13.01.2016
Опасности на горизонте
Перспективные военно-технологические угрозы России до 2030-х – 2040-х годов
№1 2016 Январь/Февраль
Андрей Фролов

Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

К известным потребностям человека, которые наглядно отражены в «пирамиде Маслоу», вероятно, следует добавить и потребность в знании будущего. Причем она вызвана как экзистенциальными причинами (что делает вечной религию), так и сугубо прикладными (знание будущего помогает подготовиться к нему уже сегодня или же заработать на нем деньги).

«Новая реальность» (new normal) из области теоретических рассуждений уже перешла в риторику высшего политического руководства России, а это подразумевает не только констатацию ускорения всех политико-экономических процессов на Земле, но и понимание того, к чему они приведут через 20, 30 или даже 50 лет.

О важности данного направления еще в 2012 г. высказался тогда еще премьер-министр Владимир Путин. В предвыборной статье, посвященной вопросам обороны и безопасности России, он отмечал: «Нам необходимы механизмы реагирования не только на уже существующие опасности. Нужно научиться “смотреть за горизонт”, оценивать характер угроз на 30–50 лет вперед. Это серьезная задача, требующая мобилизации возможностей гражданской и военной науки, алгоритмов достоверного, долгосрочного прогноза».

При этом очевидно, что предсказать будущее невозможно, так как на него оказывают влияние много переменных и внезапно появляющихся факторов, которые в последние годы получили наименование «черный лебедь». Но они все же больше относятся к социальной и политической жизни (природные аномалии в данном случае в расчет не берем). Технологические прорывы также имеют место, однако требуют значительного времени и немалых инвестиций, что не может не пройти незамеченным для профессионального наблюдателя.

Для России, которой приходится (причем в намного худших финансово-экономических условиях) поддерживать паритет в военной области как со странами Запада, так и с Китаем, определение перспективных угроз играет намного более важную роль. «Цена ошибки» от неверно определенных приоритетов и форм реагирования может оказаться весьма высокой. Задача долгосрочного военно-технического прогнозирования становится еще более актуальной, если принять во внимание, что Совет безопасности России, к примеру, анализирует угрозы с горизонтом не более 12 лет, то есть ниша «военно-технической и военно-политической прикладной футурологии» остается, по сути дела, вакантной.

Каковы основные военно-технологические угрозы, с которыми может столкнуться Россия в 2030-х – 2040-х годах? В программном материале Владимира Путина к ним отнесены высокоточные боеприпасы дальнего действия, возможности стран в космическом пространстве, в сфере информационного противоборства (киберпространстве), а в отдаленной перспективе – создание оружия на новых физических принципах (лучевого, геофизического, волнового, генного, психофизического и др.). Хотя автор не принижал роль ядерного оружия, он подчеркнул, что системы вооружения нового поколения сопоставимы по эффекту с ядерным, но более «приемлемы» в политическом и военном плане. Из чего делался вывод о том, что роль стратегического баланса ядерных сил в сдерживании будет постепенно снижаться.

Говоря о будущих угрозах, следует принимать во внимание, что они не появляются «вдруг» и, как правило, недолго остаются без ответа. Существуют факторы, позволяющие в определенной степени подготовиться к их появлению и заранее выработать меры противодействия. Ниже мы рассмотрим более подробно наряду с основными перспективные военно-технологические угрозы.

Также отметим, что источниками этих технологий мы в первую очередь считаем страны Запада и Китай. И исходим из допущения, что роль государства в рассматриваемой перспективе не изменится, и эти технологии в первую очередь будут нацелены на гипотетический межгосударственный конфликт, парадоксальным образом все менее вероятный в своей классической форме. То есть новые технологии так или иначе будут либо фактором устрашения (наподобие ядерного оружия), или каким-то образом попадут в руки негосударственных акторов, найдя применение в вооруженных конфликтах.

Данный материал не претендует на полный охват будущих угроз и представляет собой не более чем «подход к снаряду» и попытку обратить внимание на проблему.

Факторы и условия возникновения новых военных технологий

Для начала следует ответить на главный вопрос: для чего будут разрабатываться новые военные технологии? Представляется, что их цель – сократить время боевых действий и, соответственно, затраты на них, сократить до минимума собственные человеческие и материальные потери, сделать невозможным или снизить до разумных пределов ответный удар/реакцию любого противника. При этом воюющие стороны (если одной из них окажется страна Запада) по возможности будут стараться не затрагивать гражданское население (это вызвано глубоким проникновением гуманистических ценностей в западное общество).

В современных условиях новые технологии невозможно надолго спрятать от потенциального противника. То есть о разработке принципиально нового оружия достаточно быстро станет известно, причем, скорее всего, благодаря какому-нибудь субподрядчику третьего уровня или судебному решению. В качестве примера можно привести многочисленные факты «утечек» секретных разработок в России, когда в ходе судебных разбирательств всплывали подробности о ранее неизвестных НИОКР или даже готовых изделиях. Или же ставший практически мемом «китайский Интернет», через который вольно или невольно проходит очень много информации о новых китайских военных разработках.

Важным фактором возникновения новой технологии является наличие политической воли, необходимых средств и времени. В случае отсутствия какой-либо из этих составляющих развитие технологии может быть серьезно ограничено или даже вообще прекращено. Красноречивые примеры – советская лунная программа (не хватило времени), Стратегическая оборонная инициатива США (сокращен масштаб), разработка ядерного оружия в Швеции в 1960-е гг. (не было политической воли).

По сути те же самые факторы влияют и на появление «контртехнологии», и даже в современных условиях при наличии необходимой производственной и кадровой базы процесс занимает несколько лет. Наиболее яркий пример – советская атомная бомба.

Важным условием применения прорывных военных технологий будущего станет наличие компактного, емкого и автономного источника энергии для их питания, так как очевидно, что новые военные системы будут все более и более энергоемкими. Это уже можно наблюдать на военных платформах, где все больше систем становятся полностью электрическими, а число потребителей электроэнергии растет. Такая тенденция прослеживается на всех уровнях – от перспективной боевой экипировки военнослужащего до электромагнитной катапульты на борту авианосцев следующего поколения.

Необходимость массового выпуска источников электроэнергии нового поколения для боевых платформ потребует свободного доступа к природным ресурсам (в первую очередь редким металлам), а также развитой химической и материаловедческой промышленности. В ином случае возможности по созданию и поддержанию таких источников энергии будут ограничены.

Будущие военные технологии, представляющие угрозу для России

Пожалуй, наиболее важной и очевидной угрозой является появление у потенциального противника возможности уничтожения стратегических ядерных сил (СЯС) России первым ударом, причем даже без применения собственного аналогичного потенциала, исключительно высокоточным оружием. То есть речь идет как о количественном превосходстве потенциального противника в высокоточном оружии (ВТО), так и об отсутствии у России адекватных систем противодействия и возможности нанести ответно-встречный и ответный удар. Кроме того, эта ситуация понимается и как невозможность обнаружить подобные приготовления противника исключительно техническими средствами. Уже сейчас многочисленный арсенал американских ракет BGM-109 Tomahawk, управляемых бомб семейств JDAM, JSOW, перспективные гиперзвуковые ракеты с ЯБЧ в Европе (французские разработки на смену крылатой ракете ASMP-A), новые китайские ракетные системы представляют угрозу относительно немногочисленному и связанному договором СНВ-3 российскому стратегическому арсеналу.

С учетом известных на сегодня программ разработки новых носителей стратегических вооружений и систем ПРО можно предположить, что в рассматриваемый период революционных решений, нивелирующих стратегический щит и меч России в его нынешнем виде, скорее всего, не появится. Главной угрозой может стать очередной виток гонки вооружений. Ставку, вероятно, сделают на количественное превосходство носителей и ядерных боевых частей, а также совершенствование и расширение системы ПРО, которая если не полностью, то частично снизит потенциал российского ответного удара. И на дальнейшее развитие ВТО, в том числе размещенного на гиперзвуковых платформах и беспилотных летательных аппаратах.

Говоря об упомянутом выше оружии на новых физических принципах, следует иметь в виду, что оно способно к массовому и прицельному уничтожению военно-экономической инфраструктуры в короткий период времени. Кроме того, оно приведет к снижению традиционной роли СЯС, которые к тому моменту уже будут справлять почти столетний юбилей, и в значительной степени «обнулит» обычные системы вооружений в их современном виде. К этой категории также относится разработка новых видов бактериологического и генетического оружия, действующего избирательно с возможностью индивидуального, группового и массового наведения. Из известных на сегодняшний день разработок можно отметить лазерные системы воздушного базирования, которые испытывались в США и России, а также проект электромагнитной пушки (рельсотрона) в Соединенных Штатах.

Изготовление потенциальным противником полноценного оружия на новых физических принципах выглядит пока не очень вероятным (правда, в России подобные работы тоже ведутся), но неспособность создать эффективную систему противодействия этому оружию представляется серьезным риском. Вероятно, как и в случае с СЯС, наилучшим сдерживающим фактором станет принцип взаимного уничтожения, а не перехвата данного оружия или ликвидации его носителей.

Развертывание оружия в космосе – тоже угроза для СЯС, которые станут уязвимы для первого удара и могут быть окончательно лишены способности нанести ответный или ответно-встречный удар. Кроме того, благодаря развертыванию ударных платформ в космосе у потенциального противника появится возможность поражения стратегических объектов на территории России без применения собственных СЯС. В частности, не является секретом разработка американцами орбитального необитаемого самолета Х-37В, целевая нагрузка которого до сих пор неизвестна.

Неготовность российской промышленности осваивать дальний космос и выводить на орбиту тяжелые грузы (наличие системы наподобие советской многоразовой транспортной системы «Энергия-Буран» и отмененного проекта российской тяжелой ракеты-носителя «Ангара А7») уже сегодня представляется фактором риска, на который следует обратить внимание (хотя остается путь компактизации собственно выводимой в космос полезной нагрузки, которую способны поднять уже существующие ракеты-носители). Впрочем, уже известно, что программы Роскосмоса до 2020 г. подвергнутся секвестру, так что решением проблем нового тяжелого носителя в лучшем случае удастся заняться лишь после 2020–2025 годов. Таким образом, остается традиционный оборонительный вариант – развертывание систем поражения подобных носителей, что, как известно, уже заложено в разрабатываемый новый зенитно-ракетный комплекс С-500 «Прометей». Очевидно, что отражение данной угрозы на горизонте 2030-х – 2040-х гг. потребует разработки принципиально новых систем, возможно, использующих в качестве платформ космические орбитальные системы.

В этом же контексте стоит рассматривать и появление у потенциального противника средств постоянного мониторинга всей территории России, а это фактически обессмыслит наличие в составе Ракетных войск стратегического назначения подвижных грунтовых ракетных комплексов. В этом ключе стоит рассматривать создание в США беспилотных летательных аппаратов со значительной продолжительностью полета (например, RQ-4 Block 30 Global Hawk – более 32 часов), которые по мере совершенствования бортовой разведывательной аппаратуры будут представлять собой все более эффективное средство, поставляющее информацию практически в режиме реального времени.

Угрозой является и кибероружие нового поколения, способного парализовать системы управления государством и вооруженными силами, объекты критической инфраструктуры. Оценить готовность российской армии к применению данного оружия и отражения потенциальных атак довольно сложно в силу практически полной закрытости этой темы, но очевидно, что к 2030-м – 2040-м гг. Россия будет еще больше включена в единое мировое информационное поле, и число уязвимых мест только возрастет. Возможно, что ответом может стать намеренный регресс в развитии определенных систем и отказ от микросхем или Интернета. Наглядной иллюстрацией данного тезиса представляется закупка несколько лет назад Федеральной службой безопасности России печатных машинок для ведения секретного делопроизводства.

Действенное психологическое оружие повышает чувство страха, снижает дисциплину военнослужащих, препятствует полноценному выполнению боевых задач. К этой же категории можно отнести создание оружия, поражающего исключительно человека, несмотря на наличие средств защиты. Впрочем, очевидно, что к 2030-м – 2040-м гг. роль и место необитаемых боевых систем будет неуклонно расти, однако это не исключает наличия центров управления этими системами с участием человека и штабов, где решения будут также принимать люди.

Риски для выработки мер противодействия угрозам

Главным сдерживающим фактором может стать финансовый. Вероятнее всего, снижение финансирования в 2015–2020 гг. Государственной программы вооружения на период до 2020 г. (ГПВ-2020) неизбежно, а утверждение ГПВ-2025 будет отложено. Это замедлит поступление новой техники, и очевидно, что в текущих условиях акцент в первую очередь будет сделан на закупку уже имеющихся платформ для замены морально и физически устаревших образцов советского времени. Результаты масштабного использования старой техники видны в новороссийском конфликте с украинской стороны. Российская армия находится в лучшем положении, но процент старого оружия все равно весьма велик. Сокращение военного бюджета также приведет к заморозке или даже отказу от ряда НИОКР по перспективным образцам вооружений, включая как раз те, которые будут формировать «лицо армии» в 2030-е – 2040-е годы.

Не меньшим вызовом представляется снижение качества и количества призывников – как в моральном, так и физическом смысле. Без мотивированного и подготовленного личного состава использование современных систем вооружений теряет смысл и приведет только к их потере даже без воздействия противника. То есть на повестке дня уже сегодня стоит необходимость проведения целенаправленной и долгосрочной программы повышения привлекательности военной службы и работы в оборонной промышленности, а также повышения здоровья населения.

Важным также представляется и неспособность отечественного ОПК освоить серийное производство новых образцов вооружения из-за устаревания станочной базы, старения кадрового состава, отставания материаловедения и химической промышленности.

Действующая Федеральная целевая программа «Развитие оборонно-промышленного комплекса Российской Федерации на 2011–2020 гг.», в соответствии с которой на перевооружение предприятий ОПК заложено 3 трлн руб., представляет шаг в верном направлении, но с учетом текущей финансово-экономической ситуации ее реализация под угрозой, как и возможности предприятий ОПК выполнять все эти задачи своими силами.

Еще одним серьезным риском представляется участие России в нескольких вооруженных конфликтах за пределами страны, что потребует значительного напряжения сил, в первую очередь финансовых. С учетом риска одновременного возникновения конфликта внутри страны, необходимости поддержания стратегического паритета с США и КНР, создания принципиально новых систем вооружений такое напряжение может оказаться роковым для экономики страны, даже если она снова выйдет на средние темпы роста ВВП образца второй половины 2000-х годов. И, очевидно, такая ситуация в значительной степени замедлит разработку систем нового поколения.

Однако следует также учитывать и то, что в 2020–2050 гг. реальными возможностями по созданию широкого спектра военных технологий кроме России будут обладать только Соединенные Штаты и КНР, что значительно облегчает задачу отслеживания конкретных военно-технологических угроз и выработки действенных мер противодействия. Впрочем, в случае с США в разработке новых вооружений будут также принимать участие и ближайшие союзники (Великобритания, Израиль, возможно, Япония), что, с одной стороны, снизит для Соединенных Штатов стоимость разработки и закупки, ускорит этап НИОКР, а с другой – усложнит для России задачу по их своевременному парированию.

Содержание номера
Распад или переустройство?
Фёдор Лукьянов
Базис и надстройка
Внешняя политика в футляре экономики
Яков Миркин
Третий кризис Российской державы
Андрей Иванов
О мечтах и стратегиях
Владимир Лукин
Опасности на горизонте
Андрей Фролов
Противостояние по-новому
Не очень умные санкции
Эмма Эшфорд
Действие и противодействие
Николай Кожанов
Щит и меч против санкций
Дмитрий Тулупов
Дать знаниям свободу
Алексей Иванов
Управление пространством
Движение по восходящей
Игорь Макаров
Мегарегиональный вызов
Алексей Портанский
Без паники
Сергей Афонцев
Высшее благо подобно воде
Вань Цинсун
ШОС и третья фаза Китая
Виталий Воробьев
Боевой дух
Затяжная азартная игра
Мустафа Эль-Лаббад
Турецкий успех?
Дэниэл Домби
Проблемы крупного калибра
Станислав Притчин
Рецензии
Теория международных отношений глазами российского реализма
Андрей Цыганков