Словосочетание «президент Трамп» становится одним из самых главных в мировой политике. А мир начинает понимать, что он – не случайность и не некто, десантировавшийся с Альфа-центавры. Как замечает в интервью нашему журналу Эдвард Люттвак, на 90 процентов Дональд Трамп – неизбежность.
Когда проходит первый шок у одних и эйфория у других, выясняется, что Трамп – фигура, может быть, и нестандартная, но совершенно не чуждая национальной политической традиции. Его инаугурационная речь стала предельно четким и внятным изложением консервативного мировоззрения, которое не только всегда присутствовало в американской политике, но и доминировало на протяжении большей части ее истории. Борьба между желанием выходить на мировой простор в качестве важного игрока и стремлением сконцентрироваться на внутренних задачах, а от окружающего мира по возможности отгородиться составляла содержание споров о курсе Соединенных Штатов с момента их основания.
До Первой мировой войны позиции изоляционистов (разной степени) были заведомо прочнее. Президенту Вудро Вильсону удалось убедить соотечественников, что США обязаны вмешаться в европейскую заваруху (против этого предупреждали еще отцы-основатели), однако затем его постигла тяжкая неудача – собственный Конгресс отказался поддержать либеральный мировой порядок под американской эгидой. Придуманная Вильсоном Лига наций собралась без Америки. Настроения изменились после Второй мировой, в которой Соединенные Штаты участвовали уже не из соображений мировой роли, а отвечая на нападение Японии. Идеи Вильсона легли в основу американской политики после 1945 г., но и тогда противодействие не прекращалось. Активистам помогало наличие Советского Союза, как писал историк идей Уолтер Рассел Мид, СССР был идеальным врагом и для либерально настроенных интервенционистов, поскольку стремился к доминированию на мировой арене, и для изоляционистов, ведь он олицетворял угрозу навязывания другой общественной модели и образа жизни самим Соединенным Штатам.
Распад коммунистического лагеря вытолкнул Америку на позицию глобального гегемона, что было воспринято как естественная победа сторонников внешнеполитического активизма. Впрочем, и тогда далеко не всем это было очевидно. Выступая с ежегодным обращением к нации в январе 1992-го президент США Джордж Буш-старший подчеркивал:
«Некоторые говорят, что теперь мы можем отвернуться от мира, что у нас нет никакой особой роли. Но мы – Соединенные Штаты Америки, лидер Запада, который стал лидером всего мира. Пока я президент, я буду и дальше предпринимать усилия в поддержу свободы повсеместно, не из высокомерия, не по причине альтруизма, а во имя покоя и безопасности наших детей… Сила на службе мира – не порок, изоляционизм на службе безопасности – не доблесть».
Он обращался к тем, кто считал, что с крушением Советов миссия выполнена и Америке пора «вернуться домой». И хотя Билл Клинтон, сменивший Буша в январе 1993-го, был адептом глобального лидерства США, уже в 1994-м на выборах в Конгресс сокрушительную победу одержали республиканцы под водительством твердокаменного Ньюта Гингрича. Он сейчас – один из идеологов и ближайших соратников Трампа.
Период с 1993 г. стал кошмаром для тех, кто хотел бы, чтобы Америка сосредоточилась на своих делах. В попытке «правильно» переустроить мир Соединенные Штаты брали на себя все больше обязательств. «Редко благие намерения приводят к бедам бóльшим, чем случилось в этот раз» – пишет Эндрю Басевич. Он имеет в виду военный компонент политики – итогом эйфории стало не просто частое применение силы, а использование ее по странным и ненужным поводам с сокрушительно неэффективным итогом.
Однако помимо военно-политического был и другой аспект – растущее непонимание «простым американцем» того, зачем ему вся эта экономическая глобализация, которой постепенно стали приписывать уже все беды. Это и стало последней каплей.
Трамп – это, выражаясь биржевым языком, циклическая коррекция рынка. Величие в его понимании – ни в коем случае не глобальная ответственность, а способность показать всем пример успеха (очень в духе отцов-основателей), никому ничего не навязывая, а также демонстрация силы на случай, если этого требуют национальные интересы США. Стоит повторить – это давняя, укорененная в истории и национальной психологии традиция американской политики, которая по стечению обстоятельств отошла далеко в тень после холодной войны. Однако тотальное доминирование либерально-глобалистского подхода было не нормой, а исключением, продуктом уникальной и в общем случайно возникшей ситуации конца ХХ века.
Страсти вокруг Трампа, вероятно, утихнут, хотя прежде будет предпринята попытка все-таки от него избавиться – попытки «накопать» основания для импичмента очевидны. Но скорее всего истеблишмент смирится с ним (что не означает отказа от острой политической борьбы), а значит мир ожидает поворот к намного более консервативной и жесткой Америке. Трамп – американский националист, склонный к меркантилизму в экономике и силовому подходу в политике. Россия, в принципе, хотела такого президента США – не его лично, а подобный типаж, понятный и не склонный к лишней политкорректности. Мечта сбылась. Будем наблюдать, что она значит на самом деле.
