Россия в глобальной политике

Год был непростой – банально, но это так. Начнём с главного: окончательно оформилась «новая (не)нормальность», и к ней пытаются адаптироваться с разной степенью успешности. Хотя, конечно, на некоторых направлениях у некоторых акторов сохраняется стремление жить как при бабушке. Но нет, если игнорировать текущие события и изменения, они никуда не исчезнут.

На военно-политическом треке наблюдается продолжение развала рамки традиционного контроля над вооружениями (приостановка ДСНВ 2010 г., дератификация ДВЗЯИ, окончательный выход из ДОВСЕ). Однако демонстрируется относительная сдержанность как в части политических сигналов и сохранения отдельных элементов (например, уведомления о пусках МБР), так и в военно-техническом поле: активность испытаний новых систем вооружения стратегического назначения носит рутинный характер (а по некоторым «новинкам», например, перспективной тяжёлой МБР «Сармат» – так и вовсе излишне неторопливый). Даже традиционные осенние учения российских стратегических сил сдерживания выглядели сознательно скромными и с подчёркнуто ответным сценарием.

Всё это происходит на фоне весьма откровенного наращивания ракетно-ядерного потенциала КНР (и КНДР) и соответствующих дискуссий в США. Опубликованный доклад двухпартийной комиссии Конгресса по стратегическому положению стал, пожалуй, наиболее откровенно сформулированным комплексом предложений по сохранению американского доминирования. Качество проработки этих предложений остаётся весьма скромным, но тренд на если не стимулирование, то уж точно на участие в гонке вооружений, в том числе ядерных, вполне оформляется. Другое дело, что документ совершенно игнорирует возможные ответные шаги Китая, да и России, но, к счастью, это пока что не наша головная боль.

Особое место занимают всё более формализованные призывы американских коллег к так называемой «компартментализации», то есть выделению проблематики контроля над вооружениями и «ядерных рисков» из общего «лунного» ландшафта российско-американских отношений. Официальная российская позиция о невозможности такого подхода в текущих условиях озвучена неоднократно, но хотелось бы подчеркнуть, что даже в программном выступлении Джейка Салливана готовность к реанимации указанного трека сочеталась с заявлениями о необходимости сохранения превосходства США во всех, скажем так, «стратегических неядерных» сферах. Представляется самоочевидным, что этот подход к «балансу сил», мягко говоря, не выглядит стабилизирующим. Правда, пока и обеспечение американского превосходства натыкается на технологические препятствия как минимум в отдельных сферах, например в части разработки и испытаний гиперзвукового оружия. Хотя, конечно, первый полёт перспективного тяжёлого бомбардировщика B-21 в очередной раз подтвердил статус США как передовой военной сверхдержавы.

Вместе с тем сохраняет работоспособность формат «ядерной пятёрки», председательство в которой в настоящее время осуществляет Россия. Конечно, это ни в коем случае не замена и не альтернатива как традиционному контролю над вооружениями, так и, например, повестке СБ ООН (пусть список постоянных членов которого и является точно таким же). Однако данная площадка весьма полезна для «сверки часов», в том числе и в части воспринимаемых угроз. В ходе западных «председательств» последних лет повестка была некоторым образом выхолощена до обсуждения ядерных рисков, но при всей важности этой сферы[1] сохраняется актуальность всех трёх столпов ДНЯО: разоружения, нераспространения и мирного использования атомной энергии. И именно «ядерная пятёрка» несёт особую ответственность.

Говоря о проблематике гонки вооружений нельзя не коснуться и космоса – точнее даже того, что на международных площадках принято называть предотвращением гонки вооружений в космосе (ПГВК). Раскол явно обозначился и в этой сфере – точнее, в этом пространстве. Проблема недопущения вепонизации космического пространства активно подменяется тезисами о необходимости «устойчивости» и «ответственного поведения», вплоть до того, что ПГВК как подход предлагается признать устаревшей «рамкой», от которой надо уходить. Пожалуй, прямо сейчас резкая эскалация в космическом пространстве маловероятна, но вызывает понятное опасение формирование политических условий для деления космической деятельности на «правильную» и «неправильную».

Возвращаясь к ядерным сюжетам – внутрироссийская дискуссия по вопросам сценариев, последствий и возможных условий применения ядерного оружия, промежуточный итог которой подвёл президент России Владимир Путин на Валдайском форуме 2023 г.[2], стала, пожалуй, наиболее предметным публичным обсуждением данной проблематики за многие годы. Дискуссия привлекла огромное внимание и у иностранных наблюдателей. Нет никаких сомнений, что вопросы ядерного (и стратегического в целом) сдерживания останутся одной из главных тем для отечественного научно-экспертного сообщества, да и зарубежного тоже.

В чисто военном же смысле, по понятным причинам, главным событием для России стала успешная, не побоимся этого слова, стратегическая оборонительная операция в рамках специальной военной операции. Политическое измерение произошедшего ещё формируется, но противники явно озадачены. Конечно, и сам факт того, что в вооружённом конфликте с Украиной мы играем «от обороны» заставляет задуматься о многом, пусть и со всеми необходимыми оговорками про беспрецедентную военно-техническую и экономическую поддержку условного Запада. Вместе с тем – несколько затухли разговоры о том, как ослабеют российские силы общего назначения по итогам СВО: действительно, странно выглядят рассуждения про «ослабление» при наличии армии, воюющей настоящим образом, и оборонно-промышленного комплекса, наращивающего производство, не говоря про устойчивость национальной экономики и финансов. Что, конечно, никак не исключает вопросов к тем или иным действиям и решениям, но публичным разбором полётов заниматься будем после завершения боевых действий.

Недостаточно понятны действия западных стран и в первую очередь западной военной промышленности. На фоне весьма эмоциональных разговоров о необходимости наращивания выпуска всех видов вооружения, военной и специальной техники, а в первую очередь – различных средств поражения, то есть боеприпасов, на практике успехи весьма ограниченные. Возможно, не хватает ресурсов (в том числе трудовых), возможно, нет готовности к значительным инвестициям без гарантий долгосрочного спроса. Но именно западная военная помощь остаётся ключевым фактором, предотвращающим демилитаризацию Украины.

Совсем иная ситуация на Дальнем Востоке и в целом в Индо-Пацифике: Корейский полуостров выглядит едва ли не центром военной промышленности, активно вовлекаются в производство боеприпасов Австралия, Япония, Индия, а Китай (в том числе Тайвань) явным образом демонстрирует готовность к «большим формам» вооружённого противоборства. Касается это и стратегической сферы: американо-корейская Вашингтонская декларация, возможно, станет новым стандартом союзнических отношений в сфере планирования и обеспечения операций ядерных сил, а трёхсторонний формат обмена информацией о ракетных пусках вероятного противника, запущенный в конце этого года между Вашингтоном, Сеулом и Токио откровенно позиционируется в том числе и как инструмент сдерживания Пекина[3].

Два года назад автор этих строк в подобном же итоговом материале отмечал, что стесняться перестали все, и 2022 г. не даст скучать некому. Масштабы развернувшейся драмы превзошли самые смелые прогнозы. На 2024-й ограничимся скромной надеждой дожить до очередного новогоднего подведения итогов.