После того, как российские самолеты разбомбили антиправительственные силы близ сирийского города Хомс, высокопоставленный американский чиновник посетовал в разговоре со мной: «То, что Россия делает в Сирии, не называется борьбой с Исламским государством. Это старомодная прагматичная политика – даже не циничная попытка заставить нас забыть об Украине. Путин просто хочет навредить нам».
Это представление о России как о державе-спойлере – наиболее распространенное мнение в Вашингтоне. Но чего фактически добивается эта держава, которая стремится насолить Америке? Неужели Россия пришла в Сирию только ради того, чтобы унизить Обаму? Неужели единственная цель «спойлерства» России – дискредитировать ценность американской силы?
Точнее было бы сказать, что Кремль наносит удары по сирийской оппозиции из педагогических соображений, желая преподать Америке ценный урок. Он хочет показать, что Америка должна быть готова вмешиваться в любую гражданскую войну, разгорающуюся после многотрудной революции, вдохновленной ее возвышенной риторикой, либо прекратить подстрекать народ к мятежу. «Вы хоть понимаете, что вы наделали?» – спросил у западных лидеров президент Владимир Путин на Генеральной Ассамблее ООН. Эта фраза из его речи запомнилась лучше всего.
Возможно, в том, что происходит в Сирии, и просматривается элемент прагматичной политики, но она также наглядно обнажает два разных мировоззрения. На самом деле
разногласия между г-ном Путиным и г-ном Обамой можно свести к разным теориям истоков нынешней нестабильности в мире. Америка считает, что главная причина волнений в мире – это следствие отчаянных попыток авторитарных режимов сохранить обреченный статус-кво, тогда как Москва обвиняет Вашингтон в одержимости демократией.
Если Советы призывали пролетариев всех стран объединяться, то Кремль сегодня призывает правительства всех стран объединяться, причем правительства любые. История в действительности – это «ирония в движении и динамике». Россия, преемница революционного Советского Союза, отказалась от власти народа.
В большинстве популярных учебников, которые сегодня можно найти в московских книжных магазинах, большевистская революция 1917 года, совершенная Лениным сотоварищи, представлена не как народное восстание. В трактовке современных российских историков это государственный переворот, режиссированный либо немецким генеральным штабом, либо британскими шпионами – тут уже мнения расходятся. В любое время и в любом месте, когда народ требует власти, ситуация в стране только усугубляется. Лояльность и стабильность – это центр вселенной для современного Кремля. Озабоченность безопасностью и страх перед будущим – главные доминанты этой вселенной.
Больше всего сегодня Кремль беспокоится не по поводу Сирии и даже не по поводу Украины. Его тревожит Центральная Азия – часть постсоветского пространства со стареющими авторитарными лидерами, застойной экономикой, миллионами беспокойных и безработных молодых людей, жаждущих эмигрировать, и усиливающимся радикальным исламом. Россия видит себя гарантом стабильности в этом регионе, но опасается грядущей нестабильности. Сегодня Центральная Азия напоминает Кремлю Ближний Восток десятилетней давности. Сможет ли Сирия научить Америку следить за словами и не лезть в чужую жизнь при возникновении следующего кризиса?
Президент Путин хочет преподать урок Америке, но он также обращается к Европе, столкнувшейся с наплывом миллиона беженцев, которую преследуют призраки радикального ислама и демографического напряжения. Вчера Европейский союз надеялся преобразовать своих соседей; сегодня он чувствует себя заложником.
Г-н Путин хочет убедить Европу, что, каким бы жестоким ни был ливийский диктатор Муаммар Каддафи, он был готов и способен защитить границы Европы, чего не могут сделать новые демократии.
Готова ли испытавшая шок Европа воспринять эту весть?
Да и нет. Большинство европейских лидеров надеются на сотрудничество между США и Россией в Сирии, как единственный способ положить конец конфликту. Они хотят, чтобы Москва была на их стороне. Многие обвиняют в хаосе, который царит сегодня на Ближнем Востоке, Джорджа Буша с его чрезмерной активностью, а также Барака Обаму с его бездействием. Они надеются вернуться в эпоху советско-американской разрядки, когда, как пишет историк Джереми Сури, «лидеры отказались от надежд на политические перемены ради смягчения вызовов, с которыми столкнулись у себя на родине».
По крайней мере, «гипотеза Путина» заключается в том, что Европа согласится с более могущественной Россией, служащей гарантом стабильности – пусть даже ценой отступления от своих ценностей и амбиций.
Но сможет ли г-н Путин реально добиться тех целей, которые перед собой ставит? Его призыв к абсолютной стабильности эмоционально привлекателен, но непрактичен. Если в смирительной рубашке холодной войны у Советского Союза и Запада было достаточно поводов, чтобы пойти на сделку во имя большей стабильности и безопасности, сегодня ситуация иная. Мир больше не определяется динамикой отношений между Востоком и Западом. Социальные, демографические, культурные и технологические перемены сделали стабильность в мире гораздо более трудным ребусом. Мы живем в век распада и дестабилизации.
И хотя Россия права в том, что происходящее сегодня в Сирии – не столкновение между репрессивным правительством и свободолюбивым народом; это также не столкновение между законным правительством и сборищем экстремистов, на чем настаивает Москва. Стоит напомнить, что подавляющее большинство беженцев ищут спасения в Европе не от Исламского государства, а от режима Асада, и если он останется у власти, они останутся в Европе навсегда.
Другими словами, педагогика г-на Путина привлекательна, но в конечном итоге неубедительна. Чтобы люди перестали поднимать мятежи против кровавых диктаторов, недостаточно изменение в американской позиции или политике.
Опубликовано в газете The New York Times.
