Мир находится в процессе перехода от западного к иному типу мирового порядка и международной системы. Нациям и государствам предстоит ответить на новые вызовы, решить комплекс задач, связанных с выживанием и развитием.
Их решение упирается в формулирование общенациональной стратегии и идеи развития. Каждая страна вынуждена заново определять свои интересы и ценности в системе международных отношений (МО), переосмысливая прежние теории и концепции. Учёные-международники в странах Запада и за их пределами активно обсуждают сегодня возможности теории международных отношений (ТМО), способной ответить на вызовы различных национальных сообществ.
В данной статье мы кратко описываем возникший в современной ТМО кризис и пытаемся ответить на вопрос, на каких основаниях возможно развитие национально-ориентированной теории в России. На наш взгляд, значительным подспорьем в этом отношении может быть политический реализм. В то же время задачи российского развития шире тех, которые способен анализировать реализм, и нуждаются в формулировании комплексной идеи национального развития и ТМО.
Кризис теории международных отношений
Современная, в основе своей западная ТМО переживает кризис. Один из опросов влиятельности теоретиков международных отношений (МО) в США выявил существенное снижение позиций мейнстрима – либералов вроде Брюса Рассетта, Майкла Дойла, Роберта Кохейна, основателя структурного реализма Кеннета Уолтца и других известных мыслителей. Сохранились позиции основателя наступательного реализма Джона Миршаймера и существенно возрос авторитет конструктивизма в лице Александра Вендта. Будучи наиболее открытой идологическим и методологическим экспериментам теорией, конструктивизм внушает надежды, которые, впрочем, ещё предстоит реализовать.
Важное проявление кризиса западноцентричной ТМО связано с возникновением нового спора о возможности глобальных и универсальных знаний о мире. В дебатах ставится под сомнение способность Запада определять параметры теоретических знаний о МО, что выводит обсуждение и саму дисциплину ТМО за пределы её привычно западного ареала. По существу, это спор о «национальности» теории, а также о её социокультурных и цивилизационных корнях, которые всё активнее мобилизуются представителями незападных культур в поисках новых ориентиров выживания и развития в нестабильном мире.
В России отмеченный кризис постепенно активизирует стремление включиться в обсуждение перемен в теории. Осознание важности национального осмысления МО пока не привело к заметным результатам. В силу недостатка академических дискуссий и иных причин представители сообщества международников нередко заимствуют западные теории, не принимая в расчёт их ограниченные возможности.
В условиях мировой нестабильности и интенсификации национальных интеллектуальных усилий, немало тех, кто желал бы преодолеть идейно-теоретический кризис на путях оживления теорий политического реализма. Реализм сформулировал и развил ряд важных теоретических положений о мировой политике, остающихся справедливыми и сегодня. Вместе с тем реализм едва ли достаточен, чтобы предложить стране всестороннее осмысление МО и образ желаемого будущего. Как в России, так и за её пределами реализм остаётся необходимой, но недостаточной основой формирования национальной ТМО.
Обещания и ограниченность реализма
Вклад реализма в понимание того, как устроен современный мир и какие действия следует предпринимать для выживания в нём, огромен. Реалистское мышление возникло вместе с задачей укрепления государства, развиваясь в полемике с различного рода идеологизированными, ценностно нагруженными подходам. При этом сильной стороной классического реализма, в отличие от американского неореализма, остаётся понимание важности осмысления местных и внутренних условий для успешной защиты от внешних угроз. Теории Раймона Арона, Эдуарда Карра и Ганса Моргентау сформировались в кризисные для Европы периоды развития, и их авторы не ограничивались обсуждением задач стабилизации международной системы. Они связывали такую стабилизацию не только с достижением баланса сил в мире, но и с решением задач обеспечения внутриполитического единства и экономической модернизации. Кроме того, в классическом реализме силён и мотив поиска глобальной справедливости на основе принятого в международном праве уважения к национальному суверенитету, межгосударственному диалогу, дипломатии и постоянного поиска общеприемлемых норм поведения государств в мире. Такого рода уважение к праву и диалогу есть основа международной морали, являющейся для реалистов фундаментом мира и стабильности и позволяющей надеяться на их укрепление в будущем.
Осознавая важность таких идеалов, они сосредоточены на понимании условий безопасности и в целом склонны рассматривать политику как трагедию, а не историю со счастливым концом. В реалистском мышлении нет счастливого финала, а есть лишь холодная констатация циничных реалий борьбы за власть и влияние. В отличие от либеральных и критических ТМО, реализм не провозглашает никаких необратимых результатов-целей и в основном стремится описать условия для защиты суверенитета и безопасности государства. Реализм политически консервативен. Он стоит на страже устоев безопасности и не верит в идеологические цели и прогресс истории. Международное сотрудничество возможно и желательно, но ограничено несовпадающими интересами государств. Чем глубже несовпадение, тем вероятнее политический конфликт. По убеждению реалистов, конфликты вытекают из структуры международной системы и заложены в природе человека, сочетающей слабость с амбициозностью. Крупные державы отличаются особыми амбициями. Войны неизбежны, а история циклична. Описанная в работах Пола Кеннеди и Джона Миршаймера трагедия великих держав заключается в абсолютизации власти, которая предваряет будущее падение не знающих меры государств.
В рамках реализма существуют различные школы и подходы. Среди них немало критиков абсолютизации власти и стремления к доминированию в мире. Тем не менее реализму, мыслящему в категориях борьбы за власть и влияние, необходимо усилие, чтобы выйти за пределы привычно консервативного мировоззрения и предложить далеко идущие социальные, экономические и политические решения. Реализм склонен не столько генерировать долгосрочные решения, сколько предупреждать об опасностях ослабления национальной независимости и безопасности. По этой причине – и поскольку любая теория участвует в практике – реализм склонен прежде всего не развивать, а консервировать сложившийся порядок вещей. Предлагаемые реализмом решения направлены на защиту суверенитета, однако суверенитет сам по себе – лишь форма и оболочка, которые ещё предстоит наполнить идейным содержанием на благо общества в целом. Иначе есть опасность, что рекомендации реализма будут использованы узкокорыстными группами в их собственных, а не общенациональных интересах.
В этой незавершённости и консерватизме реализма заключена его ограниченность. Реалисты не всегда готовы предложить обществу что-то выходящее за пределы рекомендаций, связанных с укреплением властного ресурса и национальной независимости. По этой причине наиболее радикальные представители данного течения, настаивающие на универсальной приоритетности целей, которые они ставят, способны завести общество в тупик. Если проблемой такого реализма является абсолютизация безопасности и увеличения силовых возможностей, то решение, по-видимому, должно быть связано с релятивизацией целей, провозглашаемых реализмом, и осознанием важности формулирования иных фундаментально значимых приоритетов. Выстраивать такие приоритеты и идеалы – одна из задач национально-ориентированной ТМО.
Дилеммы русского реализма
Русский, или российский, реализм можно определить как осмысление своеобразия геополитических условий развития русского народа. Реализм исходит из универсальности определённых реалий международных отношений. К ним относятся отсутствие единого организующего центра (подобного тому, что имеется у государства во внутренней политике), важность отстаивания государством интересов страны и суверенитета в мире, поддержание равновесия военно-политических сил и глобального порядка. Сильной стороной российского реализма остаётся анализ особых условий, в которые погружена России. Это евразийское положение между Европой, Азией и Ближним Востоком, трансэтничность, размер территории и важность сильного централизованного государства. Такие условия и сформировали то, что называют русской политической культурой и традицией развития в мире.
Реализм внёс значительный вклад в российское самоосознание и понимание реалий МО, но не является самодостаточным в их осмыслении. Ведь эти реалии, как отмечено выше, не исчерпываются вопросами безопасности и выживания в опасном внешнем окружении. Не удивительно, что лучшие представители российского реализма стремятся постичь многообразие взаимосвязей внутреннего и внешнего в развитии России. Россия почти никогда не находилась на вершине международной иерархии и исторически вынуждена не только защищаться от давления сильных мира сего, но и решать задачи внутреннего развития. В отличие от западных реалистов, исходящих из центральности положения Запада в международной системе, их российские единомышленники обязаны учитывать важность решения внутренних задач, к которым относятся модернизация экономики и технологий, административное укрепление государства, защита политических свобод, этнокультурного плюрализма и другие.
Каждая из школ реализма по-своему ограниченна. В России среди них можно выделить сторонников глобального противодействия Западу («сдерживатели»), сотрудничества с западными странами в целях противостояния общим угрозам безопасности («западники») и тех, кто желал бы возрождения России в качестве регионального евразийского сверхгосударства («евразийцы»). В той мере, в какой представители данных школ являются последовательными реалистами, их рекомендации недостаточны, а в некоторых случаях могут противоречить более широким целям российского развития.
Например, «сдерживатели» не могут не признать ограниченности своих рекомендаций в условиях относительной материально-ресурсной слабости России и потому нередко подчёркивают важность асимметричного ответа на внешнее давление и попытки ослабить военный и политический суверенитет. Один из активных сторонников сдерживания Запада Сергей Караганов не случайно говорит сегодня не столько о важности «победоносной» внешней политики, сколько о «неоизоляционизме» и возрождении «страны-крепости». При этом учёный подчёркивает необходимость формирования новой национальной идеи и новых проектов геоэкономического развития, далеко выходя за пределы рекомендаций, основанных на сугубо реалистской ТМО.
По-своему ограниченны и рекомендации «западников» и «евразийцев». Первые хорошо понимают, что их пожелания невыполнимы до тех пор, пока сам Запад не будет готов видеть в России партнёра, а не стратегического противника. Вторые, вероятно, осознают, что в условиях относительной внутренней слабости и соседства с мощными в политическом и экономическом отношении государствами Европы и Азии построение самодостаточного в военно-политическом отношении евразийского сверхгосударства едва ли реалистично.
Таким образом, и в России реалистские теории не способны в одиночку осмыслить многообразие проблем, стоящих перед страной. Такое осмысление под силу лишь комплексной ТМО, в основе которой — идея национального развития. Будущее комплексной национально-ориентированной теории в немалой степени связано с диалогом различных школ и традиций в стране и за рубежом. Важность акцентируемых реализмом тем безопасности, суверенитета и баланса сил сопрягалась бы в такой теории с темами модернизации экономики и политической системы, укрепления моральных и правовых начал и другими.
К идее национального развития
Повторим, что любому народу необходимы не только выживание и безопасность, но и развитие. Эти цели взаимосвязаны и могут быть достигнуты на основе правильно сформулированной, адекватной местным и международным условиям национальной идеи. Россия не может и не должна стремиться стать Америкой или Китаем, заимствуя их идеи и идеалы. Без осознания собственных условий и ценностей нереалистично и стремление удержаться на сопоставимых с США и Китаем позициях великодержавности. Сами эти позиции не были бы достигнуты без успешной мобилизации американской и китайской национальной идеи. Последние уточняются и развиваются, продолжая служить основой гранд-стратегий данных стран.
Гранд-идея национального развития многосоставна и не может опираться на одну из имеющихся теорий. Основные составляющие такой идеи включают в себя национальное понимание свободы, ценностей и ресурсов развития, а также достижение безопасности от внешних угроз. Реализм – не вся правда, а в некоторых проявлениях – подмена правды силой. Сила же, согласно известной русской поговорке, «правду знает да не любит сказывать». Поэтому, оставаясь составной частью национальной идеи и ТМО, реализм не может быть их единственным основанием. Важнейшим фундаментом должна быть идея развития и достижения поставленных комплексных целей в интересах национального и, по мере возможностей, глобального сообщества.
Примером идеи развития был и остаётся социализм. Главный вопрос в том, адаптирован ли он к потребностям национального развития, как в Китае, или потакает глобальным амбициям элиты, как в СССР. Любая гранд-идея содержит послание окружающему миру и в этом смысле претендует на глобальность. Однако её корни и аудитория прежде всего национальны, поскольку сообразуются с нуждами и возможностями национального сообщества. Советскую систему погубила не доктринальная сосредоточенность на справедливом распределении ресурсов в мире, а глобальная абсолютизация социалистической идеи. Такая абсолютизация привела, во-первых, к идее полного обобществления и уничтожения частной собственности, а во-вторых, к неспособности рассчитать силы в условиях внешнего давления (холодная война). Стремление тягаться с Западом в военных расходах, при этом навязывая миру «социалистическую ориентацию», завершилось крахом.
* * *
Какой должна быть современная национальная идея – предмет важного и сложного разговора, который выходит за рамки данной статьи. На страницах ряда российских изданий такой разговор уже начат. Важно, чтобы сопряжение национальных и глобальных условий было связано с общей ориентацией на развитие, а не на консервацию устоев. Например, как вариант, упор мог бы быть сделан на предрасположенность России к инициированию политических и цивилизационных диалогов в мире. В силу географического положения между Европой и Азией, веротерпимости восточнохристианской культуры и политико-экономической «полупериферийности» между западным центром и незападной периферией, русские – в большей степени, чем многие другие народы – занимают рубежное, перекрестное положение в мире.
К национальной идее диалога Россию подводит жизнь. Россия успешно посредничает и останавливает войны на Кавказе и Ближнем Востоке. Она инициировала позитивную в своей основе идею большой Евразии. Она содействует развитию смягчающих политические противоречия многосторонних форматов в Азии и других регионах. В определённых пределах Россия могла бы способствовать диалогу США и КНР для преотвращения большой войны и отстраивания более справедливого и устойчивого мира. Конечно, предстоит укрепиться внутренне. Слабых, как известно, бьют, а не ведут с ними диалог или принимают их посреднические усилия. Реализм как теория укрепления силовых возможностей государства обязан поэтому оставаться частью русского мышления о мире, включая мышление о диалоге.
Русская идея всегда было ориентирована на изменение мира к лучшему – чаще всего силой своего примера, причём не только позитивного, но и – по известной мысли Петра Чаадаева – негативного. В том или ином виде русские уже не раз «преподавали миру какой-то важный урок». Нет оснований считать, что сегодня будет иначе.
Идеи статьи частично обсуждаются в книге: Tsygankov A.P. Russian Realism: Defending «Derzhava» in International Relations (London, Routledge, March 2022).
