В современной мировой политике простого выбора не бывает. Каждый шаг или решение имеет положительные и отрицательные коннотации, и это в полной мере относится к кризису на Украине и к действиям всех участвующих в нем сторон, включая Россию. Отказ Москвы от поддержки ополченцев на востоке Украины имел бы для России не только негативные, но и позитивные последствия, поскольку повысил бы шансы на сближение с Германией и увеличил влияние в Восточной и Центральной Европе, где наследие прежней империи кажется утраченным навсегда. В данном случае Москва могла бы эксплуатировать расширяющуюся пропасть между Вашингтоном и Берлином, которая образовалась вследствие превращения Германии в мировую державу.
Новые ходы Берлина
Политические обозреватели в последнее время настолько захвачены беспорядками в Ираке, Газe/Израиле и на Украине, что упустили из виду один важный нюанс: явное ухудшение отношений между Берлином и Вашингтоном и возможные последствия этого процесса. Не так давно Германия узнала (в основном из откровений Эдварда Сноудена), что Вашингтон шпионил за Берлином и даже прослушивал телефонные разговоры канцлера Ангелы Меркель, которая в конце концов призвала Обаму прекратить эту деятельность. Но совсем недавно в Германии поймали американского шпиона. В итоге официальный представитель ЦРУ был вынужден покинуть ФРГ. Другой шаг Берлина, на мой взгляд, еще важнее. После разразившегося скандала министр внутренних дел объявил, что Германия «отказывается от соглашения о недопущении шпионажа, которое она заключила с США и Великобританией после 1945 г., и начнет полноценную разведку и слежку за операциями по сбору разведывательной информации у себя в стране».
Отказ от одного из ключевых элементов немецко-американского альянса можно также расценивать как неявный выход из НАТО. Ведь Соединенные Штаты и Германия – союзники по Североатлантическому блоку, а по-настоящему союзнические отношения едва ли возможны без сотрудничества разведывательных служб. Это хорошо видно на примере взаимоотношений США с англо-саксонскими союзниками, такими как Великобритания, Австралия и Новая Зеландия. Офицеры разведки этих государств не только сотрудничают, но известны случаи, когда новозеландцы и австралийцы возглавляли группы, в которых американцы были их подчиненными. Почему бы офицерам спецслужб Америки и Германии не взаимодействовать аналогичным образом? Откуда возник подобный скандал и с чем связаны столь суровые меры? Кому-то может показаться, что причина в беспардонных действиях американцев и щепетильности немецкой элиты. Но дело не в этом.
Не рискуя сильно ошибиться, можно предположить, что Соединенные Штаты шпионили за Германией давно, но Берлин никак на это не реагировал. Эта разновидность геополитического подглядывания в замочную скважину принималась без всяких претензий – не только Германией, но и другими европейскими союзниками, которые «проглатывали» куда более серьезные недружественные жесты с американской стороны.
Более того, совсем недавно, в эпоху Буша, американская разведка открыто похищала в Европе лиц, подозреваемых в связях с террористическими группировками. Некоторые европейские правительства протестовали, но не были услышаны. Вашингтон продолжал вести себя так, как считал нужным, и правительства не предпринимали никаких видимых действий, чтобы как-то обуздать «большого брата». Конечно, Германия видится последней страной, способной на подобное, поскольку там по умолчанию продолжается процесс геополитического или даже культурного самоотречения. Между прочим, английский язык играет куда более заметную роль в немецких научных дискуссиях, нежели в любой другой крупной европейской, неанглоязычной стране, такой как Франция или Италия. Так почему же Берлин сегодня решился на этот беспрецедентный шаг? Это можно понять, только проанализировав немецко-американские отношения в более широком контексте.
От поражения к подъему
После Второй мировой войны Европа напоминала склеп. Германия была особенно сильно потрепана, побывав театром ожесточенных военных действий, в основном против Красной Армии, а также вследствие разрушительных бомбардировок, которые вели ВВС США и Великобритании. Страна понесла ужасающие потери на Восточном фронте; к тому же с территории СССР, а также Польши, Венгрии и Чехословакии прибывали миллионы беженцев. Немцы чувствовали свою вину за зверства, которые творили нацисты. Вдобавок территория Германии была разделена на два государства, и это свело на нет тысячелетние усилия германских лидеров от Арминия до Бисмарка, пытавшихся объединить немецкие земли в одно государство. Мало кто праздновал столетие немецкого единства в 1971 году.
В этой ситуации у Германии – по крайней мере Западной – особого выбора не было: покориться либо имперскому господству Советов, либо более гуманному протекторату Соединенных Штатов, и нет нужды говорить о том, что даже самые крикливые из левых политиков предпочли второе первому. Германия смирила гордыню и стала абсолютно лояльным союзником США. И, конечно, она не могла поддержать попытку французов восстановить в Европе влияние Парижа. Такое намерение выражалось явно и недвусмысленно в годы правления генерала де Голля, когда страна вышла из НАТО и создала собственные независимые ядерные силы. И все же по окончании холодной войны и после воссоединения ситуация стала меняться, что довольно отчетливо проявилось в новом представлении Германии о себе самой.
Новое самоощущение
Было бы совершенно неверно утверждать, что страна полностью оторвалась от прошлого. В официальных и неофициальных кругах Германии нацизм и Холокост по-прежнему считают абсолютным злом, исключение составляет разве что кучка неформальных маргиналов. (Германия – одна из очень немногих стран, где отрицание Холокоста преследуется по закону и грозит тюремным сроком.) И все же немецкие ученые теперь утверждают, что и союзники по антигитлеровской коалиции были небезупречны. СССР сыграл определенную роль в развязывании Второй мировой войны, приняв участие в расчленении Польши. На совести Красной Армии – массовые изнасилования женщин и другие зверства. Ковровые бомбометания англо-американской авиации причинили смерть сотням тысяч, если не миллионам гражданских лиц, а после войны Советский Союз и другие европейские страны, исходя лишь из представления о «коллективной вине» всех немцев, поощряли этнические чистки, в результате которых миллионы изгнаны с насиженных столетиями земель. И в такой интерпретации Германия предстает в образе не только мясника и палача, но и жертвы. История Германии реабилитирована, и немецкое государство больше не ассоциируется исключительно с агрессией и репрессиями.
Об этом свидетельствует, например, восстановление доброго имени «Старого Фрица» – Фридриха Великого. Прусского короля почитал Гитлер, и по этой причине он какое-то время был отодвинут на периферию общественного дискурса. Но теперь Фридрих восстановлен в правах (вместе с Прусским государством) как внесший вклад в развитие немецкой экономики, общества и культуры. Новое представление Германии о себе все чаще связывают с ее более твердой позицией во взаимоотношениях с США. Во время войны с Сербией (1999) Германия всячески избегала непосредственной вовлеченности в события. Еще меньше она желала войны с Ираком. Наотрез отказалась участвовать в военной операции против Ливии. Когда разразился финансовый кризис, в Германии выросли протестные настроения против безответственного управления финансами со стороны американских властей.
Украинский конфликт продемонстрировал, несмотря на возмущение Берлина аннексией Крыма и снижение популярности России в германском общественном мнении, сохраняющуюся предрасположенность Германии к Москве, даже если это задевает Вашингтон. Недавние шпионские страсти служат этому подтверждением. «Германское правительство публично указало на дверь руководителю службы ЦРУ в Берлине, – писало популярное американское издание The Daily Beast – Его российскому коллеге не были предъявлены аналогичные требования, хотя было понятно, что Москва держит в Берлине достаточно сильный разведывательный аппарат». Это все больше огорчает Вашингтон, где даже звучат предположения о том, что Германия отдалилась «от Запада». Между прочим, автор статьи также намекал, что Германия, возможно, не является частью Запада… В последний раз подобные намеки делались в годы Первой мировой войны, век тому назад, когда немцев сравнивали с «гуннами» и азиатами, враждебными цивилизованному Западу.
В чем причина такого изменения во взаимоотношениях? Можно утверждать, что это объясняется эксцентричным поведением лидеров в Берлине и Вашингтоне, но причину стоит искать глубже: в усилении Германии. Между прочим, она становится ровней Соединенным Штатам, постепенно догоняя их по экономической мощи. То есть все больше превращается в соперника.
Усиление Германии и упадок США
Понадобилось несколько поколений, чтобы залечить раны, нанесенные Второй мировой войной. Когда же они наконец затянулись, Германия продолжала экономическую экспансию, а в Америке начался экономический упадок, ускорившийся в начале XXI века. Американские экономисты, конечно, не согласятся с такой терминологией, указав, что экономический рост в Соединенных Штатах просто не столь впечатляющий, как хотели бы американцы. Они готовы признать два крупных спада в экономике и сослаться на «Великую рецессию». Но все равно будут доказывать, что их экономика на подъеме и, невзирая на все проблемы, развивается значительно быстрее, чем почти застойная европейская, в том числе германская, ведь об этом напрямую свидетельствует американская статистика.
Однако можно вспомнить известную поговорку: «Есть ложь, большая ложь и статистика». Дело в том, что в американской статистике все отражается как ВНП (валовый национальный продукт). Финансовые спекуляции, растущие слои бюрократии или управляющего персонала – все это засчитывается как экономические показатели. Подобным не отличалась даже советская статистика. Конечно, Госкомстат СССР мог так или иначе фальсифицировать данные, играть с цифрами и т.д. Например, искажать фактическое производство стали. Но предметом советской статистики все-таки была реальная сталь, а не количество чиновников в Госплане или ЦК, и рост бюрократии никогда не считался индикатором развития экономики. Безусловно, в данном случае советские статистики отличались от американских в лучшую сторону. И если взглянуть на экономику США сквозь призму реального производства, отбросив «услуги», то окажется, что она не только не выросла за последние два поколения, но и фактически сократилась. Дело не просто в том, что доля Америки снижается в мировом промышленном производстве – промышленное производство сокращается и в абсолютном выражении.
Например, Соединенные Штаты производят меньше автомобилей, чем 30–40 лет назад. Критики могут возразить, что объем изготовления автомобилей не является критерием жизнеспособности экономики; автоиндустрия – пережиток экономики прошлого, скажут они, не определяющий экономическое здоровье нации. Можно было бы согласиться, что снижение производства некоторых товаров не означает отрицательных последствий для национальной экономики. Например, если в Евразии за 3 тыс. лет резко снизилось производство колесниц, это не указывает на экономический упадок в регионе просто потому, что никто ими не пользуется в XXI веке. Но автомобили – главное транспортное средство в Америке, поэтому снижение их выпуска – одно из важных свидетельств деиндустриализации, а значит и упадка. Если американская экономика неуклонно падает, в Германии дело обстоит совершенно иначе. Сравнительно небольшой рост валового продукта связан с реальным подъемом производства в Германии, а не с эфемерным сектором «услуг».
Существует еще один экономический аспект, который обычно игнорируется в Соединенных Штатах. Постоянно снижается качество большинства товаров. Новые изделия могут быть изящнее, им придается лучший вид и т.д., но работают они хуже, чем предыдущие модели. Американский автомобиль прошлых лет потреблял больше бензина и был внешне не таким привлекательным, как его современный аналог, но служил гораздо надежнее и дольше, чем современное авто. И, конечно, не случалось такого явления, как массовый отзыв бракованных и опасных машин, и вовсе не потому, что прежде автопроизводители меньше заботились о потребителях, просто в таких акциях не было особой нужды, так как автомобили были добротно сделаны и безопасны в эксплуатации.
Все эти проблемы американской экономики не свойственны Германии. Рост валового продукта – настоящий, он связан с реальным сектором, и при этом качество немецких товаров никогда не страдало. В результате немецкая экономика в реальном выражении может быть не намного меньше американской. Например, если доверять рейтингу Forbs, Германия производит в два раза больше автомобилей, чем США. По крайней мере основные немецкие автоконцерны явно не уступают крупнейшим американским. Все это вместе взятое – жизнеспособность экономики Германии в целом и качество немецких товаров – начинает создавать проблемы для Америки.
Второй фронт: Берлин против Вашингтона
Подъем Германии ведет к негативным последствиям для Соединенных Штатов. Во-первых, Германия стала серьезным конкурентом для американских товаров. По мере того как американская промышленность умирает, ее магнаты перекладывают ответственность на другие страны, применяющие «нечестные» методы, которые мешают процветанию отечественной индустрии. Шумиха вокруг «несправедливой» конкуренции и махинаций – излюбленная пища средств массовой информации. Основное внимание, конечно, уделяется Китаю, который, с точки зрения СМИ, повинен во многих незаконных операциях: Китай «крадет» американские технологии, рабочие места, манипулирует курсом национальной валюты и совершает другие аналогичные преступления, которые приводят к вытеснению фирменного знака «Сделано в США» лейблом «Сделано в Китае». Эта история хорошо известна. Однако существует и другой фронт: американская промышленность оказывается под прессингом не только Востока, но и Запада, а именно Германии.
Казалось бы, «западный фронт» не должен представлять угрозы американской промышленности – просто потому, что немецкие изделия, например автомобили, оцениваемые в евро, должны считаться непозволительной роскошью. Вместе с тем по причине превосходного качества немецкие машины начали конкурировать на американском рынке с автомобилями отечественного производства. То же касается других товаров из Германии. Не так давно канцлер Меркель выразила неудовольствие заградительными пошлинами, которые препятствуют проникновению немецких товаров на американский рынок и справедливой конкуренции. Несколько месяцев назад газета The New York Times рассказала о том, как автомобили из Германии попадают в Новый Свет. Перед доставкой в США их разбирают на запчасти, а по прибытии в порты назначения снова собирают на американском конвейере. Таким образом, местные трудящиеся вносят какую-то толику своего труда, и автомобили могут частично считаться местными. По мнению автора этих строк, такого сюрреалистического способа доставки можно было бы избежать; гораздо дешевле и удобнее поставлять машины напрямую в собранном виде. Однако это приведет к протестам американских производителей, которые боятся немецкой конкуренции.
И все же конкуренция – не основная проблема. Вторая и главная причина нервозности заключается в том, что Германия расширяет влияние в Восточной Европе.
Восточная Европа и «Четвертый рейх»
Большинство жителей Восточной Европы ликовали после краха Советской империи, видя в нем конец российского влияния. В этой части мира, особенно в странах, которые веками конфликтовали с Россией, не находили особой разницы между ее царской и советской ипостасями. Подобно населению большей части постсоветского пространства, массы жителей Восточной Европы считали, что все их проблемы связаны со злокозненностью и влиянием тех, кого они считали своими «азиатскими» соседями. Они верили, что освобождение от России, рыночный капитализм, а также помощь и руководство США превратят их в процветающие нации. Их преданность новому вашингтонскому патрону была поистине безграничной. Неудивительно, что Дональд Рамсфельд, министр обороны в администрации Джорджа Буша, противопоставлял «новую Европу» маргинальной «старой Европе», отживающей свой век и не желающей безоговорочно принимать американское лидерство.
Но вскоре восточноевропейские страны пережили горькое разочарование. Американские рецепты быстро разрушили их экономику, и уровень жизни во многих странах резко упал. Сказать по правде, государства Восточной Европы не питают особого пиетета и к Германии. Тем не менее только Берлин оказал им финансовую помощь, и они нехотя согласились с ростом его мощи. Это едва ли могло порадовать США, так как в таком контексте влияние Берлина не усиливало влияние Вашингтона, а, по сути, конкурировало с ним.
Германская геополитика и Россия
Недавняя размолвка по поводу стандартов слежки – не результат повышенной щепетильности Меркель или особой наглости Обамы. Причины охлаждения между Берлином и Вашингтоном лежат гораздо глубже, и они не исчезнут после смены политического руководства в двух странах. Германия и Восточная Европа могли бы снова сблизиться с США только в случае видимой военной угрозы – например, прямого российского вторжения на Украину. Можно даже предположить, что это на самом деле вполне соответствует пожеланиям Белого дома, поскольку представляется единственным способом укрепления трансатлантических связей и поощрения европейцев к увеличению расходов на оборону в то время, когда средства Вашингтона быстро тают. Отсутствие же резких изменений такого рода может иметь следствием усугубление отчуждения между Германией и Соединенными Штатами, которое Москва могла бы эксплуатировать к собственной выгоде.
Конечно, надо быть реалистом. Германия не «разведется» с США и не бросится в объятия России, пытаясь обновить ось Берлин–Москва, о чем мечтают некоторые романтики из числа российских геополитиков-националистов, борцов с атлантизмом. Вместе с тем моногамные отношения между Вашингтоном и Берлином могут в недалеком будущем трансформироваться в своеобразную «любовь втроем». Москве по силам найти место в этом треугольнике, разделяя влияние и, возможно, даже какую-то форму господства на пространстве Центральной и Восточной Европы. Не исключено, что и Украина могла бы оказаться под влиянием этого трио или даже дуэта, поскольку в долгосрочной перспективе только Берлин со своими финансовыми возможностями и Москва со своим газом способны помочь Киеву не попасть из одного экономического и политического кризиса в другой.
