Причины современного кризиса отношений России и Запада, приведшего к военной операции на Украине, сложны и разнообразны. Экспертам ещё предстоит осмыслить роль политики России, западного расширения военной инфраструктуры и попыток Киева выстроить антироссийское по своим основаниям государство.
Задача данной статьи – скромнее и связана с выявлением влияния действий глобального Запада на формирование Россией своей внешней политики. Для российской стороны исторические корни кризиса отчасти связаны с трёхсотлетней ориентацией на статус глобальной державы, что способствовало подрыву сил страны и углублению разобщённости с Западом. Сегодня такая ориентация требует пересмотра оснований внутреннего развития и внешней политики России. Необходима стратегия, позволяющая не только выстоять в условиях беспрецедентного давления, но и развиваться далее без излишней зависимости от рынков Запада и его глобальных проектов.
Петровский комплекс во внешней политике России
После окончания холодной войны российское руководство ставило целью интеграцию в западные политико-экономические и военные структуры. Это стремление не встретило взаимности. Вскоре стало понятно, что Запад готов к диалогу по военно-политическим вопросам и постепенному включению России в глобальные институты вроде Всемирной торговой организации, но только на своих условиях. Москве отводилась роль не равного соучредителя мирового порядка, а полезного участника, считающегося с фундаментальными интересами Запада и вынужденного подчас действовать вопреки своим собственным.
Со второй половины 2000-х гг. такая роль перестала устраивать российское руководство. Сформулировав негативное к ней отношение в знаменитой Мюнхенской речи, произнесённой Владимиром Путиным в феврале 2007 г., Россия двинулась в направлении сдерживания глобальных амбиций Запада. Дальнейшее развитие событий было во многом предопределено логикой российско-западного противостояния и её пониманием лицами, принимающими внешнеполитические решения.
После одержанной Петром Великим победы над Швецией в XVIII веке наиболее влиятельная часть мира признала Россию в качестве великой державы. Россия стала полноправным участником западных дипломатических усилий по обеспечению стабильности международной системы, будучи убеждённой в собственной незаменимости и проявляя готовность идти на немалые жертвы во имя сохранения глобального статуса. Глобальная избранность всё больше воспринималась как экзистенциальная необходимость и даже способ обеспечения внутриполитической стабильности государства.
С этого времени Россия выступала либо в партнёрстве с западными странами, либо сопротивлялась их усилиям подчинить российскую политику своим целям. С попыток наладить партнёрство с Западом начинал и сам Пётр, который в 1697–1698 гг. предпринял дипломатическую миссию в Европу, названную Великим посольством. Впоследствии Россия не раз выступала в коалиции западных стран как в досоветское, так и советское время. Некоторые из вех такого партнёрства – участие в Северной войне, разгром Наполеона и Венский концерт держав, союз Антанты, попытки выстроить антигитлеровскую коалицию в 1930-е годы и союз с Западом во Второй мировой войне. Не меньше в российской практике и попыток сопротивляться Западу в случаях его нежелания считаться с интересами России. Крымская война, холодная война – лишь некоторые из примеров.
Гораздо меньше в российской политике попыток отойти от западоцентризма и сосредоточиться на решении задач государственного строительства и региональной безопасности. Такой курс был важной частью московского периода «собирания земель», связанного с отказом Ивана Великого подчиниться Риму, а также периода восстановления страны после Смуты. В постпетровское же время Россия «сосредотачивалась» лишь в результате внешнеполитического ослабления, как было во время выхода Екатерины из Семилетней войны, или после поражения в войне, например, Крымской. Оправившись, Россия всякий раз стремилась восстановить полноценное участие в западной в своей основе системе международных отношений.
Причины такого стремления связаны с формированием в российском внешнеполитическом сознании комплекса глобальной великодержавности, или убеждения в необходимости поддержания такого статуса любой ценой. Как Пётр, так и большая часть его последователей исходили и исходят из убеждения, что высокая цена оправданна, ибо альтернатива ей – ведущее к ослаблению национального суверенитета и государственности давление западных держав. Именно эта идея, исторически воспроизводившаяся в царское и советское время, лежит в основе фундаментального конфликта с неуступчивым и всегда готовым расшириться за счёт других Западом.
Бремя глобализма
Глобальная ориентация российской внешней политики всегда сопрягалась со значительным напряжением внутренних сил. Положившая начало этой ориентации победа Петра далась ценой огромных усилий. Постоянно воевавший царь изначально предписывал поместному дворянству «беречь и не отягощать через меру» крестьян, однако вскоре был вынужден заменить мягкое подворное обложение подушной податью. Помимо рекрутской повинности, налоги поднялись почти на треть и были распространены на всё крестьянское население. Крепостное право сохранялось вплоть до Великих реформ Александра Второго, и многие считали его частью необходимой цены за державность и независимость.
Практика закрепощения крестьянства и ограничений внутренней свободы продолжилась и в советское время, вопреки провозглашённым идеалам освобождения человечества. Сталинские колхозы, по существу, воспроизвели крепостное право. Крестьяне не только отдавали большую часть произведённого продукта государству, но и были лишены паспортов и возможности передвигаться по стране. Во время холодной войны описанная ориентация на глобальность приобрела особое значение. Руководство СССР сделало основой своего выживания противостояние «миру капитализма», что привело к расширению участия в различных частях мира – от Кубы до Африки и Афганистана.
С описанной ориентацией на глобальный Запад отчасти связаны причины недостроенности Российского государства с его огромной территорией, отставанием жизненного уровня российского народа от западного, пресловутым милитаризмом государственного бюджета, неизбывной верой в важность мобилизующей идеологии и мощного административно-бюрократического аппарата. Бедность и политическое закрепощение превратились в средства ускоренной мобилизации армии, а военная сила и способность противостоять Западу нередко становились самоцелью государственной политики.
Упомянутая выше альтернатива отказа от западоцентризма в пользу сосредоточения на внутреннем и региональном строительстве обсуждалась, но не получала развития. Слишком сильно было (и остаётся?) влияние петровского комплекса. Идеи выстраивания гибкой, оборонительной и незатратной стратегии каждый раз подвергались испытаниям со стороны международного окружения, а внутри страны натыкались на сопротивление доминирующих настроений в политическом и экспертном сообществе.
В качестве отступления заметим, что последовательными противниками петровского направления были представители славянофильства, не желавшие поступаться свободой хозяйственной общинности и духовной автономией церкви. Один из наиболее видных славянофилов, Константин Аксаков, выражал общее мнение этого интеллектуального лагеря, выступая за соблюдение необходимого для жизни разделения – свободное хозяйствование и вера для общества и политическое правление ‒ для государства. По его убеждению, любое государство есть мёртвая внешняя форма, не способствующая поиску необходимой народному развитию нравственной идеи и внутренней правды. Славянофилы не раз выступали с критикой западного пути и западной политики. «Запад разрушается, обличается ложь Запада, ясно, к какой болезни приводит его избранная им дорога, – писал Аксаков в канун Крымской кампании середины XIX века. – …Отделиться от Запада Европы – вот всё, чего нам надо»[1].
Проблема заключалась не только в элитах и постоянных вызовах внешнего окружения. Выстраивание альтернативной петровской политики было невозможно и без опоры на значительные социальные слои в самом российском обществе. Эти слои – как, например, крестьянство – были лишены права голоса, зависимы от государства или и то, и другое вместе взятое. Поэтому у славянофильской идеи разделения труда государственного и общественного не было шансов на реализацию.
Современный конфликт с Западом
Современный конфликт с Западом уже достиг стадии «гибридной» войны на Украине и способен теперь даже привести к военному столкновению России с США и НАТО. Конкретное проявление этого конфликта в виде предпринятой российским руководством военной операции на украинской территории не было неизбежно, но стало возможно в силу описанных выше причин. С западной стороны к этому подталкивало стремление формировать мир по своим правилам, а с российской – исторически сложившийся петровский комплекс мышления.
Западная политика расширения НАТО и военной инфраструктуры, антироссийский курс Киева вкупе со всё более агрессивными действиями на Донбассе требовали реагирования Москвы. Дипломатия гарантий безопасности затягивалась, не давая необходимых результатов. Из всех возможных способов «военно-технического» ответа было выбрано проведение военной операции на Украине. Ответ Запада оказался беспрецедентным, включил в себя готовность воевать с Россией силами украинской армии, поставляя той все необходимые виды вооружений, «замораживание» сотен миллиардов российских активов и попытки организации вселенской экономической, политической и культурной «отмены» России и русских.
Теоретики ухода от конфликта с Западом существовали, но не сумели добиться достаточного политического влияния. В российском интеллектуальном сообществе нередко обсуждались идеи внутреннего «сбережения», обустройства и отстранения от внешнего западного давления. Наиболее радикальными выразителями такого мышления являлись Вадим Цымбурский и его последователи с их идеями достижения Россией независимости на путях обретения «островного» геополитического статуса. Для должного восприятия этих концепций не оказалось ни политической воли, ни социальных условий. Проблема отчасти заключалась в том, что изоляционистскую идею «острова» попытались сформулировать во времена растущей политико-экономической и информационной глобализации.
В результате ничего самодостаточного российская мысль так и не выработала. Основные идейные баталии затрагивали вопросы адаптации к условиям западного мира или противостояния ему. Попыток же уйти от западоцентризма и сформулировать национальную идею развития оказалось недостаточно. Даже перспективные в своей основе концепции «Большой Евразии», изначально предполагавшие выстраивание открытого политико-экономического регионального пространства «снизу», вскоре были использованы властями предержащими для геополитического противостояния США и Евросоюзу. Идея регионального развития оказалась вновь подменённой тягой к глобальному соперничеству с Западом. В контексте противостояния и обострявшейся борьбы за Украину в 2011 г. возникла и идея Евразийского союза. Реакция еврочиновничества оказалась симметричной и также накрепко связанной с геополитикой перетягивания Киева на свою сторону.
Решение продолжить петровское в своей основе противостояние вело к уже знакомым ограничениям внутренней свободы. Вместо приоритетной ориентации на национальное развитие упор всё заметнее делался на традиционные ценности и консерватизм. Логика противостояния Западу с его «либеральными» ценностями брала своё. Слабели источники независимой от государства политической и экономической деятельности. Укреплялись административно-бюрократическая власть и полномочия силовых структур. Как уже не раз бывало в истории, общество мобилизовывалось на выживание в борьбе с западным миром, а не на выстраивание собственного национального проекта развития.
Стремление сохранить основы военно-политического суверенитета привело к утрате возможностей сотрудничества с западным миром и необходимостью настраиваться на борьбу с ним. Потоки украинских беженцев, жертвы и разрушения на Украине поставили под удар репутацию России. Померк образ страны, желающей исключительно свободного и независимого развития. Теперь его придётся осуществлять в основном за пределами западного мира. И условия сотрудничества будут не самыми выгодными в силу временной ослабленности страны и утраты традиционно важного для неё внешнеполитического манёвра между Западом и Востоком.
К новому образу России
Чем бы ни завершилась военная операция на Украине, вопрос внешнеполитического позиционирования и национальной идеи России сохранится и уже встаёт с особой остротой[2]. Такая идея необходима как на перспективу затяжного конфликта с западным миром, так и на период его ослабления. Как уже приходилось писать, она не может основываться лишь на силе и противостоянии Западу (или не-Западу), но должна включать в себя комплекс позитивных целей и ориентиров[3]. Любое противостояние само по себе недостаточно и потенциально ущербно, поскольку способно уводить от решения главных задач в совершенно ином направлении.
Современная российская идея должна быть сформулирована как идея национального развития на перспективу нескольких поколений. Чтобы она не оказалась заложницей геополитических игр, в ней важно выделить в качестве центральных не «консервативные ценности» или «национальные интересы», а понятия социальной справедливости, процветания и свободы. Важные сами по себе традиционные ценности и интересы безопасности являются частью и средством, но не главной целью национального развития.
В условиях конфронтации с Западом и военной операции на Украине в России вновь оживились разговоры о развитии на основе государства-крепости, неосоветской автаркии или заимствования модели развития Китая. Во многом подобные идеи связаны с петровским комплексом противостояния глобальному Западу. Теперь, когда Россия вновь глубоко погружена в такое противостояние, есть немалая опасность, что по отмеченным причинам такие подходы послужат консервации устоев на фоне углубления социальной несправедливости и экономической стагнации. В России роль реформатора выпадала прогрессивным правителям, которые, по выражению Александра Пушкина, могли выступать в качестве «единственного европейца» в стране. Хотя ориентация на европейский путь не является для России оптимальной, принципиально важными остаются развитие и реформы.
В связи с необходимостью развития важно переформулировать сообразно времени традиционную идею сильного, справедливого государства[4]. После окончания холодной войны Россия не пошла по пути формирования развивающего государства. Поначалу предпринимались попытки влиться в евро-атлантическое сообщество. Затем, в 2000-е гг., возникла экономико-политическая модель с преимущественной опорой на энергетические ресурсы. При этом пробуксовывали и имитировались экономические и политико-институциональные механизмы, которые могли бы стать гарантами движения вперёд на более широкой основе. Вместо них выстраивалась система консервирующей власти с укреплением полномочий главы государства. Отчасти по этим причинам годы экономического роста, политической стабилизации и умеренной внешней политики сменились временем стагнации, ослабления институтов и нарастающей конфронтации с Западом. Идея развития подменялась имитирующими её и буксующими национальными проектами. Как уже не раз бывало в русской истории, консервация устоев вкупе с преувеличенной оценкой собственных возможностей завела в тупик.
Развивающееся государство должно быть в состоянии создать стимулы экономического роста и обеспечить справедливый баланс свободы и равенства.
При всех различиях, многие славянофилы, народники и социалисты отстаивали русский идеал «целостной личности», находящейся в гармонии с собой и окружающим миром.
Государство развития неотъемлемо от общей идеи экономического и демографического прироста, освоения просторов и богатств страны в Зауралье, Сибири и на Дальнем Востоке, повышения уровня образования, науки и технологии в условиях новой международной конкуренции. Важно стремиться не только к внешней диверсификации рынков, но и к диверсификации и углублению рынка внутреннего. Это особенно актуально в условиях мировой нестабильности и западной изоляции и по необходимости уже происходит сегодня.
Совершенствование внутреннего рынка нереализуемо без создания дополнительных стимулов для процветания частной инициативы и привлечения инвестиций. Вместо попыток контролировать бизнес требуется установление внятных правил его деятельности. В этом смысле по-прежнему актуальна предпринятая более ста лет назад масштабная программа модернизации Петра Столыпина, имевшая целью более активное подключение российской экономики к мировой. Чётких правил для бизнеса, борьбы с коррупцией и создания правовой конкурентной среды недостаточно. Важны инвестиции в образование, здравоохранение и другие социальные программы. Последние не только являются условием социальной стабильности, но и способны помочь в решении конкретных задач переквалификации рабочей силы и адаптации к новым условиям экономического развития.
Сильному государству и политическим элитам необходимы новые источники легитимации. В системе законов должны быть чётко прописаны механизмы общественно-политического участия, рекрутирования и воспитания элиты, перехода и преемственности власти. Тогда политическая энергия общества будет задаваться не только сверху, но и снизу, а политическая система избавится от «ручного управления». Государство развития станет подкрепляться высвобождением общественной инициативы и энергии, о чём мечтали многие русские мыслители. Различные группы общества воспримут идею развития, если она будет защищена законом и воплощена в чётких правилах.
Шанс евразийского сосредоточения
Свобода от инициированного Западом глобализма невозможна не только без сохранения суверенитета, но и без привлечения ресурсов внешнего мира для целей российского развития. Глобальность должна прорастать снизу, а не сверху. Важно осмыслить отношения с окружающим миром в регионально-географическом измерении – как стратегический, способствующий долгосрочному развитию идейно-политический, геоэкономический и транспортно-логистический проект. Российские эксперты нередко говорят в данной связи о строительстве «Большой Евразии», которая могла бы стать центром приложения национальных интересов и пространством взаимодействия с народами региона.
Задача развивающего государства заключается в выявлении перспективных, способствующих внутреннему развитию геоэкономических проектов, сопряжённых с выгодами для Китая, Индии и других стран Глобального Юга. Государство развития не сможет обойтись без сильной планирующей роли и поддержки наиболее важных для международной интеграции секторов и отраслей экономики.
В русской идее традиционно важен мотив развития региональной евразийской идентичности. Выработанные евразийцами концепции «самостояния» и «месторазвития» применимы в современных условиях. В этих идеях заключено понимание важности обустройства сложного континента. В евразийской идее – русское понимание межцивилизационного диалога с его упором на национальное своеобразие и «вселенскую отзывчивость» (Фёдор Достоевский). Славянофилам и христианским философам было свойственно понимание России как «великого Евро-Востока» (Николай Бердяев) и «объединителя Европы и Азии» (Александр Панарин) на новых началах сотрудничества. На этих условиях не исключено и взаимодействие с европейцами. Евразийцы оговаривались: из их мировоззрения «не следует, что мы должны враждебно замыкаться в себя от Европы и что у нас нет с ней точек жизненного соприкосновения» (Пётр Савицкий). В соединении с государством развития и укреплением безопасности России эти идеи должны способствовать будущему развитию регионализма Евразийского континента и его стабилизации как единого целого.
Припомним, что ранняя евразийская система была выстроена ещё до Крещения Руси на основе торгово-экономических связей русских с греками и севером Европы. В этой трёхсторонней системе русские выступали посредниками и обеспечивали охрану речных путей. Существовавшая в IX–XIII вв. система определила долгосрочные интересы русских – препятствовать установлению любого доминирования в регионе, способствовать цивилизационному диалогу и торговой открытости. В последующие столетия система разрушилась – результат как доминирования Орды, так и фрагментации Евразии в результате подъёма крестоносцев, активности кочевников и распада русских княжеств. Пришло время иной Евразии, которая больше напоминала крепость, нежели мост между цивилизациями. Но после геополитического укрепления Московского княжества торговые пути открылись вновь, и Россия устремилась к взаимодействию с Западом и Востоком.
Сегодня – по причинам относительного упадка западного мира на фоне подъёма Китая и Индии – постепенно формируются новые условия для выстраивания евразийской системы. Однако мир на развилке. Запад вступает в полосу внутренних перемен, и опросы общественного мнения всё заметнее выявляют усталость от противостояния с не-Западом. В США и европейских странах уже через несколько лет возможны радикальные перемены. Престарелое поколение холодной войны сменят лидеры, настроенные на новый диалог с окружающим миром. Конечно, не исключено, что выбор будет сделан в пользу углубления противостояния, особенно в отношениях с Китаем. Таким сценарием чревата неготовность Запада к обновлению и стремление использовать образ внешней угрозы для временной консолидации. Но и в том, и в другом случае остаётся шанс на евразийское сосредоточение России. Интересы русских, как и ранее, требуют развития межцивилизационного диалога, экономической открытости и предотвращения региональной гегемонии.
[1] Цимбаев Н.И. Славянофильство: из истории русской общественно-политической мысли XIX века. М.: Изд-во Гос. публ. ист. б-ки России (ГПИБ), 2013. С. 155.
[2] Тренин Д.В. «Переиздание» Российской Федерации // Россия в глобальной политике. 2022. Т. 20. No. 2. С. 27-33.
[3] Цыганков А.П., Цыганков П.А. Снова русский урок? // Россия в глобальной политике. 2022. Т. 20. No. 1. С. 51-58.
[4] Цыганков А.П. Сильное государство: теория и практика в 21 веке // Международный дискуссионный клуб «Валдай». 13.05.2015. URL: https://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/valdayskaya-zapiska-15/ (дата обращения: 3.06.2022).
