ОРЕЛ И ДРАКОН
Усиление экономического влияния Пекина вызывает в США все большее беспокойство. Прирост экономики в КНР стабильно превышает 9 %, и американцы заявляют, что Китай захватывает их рабочие места, занижает курс юаня путем привязки его к доллару, экспортирует дефляцию, торгуя по заниженным ценам, ущемляет права своих работников ради уменьшения затрат на рабочую силу, не выполняет своих обязательств по отношению к Всемирной торговой организации (ВТО). БЧльшая часть этих обвинений не имеет под собой оснований, но породившее их недопонимание грозит торговой войной, которая в случае ее эскалации способна нанести значительный урон обеим сторонам.
Китай не отбирает у американцев работу, не ведет нечестную торговлю для того, чтобы подорвать экономическую мощь Соединенных Штатов или с помощью экспорта обеспечить себе могущество в глобальном масштабе. На самом деле почти 60 % товаров, ввозимых в США из Китая, произведены фирмами, принадлежащими иностранным компаниям, причем зачастую американским. Под давлением конкуренции эти компании перенесли производство за границу, что позволило им уменьшить себестоимость, предложив тем самым более низкие цены покупателям и более высокие доходы акционерам. Американские импортеры, доминирующие в Китае, такие, как Wal-Mart и Hallmark, имеют достаточно влияния, чтобы добиться от местных поставщиков максимально низких цен. Один только Wal-Mart в 2004 году приобрел китайских товаров на 18 млрд долларов и стал восьмым в ряду крупнейших торговых партнеров Пекина, обойдя Австралию, Канаду и Россию.
Кого же в таком случае следует винить в «экспорте дефляции» и росте китайского экспорта? Американские компании-импортеры, американских потребителей, покупающих их дешевые китайские товары, и акционеров, требующих прибыли. Затяжная экономическая война с Китаем ударит по этим группам как ни по кому другому.
НАЩУПЫВАЯ КАЖДЫЙ КАМЕНЬ
Одно из основных обвинений, предъявляемых Соединенными Штатами Китаю, обусловлено непониманием отношений доллар – юань. Целый хор критиков, начиная с госчиновников и заканчивая руководителями корпораций и профсоюзными лидерами, громит пекинские власти за то, что те занижают курс юаня, привязывая его к доллару, дабы тем самым получить несправедливые экспортные преимущества. По их мнению, эти преимущества и есть основная причина торгового дефицита США в отношениях с Китаем, увеличившегося со 124 млрд долларов в 2003 году до 162 млрд в 2004-м.
Но курс юаня никак не связан с торговым дефицитом США. Последний фиксируется в стране с 1975 года и отражает долгосрочные тенденции в мировой торговле и особенности развития американской экономики. Недавний отчет Министерства финансов США, публикацию которого задержали до окончания выборов 2004-го, снимает с Пекина все обвинения в манипуляции курсом национальной валюты ради приобретения несправедливого преимущества в торговой сфере.
Прежде всего, курс юаня на мировых рынках вовсе не занижен. На самом деле, хотя Китайскую Народную Республику часто обвиняют в экспорте дефляции, можно с такой же легкостью заявить, что она импортирует инфляцию. Цены на ввозимое Китаем сырье резко подскочили. В 2003 году стоимость импортной железной руды, стали и алюминия выросла более чем на треть. К 2004-му Пекин был настолько встревожен возможностью перегрева экономики, что власти предпочли вмешаться и установили административный контроль с целью ограничить тот импорт, который, на их взгляд, и создавал проблему. Если бы не этот шаг, импорт Китая превысил бы его экспорт. Между тем сегодня Пекин может оплатить любые объемы импорта, необходимые ему ради поддержания высоких темпов роста, и при этом оставаться лидером на мировых экспортных рынках.
Видя, что снижение курса привязанного к доллару юаня подрывает конкурентоспособность иены и воны, Япония и Южная Корея, основные азиатские партнеры Китая, присоединились к хору обвинителей. Им, однако, не следует забывать: во время азиатского финансового кризиса 1990-х годов, когда сами Токио и Сеул девальвировали свои валюты, они, напротив, превозносили Пекин, который сохранил привязку юаня к доллару и тем самым предотвратил финансовый обвал по всей Азии. В результате ценой краткосрочного сокращения экспорта Китай надолго обеспечил стабильность своей национальной валюты. Стабильность по-прежнему остается определяющим фактором валютной политики Пекина.
Некоторые критики указывают на огромные инвалютные резервы КНР (возникшие в основном за счет прямых зарубежных инвестиций и активного торгового баланса) как на свидетельство занижения курса юаня. Из подобного рода утверждений следует, что иностранцами, инвестирующими в китайское производство, движут лишь такие факторы, как исключительно дешевые валюта и рабочая сила. Но иностранцы пришли сюда надолго: Китай лидирует по объему национального рынка, и международные корпорации, стремящиеся к мировому лидерству, выбирают именно эту страну.
Проблема не столько в манипулировании валютным курсом со стороны Пекина, сколько в том, что он слишком полагается на государственный контроль над ценами и капиталом. В стране с развитой рыночной экономикой привязывание национальной денежной единицы к доллару и значительная аккумуляция запасов иностранной валюты должны были бы привести к стремительному увеличению денежной массы и росту инфляции. В Китае же такое не происходит, что, по мнению валютных экспертов, обусловлено регулированием как объема производства, так и цен в ключевых секторах экономики. Когда рост валютных ресурсов вызывает увеличение спроса и соответственно постоянное наращивание производства, экономика перегревается, но благодаря контролю ожидаемый рост инфляции не наступает. Ограничения на движение капитала также мешают китайским рынкам капитала полностью приспособиться к лишней ликвидности, вызванной ростом валютного резерва Китая.
Некоторые критики считают, что Пекин должен установить плавающий курс национальной валюты. Но глава Федеральной резервной системы США Алан Гринспен и другие специалисты предупреждают: за таким шагом последует отток вкладов из китайских банков, способный дестабилизировать банковскую систему КНР. В условиях, когда молодые финансовые рынки Китая переживают период огромных перемен и стремительного обновления, а финансовые институты пытаются соблюсти обязательства перед ВТО и открыть эти рынки для иностранной конкуренции к 2007-му, плавающая валюта обернется неприемлемым для китайских лидеров уровнем риска и дестабилизации.
В действительности проблема сегодня заключается в том, что иностранные валютные спекулянты надеются выиграть от ревальвации юаня. Хотя Пекин запрещает свободное движение иностранного капитала через национальную границу, опасаясь, что паника обрушит его непрочные финансовые рынки, он далеко не полностью контролирует капиталы. Инвесторы, уверенные, что ревальвация неизбежна, осуществляют крупные вливания «горячих денег» из-за рубежа. Центральный банк КНР зафиксировал десятки тысяч случаев незаконной валютной торговли. По официальным оценкам, в первые девять месяцев 2004 года из неизвестных зарубежных источников в Китай поступило 120 млрд долларов. Эти деньги в основном превращаются в недвижимость (прежде всего в Шанхае), в акции на Гонконгской бирже либо в краткосрочные ссуды друзьям или бизнесменам, не получающим финансирования от банковской системы. А в это время Центральный банк страны вынужден ради сохранения привязки юаня к доллару скупать иностранную валюту, а затем продавать банкам государственные облигации, дабы нейтрализовать воздействие этой возросшей ликвидности на банковскую систему. В 2004-м китайские валютные резервы увеличились на 206 млрд долларов (причем почти половина этой суммы пришлась на последние три месяца), и Центральный банк, по-видимому, намерен и впредь скупать доллары.
Ныне валютные спекулянты уже не столь уверены в том, что в ближайшем будущем ревальвация в Китае состоится. В начале нынешнего года на офшорных форвардных рынках валют, где инвесторы играют на будущей стоимости юаня, предсказывалось, что в 2005-м юань подорожает на 5–6 %. В середине текущего года там всё еще рассчитывали на 3–4 %. Но форвардные рынки два года подряд ошибались насчет пересмотра валютных паритетов, и непохоже, что они окажутся правы на сей раз. Экономисты крупнейшего гонконгского кредитора – Банка Гонконга и Шанхая – не ожидают повышения стоимости юаня в 2005 году. Гонконгский биржевой индекс Хан Сен, выросший в 2004-м на 13 %, в текущем году до сих пор только снижался, и число сделок с недвижимостью в Шанхае резко пошло на спад. Это означает, что «горячие деньги» начали покидать свои излюбленные рынки.
Китайские лидеры говорят, что их конечная цель – полная конвертируемость юаня, достигнутая за счет «постепенного и безопасного» перехода к более гибкому курсу, и нет причин сомневаться в их искренности. Но пока правительство заявляет, что не поддастся внешнему давлению и не девальвирует юань, поскольку в противном случае инвесторы «горячих денег» могли бы прекратить активную деятельность, предположив, что еще большее давление принудит КНР к новому витку девальвации. Стабильный юань – важное условие успешного управления китайской экономикой. Пекин предпочел увеличить передвижение капитала и воздержаться от введения более гибкого курса.
Международный валютный фонд подверг Китай критике за неверную расстановку приоритетов. В работе, озаглавленной «Стоит ли ставить телегу впереди лошади?», экономисты МВФ утверждают, что либерализация капитала – это менее важная задача, чем введение гибкого курса, который должен стать залогом свободного движения денежных потоков. Но китайские лидеры просто следуют завету Дэн Сяопина: открывать китайскую экономику – значит «переходить реку, нащупывая каждый камень». Осмотрительность и экспериментирование – вот ключевые слова их стратегии. В рамках недавнего ослабления контроля над передвижением капитала у китайских компаний появилась возможность покупать валюту для приобретения иностранных активов за границей, после чего начался бум зарубежных капиталовложений. Сегодня страховые компании получили право инвестировать свои страховые премии за границей, да и простые граждане могут вывозить больше иностранной валюты.
НОВИЧОК В ГРУППЕ
Нападки критиков на Пекин свидетельствуют: ныне мы имеем дело со страной, совсем не похожей на ту, которая за десять лет, предшествовавших ее вступлению в ВТО в 2001 году, настолько снизила тарифные барьеры, что оказалась самой незащищенной экономикой из развивающихся стран. К середине 2002-го Китай отменил или пересмотрел 2 600 актов и положений, не соответствовавших соглашению о его членстве в ВТО, и ввел в действие новые законы по таким вопросам, как, в частности, интеллектуальная собственность.
Пекин очень стремился вступить во Всемирную торговую организацию. С этой целью он принял условия, которые, как выразился Николас Ларди, специалист по Китаю из Института международной экономики, были «настолько обременительными, что шли вразрез с фундаментальными принципами ВТО». В этом смысле особенно показательно согласие Китая на то, чтобы другие члены организации рассматривали его как государство с «нерыночной экономикой». Этот ярлык означает, что странам, которые обвиняют Пекин в демпинге товаров (то есть в продаже по ценам ниже себестоимости), не нужно приводить в качестве доказательства реальные цены на китайском рынке. Достаточно суррогатных цен, действующих в Индии или в другой «рыночной», по оценкам ВТО, стране. По утверждению Американо-китайского совета предпринимателей, подобная схема в лучшем случае произвольна, а в худшем является вопиющей несправедливостью в отношении китайских экспортеров. В последнее время Китай обращался к отдельным торговым партнерам с просьбой отказаться от такого рода классификации, но пока лишь десяток из них дал согласие. США и Европейский союз оказались среди тех, кто сказал «нет».
Разногласия – неотъемлемая составляющая международной торговли, а Китай выступает здесь в роли неопытного новичка. За последние десять лет седьмая часть всех антидемпинговых расследований велась в отношении Поднебесной – больше, чем против любой другой страны мира. США серьезно занялись Китаем в 2004 году. Американская федерация труда – Конгресс производственных профсоюзов подали петицию о введении жестких тарифов на ввозимые из Китая товары, поскольку, по их мнению, нарушение прав работников дает Пекину несправедливые конкурентные преимущества и идет вразрез с торговым законодательством 1974 года. Согласно этому обращению, разница в цене между американскими и китайскими товарами – следствие низких зарплат и ущемления прав рабочих в КНР. К удивлению многих, администрация Буша отклонила петицию, сославшись на общий характер и недостаточную обоснованность содержащихся в ней обвинений, а также предупредив о возможных ответных шагах со стороны Китая. Тогдашний торговый представитель США Роберт Зеллик сказал, что, если бы петиция была пущена в ход, для Соединенных Штатов это обернулось бы экономической изоляцией.
Сегодня также ведутся активные споры о конкретных аспектах китайской торговой практики. 40 % мебели, которая продается в американских магазинах, изготавливается в Китае. В середине 2004-го в ответ на петицию 27 американских производителей мебели правительство заявило, что обложит антидемпинговыми пошлинами продукцию 135 китайских экспортеров, на которых приходится две трети поставляемой в США мебели для спален. Вашингтон разослал китайским экспортерам анкеты с вопросами относительно их ценовой политики. Товары откликнувшихся компаний были обложены пошлиной в 24 %, а не откликнувшихся – в 198 %. Пекин не остался в долгу: 120 китайских компаний пригрозили американской стороне исками. Это, возможно, подтолкнуло Министерство торговли США к понижению средней пошлины до 8,6 %.
Есть некая ирония в утверждениях о том, что низкая стоимость китайских товаров – результат нечестной торговой практики. Пристально изучив вопрос, приходишь к выводу, что в первую очередь это плоды конкуренции, развернувшейся после открытия экономики. Самый очевидный пример – китайская телевизионная промышленность. В рамках плановой экономики во многих провинциях и крупных городах действовали собственные производители телевизоров. С открытием экономики совокупное производство значительно превысило спрос, и развернулась жесточайшая конкуренция. Результатом стала изнурительная ценовая война. Она продолжалась десять лет, и уже на пятом году внутренние цены на цветные телевизоры упали на целых 80 %. Теперь победители гонки расплачиваются за успех: в начале 2004-го Вашингтон обложил антидемпинговыми пошлинами в размере до 78,5 % ввоз китайских телевизоров с диагональю экрана в 21 дюйм (ок. 54 см) и больше.
Если и существуют реальные проблемы в сфере торговой политики Пекина, то они связаны с выполнением им конкретных обязательств. Особенно болезненным вопросом остается беспредел в отношении прав интеллектуальной собственности (пиратство), из-за которого американский бизнес ежегодно теряет 2,5–4 млрд долларов. У Китая есть правильные законы, но нет серьезного желания искоренить контрафакцию в сфере патентов, торговых марок и авторского права или даже прямое воровство брэндов и технологий со стороны собственных компаний. Корень проблемы – в системе наказания: денежные взыскания и тюремные сроки слишком невелики, чтобы эффективно повлиять на ситуацию. Фирмы-пираты воспринимают штрафы как еще одну статью расходов на бизнес. Если бы Китай действительно занялся этой проблемой, то снискал бы гораздо больше доверия при решении других торговых споров.
ТЕКСТИЛЬНЫЙ «ТИГР»
Последнее торговое сражение разыгралось 31 декабря 2004 года по истечении срока действия 30-летнего Соглашения по многоволоконным изделиям (Multifiber Arrangement, MFA), которое устанавливало квоты на экспорт для стран-производителей текстиля. Соглашение не позволяло ни одной из них стать единоличным лидером в глобальной торговле текстилем. В 2003-м Китай доминировал на мировом текстильном рынке с долей, составившей 17 %. По прогнозам ВТО, с отменой квот этот показатель может вырасти к 2007 году до 50 %.
Что дает основания считать, что конкурентоспособность КНР в этой сфере много выше, чем других стран? Во-первых, он уже более двадцати лет реформирует свою текстильную индустрию. Когда в 1980-х начался процесс открытия китайской экономики, гонконгские компании – производители одежды перенесли производство на материковую часть – в город Шеньжень, расположенный в пределах одного паромного переезда. Их примеру последовали компании Тайваня, а за ними – Японии и Южной Кореи. По закону зарубежные инвесторы обязаны были вступать в совместные предприятия с китайскими компаниями, в большинстве своем принадлежавшими государству. К середине 1990-х годов Китай превратился в крупнейшего мирового экспортера текстиля, но избыток выпускаемой продукции представлял для него серьезную проблему. В течение трех лет было остановлено почти десять миллионов станков и более миллиона человек остались без работы. Мощная конкуренция за выход на быстро развивающиеся экспортные рынки между государственными, частными и созданными с привлечением иностранного капитала компаниями имела огромный экономический эффект. По подсчетам Китайской торговой палаты по импорту и экспорту текстиля, только за последние два года местные производители вложили 25 млрд долларов в переоснащение и модернизацию своих мощностей. У КНР есть дополнительные преимущества перед другими странами с дешевым производством: дисциплинированная и высококвалифицированная рабочая сила и выработка собственных натуральных и синтетических волокон. Текстильная индустрия стала в Китае первой отраслью, в которой впервые был задействован Интернет для заключения сделок в режиме онлайн.
Сегодня в КНР 30 тысяч экспортеров текстиля. На долю частных компаний и компаний с участием иностранного капитала приходится около четырех пятых текстильного экспорта. Едва ли найдется более действенный метод, чем применяемый в Китае комплексный подход, при котором интегрированные фабрики, постоянно обеспеченные сырьем, осуществляют прядение, ткачество, окраску, крой и пошив. К тому же такие фабрики имеют дополнительное преимущество в виде доступа к эффективной транспортной сети. В сфере, где победить – значит поставить лучший товар в кратчайшие сроки, Китай, как правило, обходит конкурентов и по качеству, и по скорости. А теперь, с падением курса доллара, Таиланду и Южной Корее трудно соперничать с Китаем и по цене.
Окончание срока действия MFA затронуло все страны – производители текстиля, и сегодня они пытаются защититься от предсказанного наступления китайского товара. Но их опасения преувеличены, по крайней мере в краткосрочной перспективе. Хотя ВТО и предрекает, что к 2007-му Пекин будет контролировать половину мирового рынка, но этот прогноз вряд ли сбудется из-за ограничений, введенных самЧй Всемирной торговой организацией. В качестве платы за вступление Китай предоставил остальным странам – членам ВТО право ввести «протекционистское ограничение», призванное удержать ежегодный рост китайского текстильного импорта на уровне 7,5 %. Ограничение будет действовать до конца 2008 года. Некоторые оговоренные в MFA квоты на отдельные виды товаров, такие, как купальные халаты, бюстгальтеры и трикотаж, были отменены в 2002-м, но вскоре Министерство торговли США установило «протекционистские» лимиты в связи с жалобами американских производителей на то, что обилие китайских товаров подрывает американский рынок.
Еще до истечения срока действия MFA администрация Буша решила принять жесткие меры, чтобы ограничить ожидаемый приток китайской текстильной продукции. Незадолго до президентских выборов в ноябре прошлого года заместитель министра торговли заявил, что введение защитных квот может быть продиктовано угрозой подрыва рынка, а не только являться его следствием. Американские производители текстиля не замедлили выступить с девятью петициями, «связанными с существующей угрозой» и направленными на ограничение ввоза брюк, сорочек и нижнего белья. В качестве ответного удара американские импортеры текстиля подали иск в Суд США по вопросам международной торговли. В конце декабря 2004 года этот суд вынес временное постановление, запрещающее администрации рассматривать петиции, поскольку речь в них шла не более чем об угрозе. Между тем одно только предложение Вашингтона обусловить введение защитных мер не реальным, а возможным подрывом рынка привело к эскалации борьбы за первенство на мировом текстильном рынке и вызвало гнев китайцев, обвиняющих Соединенные Штаты в нарушении принципов свободной торговли.
Пекин прекрасно знает, что другие страны в ужасе ожидают «пришествия» китайского текстиля. Он уже пробовал уменьшить напряжение, введя собственный налог в размере от 2 до 6 центов на экспорт пальто, юбок, сорочек, пижам и нижнего белья. Хотя многие зарубежные обозреватели сочли этот шаг чисто формальным жестом, призванным успокоить критиков, результаты его будут весьма заметны, так как налог распространяется на 60 % всей экспортируемой Китаем одежды. В КНР существуют тысячи мелких производителей текстильной продукции с низкой добавленной стоимостью (то есть стоимостью, добавленной в результате обработки. – Ред.). Экспортируя значительные объемы дешевых товаров, они получают скромные 3 % дохода, а то и меньше. Из-за нового налога многие из них потеряют бЧльшую часть прибыли или лишатся ее вовсе. Но этот факт вряд ли повлияет на поведение лидеров других стран, испытывающих огромное давление в пользу расширения системы квот любыми средствами. С другой стороны, Китай не может обвинять другие страны в том, что те применяют защитные ограничения, поскольку, соглашаясь на эту меру, понимал, к чему она приведет.
В данное время идет настоящая война за статус мирового поставщика хлопчатобумажных брюк, сорочек и белья – текстильных товаров с низкой добавленной стоимостью. Но было бы ошибкой считать, что в ней участвуют только две стороны – США и КНР. В самой Америке производители текстиля при поддержке правительства сражаются с импортерами китайской продукции. Каждый лагерь приводит доводы в защиту своей позиции. Производители указывают на то, что в январе 2005 года импорт китайских брюк и сорочек вырос в пределах от 249 до 1 081 %. Импортеры ссылаются на данные, согласно которым общий объем экспорта китайского текстиля повысился за тот же период всего на 28 %. По словам импортеров, апеллируя к огромным показателям роста, производители на самом деле преувеличивают их значение, поскольку до нынешнего года квота на ввоз хлопчатобумажных изделий была исключительно низкой (3 %). Они утверждают также, что истинную картину отражает лишь совокупный рост текстильного импорта после окончания действия квоты. Реальная ситуация заключается в том, что импорт одежды из Китая вырос на 28 %, а из Иордании – на 69 %; объем экспорта из небольших центральноамериканских стран – Гватемалы, Гондураса и Сальвадора, которые, по прогнозам, должны были стать первыми жертвами китайского наступления, – увеличился на 20 %, а то и больше.
Одновременно в Поднебесной между 30 тысячами экспортеров текстиля идет другая битва. За последние пять лет конкуренция уже привела к 30-процентному снижению его средней стоимости. Компании, не имеющие финансирования или надежных поставок сырья, оказались в уязвимом положении, равно как и некрупные фирмы, которым труднее реагировать на изменения рынка и не всегда по карману новые вывозные пошлины. Один китайский экспортер с большим опытом предсказывает, что половина мелких компаний с объемом экспорта 1 млн долларов и менее пойдут ко дну. Крупные китайские экспортеры также жалуются на то, что американские компании, занимающиеся розничной торговлей одеждой, отменяют долгосрочные заказы, опасаясь повторного введения квот на эту китайскую продукцию. В марте один из ведущих китайских экспортеров – компания Guangdong Textiles Import and Export Group сообщила, что из-за отмены заказов ее экспорт в США в прошлом году вырос всего на 3 %.
5 апреля 2005 года администрация Буша начала нешуточную атаку на китайский импорт. Ее межведомственный Комитет по реализации текстильных соглашений решил не дожидаться, пока представители текстильной индустрии подадут петицию о защите. Впервые в истории администрация сама инициировала защитные меры против Китая в рамках соглашения с ВТО. Цель кабинета – выяснить, наносит ли ущерб американскому рынку «значительное увеличение импорта» китайских хлопчатобумажных брюк (на 1 500 %), трикотажных сорочек и блузок (на 1 250 %) и хлопчатобумажного и синтетического белья (на 300 %). Хотя это лишь предварительные показатели за первый квартал 2005-го, администрация уверена, что с их помощью ей удастся доказать факт подрыва рынка и, следовательно, необходимость введения квот. Как сказал министр торговли Карлос Гутьеррес, «свободная торговля должна быть справедливой, и мы будем добиваться того, чтобы американские производители и рабочие могли соревноваться с другими странами в равной конкурентной борьбе». Ирония ситуации состоит в том, что в конечном итоге защищены будут не столько американские производители и рабочие, сколько другие страны – экспортеры текстиля, которые мгновенно заполнят любые ниши, оставленные китайцами.
СЕРЬЕЗНОЕ НЕДОВОЛЬСТВО ИЛИ ТОРГОВАЯ ВОЙНА?
Подобные столкновения происходят одновременно с ростом беспокойства по поводу усиления экономического влияния Китая в мире. Чтобы обеспечить себя природными ресурсами, Пекин выработал стратегию «бизнес без границ», согласно которой он предпочитает иметь дело непосредственно с теми или иными источниками сырья, вместо того чтобы полагаться на мировой рынок. Сегодня китайским компаниям разрешено напрямую инвестировать в развитие зарубежных производителей, объединяя тем самым производства с целью обеспечить наличие необходимого им сырья. За последнее время Пекин подписал договоренности, позволяющие ему инвестировать в производственные мощности Алжира, Канады, Габона и Судана (нефть), Ирана и Саудовской Аравии (природный газ), Австралии, Бразилии, Ямайки, Папуа – Новой Гвинеи, Перу и Замбии (горная промышленность). Есть информация, что КНР пытается приобрести Noranda – крупнейшую горно-добывающую компанию Канады – за 5,5 млрд долларов.
Недавно крупнейший китайский производитель компьютеров компания Lenovo Group приобрела подразделение корпорации IBM по производству персональных компьютеров. Этот факт иллюстрирует еще один аспект политики, осуществляемой Пекином по принципу «бизнес без границ»: китайцы должны осваивать навыки, требующиеся для управления компанией глобального уровня, причем при необходимости следует купить в этих целях процветающую межнациональную корпорацию, такую, как IBM. Подобный шаг является также способом быстро повысить узнаваемость брэнда в мире, что до сих пор является проблемой для китайских компаний. Сделка оказала огромное психологическое воздействие на американцев – ведь IBM была символом американского бизнеса на протяжении полувека. Хотя продажа, судя по всему, не подразумевает объемной передачи Китаю новых технологий, a производство персональных компьютеров уже не приносило IBM доходов, американские политики, опасающиеся перспективы получения Китаем контроля над стратегическими активами и технологиями, отнеслись к сделке настороженно. (Однако вашингтонский Комитет по зарубежным инвестициям в США постановил, что в данном случае эти опасения безосновательны, и дал добро на продолжение процесса продажи.) Сделка между IBM и Lenovo Group стоимостью 1,76 млрд долларов – это лишь один из растущего числа договоров о приобретении американского бизнеса китайскими компаниями. В 2003 году китайцы потратили на покупку иностранных компаний почти 3 млрд долларов, в 2004-м – 7 млрд, а прогноз на 2005 год составляет 14 млрд долларов.
Вашингтон тоже озабочен состоянием общего баланса сил в Восточной Азии. И Китай, и Япония все настойчивее наращивают свое влияние, Тайвань же оказался в эпицентре усиливающейся напряженности. Токио усугубил и без того неспокойную обстановку, вслед за Вашингтоном возведя тайваньский вопрос в ранг стратегического. Премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао возразил на это, что «решение тайваньского вопроса – дело сугубо внутреннее, не терпящее никакого внешнего вмешательства». Президент Буш решительно отреагировал на данное заявление, предупредив европейских лидеров о том, что снятие эмбарго ЕС на поставку оружия в КНР «может изменить баланс отношений между Китаем и Тайванем».
В ходе недавнего визита в регион госсекретарь Кондолиза Райс неоднократно повторила позицию США по этим вопросам и от лица Вашингтона выразила огорчение в связи с тем, что Китаю не удалось убедить Северную Корею возобновить шестисторонние переговоры о ее ядерном оружии. Суть и стиль прямолинейных заявлений Райс были встречены без особого восторга в этом регионе, где нельзя уронить достоинство и где открытая конфронтация мало способствует взаимопониманию. В условиях усиливающейся интеграции мирового сообщества подобные коллизии станут еще более частым явлением. Чтобы избежать тотальной торговой войны, американский орел и китайский дракон должны научиться уважать противоположные мнения и искать точки соприкосновения при разрешении споров.
Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs №4 за 2005 год.
