Ведущаяся в последнее время дискуссия о плохо функционирующей демократии в основном вращается вокруг поляризации. Однако в Европе упадку демократии и росту популизма скорее способствует сближение позиций разных партий. Европейской политике как раз не хватает поляризации – особенно по ключевым экономическим вопросам.
Вот уже на протяжении нескольких лет много говорится о кризисе либеральной демократии. Хотя имеется широкий консенсус, что кризис действительно имеет место, в экспертном сообществе почти нет согласия о его причинах. Значительная часть дискуссий ведётся о росте «популизма» и о «поляризации» как угрозе демократии, хотя имеются существенные разногласия по поводу того, следует ли понимать эти явления как причины или симптомы кризиса, имеющего иные, более глубокие корни. Однако мы склонны оценивать демократию в Европе через призму американского опыта в США. В действительности ситуация в Европе сильно отличается от положения дел в Америке, и в каком-то отношении она прямо противоположна ситуации в США.
Поляризация – это, конечно же, проблема Соединённых Штатов. С 1960-х гг. американцы в США начали постепенно разделяться на два лагеря: либералы и консерваторы. Эти два лагеря всё больше связывают с двумя главными политическими партиями в США – демократами и республиканцами. Это то, что политолог Лилиана Мейсон называет «мегаидентичностями». Политика с чётким разделением по партийным линиям сделала политический компромисс невозможным и парализовала работу независимых институтов, например, Верховного суда.
Многие аналитики, обсуждающие кризис либеральной демократии в Европе, полагают, что нечто подобное происходит и здесь. Но на самом деле это не так – ситуация в Европе совершенно иная, как мы доказываем с Шери Берман в очерке для Journal of Democracy. Фактически в Европе упадок демократии и рост популизма вызван не поляризацией и расколом по партийно-идеологическим линиям, а слиянием партий и уменьшением приверженности той или иной партии среди электората – другими словами, ситуация тут прямо противоположна той, которую мы видим в США.
В тот период, когда мы наблюдали рост поляризации в американской политике, в европейской политике она неуклонно уменьшалась. Произошло идеологическое сближение левоцентристских и правоцентристских партий, так что отличить их друг от друга становилось всё труднее. Хорошим примером является Германия, где за последние два десятилетия социал-демократы сдвинулись вправо по экономическим вопросам, тогда как христианские демократы – влево по культурной проблематике. В основе такого центристского консенсуса – крупная коалиция, управлявшая страной в течение трёх из четырёх электоральных циклов, когда канцлером Германии была Ангела Меркель.
На первый взгляд такое сближение позиций может показаться хорошей тенденцией с демократической точки зрения, особенно если иметь в виду недееспособную политику в США с чётким разделением по партийным линиям. Однако сближение во взглядах может также угрожать демократии – в частности, если партии отходят от предпочтений избирателей, переставая отражать и представлять их взгляды. Это создаёт благоприятные условия для процветания экстремистских партий. Именно это и происходит в Европе. Партии, которые считают центристские партии картелем или блоком, возникли в последнем десятилетии. В свою очередь, это вынуждает левоцентристские и правоцентристские партии ещё больше смыкать ряды, и проблема постоянно усугубляется. В выигрыше от этой тенденции оказываются крайне правые партии.
Заметный сдвиг в электоральных предпочтениях европейцев показывает, что партийной лояльности у европейцев нет и в помине, в отличие от американцев. Партийная идентичность не усиливается, а ослабевает. В частности, по мере отхода социал-демократических партий от левой политики в области экономики и их перехода в стан неолиберализма, избиратели из рабочего класса больше за них не голосуют, предпочитая крайне правые партии, такие как «Национальное объединение» (бывший «Национальный фронт») во Франции или «Альтернатива для Германии» в ФРГ. Это не имеет ничего общего с политической поляризацией в Америке – скорее это гораздо более текучее и подвижное явление.
Если тщательно проанализировать последние события в Европе и поместить их в исторический контекст, становится понятно, что ситуация в здесь радикально отличается от того, что мы видим в Соединённых Штатах. На самом деле ярко выраженное разделение по партийным линиям в американской политике больше похоже не на сегодняшнюю Европу, а на Европу более ранней эпохи «центристских партий» до 1960-х годов, которая иногда считается временем расцвета демократии в Европе. Но имеются важные различия, что ещё больше осложняет анализ. В частности, поляризация того времени в гораздо большей степени касалась экономических вопросов (хотя вопросы культуры также имели значение).
Это свидетельствует о том, что даже крайняя поляризация вовсе необязательно угрожает демократии. Всё зависит от того, вокруг каких вопросов вращается поляризация: культурных или экономических. Как доказал немецкий социолог Клаус Оффе, поляризации по экономической проблематике не столь опасна, потому что здесь легче найти компромисс или достичь соглашения, чем по культурным вопросам. Угрожает поляризация демократии или нет, зависит также от того, согласны ли избиратели с легитимностью других партий. Например, британская политика была крайне поляризована в эпоху Маргарет Тэтчер, в 1980-е гг., но исход выборов никогда не подвергался сомнению, как в Соединённых Штатах сегодня.
Анализ демократии в Европе не через призму США, а в чисто европейском контексте – приводит к двум выводам.
Первый касается поляризации. Центристы хотят дальнейшего уменьшения поляризации, но это усугубило бы кризис либеральной демократии. Было бы лучше, если бы левоцентристские партии вернулись на свои левые позиции, особенно в части экономической политики, а правоцентристские партии сдвинулись вправо – другими словами, Европе нужно больше поляризации. Это воссоздало бы реальные альтернативы на центристском политическом поле Европы. На самом деле реальные альтернативы в экономической политике отодвинут культурную проблематику на второй план.
Второй вывод состоит в том, что центризм – такая же часть кризиса либеральной демократии в Европе, как и «популизм». Необходимо признать, что существует ещё одна, почти противоположная угроза демократии – это технократия или «постдемократия», реакцией на которую популизм и является. Технократия – это конкретная проблема Европы, потому что ЕС можно считать высшей формой технократического правления, подпитывающей популизм, скептически настроенный в отношении европейской интеграции. Хотя европейский популизм неоднороден, как убедительно продемонстрировал немецкий политолог Филипп Мейноу, почти все популисты – евроскептики, пусть и по разным причинам.
Другими словами, невозможно говорить о кризисе либеральной демократии в Европе, не упоминая при этом ЕС. Многие центристы довольно упрощенно подходят к проблеме ЕС как «сообществу демократий», находящемуся под угрозой; следовательно, это сообщество нужно защищать, заключают они. При таком подходе игнорируется тот факт, что ЕС всегда ограничивал демократию с помощью разных правил. В этом смысле ЕС (в отличие от его стран-членов) – оплот либерализма, а не демократии. Центристам, серьёзно озабоченным качеством демократии в Европе, а не стремящимся лишь победить в сражении с «популизмом», нужно искать ответ на эти вопросы.
