Нас ожидает «перезагрузка нефтяной матрицы», за ней сразу ещё одна – по причине перехода к безуглеродным технологиям в энергетике. (В дополнение к статье: комментарии Рави Абделала, Нордина Айт-Лауссина и Саддада Ибрагима аль Хусейни.)
События, происходящие на мировом нефтяном рынке беспрецедентны. 20 апреля цены фьючерсов на западно-техасскую нефть (WTI) ушли в зону негативных значений и достигали минус 38 долларов за баррель. Это событие сейчас пытаются представить как технический сбой системы алгоритмического трейдинга на фоне отсутствия контрактных возможностей разместить нефть в хранилищах Кушинга в штате Оклахома. Независимо от того, был ли это системный сбой или преднамеренная рыночная манипуляция (в конце концов, программы игры на понижение для торговых роботов были составлены людьми), сама возможность формирования отрицательных цен на один из ключевых инструментов на бумажном рынке и огромная амплитуда колебаний цены в рамках одной торговой сессии вызывают серьёзную тревогу. На фоне гигантского падения потребления нефти из-за глобального карантина и затоваренности рынка ценовые манипуляции на бумажном рынке очень опасны, поскольку сказываются на физическом рынке нефти.
Дело в том, что цены фьючерсов WTI участвуют в ценообразовании маркерных сортов нефти, по которым происходят расчёты на рынке физической нефти. В частности, они влияют на формирование цены Dated Brent, от которой через дифференциал формируется цена российской смеси Urals. 22 апреля цена Dated Brent опустилась до 13 долларов за баррель, а цена Urals – до 10 долларов за баррель. Таким образом, игры спекулянтов, оторванные от ситуации со спросом и предложением или отражающие лишь некоторые локальные проблемы с нефтехранилищами в Оклахоме, становятся угрозой для национальной безопасности крупнейших стран – производителей нефти.
Меры по ограничению передвижения населения между странами и внутри стран из-за эпидемии COVID-19, фактически мировой карантин, привели к беспрецедентному замедлению экономической активности и началу глобальной рецессии. Особенность нынешней ситуации в том, что мир столкнулся сразу с тремя кризисами, совпавшими во времени: глобальной пандемией; острейшим структурным кризисом на нефтегазовых рынках, связанным как с накопившимися искажениями в структуре предложения, так и с угрозой спросу на углеводороды в рамках радикального энергоперехода к безуглеродным источникам энергии; и, наконец, с обострением геополитического соперничества между великими державами, приведшим к санкциям и торговым войнам. Каждый из них сам по себе представляет угрозу экономическому росту, но именно их сочетание стало серьёзнейшим вызовом для человечества со времён Великой депрессии прошлого века.
Структурные дисбалансы, которые проявились во время кризиса, формировались длительное время, они требуют срочного, но в то же время аккуратного лечения. Период рекордно низких ставок в развитых экономиках создал беспрецедентное искажение экономической реальности, снизив дисциплину инвесторов в выборе проектов и запустив цикл инвестирования в абсолютно неокупаемые авантюры.
Сланцевая революция в США привела к тому, что за последние десять лет наибольший прирост добычи нефти в мире пришёлся на американских производителей нефти плотных пород. Только с начала действия соглашения ОПЕК+ в 2017 г. американская добыча нефти выросла на 4 млн баррелей в сутки и «съела» весь инкрементальный прирост мирового спроса на нефть за этот период. Каждое новое сокращение добычи в рамках ОПЕК+ поддерживало цены на уровне, позволявшем американским производителям оставаться на рынке и расширять свою долю. Помимо «сланца», оживились инвестиции в дорогостоящие проекты по добыче нефти в Канаде, Мексике, Бразилии, а также в глубоководные проекты, то есть начались инвестиции длительного цикла. Многие участники рынка решили, что ОПЕК+ будет защищать нижний уровень цен и стали вкладываться в высокорискованные проекты. Всё это происходило на фоне активизации дискуссий о необходимости быстрого и радикального перехода к безуглеродной энергетике для предотвращения глобального потепления и необратимых изменений климата. Встал вопрос о том, что страны – обладательницы гигантских запасов нефти (например, Саудовская Аравия) могут просто не успеть их монетизировать.
Как представляется, Саудовская Аравия чувствовала, что соглашение ОПЕК+ стало для неё ловушкой, которая медленно, но верно ухудшает её стратегическое положение и лишает способов воздействия на ситуацию. Политика саудитов стала меняться, и появились чёткие сигналы о том, что они готовятся сделать ставку на рост своей рыночной доли. В декабре 2019 г. прошло первичное публичное предложение 1,5% акций «Арамко», что явилось одним из способов монетизации нефтяных запасов, а также сигналом начала переориентации приоритетов компании с удовлетворения бюджетных потребностей королевства к максимизации прибыли. После почти 50 лет переговоров было достигнуто соглашение с Кувейтом о добыче нефти в так называемой «нейтральной зоне» на границе двух стран, что позволит увеличить добычу на 0,5 млн баррелей в сутки. Также Саудовская Аравия намерена активно наращивать добычу природного газа для использования его как топлива для своих электростанций, а это высвободит большие объёмы нефти для экспорта (Саудовская Аравия – одна из немногих стран, до сих пор использующих нефть как топливо для электрогенерации).
Несмотря на очень низкие затраты на добычу нефти в королевстве, его бюджет зависит от высоких цен на нефть. В этом году, по оценкам МВФ, Саудовской Аравии для бездефицитного бюджета нужно, чтобы баррель нефти стоил 83,6 доллара. Все последние годы рыночные цены были существенно ниже этого уровня, что заставляло королевство тратить золотовалютные резервы (более 400 млрд долларов за последние пять лет) для финансирования дефицита бюджета. В отличие от России, которая решала эту проблему за счёт масштабной девальвации рубля и активного импортозамещения, особенно на рынке продовольствия, обменный курс риала к доллару годами оставался фиксированным, отражая огромную зависимость Саудовской Аравии от импорта оборудования, технологий и потребительских товаров.
Крупнейшие игроки мирового нефтяного рынка после почти двух месяцев борьбы за передел рыночных долей пришли к осознанию, что вместо того, чтобы быть частью проблемы, лучше стать частью решения в борьбе с кризисом. Новое соглашение ОПЕК+ предусматривает согласованное сокращение добычи на 9,7 млн баррелей в сутки с 1 мая 2020 года. Одновременно на фоне низких цен в странах, не входящих в соглашение (например, в США, Канаде, Норвегии и других) происходит сокращение инвестиций и ожидается резкое сокращение добычи в результате действия «невидимой руки рынка». Как говорят, лучшее средство от низких нефтяных цен – это низкие нефтяные цены. То, что меры, предпринятые ОПЕК+ получили одобрение и поддержку в рамках G20, внушает надежду на восстановление баланса рынка в следующем году. Но прежде чем это произойдёт, миру придётся пройти через сложный период гонки со временем.
Сокращения предложения нефти не успевают за падением спроса. В течение последних двух месяцев происходила постоянная ревизия масштабов сокращения спроса на нефть и нефтепродукты по мере распространения эпидемии коронавируса на новые страны и ввода в действие карантинных мероприятий. В настоящее время сокращение спроса на нефть в мае оценивается в 28 млн баррелей в сутки (то есть почти треть мирового спроса), а в целом за год МЭА в своём апрельском докладе оценило падение спроса в 9,3 млн баррелей в сутки. Это самое серьёзное сокращение спроса на нефть в этом веке.
Товарные запасы нефти и нефтепродуктов растут очень быстро, и многие нефтехранилища в ключевых точках спроса, таких как Кушинг, могут быть заполнены уже в мае. По сути, ситуация с нефтехранилищами – это аналог бомбы с часовым механизмом для нефтяного рынка. При отсутствии места для хранения нефти производители будут вынуждены принудительно останавливать добычу. Пока же апрельская сделка ОПЕК+ позволит выиграть время в надежде на постепенное снятие карантина и возвращение экономик к нормальному функционированию. Первая линия обороны – это сокращение добычи в странах ОПЕК+ с мая 2020 года.
С технологической точки зрения именно Саудовская Аравия может сравнительно легко балансировать объёмами своей добычи в силу как наличия гигантских месторождений, так и концентрации производства в руках государственной компании «Арамко». Производители нефти плотных пород в Соединённых Штатах также могут довольно быстро регулировать добычу, сократив новое бурение и операции по гидроразрыву пласта. Проблема, однако, в том, что многочисленные компании никак не согласовывают свои действия – более того, это прямо запрещено американским антимонопольным законодательством. Россия не является так называемым swing producer – с технологической точки зрения остановка многих действующих скважин в России несёт риски серьёзного сокращения будущих дебитов, либо невозвратных потерь добычи.
Если в течение следующих нескольких месяцев цены на нефть не поднимутся выше 30 долларов за баррель, «невидимая рука» рынка заставит именно США взять на себя основное бремя балансировки предложения, то есть повторится ситуация 2016 г.: в условиях рекордно низких цен и при серьёзном сокращении инвестиций темпы добычи нефти в Соединённых Штатах сначала замедлятся, а через несколько месяцев начнётся спад производства. Важно отметить, что на протяжении последних десяти лет американские «сланцевые» компании, несмотря на взрывной рост объёмов добычи, так и не сумели обеспечить положительный денежный поток от операций, даже при ценах на нефть выше 60 долларов в среднем за период. Сектор поглотил огромные инвестиции, оцениваемые примерно в 400 млрд долларов, но его финансовое положение было тяжёлым ещё до падения цен. Теперь для многих компаний оно стало катастрофическим.
В 2019 г. прошла череда банкротств «сланцевиков», и, несомненно, в этом году на фоне резко снизившихся цен, мы увидим новые банкротства. С другой стороны, опыт лучших сланцевых производителей показал, что они могут длительное время выживать в условиях низких цен благодаря концентрации на так называемых sweet spots – наиболее продуктивных участках месторождений, активному использованию ценового хеджирования и доступу к дешёвому финансированию, а главное – гигантскому технологическому прогрессу в бурении протяжённых горизонтальных скважин и технике многостадийного гидроразрыва пласта. До недавнего времени это позволяло продлевать кредитные линии и продолжать получать финансирование. Новый фактор, проявившийся буквально в последние пару лет, – отношение к нефтегазовым инвестициям как к крайне «токсичным», игнорирующим проблемы глобального потепления и потому социально безответственным. Многие инвестиционные фонды теперь ограничивают или полностью запрещают инвестиции в компании традиционной углеводородной энергетики. Если раньше банкротство сланцевых производителей означало, что кто-то другой возьмёт их активы на баланс и сможет получить новое долговое финансирование, то теперь такой сценарий выглядит более проблематичным.
В течение следующих нескольких месяцев мы будем в режиме «живого эксперимента» наблюдать за очередной проверкой американской «сланцевой» индустрии на прочность. Если реализуется сценарий достаточно быстрого и масштабного (до 2 млн баррелей в сутки) сокращения добычи нефти в США, а пандемия коронавируса к лету пойдёт на спад, цены до конца года, возможно, вернутся к уровням 50–60 долларов на волне восстановительного роста мировой экономики. Российские экспортёры нефти смогут отстоять большую часть своей доли рынка, а российское правительство – выполнить бюджетные обязательства благодаря девальвации рубля и использованию средств ФНБ. Если же борьба с коронавирусом затянется, нефтяные цены надолго задержатся на уровнях около 30 долларов за бочку, а потери для всех сторон могут стать очень значительными.
Длительный период низких цен на нефть заставит Саудовскую Аравию сокращать социальные программы, что чревато взрывом недовольства в королевстве с молодым, многочисленным и патерналистски настроенным населением. Худшего развития событий для правящих элит в момент возможного скорого перехода престола в королевстве в новые руки трудно представить. Ещё один риск для Саудовской Аравии – это быстрое исчерпание золотовалютных резервов, которые и так заметно уменьшились с 2014 года.
Россия во времена резкого снижения нефтяных цен в конце 2015 г. продемонстрировала, как она будет бороться с кризисом, – путём масштабной девальвации рубля и использования резервов, накопленных в стабилизационном фонде, а также контрциклических государственных инвестиций и программ государственно-частного партнёрства. Но затяжной период низких цен на нефть, безусловно, отрицательно скажется на темпах роста ВВП, увеличит безработицу, а ослабление рубля приведёт к росту инфляции и обнищанию населения.
Наконец, в Соединённых Штатах низкие цены на нефть хотя и создадут проблемы для производителей, но принесут выгоды потребителям. Традиционно низкие цены на нефть однозначно расценивались как выгодные для американской экономики. Сейчас, когда страна превратилась в чистого экспортёра нефти, ситуация несколько изменилась. При снижении нефтяных цен и американским компаниям, и американским рабочим, занятым в отрасли, есть что терять. Но США является крупнейшим потребителем нефти и нефтепродуктов в мире, и для страны в целом низкие цены будут способствовать восстановлению экономического роста по завершению кризиса. Также и другие крупные потребители углеводородов, в первую очередь Китай, смогут перезапустить экономический рост.
Кризис рано или поздно закончится. По его итогам нас ожидает масштабная «перезагрузка нефтяной матрицы» и появление новых победителей и проигравших. А вот следующая перезагрузка будет связана с переходом к безуглеродным технологиям в энергетике, и она не за горами. Этот вызов потребует от стран, зависящих от углеводородов, масштабной перестройки экономических моделей и реформ в энергетических секторах. Но это уже другая история.
Данный материал развивает идеи комментария, написанного по заказу Международного дискуссионного «Валдай» и опубликованного на сайте ru.valdaiclub.com.
Рави Абделал,
профессор международного управления Гарвардской школы бизнеса и директор Центра российских и евразийских исследований им. Дэвиса Гарвардского университета:
Мировые энергетические рынки пережили одновременный шок спроса и предложения. Пандемия COVID-19 внезапно застопорила национальные экономики. Разногласия между, в первую очередь, Россией и Саудовской Аравией о том, как производители энергии должны отвечать на коллапс спроса, привело к наращиванию добычи и сражению за долю рынка. Резкое падение цен оказывает невероятное давление на производителей, добыча которых связана с высокими издержками и низкой маржой, – таких, как американские сланцевые компании.
Укрупнение в сланцевой промышленности США неизбежно. Сотни небольших фирм объявят о банкротстве. Более крупные компании будут приобретать участки, рассчитывая на их будущую рентабельность после наступления более благоприятной ценовой конъюнктуры.
Для других стран-нефтепроизводителей последствия очевидны. Российский федеральный бюджет, скорее всего, окажется дефицитным. План развития Саудовской Аравии «Будущее-2030», который и так выглядел утопическим, станет просто невыполнимым. А это означает, что страна останется критически зависима от нефтяных доходов и продолжит движение по долгосрочной траектории в направлении экономического упадка.
Ценовой войне между Россией и Саудовской Аравией уделялось много внимания. Но главным фактором неопределённости, как бы то ни было, остаётся спрос. По сути, невозможно вообразить объёмы сокращения производства Саудовской Аравией или Россией, которые могли бы сейчас стабилизировать цены на более высоком уровне.
Таким образом, судьба цены на нефть и, соответственно, многих из мировых энергокомпаний будет зависеть от двух среднесрочных факторов, воздействующих на спрос. Первый – продолжительность этой нежданной остановки экономики. Закончатся ли карантины в июне или затянутся на всё лето? Будут ли карантины прерываться до осени, то есть до времени, когда мы ожидаем появления эффективной вакцины и распространения тестирования на антитела, чтобы можно было определить, кто из нас уже перенес инфекцию и может спокойно возвращаться к жизни?
Второй фактор – эффективность действий центральных банков и правительств, направленных на то, чтобы не допустить перехода неизбежной рецессии в экономическую депрессию. На фоне того, что столь значительная части экономики выведена из оборота, а также безработицы, нарастающей как снежный ком, многие малые и средние предприятия просто не выживут. Давление реального сектора на финансовый будет огромным. Если центробанки и правительства смогут по-настоящему помочь домохозяйствам, фирмам и банкам в течение этих месяцев, восстановление спроса в третьем и четвёртом квартале 2020 г. будет мощным. Если же они с этим не справятся, мы станем свидетелями продолжительного и глубокого экономического разрушения, который подавит спрос на гораздо более долгое время.
Поэтому среднесрочные перспективы энергетических рынков будут прежде всего определяться сценариями развития пандемии и степенью эффективности финансовых и экономических властей, а не решениями об объёмах поставок, которые примут Россия и Саудовская Аравия.
Нордин Айт-Лауссин,
президент консалтинговой компании Nalcosa (Женева), экс-министр нефти Алжира:
Говоря о перспективах ценовых войн на нефтяном рынке, следует учитывать, что разворачивается ещё и главная битва: глобальное противостояние с COVID-19. Если сперва рассматривать ценовую войну, развязанную Саудовской Аравией, то через это мы уже проходили. Такое случалось в 1986, 1998 и 2014 гг., и всякий раз выяснялось, что борьба за долю рынка невыгодна для стран-экспортёров нефти. Это стало болезненным и горьким опытом для всей отрасли. Все мы знаем, что стратегия ограничения добычи нефти для поддержания цен в долгосрочной перспективе приведёт к потерям. Рано или поздно она потерпела бы крах, даже без кризиса COVID-19.
Впрочем, в краткосрочной перспективе ценовая война чрезвычайно опасна для всех: и для России, и для Саудовской Аравии, и для большинства производителей нефти в США, и для всех стран-экспортёров нефти. Если вирус продолжит распространяться, то ситуация зайдёт в тупик, результатом станут цены ниже 10 долларов за баррель, а то и вовсе отрицательные, когда закончатся свободные объёмы в нефтехранилищах. Выиграть смогут только потребители нефти и чистые импортёры. И Россия, и Саудовская Аравия оказались в более болезненной ситуации, чем они ожидали в начале марта.
В 1986 и 1998 гг. ОПЕК потребовался минимум год, чтобы изменить курс, и более двух лет ушло на то, чтобы ОПЕК + договорилась о новом соглашении о добыче в 2016 году. Но и перемирие, наподобие того, что было достигнуто в апреле, проблему это не решит. Москва и Эр-Рияд (вместе с остальными членами ОПЕК+) не смогут сократить производство в достаточной степени, чтобы сбалансировать рынок. Это обусловлено колоссальным падением спроса, которое мы испытываем на настоящий момент, и обрушением глобального спроса, прогнозируемого на оставшуюся часть года. Глобальные запасы станут расти быстрее, чем в 2014–2015 гг., когда потребовалось два года на то, чтобы ненадолго сбалансировать рынок.
По данным, опубликованным научно-консультативным отделом компании Energy Intelligence Group, спрос на нефть ОПЕК сократится в этом году примерно до 24–25 млн баррелей в сутки, а это самый низкий уровень с начала 1990-х годов.
Перемирие в ценовой войне на нефтяном рынке может быть краткосрочным решением. Но как долго продлится это перемирие? Рано или поздно альянс ОПЕК+, в частности Россия, снова разочаруется, придя к выводу, что ограничение производства только продлевает жизнь поставкам из Соединённых Штатов.
Боюсь, что коронавирус положил конец возможности ограничения производства, если США не будут каким-либо образом содействовать процессу стабилизации рынка. Только участие американских производителей в ограничении добычи позволит временно стабилизировать цены. Однако в настоящее время в Соединённых Штатах весьма непопулярна идея любого сотрудничества с ОПЕК. В долгосрочной перспективе, после пандемии COVID-19, мы можем ожидать в лучшем случае медленного роста мирового спроса на нефть, и не будет ни одной структуры, способной поддерживать какой-либо определённый уровень цен. Мы на пороге конца картельного ценообразования на нефть, если уже не там.
Саддад Ибрагим аль Хусейни,
президент Husseini Energy Company, в прошлом – старший исполнительный вице-президент по разведке и производству Saudi Aramco:
Быстрое и непредвиденное обрушение нефтяных рынков – результат экономического кризиса, который очень мало связан с Россией, ОПЕК и ОПЕК+. Эта ситуация может воспроизводиться каждый раз, когда происходит глобальный кризис того или иного рода. Избыток мощностей имел место в 1985, 1996, 1998, 2008, 2014 гг., и вот это снова происходит теперь. Суммируя разные оценки, можно сделать вывод, что нынешний кризис привёл к падению спроса на 15 миллионов баррелей в день, и такая ситуация может продлиться месяцы. Во время прошлых кризисов требовались годы, чтобы выкарабкаться из каждого цикла подобного спада потребления. Перед лицом этих мрачных перспектив нефтепроизводители должны разработать финансовую стратегию, которая охватывала бы всю индустрию и могла бы действенно и долговременно предотвратить повторения кризисов перепроизводства.
Единственная методика, которая сейчас может быть использована во всей отрасли для сокращения избыточных объёмов, – это возвращение к свободному рыночному ценообразованию, в основе которого лежали бы экономические циклы.
В краткосрочной перспективе ценовой потолок 40–45 долларов за баррель сорта Brent стал бы эффективным экономическим индикатором, который смог бы предотвратить разработку многих проектов на грани рентабельности, несостоятельных при цене ниже этого уровня. Стремление установить и сохранить подобный экономический барьер для всех новых нефтяных проектов стало бы целью ОПЕК, ОПЕК+ и всех других крупных производителей в нефтяной отрасли.
