11.04.2017
Россия, Китай и «баланс зависимости» в Большой Евразии
Валдайские записки
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Гленн Дисэн

Профессор Университета Юго-Восточной Норвегии.

Теория политического реализма гласит, что проекты региональной интеграции устойчивы лишь в том случае, когда соблюдается «баланс зависимости». Взаимовы­годное сотрудничество приводит к формированию баланса сил, который не позволит одной из сторон оспаривать существующий статус-кво. В век все более разрушитель­ных вооружений и усиливающейся экономической взаимозависимости страны зача­стую добиваются превосходства за счет асимметричной экономической зависимости[1]. Асимметричная взаимозависимость – или нарушение «баланса зависимости» – дает возможность менее зависимому государству устанавливать благоприятные для себя экономические условия и получать политические уступки от партнера[2]. Таким обра­зом, государства усиливают свое влияние путем нарушения симметрии в экономиче­ской взаимозависимости с партнерами. Государство может уменьшить зависимость от партнера диверсифицировав систему своих союзов или усилив контроль над стра­тегическими рынками.

Многовековое геоэкономическое доминирование западных государств являет­ся результатом установления асимметричной взаимозависимости с другими странами мира. Это произошло за счет наращивания контроля Запада над стратегическими рын­ками, транспортными коридорами и финансовыми институтами. После распада Мон­гольской империи исчезли транспортные коридоры древнего Шелкового пути, стиму­лировавшие торговлю и экономический рост. С начала XVI века главенствующую роль в международных отношениях стали играть западные морские державы путем установ­ления контроля над основными морскими транспортными коридорами и формирования «торговых империй». Ведущие морские державы, такие как Великобритания, историче­ски поддерживали принципы свободной торговли, поскольку за счет контроля над торго­выми путями их выгоды заметно превосходили издержки [3]. На этом стратегическом мыш­лении основывалась стратегия господства на морях, разработанная Альфредом Мэхэном в конце XIX века. В свою очередь это мышление послужило фундаментом для постепен­ного становления США в качестве военно-морской державы, которая обеспечивала свою безопасность и экономическое могущество за счет контроля над океанами и окраинами евразийского континента [4]. После Второй мировой войны США стали лидирующей геоэ­кономической державой в мире. Свое лидерство Вашингтон обеспечил созданием систе­мы бреттонвудских институтов и контролем над стратегическими рынками, ресурсами и транспортными коридорами. Главным соперником США стал Советский Союз – комму­нистическое государство, отгородившееся от мирового рынка и по этой причине непод­властное экономическому диктату Америки.

После краха коммунизма перед Россией вновь встали вопросы экономической интеграции и модернизации. С одной стороны, потребности экономического раз­вития и процветания диктовали необходимость интеграции с Западом – экономи­ческим стержнем системы международных отношений. С другой стороны, включе­ние в западные экономические структуры и систему ценностей западных государств оказалось нежизнеспособной альтернативой – асимметрия экономического балан­са сил снижала российское влияние и самостоятельность. Планы Москвы по созда­нию общего политического, экономического и оборонного пространства в Европе – «Общего европейского дома» – показывают, в каком затруднительном положении она оказалась. После окончания холодной войны Запад поддерживал лишь те европейские организации, которые могли бы в перспективе увеличить его коллективную перего­ворную силу с тем, чтобы экономическая интеграция не привела к наращиванию рос­сийского политического капитала.

Единственное жизнеспособное решение этой дилеммы для России – становление в качестве евразийской державы, формирующей Большую Евразию, и диверсификация своих связей во избежание чрезмерной зависимости от Запада. Параллельно с этим Рос­сии необходимо наращивать влияние на конкурентных стратегических рынках, усиливать позиции в производственных цепочках, в транспортных коридорах и международных фи­нансовых организациях. Для формирования Большой Евразии России необходимо стра­тегическое партнерство с Китаем. Вместе с тем, Москве нужно вынести правильные уро­ки из неудачного опыта создания Большой Европы, чтобы не допустить повторения тех же ошибок в отношениях с экономически более сильным Китаем. Зарождающееся стратеги­ческое партнерство Москвы и Пекина в определенной степени парадоксально, поскольку устойчивость проекта «Большой Евразии» требует, чтобы Москва могла создать жизнеспо­собный противовес Китаю. В обратном случае, возникающая асимметричная взаимоза­висимость создаст для Китая соблазн потребовать политических уступок. В долгосрочной перспективе это сделает подобное партнерство невыгодным для России. Для создания жизнеспособной системы Большой Евразии необходимо «мягкое» уравновешивание Ки­тая, которое подразумевает создание балансира и недопущение возникновения игр с ну­левой суммой, которые положили конец проекту «Большой Европы».

Уроки неудачного опыта создания «Большой Европы»

Амбициозный проект региональной интеграции Москвы под названием «Боль­шая Европа» потерпел неудачу вследствие неспособности создать противовес зависи­мости внутри Европы. Инициатива Москвы по созданию Большой Европы была наце­лена на пропорциональное представительство за европейским столом – это позволило бы России извлекать преимущества в силу масштаба своей территории. Однако россий­ский проект напрямую противоречил инициативе ЕС по созданию «Расширенной Евро­пы», а также соответствующим планам НАТО, которые подразумевали сотрудничество с Россией в рамках формата 28+1. Это позволяло Западу максимально использовать свою коллективную переговорную силу. Возникшие впоследствии асимметричные партнер­ства подавались как многосторонние форматы, однако фактически воплощали принцип односторонности и были нацелены на создание системы взаимозависимости, позволяющей Западу наращивать свое влияние. Со временем развивается концепция «сотруд­ничества» в рамках формата учитель-ученик и ведущий-ведомый, где Россию вынужда­ют согласиться на односторонние уступки. На фоне попыток ЕС и НАТО наращивать свою коллективную переговорную силу путем расширения сферы влияния на восток новый статус-кво в отношениях с Россией не мог быть установлен. Впоследствии «европейская интеграция» превратилась в геостратегический проект с «нулевой суммой», где концеп­ция географического соседства по сути подразумевала «цивилизационный выбор».

Российский проект «Большая Европа» был изначально противоречив и обречен на провал. Политика исключительной приверженности идеалу единой Европы при игно­рировании партнеров в Азии лишила Россию переговорной силы, необходимой при согла­совании более благоприятного формата взаимодействия с Европой. Бжезинский отмечал, что Запад был «единственным выбором России, пусть и тактическим, и это предостави­ло ему стратегические возможности и создало предпосылки для поэтапной геополити­ческой экспансии западного сообщества вглубь евразийского континента» [5]. Б.Н. Ельцин де-факто согласился в конце 1990-х годов с тем, что Запад использовал одновекторную западно-центричную политику России в своих интересах, при этом Москва не получала ничего взамен. Разочаровавшись в Западе, он призвал диверсифицировать направления сотрудничества и превратить Россию в евразийскую державу. Однако евразийские амби­ции обернулись повторением геополитического опыта прошлого и не привели к пере­смотру концепции евразийства с позиций геоэкономики.

В.В. Путин, придя к власти, начал активно использовать экономические инструмен­ты государственного управления как основу для восстановления мощи и влияния России. Возвращение под государственный контроль энергетических ресурсов стало гарантией того, что стратегические отрасли промышленности России будут работать на благо го­сударства, а не олигархов, использовавших их для контроля над правительством и поль­зовавшихся все большим покровительством со стороны Запада. План Путина заключал­ся втом, чтобы превратить Россию в энергетическую сверхдержаву, что дало бы Москве рычаги влияния на переговорах о реализации проекта «Большой Европы». В Энергети­ческой стратегии России до 2030 года подчеркивается цель использования энергетиче­ских ресурсов страны для обеспечения своих интересов и возрождения влияния в Европе и в международных отношениях в целом [6]. Вместе с тем, непропорциональная экономи­ческая зависимость от связей с европейскими государствами не давала отойти от устояв­шегося курса и отказаться от идеи Большой Европы.

Зависимость от России в энергетической сфере встречала последовательное и энергичное сопротивление в Европе, что мешало формированию прочного фундамен­та для реализации проекта единой Европы. В то время как ЕС все больше зависел от Рос­сии как поставщика энергоресурсов, Россия не меньше, если не больше, зависела от ЕС как потребителя энергоресурсов. Эта симметрия взаимозависимых отношений означа­ла, что Россия не сможет добиться существенных политических уступок. Поскольку Запад оставался единственным выбором России, в Европе все больше утверждались структуры сотрудничества с «нулевой суммой». При этом снижавшееся влияние России на транзит­ные страны рассматривалось как способ сокращения российского влияния на континен­те. Европейская политика Восточного партнерства и Соглашения об ассоциированном членстве стали отражением стремления ЕС в одностороннем порядке вовлечь «общих со­седей» в эксклюзивные договоренности. Проект «Большой Европы» провалился, когда За­пад поддержал переворот в Киеве, воспользовавшись недовольством граждан Украины уровнем внутренней коррупции с целью втянуть Украину в евроатлантическую орбиту. В то же время попытки ослабить российскую экономику санкциями не распространялись на энергетику, поскольку Запад понимал симметрию в энергетической взаимозависимо­сти между потребителем и поставщиком.

Выходом из сложившегося тупика для России может стать развитие сотрудничест­ва с азиатскими странами. Россия постепенно улучшала экономические связи с возвыша­ющимися державами Востока на протяжении 2000-х годов, однако западно-центричная внешняя политика во многом сдерживала необходимый импульс для новых ориентиров. Китай и Иран опасались амбиций России по поводу создания Большой Европы, что прев­ратило их в перспективные козыри Москвы для торга c Западом.

Как справедливо отмечает С.А. Караганов, развитие связей с азиатскими возвыша­ющимися державами считалось унизительным и наносящим ущерб геоэкономическо­му потенциалу России из-за «иллюзий о возможности плавной интеграции с Западом [7]». Бывший министр иностранных дел России Игорь Иванов, ранее активно продвигавший идею Большой Европы, признает, что эту ошибочную инициативу следует заменить более жизнеспособным и реализуемым для России проектом «Большой Евразии» [8].

Концепция «Большой Евразии»: Россия как преемница Монгольской империи

Евразийский континент представляет собой парадоксальное явление: на его долю приходится большая часть мирового населения, полезных ископаемых и ВВП, при этом здесь практически не развиты экономические связи, слабая материальная инфраструктура и механизмы сотрудничества. Управление морских держав евразийским континентом с его периферии на протяжении пяти веков поставило Россию в уязвимое положение, по­скольку она оказалась одновременно на окраине Европы и Восточной Азии. Геоэкономи­ческая слабость России – следствие неспособности извлекать выгоду из своих огромных просторов путем развития экономических связей со странами в самом сердце Евразии. Россия могла бы сместить в свою пользу симметрию взаимозависимости, став преемни­цей Монгольской империи и связав между собой страны огромного евразийского конти­нента. Россия могла бы снизить зависимость от любого государства или региона, тогда как зависимость ее партнеров от нее самой увеличилась бы в силу их потребности в тран­спортном коридоре.

Историческое британско-российское соперничество за доминирование в мире, по большому счету, сводилось к конкуренции за получение конкурентных преимуществ управления Евразией – из центра в качестве сухопутной державы или с периферии в ка­честве морской державы. Соперничество еще больше усилилось к середине XIX века, ког­да Великобритания нанесла поражение Китаю в ходе Опиумных войн и установила свое привилегированное военно-экономическое присутствие вдоль восточного побережья Евразии. Воспользовавшись слабостью Китая, Россия присвоила более 1,5 миллионов квадратных километров китайской территории вдоль тихоокеанского побережья по ито­гам так называемых «неравных договоров». Быстрая территориальная экспансия Рос­сии на восток породила опасения Великобритании о том, что Москва может стать преем­ницей Монгольской империи и обратить вспять военно-экономические преимущества морских держав. Х. Маккиндер отмечал, что преимущества морской державы временны, так как появляются новые технологии сухопутного транспорта:

Похоже, что паровой двигатель и Суэцкий канал увеличили мобиль­ность морской державы относительно сухопутной державы. Железные дороги, в основном, обслуживали торговлю, идущую по морям и океанам. Однако сегод­ня трансконтинентальные железные дороги меняют условия игры для сухо­путной державы, и нигде они не могут быть более действенными, чем в замкну­том пространстве Евразии[9].

Предсказания Макиндера не исполнились, поскольку российская геоэкономика пришла в запустение в эпоху коммунизма и разделений «холодной войны». Государст­венное управление в экономике фактически отсутствовало при советской власти, а воен­ный и идеологический раскол препятствовал развитию экономических связей в Евразии.

Мир серьезно изменился после краха коммунистической идеологии. Это дало России еще одну возможность наладить экономические связи в Евразии. Геоэкономи­ка больше не является прерогативой Запада, поскольку перераспределение силы в мире и подъем Азии создает условия для построения альтернативных транспортных коридо­ров и механизмов сотрудничества. В последние годы большинство крупных экономик в Евразии выступили с разными интеграционными инициативами. В этой связи, новая российская концепция евразийства должна отмежеваться от прежних представлений, связанных с отсталой милитаризованной геополитикой и имперским перенапряжением сил. Новая геоэкономическая концепция евразийства должна быть нацелена на осущест­вление избирательной евразийской интеграции, чтобы сделать Россию главной движу­щей силой модернизации и глобализации. Главное отличие пересмотренной концепции евразийства должно заключаться в признании того, что у России нет ни возможностей, ни намерения господствовать на евразийском континенте. Создание жизнеспособных партнерств с евразийскими державами критически важно для реализации проекта сба­лансированной и функциональной Большой Евразии.

Китай как незаменимый партнер России в Большой Евразии 

Китай представляется главным партнером России в формировании Большой Ев­разии в силу его потенциала и готовности оспаривать систему международных отноше­ний, во главе которой стоят США. Стратегическое партнерство между Китаем и Россией необходимо для любого формата Большой Евразии, так как этот тандем включает круп­нейшего в мире производителя энергоносителей и крупнейшего их потребителя, лидера мировой торговли и континентальную державу, способную выступать в качестве связую­щего моста между разными частями континента. В последние годы Китай и Россия стали главными противниками однополярного мира, наращивая свои золотовалютные резер­вы, внедряя использование региональных валют и создавая новые финансовые и эконо­мические институты, такие как БРИКС, Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) и Евразийский экономический союз (ЕЭС).

Экономическое чудо Китая дает России возможность сделать проект «Боль­шой Евразии» жизнеспособной геоэкономической инициативой. Поражение Ки­тая в Опиумных войнах в середине XIX века помешало Китаю стать могуществен­ной мировой экономической державой и ознаменовало начало «века унижения». Первоначально реализация стратегии внутриэкономического развития, начавшаяся в 1970-х годах, проходила под прикрытием «мирного подъема», чтобы не вызывать ни у кого негативной реакции. Эта стратегия сменилась открытым вызовом миро­вому порядку под руководством США после запуска в 2013 году проекта «Шелково­го пути», известного также как инициатива «Один пояс, один путь». Амбиции Ки­тая по возрождению древнего Шелкового пути посредством развития сухопутной инфраструктуры и морских транспортных путей должны финансироваться финан­совыми организациями во главе с Китаем, при этом расчеты должны происходить в юане, который получает все большее признание в мире. После поддержанного За­падом переворота на Украине и последовавших взаимных санкций экономическая интеграция Китая с Россией усилилась. Первоначально было объявлено о проекте строительства трубопровода «Сила Сибири» стоимостью 400 миллиардов долларов, а также о совместных проектах по созданию транспортной инфраструктуры, при­чем их финансирование предполагалось проводить в местных валютах. Были также разработаны новые механизмы сотрудничества путем создания совместных меж­дународных институтов, финансовых учреждений, платежных систем, рейтинговых агентств и валютных свопов.

Однако новая российская политика переориентации на Азию вновь начала про­исходить в ущерб региональному балансу зависимости: на смену Европе в одновек­торной внешней политике России пришел Китай, на которого была сделана слишком большая ставка. Асимметричное экономическое могущество России и Китая в прош­лом смягчалось диверсификацией связей. Отмена проекта строительства трубопровода Ангарск-Дацин в пользу Восточного трубопровода (ВСТО) наглядно продемонстрировала попытки Москвы поддержать региональный баланс зависимости. Министр иностранных дел России Сергей Лавров определил роль России в Азии как важного стабилизирующе­го фактора для создания «подлинно стабильного равновесия сил» [10]. Излишняя зависи­мость от Китая может подорвать нейтралитет России в отношении противоречий КНР с Японией, что отрицательно скажется на российско-японских связях и еще больше усу­губит ее зависимость от Пекина. Растущее влияние Китая в Средней Азии и на россий­ском Дальнем Востоке также вызывает озабоченность в Москве. Другими словами, про­стой перенос однобокой политики в Европе на отношения с Китаем может привести Россию к очередному невыносимому и неустойчивому асимметричному партнерству. Россия может согласиться с экономическим лидерством Китая как с неизбежной реаль­ностью, но ей следует не допустить доминирование Китая.

Евразийский баланс зависимости

Для создания устойчивого стратегического партнерства с Китаем необходима стратегия «мягкого» балансирования и налаживание двусторонних выгодных эконо­мических связей. Простое воспроизведение жесткой балансировки и структур с «нуле­вой суммой», как это случилось в Европе, приведет проект создания Большой Евразии к тому же провалу, который постиг проект «Большой Европы». Мягкое балансирование подразумевает признание геоэкономического лидерства Китая при недопущении ки­тайской гегемонии. Эти условия могут быть реализованы посредством: 1) диверсифи­кации партнерства, что поможет обеспечить выгоды от этого партнерства его участни­кам за счет эффекта масштаба; 2) развития эксклюзивных институтов для получения коллективных переговорных преимуществ по отношению к Китаю, которые также будут выгодны и Пекину; и 3) создания многосторонних организаций при участии Китая, ко­торые также будут включать и другие крупные державы, что будет способствовать под­держанию внутреннего баланса сил.

Во-первых, диверсификация партнерств в северо-восточной Азии необходима Рос­сии, поскольку модернизация российского Дальнего Востока позволит максимизировать эффект масштаба. Сеул и Токио больше других заинтересованы в том, чтобы участвовать в энергетических и транспортных проектах России в регионе, которые будутдешевле в ка­честве ответвлений к более масштабным проектам создания материальной инфраструк­туры и экономических связей между Россией и Китаем. Китай не только не препятствует реализации планов России по развитию Дальнего Востока, но и стал крупным спонсором и участником инфраструктурных проектов российского тихоокеанского побережья . «Не­равные договоры» середины XIX века лишили две северо-восточные провинции Китая Хэйлунцзян и Цзилинь выхода к морю, и Пекин видит в модернизации российских тихо­океанских портов и установлении с ними связей возможность улучшить экономическую конкурентоспособность своих провинций. Параллельно с этим наращиваются экономи­ческие связи России с Южной Кореей и Японией. На Восточном экономическом фору­ме, прошедшем в сентябре 2016 года во Владивостоке, было подписано несколько эконо­мических соглашений с Сеулом. Сотрудничеству способствует тот факт, что собственная концепция Южной Кореи в отношении Евразийской интеграции пересекается с плана­ми России, и корейское предложение подписать Соглашение о свободной торговле (ССТ) с Евразийским экономическим союзом (ЕЭС) служит позитивным сигналом. Кроме того, в декабре 2016 года было подписано соглашение с Японией о совместном экономическом развитии Южных Курильских островов.

Во-вторых, ЕЭС является важным инструментом России для укрепления коллек­тивных переговорных позиций и восстановления симметрии в отношениях как с Кита­ем, так и сЕС. Институционализация привилегированного положения России в Средней Азии с целью уравновешивания экономического могущества Китая является необходи­мой для установления равновесия в этом регионе. Поддержки Китая, не являющегося членом ЕЭС, по этому вопросу можно добиться путем предложения материальных выгод взамен на те, которые доступны участникам Союза. Общая таможенная зона, стандар­ты и законодательство внутри ЕЭС упрощают доступ к региону и его рынку, а главное – увеличивают привлекательность данного региона для транзита, поскольку имеется лишь одна таможенная зона между Китаем и ЕС.

В-третьих, совместные с Китаем организации и договоры должны быть многосто­ронними и включать другие крупные державы для обеспечения внутреннего баланса сил и недопущения доминирования КНР. Часто упускается из виду тот факт, что региональ­ные организации и соглашения о коллективной переговорной позиции с третьими стра­нами требуют достижения внутреннего баланса сил. Чтобы избежать провала, следует принять во внимание ошибки опыта западных стран в этой связи. Так, создание ЕС по­зволило европейским государствам обеспечить коллективную переговорную в отноше­ниях с США и другими странами. В свою очередь Североамериканское соглашение о сво­бодной торговле (НАФТА) было аналогичным ответом на более конкурентное положение ЕС и Японии [11]. Однако экономические различия между странами, входящими в эти ор­ганизации, в конечном итоге, привели к их постепенной деградации. Евро для Германии стала обесцененной валютой, которая со временем превратилась в средство обеспечения ее экспортно-ориентированной стратегии развития. Следствием такой политики стало лишение Средиземноморского региона его производственного потенциала. По мере на­рушения внутреннего баланса сил внутри ЕС, более слабые страны-члены Союза будут все решительнее и яростнее проявлять недовольство по поводу доминирования Герма­нии в Европе. В рамках НАФТА колоссальная разница в стоимости рабочей силы привела к перемещению производственных мощностей в Мексику, что вызвало возмущение аме­риканцев, вылившееся в результате в поддержку призывов Д. Трампа к выходу из этого торгового соглашения.

В свою очередь, Китай стал главной движущей силой в деле возрождения Шанхай­ской организации сотрудничества (ШОС) в качестве крупного международного игрока. Расширенная ШОС могла бы стать «важнейшей структурой возникающего многополярно­го мира, своеобразной платформой, объединяющей евразийскую альтернативу Западной Европе» [12]. Одно из важнейших предложений заключалось в создании объединенного Бан­ка развития ШОС как альтернативы МВФ и Всемирному Банку для финансирования сов­местных инфраструктурных проектов по налаживанию взаимосвязей в регионе. Россия проявила осторожность и отложила принятие решения, поскольку смена профиля орга­низации от военной безопасности к экономическому сотрудничеству может привести к вынужденной передаче мантии лидерства Китаю. Контрпредложение Москвы состоя­ло в создании Банка развития ШОС на основе Евразийского банка развития (ЕБР), в кото­ром доминируют Россия и Казахстан. Однако обструкция Китая по этому вопросу лишила Россию места за столом могущественной геоэкономической организации, действующей на основе четких правил. Взамен Китай начал активно наращивать асимметричные рыча­ги влияния, установив свое присутствие в регионе при помощи отдельных специальных двусторонних соглашений о сотрудничестве. Кроме того, на смену многостороннего ШОС пришла односторонняя инициатива Китая по созданию Шелкового пути, а Банк развития ШОС был заменен Азиатским банком инфраструктурных инвестиций (АБИИ).

России оставалось либо считаться с растущей мощью Китая в многосторонних организациях с целью гармонизации интересов, либо сопротивляться изменению международного баланса сил, что неизбежно приведет к конфронтации с «нулевой суммой», в которой Россия вряд ли одержит верх. Однако Москва нашла третий путь, начав привлекать в многостороннюю организацию другие крупные державы, что по­зволит ограничить китайскую гегемонию, не бросая при этом вызова китайскому эко­номическому лидерству. Решение расширить ШОС за счет включения Индии и Пакис­тана, а в будущем, возможно, и Ирана, снижает обеспокоенность России по поводу угрозы с китайской стороны, поскольку в этом случае влияние и могущество Китая в ШОС пропорционально уменьшается, и восстанавливается баланс сил. Данная мо­дель основана на том же принципе, что и Банк развития БРИКС, который представляет объединение сравнительно сильных игроков во главе с Китаем. Подписанное в 2015 году соглашение о гармонизации ЕЭС и Шелкового пути в рамках ШОС стало примером гео­экономического балансирования, необходимого для обеспечения жизнеспособности проекта «Большой Евразии». Последующая организация Россией одновременной встре­чи стран-участниц ЕЭС, ШОС и БРИКС в Уфе также стала проявлением начала становле­ния сложной, многосторонней и сбалансированной «Большой Евразии».

В этой связи важно, чтобы перезагрузка отношений или примирение России с Западом не противоречило долгосрочной стратегии создания сбалансированной Большой Евразии. Любая большая сделка с администрацией Трампа должна исклю­чать условие, которого скорее всего будет добиваться Вашингтон – а именно: раз­межевание России с Китаем и переход к политике жесткого балансирования. Проект создания Большой Евразии должен восприниматься как единственный жизнеспособ­ный геоэкономический проект для России, в котором Китай выступает в качестве не­заменимого партнера. В то же время экономическое сотрудничество с Западом долж­но помочь России в ее стремлении диверсифицировать свои международные связи и уменьшить ее исключительную зависимость от какого-то одного региона, однов­ременно увеличивая ее влияние в качестве транспортного коридора и надежного по­ставщика энергоносителей. При этом любая политика, подразумевающая жесткое ба­лансирование Китая, станет повторением ошибок «игр с нулевой суммой», ставших основой провалившегося проекта «Большой Европы».

* Данная статья является отрывком из будущей книги Гленна Дизена «Геоэкономическая стратегия России в отношении Большой Евразии» (Рутледж, 2017).

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба Валдай. С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/

Сноски

[1]  Huntington S.P. Why international primacy matters // International security. 1993. Vol. 17. No. 4. P. 68–83. P. 72.

[2]  Hirschman A. National power and the structure of foreign trade. University of California Press, Berkeley. 1945.

[3]  List F. The National System of Political Economy. Longmans, Green, and Company. London. 1885.

[4]  Mahan A.T. The influence of sea power upon history, 1660–1783. Read Books, Boston. 2013.

[5]  Brzezinski Z. The Choice: Global Domination or Global Leadership. Basic Books, New York. 2009. P. 102.

[6]  Энергетическая стратегия России на период до 2030 года. Министерство энергетики Российской Федерации. 13.11.2009. URL: http://minenergo.gov.ru/node/1026

[7]  Караганов С. Евроазиатский выход из европейского кризиса // Россия в глобальной политике. 19.06.2015. http://www.globalaffairs.ru/pubcol/Evroaziatskii-vykhod-iz-evropeiskogo-krizisa-17541.

[8]  Иванов И. Закат Большой Европы // Выступление на XX ежегодной конференции Балтийского форума «США, ЕС и Россия — новая реальность», 12 сентября 2015 г., Юрмала, Латвия. URL: http://russiancouncil.ru/ inner/?id_4=6564#top-content.

[9]  Mackinder H.J. The Geographical Pivot of History // The Geographical Journal. 1904. Vol. 170. No. 4. P. 421–444. P. 434.

[10] Лавров С.В. К миру, стабильности и устойчивому экономическому развитию в Азиатско-Тихооке­анском регионе // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 05.10.2013. URL: http://www. mid.ru/en/foreign_policy/news/-/asset_publisher/cKNonkJE02Bw/content/id/93642?p_p_id=101_INSTANCE_ cKNonkJE02Bw&_101_INSTANCE_cKNonkJE02Bw_languageId=ru_RU.

[11] Hurrell A. Explaining the resurgence of regionalism in world politics // Review of international Studies. 1995. Vol. 21. No. 4. P. 331–358. P. 341.

[12] Лукин А.В. Шанхайская организация сотрудничества: в поисках новой роли // Россия в глобальной политике. 09.07.15. URL: http://www.globalaffairs.ru/valday/Shankhaiskaya-organizatciya-sotrudnichestva-v­poiskakh-novoi-roli-17573.

Нажмите, чтобы узнать больше