«ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКОЕ СООБЩЕСТВО» И ДРУГИЕ СТРАНЫ
Соединенные Штаты теряют – отчасти из-за допущенных стратегических и тактических ошибок – свое превосходство в мире, которое, как казалось после краха Советского Союза, они приобрели на длительную перспективу. США, как и раньше, намного опережают другие государства и еще надолго останутся главной мировой державой, однако говорить о «супердержаве» теперь вряд ли уместно. Завязнув в «войне против терроризма», Америка в значительной степени лишилась той свободы действий, которой обладала раньше.
Страны – члены Европейского союза по-прежнему пытаются без энтузиазма приспособиться к шаткому лидерству Америки, рассчитывая при этом на скорый уход Джорджа Буша. В области внешней политики ЕС все еще в значительной мере зависит от основополагающих отношений с Соединенными Штатами. Ему трудно отмежеваться от «старшего брата», даже когда тот допускает ошибки. С этой точки зрения вступление в Евросоюз новых проамерикански настроенных членов, в частности Польши, более чем компенсировало стремление Германии после ее объединения и устранения советской угрозы несколько отдалиться от Америки.
Европейский союз располагает определенным экономическим потенциалом и, проповедуя отказ от любой формы гегемонии, воздействует на мировое развитие посредством «мягкой силы» (soft power), что очевидно для всякого внимательного наблюдателя. ЕС можно расценивать как один из формирующихся политических центров в многополярном мире, который все больше становится реальностью.
Вместе с тем свобода действий Евросоюза также структурно ограничена, поскольку общеевропейская идентичность еще не сложилась, идет ли речь о политической организации сообщества или о его общекультурных основах. Прогресс в обеих сферах по определению требует времени. Что же касается общеевропейских институтов, то настоящим прорывом по сравнению с Ниццким договором (декабрь 2000 г.) стали компромиссные решения по новому договору, принятые на саммитах в Брюсселе (июнь 2007 г.) и Лисабоне (октябрь 2007 г.). И хотя достигнутый результат вызвал у кого-то разочарование вкупе с ностальгией по европейской Конституции и всей ее атрибутике, он, бесспорно, является шагом вперед.
С точки зрения Запада, или трансатлантического сообщества, самым важным явлением международной жизни на среднесрочную перспективу станет усиление и распространение на политической арене «исламского влияния». Борьба с этим феноменом, представляющим угрозу Западу, в первую очередь Соединенным Штатам, требует от европейских стран значительных усилий.
РОССИЯ, КИТАЙ И ВЕДУЩИЕ СТРАНЫ С ВЫСОКИМИ ТЕМПАМИ РАЗВИТИЯ
Происходит это в момент, когда Россия возвращается на мировую арену, а Китай постепенно превращается в третью экономическую державу планеты и все более открыто заявляет о себе как о политической силе глобального масштаба. Ни Москва, ни Пекин не торопятся принять идеологические ценности Запада. Обе страны представляют собой формирующиеся мировые центры.
Стремление КНР утвердиться в качестве одного из глобальных лидеров проявляется, скажем, в крупных инвестициях в авиастроение и космическую отрасль военного характера, а также во все возрастающей экономической и политической активности в ряде регионов планеты в частности в Африке. Деятельность китайской дипломатии весьма заметна в самых разных странах, порой даже там, где этого трудно было ожидать, как, например, в Сербии или в Восточном Тиморе. Что касается России, то ее вновь обретенный динамизм проявляется везде, где это возможно, в частности в вопросах, связанных с ситуациями вокруг Косово и Ирана.
В сегодняшних обстоятельствах состав постоянных членов Совета Безопасности ООН относительно адекватен. Относительно, так как Великобритания и Франция не являются представителями Европейского союза в Совбезе, а выступают как независимые государства. Адекватен, поскольку было бы трудно обосновать включение в число постоянных членов СБ ООН других неевропейских стран кроме США, России и Китая.
Действительно, к примеру, Япония остается второй экономической державой мира, но до сих пор она либо не захотела, либо не сумела стать независимой в политическом отношении. Чтобы исправить такое положение, Токио необходимо изменить Конституцию, принятую еще при генерале Дугласе Макартуре.
Среди остальных возможных кандидатов на постоянное членство в Совете Безопасности ООН стоит назвать Бразилию и Индию, которые вместе с Россией и Китаем составляют так называемую группу БРИК. Их экономический потенциал весьма велик, но политическое влияние в мире (в особенности Бразилии) ограниченно.
Вообще, Южная Америка по-прежнему является заложницей своего бурного прошлого. Так, после переизбрания президентом Венесуэлы в конце 2006 года Уго Чавес возложил на себя всю полноту власти, намереваясь, возможно, впоследствии провозгласить себя пожизненным лидером. Несмотря на сомнительную экономическую политику Чавеса, дождь из нефтедолларов позволяет ему играть в популизм и преподносить себя как преемника Фиделя Кастро в борьбе с американским империализмом.
Мировым центром XXI века становятся азиатские страны в их совокупности. Вместе с тем сложно предугадать, каким образом удастся разрешить крупные противоречия, существующие, в частности, между Индией, Японией и КНР. Многое будет зависеть от развития ситуации на Корейском полуострове. Благодаря прогрессу в деле урегулирования ядерной проблемы, стало возможным говорить о перспективе нормализации отношений между Вашингтоном и Пхеньяном.
Таким образом, мир становится многополярным и гетерогенным, но в обозримом будущем основные тенденции мирового развития будут связаны, очевидно, с позицией Соединенных Штатов и «исламским влиянием», с построением единой Европы, с возвращением России на мировую арену и с перегруппировкой Азии вокруг Китая как основного полюса. Однако контекст всего этого определяется вопросом о смысле и будущем глобализации.
ГЕТЕРОГЕННОСТЬ И ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: ПОЛИТИКА ПРЕОБЛАДАЕТ НАД ЭКОНОМИКОЙ
Фундамент современной глобализации – это революция в области информационных технологий. Последние позволяют решать такие общемировые проблемы, как распространение оружия массового уничтожения либо отмывание грязных денег. Однако барьером на пути глобализации оказываются национальные чувства, что вызывает недоумение у приверженцев либерального мышления. Хотим мы того или нет, складывающийся миропорядок не единообразен. Если говорить более конкретно, то нет никаких шансов на то, что из шести миллиардов наших современников с американским видением мира согласится хотя бы относительно значимое меньшинство. Новая многополярность гетерогенна.
Сказать, что мироустройство гетерогенно – значит признать, что общественно-политические образования, и особенно на фоне их превращения в самостоятельные полюсы, не разделяют в одинаковой степени ценности, заложенные в эпоху Просвещения и безоговорочно признанные Европейским союзом и США.
Поскольку такая гетерогенность является свершившимся фактом, не стоит удивляться, что западный этноцентризм вызывает отторжение в странах, влияние которых растет благодаря успехам в экономике, как, например, в Китае либо в «самой большой демократии мира» – загадочной Индии. Еще явственнее неприятие западных ценностей проявляется у народов, которые до сих пор не могут разобраться с наследием своего прошлого. В первую очередь это касается арабо-мусульманских стран.
Примерно сто лет тому назад именно гетерогенность, неоднородность мира помешала глобализации и привела к Первой мировой войне. Затем, несмотря на развитие технологий, потребовалось более 70 лет, чтобы (после развала Советского Союза) сложились благоприятные политические условия для новой глобализации. Если предположить, что и она может потерпеть неудачу, то какие факторы способны к этому привести? Очередная неудача опять чревата мировым размежеванием. Раскол после Первой мировой войны был ужасен. Возможен ли менее драматичный сценарий? Я думаю, да. Для начала, например, следует перекрыть каналы свободного передвижения капитала, что технически возможно.
Суть экономической реальности, называемой глобализацией, заключена в финансовой сфере. Свобода перемещения капиталов росла по мере развития информационно-коммуникационных технологий и преодолевала границы, стирая одновременно различия между формами вложения капитала и частной собственности, на которых прежде основывались монетарные системы и экономические теории. 1990-е были отмечены крупными сделками. На фоне появления частных акционерных капиталов (private equity) и хедж-фондов (hedge funds) происходили глубокие изменения в процессах слияния и приобретения компаний, успех которых в большей степени зависел от конъюнктуры на все более нестабильных финансовых рынках. По коммерческим соображениям самые крупные предприятия могут сегодня в одночасье сменить владельцев, оказаться поделенными на несколько более мелких фирм или же, напротив, стать частью большой компании.
Пока подобные процессы, связанные с движением капитала, не выходили за пределы сообщества западных стран, они лишь отчасти затрагивали национальные чувства. Такого понятия, как «экономический патриотизм», не существовало. Но с выдвижением на первый план России, Индии, Китая ситуация может измениться. Так, например, благодаря политике Владимира Путина и, конечно, не без помощи возросших цен на нефть российская экономика восстала из пепла. Появился ряд процветающих промышленных гигантов, которые, как, к примеру, «Роснефть» либо «Русал», выходят или собираются выходить на крупнейшие западные биржи. Эти предприятия обладают значительными ресурсами и способны использовать рыночные и финансовые инструменты для того, чтобы проникнуть в самое сердце западного капитализма. Правила игры в российской экономике отнюдь не прозрачны, но было бы ошибочно видеть руку Кремля за каждой более или менее значимой коммерческой сделкой с участием российских компаний. Так было, в частности, в 2006 году, когда российская «Северсталь» планировала приобрести французскую Arcelor (которую в итоге купил индийский миллиардер Лакшми Миттал).
В 2007-м новый фактор стал оказывать серьезное влияние на мировую экономику. Наряду с традиционной практикой инвестирования государственных средств в ценные бумаги Федерального казначейства США и американские доллары формируются так называемые «суверенные фонды» (государственные), средства в которые поступают из национальных валютных резервов и вкладываются в капитал крупных зарубежных предприятий. При этом следует учитывать, что Китай обладает резервами в 1 200 млрд дол., а валютные запасы России оцениваются в 200 млрд долларов. В политическом смысле эту ситуацию уже не сравнить с семейными финансовыми вложениями шейхов и эмиров из Катара либо Объединенных Арабских Эмиратов.
А вот западным инвесторам вряд ли удастся приобрести в ближайшем будущем значительную долю, а тем более контрольный пакет акций более или менее крупных российских либо китайских предприятий. Таким образом, сложность ситуации обусловлена экономической асимметрией (форма гетерогенности) вкупе с гетерогенностью политической. Одно дело – торговля товарами и услугами, совсем другое – смешивание государственных и частных капиталов и приобретение власти, которую имеет собственник: ведь экономическая власть – прямая дорога к власти политической. С усилением России, Индии, Китая и реальным вступлением этих стран в большую финансовую игру глобализация подвергается первому серьезному испытанию.
ИСЛАМ В ПОЛИТИКЕ
Гетерогенность современного мироустройства особенно отчетливо проявляется на фоне роста и укрепления исламского влияния. 33-дневная ливано-израильская война летом 2006 года привела к тому, что партия «Хезболла» утвердилась в качестве одной из основных политических сил в Ливане. Движение ХАМАС захватило власть в секторе Газа, хотя и оказалось в полной изоляции. Впрочем, и на правом берегу реки Иордан влияние этого движения по-прежнему ощутимо. Поскольку «Хезболла» и ХАМАС пользуются поддержкой Ирана и Сирии, можно сказать, что последним удалось набрать политические очки.
В Ираке ситуация продолжает ухудшаться. Население вынуждено влачить жалкое существование, и уровень жизни объективно снизился даже по сравнению с последними годами правления Саддама Хусейна. Будущее страны, постепенно превратившейся в главный очаг терроризма, крайне туманно.
Ситуация усугубляется тем, что западным странам никак не удается найти совместный подход к решению проблемы и – тем более – выработать общую политическую стратегию. Европа все еще слишком разделена, и это становится особенно очевидным, когда возникает необходимость возразить американскому президенту. Сможет ли новое поколение лидеров трех основных европейских держав (Ангела Меркель, Николя Саркози, Гордон Браун) действовать более решительно? Однако ответ на главный вопрос мы получим, скорее всего, лишь после выборов в Соединенных Штатах в 2008 году.
По мнению США, их союзников и большинства мировых держав, в частности России и Китая, доступ Ирана к ядерному оружию означал бы катастрофическое распространение в регионе средств массового уничтожения. Тегеран утверждает, что именно по этой причине он не собирается переходить через опасную черту. При этом президент Ахмадинежад не упускает случая сделать провокационные заявления в адрес Израиля или пренебречь санкциями ООН. Однако, учитывая, что Иран проявляет определенную готовность сотрудничать с Международным агентством по атомной энергии, можно надеяться на улучшение ситуации.
По всей вероятности, Иран готовится к крупномасштабным переговорам, которые, впрочем, вряд ли возможны, пока Джордж Буш занимает президентское кресло. В центре переговоров наряду с проблемой ядерных технологий могли бы также стоять вопросы о возможности признания Вашингтоном исламского режима, равновесии в регионе и экономическом сотрудничестве. Пока же в ожидании благоприятного стечения обстоятельств Тегеран укрепляет свои позиции: продолжает развивать ядерную программу, усиливает влияние в Ираке, Ливане, Палестине и в целом в шиитском мире.
Несмотря на экономический рост в 8 %, состояние иранской экономики, полностью зависящей от цен на нефть, оставляет желать лучшего. Как ни парадоксально, иранские власти никогда не вкладывали большие средства в переработку нефти. Введение ограничений на потребление топлива вызвало сильное недовольство населения. Некоторые религиозные лидеры открыто подвергли критике иранского президента, а группа экспертов поставила под сомнение эффективность его экономической политики. Ощутимо усилились репрессии против оппозиционеров.
Во внутриполитическом плане Тегеран отнюдь не в состоянии контролировать все источники недовольства и возможных беспорядков. Не случайно иранские стратеги проявляют определенный интерес к «китайской модели»: как и компартия Китая, тегеранские власти понимают, что невозможно бесконечно отрицать любую возможность критики со стороны общественности. Западным странам стоит следить за происходящим и способствовать естественной эволюции иранского режима, вместо того чтобы изолировать его с целью последующего свержения. Ведь неизвестно, что придет ему на смену.
Таким образом, следует наладить отношения с Ираном, а также урегулировать израильско-палестинский конфликт. Опыт американских президентов, вступивших в должность в период после окончания холодной войны – Билла Клинтона и Джорджа Буша-младшего, – показывает: для создания условий, при которых возможно решение ближневосточной проблемы, ею необходимо заниматься с самого начала президентского срока и в сотрудничестве со всеми странами региона. Необходимо также поддерживать стремление арабских стран к демократии, но не в наивном смысле этого слова, как в неоконсервативной идеологии «Большого Ближнего Востока», а хотя бы путем предоставления большего политического пространства тем силам, которые, не имея возможности публично выражать свою позицию, скатываются к радикализму. Ислам в политике не обязательно означает терроризм. В этой области, как и во многих других, стоит опасаться эффекта «самореализующегося пророчества».
ЕВРОПА: РАЗНООБРАЗИЕ И ГЕТЕРОГЕННОСТЬ
У Европы нет «естественных» политических границ. В этой части планеты с размытыми пограничными линиями как нельзя лучше можно продемонстрировать разницу между «разнообразием» и «гетерогенностью».
Остановимся на трех факторах, тесно связанных между собой: расширении ЕС, отношениях с сопредельными странами и проблеме Косово.
Евросоюз явно нуждается в передышке. Теоретически новый договор должен быть ратифицирован всеми 27 странами – членами Европейского союза до 2009 года. Этот документ, подтверждающий основные положения почившей в бозе европейской Конституции, призван усовершенствовать функционирование институтов ЕС. После принятия в это объединение Хорватии следует ожидать замедления или даже замораживания процесса расширения Евросоюза.
Решение начать переговоры о членстве Турции, принятое в 2004-м, было правильным, поскольку Анкара выполнила поставленные перед ней условия, хотя вероятность положительного исхода и представлялась сомнительной. С тех пор проблем только прибавилось. Франция, в частности, заняла непримиримую позицию: присоединение Турции разрушит однородность Европейского союза. Еще до вступления на президентский пост Николя Саркози, чье враждебное отношение к кандидатуре Турции резко снизило шансы на успешное завершение переговоров в обозримом будущем, французский парламент принял закон, предусматривающий наказание за отрицание геноцида армян.
В Анкаре это вызвало волну негодования. Турция почувствовала себя «брошенной» как Европой, так и в какой-то степени Соединенными Штатами (в американском Конгрессе осенью этого года также всерьез обсуждался вопрос о признании геноцида армян. – Ред.). При этом Анкара крайне озабочена проблемой Курдистана, который может стать яблоком раздора между Турцией и США.
Турецкий вопрос важен не только с экономической точки зрения. Фундаментальная суть проблемы лежит в геополитической плоскости. ЕС следует, в частности, избегать любых действий, способных быть истолкованными как «отторжение» Турции, какими бы сложными ни были переговоры об ее вступлении в Евросоюз. Тем более что благополучное разрешение конституционного кризиса, разразившегося накануне президентских выборов летом 2007 года, продемонстрировало, что турецкая демократия достигла зрелости.
Энтузиазм некоторых европейцев по поводу возможного вступления Украины в Европейский союз на следующий день после «оранжевой революции» иссяк прежде всего «благодаря» самим украинцам. Определения «прозападный» и «пророссийский», часто употребляемые в отношении украинских политических сил, должны стоять в кавычках.
К тому же геополитические факторы не являются сейчас водоразделом в борьбе за власть между политическими силами в Украине. Ни вхождение в НАТО, ни выдвижение страны в качестве кандидата на вступление в ЕС не стоят в ближайшей повестке дня. Фактически Украина осознала свой гетерогенный характер по сравнению с Западом и разумно старается утвердиться как жизнеспособное общественно-политическое образование, поддерживающее хорошие отношения как с Европой, так и с Россией. Учась демократии, украинские лидеры демонстрируют умеренный подход. Страна пытается обеспечить свое экономическое развитие, имея обнадеживающие темпы роста на уровне 7 %. Это хорошая новость для стабильности европейского континента в целом.
Российский вопрос более сложен. Москва полагает, что холодная война ушла далеко в прошлое, однако не признаёт себя частью Запада. Западным странам в свою очередь трудно признать гетерогенность их бывшего противника.
Со стороны нелегко судить о том, сможет ли Кремль утверждать свое влияние в форме, более соответствующей западной концепции демократии. Тем не менее есть фактор, вселяющий уверенность. Новая российская элита в достаточной степени консолидирована, а значит, можно ожидать фундаментальной преемственности в политическом курсе после выборов в Государственную думу в декабре 2007 года и в особенности после президентских выборов весной 2008-го. Имя будущего хозяина Кремля в этих условиях не столь принципиально важно. Главное – внутренняя и внешняя политика останутся прежними.
Прохладное отношение Запада и систематическая критика, идущая из-за рубежа, дают повод Владимиру Путину осуждать надменность и неоимпериалистическое отношение западных стран, привлекая тем самым симпатии других «гетерогенных» частей мира. Когда речь идет о стратегических и экономических интересах, он ведет себя так же, как и любой другой глава государства. Не приходится удивляться его враждебности по отношению к намерениям американцев разместить элементы их системы противоракетной обороны в Польше и Чешской Республике. Эти планы напрямую затрагивают российские интересы. Кроме того, помимо двух названных государств, США не сочли нужным посоветоваться ни с одной из европейских стран, большинство которых весьма сдержанно высказались относительно целесообразности данного проекта. Впрочем, это не помешало НАТО в конечном итоге его одобрить.
Отношения между Россией и Западом осложнялись на протяжении всего 2007 года, что проявлялось в различных сферах и по разным поводам. Однако, если мы согласимся с тем, что никто не хочет возвращения холодной войны и что миропорядок может быть одновременно и открытым, и гетерогенным, мы придем к выводу, что в отношениях между Россией и Западом не могут произойти радикальные изменения и реализм, скорее всего, возьмет верх.
Последние месяцы в Европе были отмечены усилением напряженности в связи с необходимостью решить вопрос о статусе Косово. Ошибкой западных стран было то, что они недооценили решимость России. Суть российской позиции такова: не открывайте «ящик Пандоры». В этом Москву поддерживает и Пекин. Косовская проблема касается его в меньшей степени, чем России, но КНР, конечно, проводит параллель с Тайванем.
Можно с полным основанием предположить, что власти Приштины проявят инициативу и в одностороннем порядке провозгласят независимость края. Но, имея лишь ограниченную свободу действия, они едва ли пойдут на самопровозглашение, если зеленый свет не зажгут США и Европейский союз, которые затем признают новое государство. В то же время ни Россия, ни Китай, ни многие другие страны их примеру не последуют. Скорее всего, произойдет цепная реакция – ход событий, не предусмотренный планом Ахтисаари. Хрупкое равновесие Республики Босния и Герцеговина тоже будет нарушено (ее «анклав» – Республика Сербская – также потребует присоединения к Сербии), не говоря уже о Македонии с ее значительным албанским меньшинством. Все это объясняет относительную сдержанность, с какой Вашингтон в конечном итоге реагирует на ситуацию, развитие которой он не смог спрогнозировать.
Благоразумие требует, чтобы на протяжении некоторого времени в данном регионе сохранялся статус-кво и при этом велись активные поиски решения, что позволило бы албанской провинции установить отношения с другими странами и с помощью ЕС обеспечить свой экономический и социальный прогресс. Одновременно необходимо работать над примирением с Сербией. Она тоже к нему стремится. Время может расставить все по своим местам, и если мы не будем торопить события, у нас появится больше шансов на то, что европейское чудо случится вновь.
* * *
Из года в год миропорядок понемногу меняется. Чтобы сохранять объективность, необходимо снова и снова с разных сторон анализировать происходящее. Только так можно надеяться на надежные прогнозы, способные предложить игрокам на мировой арене стратегии достижения договоренностей там, где это возможно.
Заключая, что мир становится многополярным и при этом гетерогенным, мы делаем вывод, который, если он верен, может иметь существенные последствия. Самое важное из них – это возможность компромисса между стремлением к минимальной общей безопасности и неизбежным существованием международной конкуренции, не только политической, но и экономической. Конкуренции, которая не исчезла с наступлением глобализации, а, возможно, даже усилилась. Сегодня остро встает вопрос о пределах глобализации.
Что касается старой мечты о мире, достигнутом посредством господства права и «многостороннего» подхода, она не скоро будет реализована. Тем не менее европейцам ни в коем случае не стоит от нее отказываться. Ведь дело европейской интеграции направлено на претворение в жизнь этой мечты на отдельно взятом кусочке земного шара. Настоящая утопия (впрочем, ее не нужно совсем отбрасывать) – это вера в то, что Европейский союз распространится на всю планету. Конечно, в условиях, которые невозможно представить себе сегодня, например, благодаря будущей технической революции. Какой реванш взяла бы тогда «Старая Европа», чуть не покончившая с собой в XX веке!
