Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2015 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
Для многих «Исламское государство», или ИГИЛ*, с его жестокой тактикой и религиозным экстремизмом кажется непостижимым и чрезвычайно опасным явлением. Его вожди заявляют о намерении уничтожить безбожников, навязать всему миру шариат и ускорить возвращение Пророка. Пехотинцы «Исламского государства» преследуют эти цели с удивительной жестокостью. Однако, в отличие от «Аль-Каиды», не проявлявшей большого интереса к контролю над территорией, ИГИЛ пытается создавать элементы подлинного государства на контролируемых им землях. Оно установило четкое разграничение полномочий, системы налогообложения и образования и сложный механизм пропаганды. Оно может называть себя «халифатом» и отвергать сложившуюся систему международных отношений на базе государств, но его лидеры управляют не чем иным, как территориальным государством. Как сказал в 2014 г. Юрген Тоденхюфер – немецкий журналист, посетивший области в Ираке и Сирии, которые находятся под контролем «Исламского государства», – «нам нужно понять, что ИГИЛ сегодня – это страна».
Вместе с тем «Исламское государство» – едва ли первое экстремистское движение, сочетающее жестокость, грандиозные амбиции и контроль над территорией. Несмотря на религиозный фактор, ИГИЛ стоит в длинном ряду революционеров, занимавшихся государственным строительством. Во многих отношениях оно удивительно напоминает режимы, появившиеся в результате революций во Франции, России, Китае, на Кубе, в Камбодже и Иране. Эти движения были так же враждебны господствующим нормам международного права, как и «Исламское государство», и так же прибегали к беспощадному насилию и террору для устранения или запугивания соперников и демонстрации своей силы окружающему миру.
История успокаивает нынешних наблюдателей, поскольку свидетельствует, что революции несут серьезную угрозу, лишь когда они происходят в великих державах. Ведь только великие державы способны экспортировать свои революционные принципы. «Исламское государство» отнюдь не напоминает по своим возможностям великую державу. Хотя оно привлекает сочувствующих из-за рубежа, как это происходило в годы прежних революций, идеология слишком узко-местническая, а сила изрядно ограничена, чтобы вдохновить на захваты территорий за пределами Сирии и Ирака. История также учит, что внешние попытки уничтожения революционного государства часто дают обратный эффект, давая козыри сторонникам жесткой линии и предоставляя дополнительные возможности для экспансии. Нынешние усилия США, направленные на «разложение и полное уничтожение» «Исламского государства», могут лишь упрочить его престиж, дать новый импульс пропаганде о враждебности Запада и подкрепить притязания на роль самого твердого и принципиального защитника ислама. Гораздо лучше сделать ставку на сдерживание ИГИЛ силами его местных противников, оставаясь на заднем плане. Этот подход требует адекватного отношения к «Исламскому государству» как к небольшому революционному движению с ограниченными ресурсами, которое слишком слабо, чтобы нести значительную угрозу мировой безопасности. Оно может представлять опасность только для тех несчастных, которые оказались в его власти.
Когда экстремисты захватывают власть
Революции заменяют существующее государство новым, основанным на других политических принципах. Это обычно происходит под руководством авангардной партии или повстанческой группы, такой как большевики в России, Компартия в Китае, «Красные кхмеры» в Камбодже или аятолла Рухолла Хомейни и его последователи в Иране. Иногда революционное движение свергает власть; в иных случаях ему удается воспользоваться вакуумом управления после крушения прежнего правопорядка по другим причинам.
Поскольку революции – насильственная борьба, наталкивающаяся на огромные препятствия, их лидерам нужна большая удача, чтобы разрушить правящий режим, а впоследствии усилить свой контроль. Они также должны убедить своих сторонников идти на большой риск и преодолеть естественную склонность к тому, чтобы позволять сражаться и умирать за «правое дело» другим. Обычно революционеры используют комплексный подход, включая побуждение, запугивание и идеологическую обработку, чтобы добиться послушания и жертвенности, чем и занимается в настоящее время «Исламское государство». В частности, оно разрабатывает идеологию, призванную оправдать экстремистские методы и заверить последователей в том, что их жертвы принесут плоды. Конкретное содержание этих верований может различаться, но цель всегда в том, чтобы убедить адептов в необходимости сменить существующий порядок, и в том, что успех этого предприятия неминуем. Как правило, революционные идеологии добиваются этого тремя основными способами.
Во-первых, революционные организации рисуют своих противников порочными, враждебными элементами, не способными меняться. Компромисс с ними невозможен, а это значит, что старый порядок необходимо искоренить и заместить новым. Революционеры XVIII века во Франции считали европейские монархии безнадежно прогнившими, коррумпированными и несправедливыми. Эта точка зрения оправдывала радикальные меры борьбы с ними и делала войны с остальной Европой практически неизбежными. Владимир Ленин и большевики настаивали, что только бескомпромиссная революция сможет покончить с присущими капитализму пороками, а Мао говорил своим последователям: «Империалисты никогда не выпустят из рук нож мясника». Хомейни придерживался такого же мнения о шахе, призывая «душить его до тех пор, пока тот не задохнется».
«Исламское государство» в этом смысле ничем не отличается от предшественников. Его лидеры и идеологи рисуют Запад враждебной цивилизацией, а нынешние арабские и мусульманские правительства – еретическими образованиями, противоречащими истинной природе ислама. Компромисс с безбожниками и отступниками не имеет смысла; они должны быть истреблены и заменены лидерами, следующими учению, которое «Исламское государство» считает настоящим исламом.
Во-вторых, революционные организации проповедуют: победа неизбежна при условии, что их сторонники останутся послушными и непреклонными. Ленин доказывал, что капитализм обречен в силу его внутренних противоречий, а Мао называл империалистов «бумажными тиграми». Они уверяли, что революция в конечном итоге победит. Нынешний лидер «Исламского государства» Абу Бакр Аль-Багдади в ноябре 2014 г. выступил с такой же оптимистичной оценкой, сказав своим слушателям: «Ваше государство в добром здравии и прекрасном состоянии. Его наступление не остановится».
В-третьих, революционные лидеры обычно считают, что их модель можно экспортировать и распространить во всем мире. Одержав победу, они обещают своим последователям, что революция вскоре освободит миллионы, сделает мир более совершенным или выполнит предначертанный Богом план. Французские радикалы в 1790-е гг. потребовали «крестового похода за свободу во всем мире», а марксисты-ленинцы верили, что мировая революция позволит создать бесклассовое содружество, свободное от государственного аппарата подавления. Точно так же Хомейни и его приверженцы считали революцию в Иране первым шагом к отмене «неисламской» системы национальных государств и установлению всемирного мусульманского сообщества.
Лидеры «Исламского государства» тешат себя иллюзиями, что их фундаментализм должен распространиться на весь мусульманский мир и за его пределы. В июле 2014 г. Багдади заявил, что его творение однажды объединит «кавказцев, индусов, китайцев, сирийцев, иракцев, йеменцев, египтян, жителей севера Африки, а также американцев, французов, немцев и австралийцев». ИГИЛ использует социальные сети, чтобы распространять идеологию за рубежом, и сразу берет на себя ответственность за теракты, совершенные вдали от тех территорий, которые контролирует. Эти претензии на применимость подобных принципов во всем мире – главная причина привлекательности этой группы для иностранцев и одна из причин, по которой правительства разных стран с такой тревогой на нее смотрят.
Революция и война
Внешние наблюдатели справедливо обеспокоены тем, что революционное государство может попытаться осуществлять дальнейшую экспансию. Обычно лидеры революции считают, что их долг – экспортировать свое движение, так как это лучший способ сохранять его жизнеспособность. Такая идея отражена в девизе «Исламского государства»: багия ва татамаддад («продолжительное и расширяющееся»). Неудивительно, что в соседних странах обычно думают над профилактическими мерами, чтобы ослабить и свергнуть революционный режим. В итоге раскручивается спираль подозрительности и повышается опасность войны.
Конфликты между революционными режимами и другими государствами еще больше усугубляются парадоксальным сочетанием угроз безопасности и чрезмерной уверенностью с обеих сторон. Вожди революции понимают свое шаткое положение и боятся, что противники сокрушат их до того, как власть укрепится. В то же время невероятный успех наряду с оптимизмом заставляет их верить в возможность победить гораздо более могущественных противников. Что касается близлежащих стран, у них возникает та же проблема, но только в обратной последовательности: обычно их тревожат экстремистские цели нового государства, но они уверены, что смогут избавиться от него раньше, чем оно наберет силу.
Отчасти проблема в том, что революции создают большую неопределенность, которая, в свою очередь, способствует просчетам. С одной стороны, внешние силы и политики редко напрямую взаимодействуют с новым режимом, поэтому не знают в точности его истинные намерения, а также уровень решимости, или не могут ясно провести свои «красные линии». Например, мало кто из внешних политиков встречался с верховными лидерами «Исламского государства», поэтому остается загадкой, во что они на самом деле верят, что думают и насколько решительными окажутся на деле.
Судить о боеготовности революционеров тоже непросто, особенно если учесть, что они опираются на совершенно другой социальный фундамент. Австрии и Пруссии показалось, что революция во Франции сделала ее уязвимой в военном отношении; вместо этого националистическая лихорадка и массовый призыв – печально известное «народное ополчение» – вскоре сделало Францию самой сильной военной державой Европы. Саддам Хусейн решил, что падение шаха сделает Иран легкой добычей, но когда его войска вторглись в соседнюю страну в 1980 г., клерикальный режим мобилизовал новые источники военной силы, такие как Стражи Исламской революции (революционная гвардия), и перехватил инициативу на фронте.
Невозможно точно предсказать, насколько заразной окажется та или иная революция, но обычно есть все основания опасаться, что ее идеи могут увлечь многих. Честолюбивые устремления революционных государств неизбежно вызывают сочувствие за рубежом и привлекают под их знамена множество людей из соседних стран, которых не устраивает нынешнее положение вещей. В 1790-е гг. в Париж стекались противники монархии со всей Европы. Западные интеллектуалы, такие как получивший образование в Гарварде общественный деятель Джон Рид, отправлялись в Россию, чтобы поддержать большевистскую революцию. Тот факт, что революция вызывает сочувствие мыслящих людей, усиливает страх перед ее экспансией: европейцы от Лондона до Москвы были обеспокоены тем, что французская революция может привести к свержению монархий во всей Европе. Точно так же европейцы и американцы с ужасом наблюдали распространение большевизма и, будучи в целом разумными и нормальными людьми, в 1950-е гг. поддержали маккартизм с его «охотой на ведьм».
Ситуация еще больше осложняется тем, что революции порождают потоки беженцев. Стремясь убедить иностранные державы помочь им вернуться на родину, изгнанники обычно описывают леденящие кровь эпизоды злодеяний и преступлений нового государства (которые вполне могут соответствовать действительности), в то же время высказывая предположение, что новый режим легко победить. Французские, русские, китайские, кубинские, иранские и никарагуанские беженцы выступали с подобными утверждениями, чтобы заставить иностранные правительства осуществить интервенцию в их родные страны. Но те, кто последовал их совету, горько пожалели об этом.
Ирония в том, что неопределенность, сопровождающая большинство революций, иногда помогает новому государству выжить. Поскольку иностранные державы не знают, насколько могущественной или привлекательной окажется революционная идея, им не так легко определить, что представляет более серьезную угрозу: сама радикальная перемена или возможность того, что соперники воспользуются хаосом, чтобы улучшить свое положение. Революция во Франции выжила отчасти потому, что ее враги-монархисты с подозрением относились друг к другу и поначалу были больше заинтересованы в захвате новых территорий, чем в возвращении Людовика XVI на престол. Аналогичным образом разногласия между крупными державами и неизвестность относительно долгосрочных намерений большевиков не позволили создать единый фронт против революции в России, что помогло Ленину и его последователям удержать власть.
Однако, вопреки надеждам революционеров и опасениям их противников, большинство революций не порождают ни цепочку аналогичных событий в соседних странах, ни быстрого контрреволюционного переворота. Наиболее типичный итог – затяжная борьба между новым режимом и его противниками, которая заканчивается, когда революционное правительство устраняется от власти, как сандинисты в Никарагуа, или революционные государства умеряют свои амбиции и цели, как это предпочли сделать Советский Союз, коммунистический Китай и исламский Иран.
Эта сложная динамика сегодня со всей очевидностью проявляется в «Исламском государстве». Его лидеры воспринимают внешний мир как враждебное и еретическое окружение, считают, что их противники обречены на крах, и рассматривают свои успехи как начало неотразимого по притягательности транснационального восстания, которое сметет с карты мира нынешние государства. Группа оказалась способна обеспечить безопасность и фундаментальные услуги на контролируемых ею территориях, распространяя свою идеологию в Интернете и сражаясь на суше против слабых оппонентов. Тем временем возможность рекрутировать тысячи иностранных бойцов усиливает озабоченность других стран по поводу привлекательности группы и ее способности вдохновлять на теракты и насильственные действия в других странах. Свидетельства беженцев только усугубляют опасения и стремление уничтожить ИГИЛ до того, как оно окрепнет.
В то же время, как и в случае с предыдущими революционными движениями, усилия по противодействию «Исламскому государству» подрываются противоречивыми целями его противников. И США, и Иран хотят уничтожить «Исламское государство», но не желают допустить усиления друг друга в Ираке. Турция также считает ИГИЛ угрозой, но ненавидит режим Асада и препятствует любым действиям, которые могли бы поддержать курдский национализм. Саудовская Аравия, со своей стороны, считает идейный фундаментализм «Исламского государства» вызовом собственной легитимности, но не меньше опасается влияния Ирана и шиитов. В результате ни одна из этих стран не делает победу над «Исламским государством» своим приоритетом.
Несмотря на склонность к насилию и жестокости, а также сексуальное рабство, в «Исламском государстве» нет ничего принципиально нового. Его характер и влияние удивительно напоминают действия других революционных государств. Мы это уже видели много раз в истории. Но чем это все заканчивается?
Революция не распространяется
Революции распространяются одним из двух способов. Могущественные революционные государства полагаются на завоевания: в 1790-е гг. Франция вела войну против европейских монархий, а после Второй мировой войны Советский Союз установил контроль над Восточной Европой. Однако более слабые могут уповать только на силу вдохновляющего примера. Северная Корея под руководством семьи Ким, Куба при Фиделе Кастро, Эфиопия при временном военно-административном совете «Дерг» (1974–1987, большую часть времени под руководством Менгисту Хайле Мариама. – Ред.), Камбоджа в годы режима «Красных кхмеров», Никарагуа при сандинистах – всем им не хватало мощи для распространения своего общественного строя.
То же самое можно сказать об «Исламском государстве». Советский Союз смог навязать коммунизм Восточной Европе благодаря мощной Красной Армии, тогда как в распоряжении ИГИЛ, по данным американской военной разведки, не больше 30 тыс. солдат, а возможность проецирования силы напрочь отсутствует. Хотя алармисты предостерегают, что «Исламское государство» сегодня контролирует территорию, превышающую по площади Великобританию, большая часть этой земли – бесплодная пустыня. Ежегодно здесь создается товаров и услуг на сумму от 4 до 8 млрд долларов. Иными словами, ВВП ИГИЛ сопоставим с ВВП островного государства Барбадос. Его годовой доход – всего 500 млн долларов или что-то в этом роде, что составляет десятую часть ежегодного бюджета Гарвардского университета, но и этот доход все время уменьшается. «Исламское государство» с его немногочисленным населением и недоразвитой экономикой не имеет ни малейших шансов на превращение в великую державу.
И все же может ли «Исламское государство» подмять под себя слабые соседние страны, такие как Иордания, иракский Курдистан, остальная часть Сирии, или даже захватить часть территории Саудовской Аравии? Очень маловероятно, поскольку «Исламское государство» сталкивается с растущим сопротивлением всякий раз, когда пытается выйти за пределы бесконтрольных суннитских территорий, на которых оно изначально образовалось. И если бы оно осуществило значительную экспансию, более могущественные соседи оказали бы еще более энергичное и скоординированное сопротивление. «Исламское государство» уже заставило Турцию наращивать усилия, направленные на его сдерживание. В частности, Анкара решила наглухо закрыть южную границу, создать буферную зону в северной Сирии и позволить военной авиации США использовать военно-воздушную базу Инджирлик для бомбежек в Ираке и Сирии. Можно уверенно утверждать, что данная группа никогда не завоюет значительную часть земель на Ближнем Востоке, не говоря уже о территориях за его пределами.
«Исламское государство» не распространится и путем заразительного примера. Свержение даже слабого правительства – сложное дело, и революционные движения добиваются успеха лишь в редких случаях. Потребовались две мировые войны, чтобы марксисты закрепились у власти в России и Китае, а «Исламское государство» добилось успеха только потому, что сошлись все звезды: США приняли глупое решение о вторжении в Ирак, иракский премьер Нури аль-Малики управлял страной не слишком мудро, сея рознь между шиитами и суннитами, а Сирия погрузилась в пучину гражданской войны. При отсутствии столь же благоприятной политической конъюнктуры «Исламскому государству» будет трудно повторить в других местах то, что оно сделало в Ираке и Сирии.
Для распространения революции благодаря заразительному примеру также требуются ресурсы, которыми располагают только великие державы. Советский Союз был достаточно могущественным, чтобы субсидировать Коммунистический Интернационал, и спонсировал государства-сателлиты по всему миру, но средней руки революционным державам это не под силу. Иран в течение последних 30 лет поддерживал своих союзников, однако ему еще только предстоит создать хотя бы один успешный клон. «Исламское государство» гораздо слабее Ирана, и его зарубежным филиалам придется для достижения успеха полагаться на собственные ресурсы.
Более того, успешная революция побуждает окрестные государства предпринять шаги к тому, чтобы не допустить у себя повторения революционного сценария. После 1917 г. европейские державы сдерживали угрозу большевизма, пресекая деятельность подпольных революционеров и устраняя причины для недовольства рабочего класса, а Соединенные Штаты помогали делать то же самое в Европе и Азии после Второй мировой войны с помощью «плана Маршалла», в то время как НАТО и аналогичные альянсы в Азии обеспечивали безопасность. Иран, монархии Персидского залива и другие мусульманские правительства уже работают над сдерживанием влияния «Исламского государства», ограничивая приток новых бойцов из-за рубежа, вскрывая каналы финансирования и призывая местные духовные власти оспорить религиозные догмы ИГИЛ. Мусульманские сообщества в Европе и других регионах мира также заняты выработкой противоядия от его идеологии.
Несмотря на эти усилия, отдельные лица все же поддадутся притягательной силе «Исламского государства», но даже ста тысяч новобранцев из-за рубежа недостаточно для изменения баланса в пользу ИГИЛ. Лишь малая толика более чем миллиардного мусульманского населения мира готова подчиняться жестокой внутренней дисциплине. И многие спешащие сегодня влиться в революционные ряды со временем разочаруются и захотят покинуть ИГИЛ – в противном случае их ждет изоляция в пустынной местности без выхода к морю и неспособность начать революцию в других странах.
Конечно, некоторые иностранные бойцы уже вернулись на родину и совершили там теракты. Вдохновленные пропагандой «Исламского государства», иностранцы предприняли так называемые вылазки «одиноких волков» в нескольких странах. Подобные акции будут продолжаться, но они будут слишком редкими и не слишком впечатляющими по масштабу, чтобы привести к свержению какого-либо правительства. По сообщениям The New York Times, с сентября 2014 г. группы или отдельные лица, претендующие на связь с «Исламским государством», убили почти 600 человек за пределами Ирака и Сирии, что представляется небольшим числом по сравнению с 14 тыс. насильственных смертей в Соединенных Штатах за тот же период. Конечно, все эти смерти – трагедия, но насилие в сравнительно небольших масштабах не приведет к экспансии.
Идеология «Исламского государства» будет также ограничивать возможности его роста. Хотя лидеры ИГИЛ считают, что их планы по созданию нового халифата неотразимы, вряд ли они завладеют достаточным числом сердец и умов. Идеалы свободы и равенства, воплощенные в американской и французской революциях, нашли отклик у многих людей по всему миру, да и планы коммунистов по созданию бесклассовой утопии казались привлекательными миллионам рабочих и крестьян. Но пуританская идеология и насильственные методы не находят большого отклика в мире, а планы постоянно расширяющегося халифата противоречат мощной националистической, религиозной и племенной идентичности, которая преобладает на Ближнем Востоке. Использование сетей Твиттер, YouTube или Инстаграм не сделает большинство постулатов более приемлемыми для большинства мусульман, особенно после того как романтический ореол развеется и потенциальные новобранцы узнают, что такое жизнь в «Исламском государстве». В любом случае версия ислама, неприемлемая для большинства мусульман, конечно же, не будет представлять ни малейшего интереса для представителей других религий. Если бы кто-то постарался изобрести революционное кредо, лишенное вселенской привлекательности, ему было бы трудно соперничать с аскетическим и узким мировоззрением «Исламского государства».
Наконец, если оно как движение сможет приобрести влияние за пределами Ирака и Сирии – например, в Ливии, где царит полный хаос, – лидеры группы начнут преследовать собственные корыстные интересы вместо того, чтобы рабски выполнять предписания Аль-Багдади. Внешние наблюдатели часто считают радикальные группы монолитными, особенно если они слишком серьезно относятся к революционной риторике. Однако внутри этих движений обычно начинается внутренняя борьба за власть, как это происходило между жирондистами и якобинцами, большевиками и меньшевиками, сталинистами и троцкистами или между Хрущевым и Мао. Склонность «Исламского государства» расценивать малейшее несогласие как ересь, наказуемую смертью, делает подобные споры неизбежными. На самом деле это уже привело к серьезным ссорам с «Аль-Каидой» и другими экстремистскими группировками.
Подобная оценка, возможно, выглядит слишком оптимистичной. Критики вправе утверждать, что соседние государства более хрупкие, чем может казаться, и что пример «Исламского государства» мог бы пошатнуть основания Дома Сауда, Хашимитского Королевства Иордании или военной диктатуры Египта. С учетом шаткости порядка на Ближнем Востоке и широко распространенного недовольства, ставшего искрой для арабской весны, сможет ли «Исламское государство» быть исключением из общего правила, согласно которому революции редко распространяются?
Исключить нельзя, но этот худший из вообразимых сценариев крайне маловероятен. Если бы радикалам было легко свергать иностранные правительства, это происходило бы гораздо чаще. Действующим властям необязательно иметь особые способности для предотвращения революций. У них есть деньги, организованные силы безопасности, поддержка влиятельных духовных властей и симпатизирующие сторонники за рубежом. По всем этим причинам появление «Исламского государства» не возвещает подъема революционной волны.
Игра в ожидание
Однако тот факт, что долгосрочная цель «Исламского государства» неосуществима, не означает, что ликвидация его будет легкой прогулкой. История учит, что попытка уничтожить ИГИЛ военной силой может легко обернуться против тех, кто ее предпримет. Внешняя интервенция, совершенная Австрией и Пруссией, превратила французских революционеров в опасных радикалов, а вторжение Ирака в Иран в 1980 г. позволило Хомейни и его последователям изгнать и подавить умеренные силы в Исламской Республике. Ленин, Сталин и Мао использовали внешние угрозы для мобилизации населения и упрочения своей власти. По этой причине несколько попыток осуществить контрреволюционный переворот потерпели крах – как в России, так и в Китае. Точно так же агрессивные попытки уничтожить «Исламское государство» могут помочь ему выжить, особенно если военную операцию возглавят США.
Вот почему наилучшей стратегией представляется терпеливое сдерживание. Со временем это движение может распасться из-за собственных проблем и внутреннего раскола. Конечно, такой исход был бы предпочтительнее, но его нельзя гарантировать. К счастью, история также учит, что если «Исламское государство» сумеет выжить, со временем оно станет более или менее нормальным. Революционеры сколько угодно могут фантазировать об изменении мира, пока у них нет реальной власти, но, чтобы выживать длительное время, им придется научиться идти на компромисс в том, что касается идеалов, и становиться более умеренными, даже если они полностью не откажутся от своих первоначальных принципов. Мечты Льва Троцкого о «мировой революции» уступили место «социализму в одной стране» Сталина, а радикальная внутренняя политика Мао сопровождалась сдержанным внешним курсом, чуждым риска. По аналогичной траектории развивался и революционный Иран, проводивший чрезвычайно благоразумную и расчетливую внешнюю политику. В конце концов, остальной мир, включая даже Соединенные Штаты, примирился с существованием этих революционных государств.
Конечно, нормализация не происходит автоматически, и революционные страны не усмиряются, пока другие государства не научат их, что беспощадный экстремизм контрпродуктивен и дорого обойдется. Это значит, что необходимо сдерживать «Исламское государство» в обозримом будущем, пока оно не умерит свой пыл или не откажется полностью от революционных целей. Сдерживание сработало против Советского Союза, аналогичный подход ограничивал влияние Ирана на протяжении более трех десятилетий.
Для успеха политики сдерживания нельзя позволить «Исламскому государству» завоевать другие страны и навязать им собственное радикальное мировоззрение. Поскольку «Исламское государство» слабо, а его ключевые принципы разрушительны, предотвращение дальнейшей экспансии должно быть вполне по силам его соседям, находящимся в наибольшей опасности, при очень умеренной помощи США. Курды, шииты Ирака, Иран, Турция, Иордания, монархии Персидского залива и Израиль не будут сторонними наблюдателями, и любые незначительные победы ИГИЛ вдохновят соседей на то, чтобы более энергично уравновешивать и сдерживать его экспансию.
Вашингтону следует предоставлять разведданные, вооружения и военных инструкторов, чтобы помогать этим странам, но играть как можно менее заметную роль и дать четко и ясно понять, что остановить «Исламское государство» должны преимущественно местные силы. Отсюда следует, что Соединенным Штатам нужно использовать удары с воздуха исключительно для того, чтобы предотвратить экспансию исламистов: если пытаться бомбами заставить их сдаться, это неизбежно приведет к гибели гражданского населения, что только усилит антиамериканские настроения и повысит популярность ИГИЛ.
Региональные игроки, вне всякого сомнения, попытаются перевести стрелки на Америку, чтобы она сделала за них грязную работу. Лидерам США следует вежливо, но твердо отвергнуть подобные предложения и не допускать перекладывания ответственности. «Исламское государство» не представляет непосредственной угрозы для Соединенных Штатов, для поставщиков энергоносителей с Ближнего Востока, Израиля или любых других жизненно важных интересов США, поэтому им не следует отправлять своих солдат сражаться и погибать во имя защиты позиций других стран.
Для успешного сдерживания «Исламского государства» странам Ближнего Востока необходимо не только обезопасить себя от его революционной идеологии. Правительства могут снизить риск заразительного примера ИГИЛ, предприняв энергичные контртеррористические меры. Нужно выслеживать и арестовывать сочувствующих, перекрывать каналы финансирования ИГИЛ и бороться с коррупцией, которая делает «Исламское государство» привлекательной альтернативой. Уважаемым мусульманским авторитетам следует напомнить братьям по вере, что исламская цивилизация достигла наибольшего расцвета не тогда, когда проявляла догматизм и нетерпимость, а когда пыталась объединить разные группы людей. Чтобы лишить «Исламское государство» поддержки местного населения, Вашингтону стоит и дальше настаивать на том, чтобы шиитское правительство в Багдаде проводило более дружественную политику в отношении суннитов.
Соединенным Штатам нужно негласно поощрять подобные усилия и поддерживать их публично, и одновременно избавляться от склонности поучать местные правительства, как им лучше управлять своими странами.
Попытки руководить местной политикой на Ближнем Востоке, предпринимавшиеся американцами в недавнем прошлом, привели к целому ряду постыдных провалов, и лидерам США следует быть скромнее, предлагая сегодня свои рекомендации. Вашингтон может также побудить своих европейских союзников добиваться более глубокой интеграции мусульманских меньшинств, хотя в конечном итоге это полностью на их ответственности.
На самом деле американским политикам нельзя забывать, что чем больше США будут непосредственно участвовать в сдерживании «Исламского государства», тем больше воды они выльют на мельницу пропаганды ИГИЛ о западных крестоносцах и их еретических союзниках в мусульманском мире. Что касается взаимоотношений между разными религиозными группами, то если бы США снова предприняли дорогостоящие усилия по воссозданию сил безопасности Ирака, то оказались бы соучастниками антисуннитской политики, сделавшей «Исламское государство» столь популярным. Тем самым они бы только укрепили лояльность суннитов Ирака и восточной Сирии ИГИЛ.
Любая кампания против «Исламского государства» под руководством Соединенных Штатов также рискует повысить привлекательность ИГИЛ. Если самая могущественная страна мира продолжит настаивать на том, что данная группировка представляет собой серьезную опасность, тогда претензии последней на роль самого верного защитника ислама будут казаться более правдоподобными. Вместо раздувания угрозы, исходящей от ИГИЛ, и подтверждения его пропаганды США лучше относиться к нему как к незначительной проблеме, не заслуживающей большого внимания.
Если Соединенные Штаты возглавят крестовый поход против «Исламского государства», то лишь побудят местные державы продолжать загребать жар чужими руками. Лучшая защита против исламского экстремизма – улучшение качества управления на Ближнем Востоке, но этот трудный процесс даже не начнется, если местные правительства будут думать, что Вашингтон всегда примчится на помощь. Чем больше США станут им помогать, тем меньше у местных игроков останется стимулов навести порядок в собственном доме.
Короче, сдерживание «Исламского государства», вероятно, окажется более успешным, если Соединенные Штаты не станут брать на себя самую тяжелую часть задачи. Политика невмешательства потребует от американских лидеров хладнокровия перед лицом казней путем обезглавливания, терактов, уничтожения архитектурного наследия и других варварских и провокационных действий. Не так легко сохранять подобную дисциплинированность в эпоху двухпартийной политики и круглосуточного телевещания. К тому же такая стратегия противоречит интервенционистским инстинктам большей части американского внешнеполитического истеблишмента.
Но не каждая внешняя трагедия угрожает интересам США, и не все проблемы нужно решать с помощью американской военной силы. Соединенные Штаты допустили грубую ошибку, отреагировав на теракты 11 сентября вторжением в Ирак. Как раз на такую ошибку и рассчитывал Усама бен Ладен, да и «Исламское государство», вне всякого сомнения, только поприветствует еще одну необдуманную интервенцию США на Ближнем Востоке. Повторение той же ошибки было бы совершенно непростительно и хуже любого преступления.
* Запрещено в России.
