьезно, она сведется к тому, чтобы продуманно «распылить» этих уникальных специалистов по основным направлениям, расставить по ключевым позициям, распределить роли/функции, мотивировать и освободить их от другой рабочей нагрузки.
Как уже отмечалось, в ходе предстоящих переговоров Москва и Брюссель не будут вести диалог о стратегических целях своих взаимоотношений, а поведут торг, добиваясь продвижения конкретных торгово-экономических и политических интересов. С учетом этого требуется подобрать состав российской делегации, во всяком случае ее костяк (отдельные члены могут меняться по мере отработки тех или иных вопросов). Попробую примерно определить профиль специалистов, которых потребуется подобрать из ограниченного числа российских чиновников, в принципе способных выполнить поставленную перед ними задачу.
Во-первых, нужны генераторы идей, готовые выступать с конкретными и пригодными к использованию предложениями как в отношении структуры будущего базового документа, так и в плане его содержания. К сожалению, в российских ведомствах таких людей ответственного уровня, способных не только выдвигать свежие идеи и находить решения, но и отстаивать их перед внутренними и внешними оппонентами, практически не осталось.
Между тем успех предстоящих переговоров (с точки зрения интересов России, разумеется) будет во многом зависеть от того, кто первым «вбросит» свой проект документа для обсуждения. Пока все идет к тому, что первой это сделает Еврокомиссия и ее проект будет, конечно же, основан на том мандате, который она подготовила. Он сводится к односторонним требованиям к России в энергетической, торгово-экономической, нормативной/законодательной сферах, а также в области демократии и прав человека. Если дело пойдет по этому сценарию, весь последующий переговорный процесс будет проходить на основе проекта, заведомо неприемлемого для российской стороны.
Представить контрпроект с опозданием чрезвычайно трудно, а с учетом превосходящих административных ресурсов Европейской комиссии вообще почти исключено. Это значит, что делегации России придется не только «отбивать» требования и формулировки Еврокомиссии и пытаться заменить их своими, но и стараться «застолбить» свое видение структуры документа в целом.
Дело в том, что, хотя Москва и Брюссель в принципе и договорились о двухступенчатой конструкции (краткий рамочный договор или соглашение, к которому впоследствии будут присовокупляться соглашения о сотрудничестве в конкретных сферах), но их подходы существенно отличаются. Европейская комиссия будет добиваться включения своих главных претензий в области энергетики, экономики и торговли в основной документ, а все встречные требования российской стороны откладывать на потом, для фиксации в отраслевых соглашениях. Москва же должна настаивать на ограничении основного документа только общими принципами и декларациями, чтобы не допустить увязку и последующий «размен» разноплановых вопросов (энергетики на демократию и т. п.).
Во-вторых, потребуются грамотные и опытные переговорщики, желательно те, кто уже имел дело с Еврокомиссией, знает ее структуру и пределы компетенции, механизм работы, подготовки и принятия решений. С этим в наших ведомствах, в том числе и в МИДе, ситуация тоже выглядит неважно. Даже те чиновники, которые не первый год взаимодействуют с Евросоюзом и Европейской комиссией, склонны вновь и вновь делать по крайней мере две серьезные ошибки. Первая заключается в том, что логика действий Еврокомиссии оценивается, как если бы речь шла о представителях государства, которыми движут соответствующие национальные интересы. Но это не так: евробюрократы действуют исключительно в интересах Европейской комиссии и в интересах европейской интеграции в целом, и они готовы подчас даже принимать решения, ущемляющие страны-члены, но способствующие повышению веса Брюсселя по отношению к национальным столицам.
Вторая распространенная ошибка российских переговорщиков, которые ведут диалог с Еврокомиссией, состоит в том, что они позволяют постоянно играть с ними в «третьего отсутствующего» (или, как теперь принято говорить, «разводить»). Отказываясь принять то или иное предложение, Брюссель кивает на позицию «некоторых стран-членов» (которые никогда поименно не раскрываются), а те в свою очередь ссылаются на позицию и компетенцию Европейской комиссии, сочувствуют, обещают «посодействовать», но ничего в итоге не делают.
В-третьих, в состав переговорной команды обязательно должны войти грамотные юристы, специализирующиеся в разных областях — от права международных договоров до торгового права и права Европейского союза. В этом плане положение дел выглядит лучше: подобного рода специалисты в Москве есть, и не только в МИДе.
В-четвертых, нужны, разумеется, отраслевые эксперты, причем вне зависимости от того, насколько успешными будут действия российской делегации, направленные на сохранение рамочного, принципиального характера будущего базового документа Россия — ЕС. Даже в кратком документе будут хотя бы вскользь упомянуты приоритетные сферы и направления двустороннего сотрудничества, и без привлечения к переговорам соответствующих специалистов можно допустить промахи даже в кратких формулировках. Такие эксперты в области торговли, промышленности, транспорта, науки, связи, финансов и т. д. в Москве имеются, и с этим особых проблем возникнуть не должно.
В-пятых, необходимо правильно подобрать кандидатуру главы делегации, который (он или она) должен хорошо знать, что такое Евросоюз, иметь личный опыт взаимодействия с Брюсселем, понимать российские политические и экономические интересы на европейском направлении, а также иметь высокий статус и прямой выход на высший уровень отечественной управленческой пирамиды. В противном случае он будет находиться под постоянным (и подчас взаимоисключающим) прессингом целого сонма начальников в Администрации Президента, Правительстве и ведомствах. Выбор здесь, следует признать, небольшой, а если учесть, что от главы делегации потребуются недюжинное переговорное мужество и напористость, то подбор подходящего кандидата превращается в проблему.
В-шестых, важно с самого начала (с момента подготовки, согласования и утверждения переговорных директив) обеспечить жесткую координацию действий как внутри делегации, так и между заинтересованными ведомствами. В нынешних российских условиях эта миссия, к сожалению, почти невыполнима. До административной реформы весной 2004 года функции координации выполняла Правительственная комиссия (ПК) по сотрудничеству с Европейским союзом во главе с вице-премьером. Эффективность ее работы оставляла желать лучшего (ключевые ведомства позволяли себе действовать в обход ее решений либо игнорировать их), но она предоставляла удобную площадку для обмена информацией и мнениями по вопросам взаимодействия с ЕС на самом ответственном уровне. Заместители руководителей ведомств, входившие в состав ПК, имели возможность развернуто аргументировать позицию по той или иной проблеме, чего зачастую нельзя сделать путем переписки.
Прошло три года с тех пор, как эта комиссия была упразднена, и положение дел с межведомственной координацией, в особенности на европейском направлении, стало просто удручающим. Накануне начала комплексных и сложных переговоров с Брюсселем подобный орган во главе, как минимум, с вице-премьером должен быть воссоздан.
В-седьмых, особое внимание следует уделить подготовке четких переговорных директив и налаживанию регулярной отчетности о ходе их реализации. Иначе отдельные ведомства либо их представители будут по-прежнему действовать автономно, подавать противоречивые сигналы другой стороне и согласовывать какие-то решения, ставя потом остальных членов делегации и российскую сторону в целом перед свершившимся фактом.
Из предыдущего тезиса логически вытекает заключительное, восьмое необходимое условие — транспарентность. Полная и правдивая информация о ходе переговорного процесса должна оперативно доводиться до сведения не только заинтересованных ведомств, но и Администрации Президента, руководства Госдумы, научных и экспертных кругов и — пусть даже в слегка урезанном виде — широкой общественности. Только так можно застраховаться от ошибок и просчетов, обеспечить полный учет мнений и интересов страны (в том числе отечественного бизнеса) и пополнить арсенал аргументов в защиту переговорной позиции российской делегации.
Это позволит также избежать неоправданных уступок, которые часто делаются нашими переговорщиками, исходя из того, что «есть мнение». Данное «мнение» никогда не формализуется, у него нет конкретного хозяина, но уступки делаются, причем порой с тяжелыми последствиями для интересов страны и ее экономики, и никто не несет за это ответственность. Риск продолжения столь печальной практики особенно велик сейчас, когда Россия стоит на пороге парламентских и президентских выборов.
Российским чиновникам свойственно поддаваться внушению (а подчас и самовнушению), когда дело доходит до вопросов, способных, как им кажется, отразиться на имидже и конъюнктурных позициях, как собственных, так и руководителей страны. Надлежащий учет экономических и политических интересов Российской Федерации в ее отношениях с Евросоюзом на долгосрочную перспективу должен иметь приоритет по сравнению с планами и комбинациями политтехнологов.
Реализация вышеперечисленных тезисов является необходимым, но не достаточным условием успеха предстоящих переговоров, посвященных выработке новой международно-правовой базы взаимоотношений России и Европейского союза. Полностью спрогнозировать ход и повороты переговорного процесса сейчас невозможно, однако, если последовать изложенным советам, результат обязательно будет лучше, а не «как всегда». Если же мы не можем делать «как лучше», то стоит всерьез подумать над тем, чтобы вообще отложить начало переговоров.
