Военную мощь вряд ли можно считать единственным фактором, имеющим значение в мировой политике. Но это необходимый компонент эффективности. На Си, Путина и других одиозных противников США едва ли можно повлиять с помощью «беспрестанной дипломатии» Байдена, если они не будут впечатлены подкрепляющей эту дипломатию военной мощью.
Первый год президентства Джо Байдена закончился так же, как и начался: Соединённые Штаты столкнулись с кризисами на нескольких фронтах. Весной 2021 г. одновременно возникла угроза войны в Восточной Европе и в западной акватории Тихого океана, вследствие наращивания военного присутствия России на границе с Украиной и китайской кампании запугивания Тайваня. В начале 2022 г. мир не стал спокойнее. Угрожающие манёвры Китая вблизи Тайваня продолжались. Президент России Владимир Путин, мобилизовав более крупные военные формирования вблизи Украины, может начать крупнейшую за последние десятилетия войну в Европе. Тем временем Тегеран и Вашингтон, похоже, движутся к возобновлению кризиса из-за ядерной программы Ирана и его стремления к доминированию в своём регионе. Статус мировой сверхдержавы не позволяет США сосредоточиться на чём-то одном.
Это жёсткий урок для Байдена, который вступил в должность, надеясь снизить напряжённость в регионах второстепенной важности, чтобы Соединённые Штаты смогли полностью сосредоточиться на проблеме, которая имеет для них наибольшее значение – на Китае. Это указывает и на более серьёзную слабость в глобальной политике Вашингтона, которую Байден теперь понимает и принимает, хотя не он виновен в её возникновении.
Уже в первый год пребывания Байдена в Белом доме стало понятно, насколько трудно управлять непокорным миром, когда у Вашингтона больше обязанностей и недругов, нежели средств для их принуждения или сдерживания. В долгосрочной перспективе сверхдержава, не способная привести обязательства в соответствие с имеющимися у неё возможностями, может заплатить высокую цену.
Азия превыше всего
Первоначальная концепция внешней политики Байдена была достаточно прямолинейна: не позволять мелким проблемам отвлекать внимание от главного вызова. Из всех угроз, с которыми сталкивается Вашингтон, утверждалось в промежуточной стратегии национальной безопасности Байдена, Китай «является единственным конкурентом», способным «последовательно оспаривать стабильную и открытую систему международных отношений». Этот вызов стал ещё серьёзнее, когда Китай удвоил усилия по изменению баланса сил в Азии. После вступления Байдена в должность президента американские военные руководители публично предупреждали, что Пекин может вторгнуться на Тайвань к 2027 году. Байден не был настолько наивен, чтобы думать, будто другие проблемы просто исчезнут, но ввиду назревающей беды на этом центральном фронте, он стремился не предпринимать резких движений на других фронтах.
Байден избежал очередной обречённой на провал «перезагрузки» отношений с Россией, но на раннем этапе провёл саммит с Путиным в попытке установить «стабильные и предсказуемые» отношения. Он также попытался найти способ вернуться к ядерной сделке с Ираном, заключённой в 2015 г., чтобы тем самым снизить растущий риск конфронтации на Ближнем Востоке. Наконец, Байден прекратил войну в Афганистане, обосновав это решение тем, что пришло время перенаправить внимание и ресурсы на Индо-Тихоокеанский регион.
Отношения с союзниками развивались по той же схеме: администрация Байдена отказалась от противодействия газопроводу «Северный поток – 2», соединяющему Россию и Западную Европу, полагая, что прекращение острого диспута с Германией по этому вопросу поможет заручиться поддержкой Берлина в противостоянии с Пекином.
Новая оборонная стратегия Байдена имеет аналогичную направленность. Администрация Трампа внесла серьёзные коррективы в оборонное планирование США, заявив, что Пентагон должен неустанно готовиться к конфликту с великой державой, которая может бросить вызов Америке, прежде всего с Китаем, даже если это означает принятие большего риска в других регионах. При Байдене Пентагон в 2021 г. также сосредоточился на сдерживании китайской агрессии и победе над этим опасным противником, выведя и без того немногочисленные оборонные активы (батареи противоракетной обороны) с Ближнего Востока и инвестировав значительные средства в подавление КНР, затеявшей модернизацию армии. Иными словами, «Китай стал приоритетным вызовом».
Всюду беда
Байден, несомненно, прав в том, что китайский вызов затмевает остальные, несмотря на не законченные в Вашингтоне споры о том, когда именно этот вызов станет наиболее опасным. В течение первого года работы его администрация предприняла важные шаги в китайско-американской конкуренции: расширила многостороннее военное планирование и учения в западной акватории Тихого океана, обратила внимание таких организаций, как НАТО и «Большая семёрка», на воинственность Пекина и создала партнёрство AUKUS – трёхсторонний оборонный альянс с Австралией и Великобританией. Однако Байден не получил никакой передышки на других фронтах.
Вывод войск из Афганистана ускорил распад правительства этой страны, что сразу вызвало кризис, отвлёкший внимание Вашингтона, и имело более долгосрочные и весьма неприятные стратегические и гуманитарные последствия. Тем временем острый внутренний конфликт в Эфиопии дестабилизировал одну из важнейших африканских стран. Самая большая проблема в том, что отношения с Ираном и Россией стали хуже, а не лучше.
Иран занял жёсткую позицию на переговорах по возобновлению ядерной сделки, постоянно сокращая количество времени, которое ему потребуется для производства потенциального оружия. Марионетки Тегерана также периодически совершают нападения на персонал и партнеров США на Ближнем Востоке в рамках продолжающихся усилий по принуждению американцев к уходу из региона.
Со своей стороны, Путин санкционировал или, по крайней мере, допустил масштабные кибератаки против критической инфраструктуры в Америке. Весной он угрожал войной Украине, а теперь мобилизовал силы для потенциально крупного вторжения и длительной оккупации этой страны, чего так опасаются американские официальные лица. Для сохранения мира Москва потребовала признания российской сферы влияния и сворачивания военного присутствия НАТО в Восточной Европе. Что именно Путин имеет в виду в отношении Украины, неизвестно, но «стабильные и предсказуемые» отношения с Соединёнными Штатами ему явно не по душе.
Это зловещие предзнаменования для всего 2022 года. Соединённые Штаты могут оказаться перед лицом глубоких кризисов безопасности в Европе и на Ближнем Востоке в дополнение к постоянной и повышенной напряжённости в Тихоокеанском регионе. Возможность такого развития событий указывает на более фундаментальную проблему в американском государственном строительстве, которая накапливалась годами: стратегическое перенапряжение.
Больше, но с меньшими затратами
Столкновение с неприятностями на многих фронтах – обычное дело для глобальной державы. Внешняя политика США и подкрепляющая её оборонная стратегия давно разрабатываются с учётом этой проблемы. После холодной войны Соединённые Штаты приняли подход к планированию обороны по принципу «двух основных непредвиденных региональных обстоятельств». По сути, они взяли на себя обязательство содержать достаточно большие и боеспособные вооружённые силы для одновременного ведения двух крупных войн в отдельных регионах. Американские планировщики не питали иллюзий относительно того, что Вашингтон сможет полностью защитить себя от всех угроз, с которыми сталкивается, если они возникнут одновременно. Цель была ограничить риск, присущий глобальной внешней политике, и гарантировать, что враг на одном театре военных действий не сможет вести успешную агрессивную войну, пока Пентагон будет занят разрешением кризиса на другом фланге. Подобно тому, как в XIX веке Великобритания, будучи сверхдержавой своего времени, имела военно-морские силы, необходимые для сдерживания двух держав, однополярные Соединённые Штаты придерживались стандарта двух войн в течение одного поколения после 1991 года.
Однако со временем стандарт двух войн оказался нежизнеспособным. Сокращение расходов на оборону, связанное с Законом о бюджетном контроле 2011 г. (позднее усугубленное снижением расходов в связи с секвестром бюджета в 2013 г.), вынудило Пентагон принять несколько более экономный стандарт войны «одна плюс», направленный на победу над одним дееспособным агрессором и заведение в тупик или «навязывание неприемлемых затрат» другому. Между тем количество угроз росло. В эпоху после окончания холодной войны Пентагон беспокоился в основном о потенциальных конфликтах в Персидском заливе и на Корейском полуострове. Но события 2014 и 2015 гг. – бесчинства Исламского государства в Ираке и Сирии, российская агрессия против Украины, стремление Китая к доминированию в Южно-Китайском море, а также продолжающиеся операции в Афганистане – показали, что союзники и интересы США теперь находятся под угрозой сразу в нескольких регионах.
Враги Вашингтона также становились всё более грозными. Стандарт двух войн ориентировался, прежде всего, на государства-изгои с вооружёнными силами второго класса. Теперь Соединённым Штатам пришлось противоборствовать двум практически равным конкурентам, Китаю и России, имеющим обычные вооружения мирового класса, а также пользующимися преимуществами ведения боевых действий на собственных геополитических рубежах. К концу президентства Барака Обамы оставался открытым вопрос, смогут ли США победить Китай, если Пекин нападёт на Тайвань, или Россию, если Москва вторгнется в Прибалтику. Ясно было лишь то, что для любой такой войны потребуется почти вся боевая мощь Пентагона, а также практически все его возможности по переброске воздушных и морских грузов.
Осознание этого факта привело к качественным изменениям в оборонном планировании США.
Соединённые Штаты по-прежнему будут способны «сдерживать» агрессию на других театрах военных действий, но, как отметила двухпартийная комиссия, в которую вошло несколько действующих чиновников из администрации Байдена, как именно Пентагон будет это делать, не будучи способным победить противников на нескольких фронтах, остаётся неясным.
Переход к стандарту «одной войны» стал разумным способом мотивировать вялую бюрократию Пентагона к поиску творческих решений неотложной и сложной задачи войны с почти равным по силе соперником. Это было трезвое признание того, что проигрыш в войне великих держав может нанести смертельный удар по международному порядку, возглавляемому США. Однако оборонная стратегия 2018 г. также признавала перенапряжение сил: Соединённые Штаты могут сосредоточиться на главном вызове только за счет снижения способности решать другие задачи. Это ограничение лежит в корне проблемы, унаследованной Байденом, и она чревата опасными последствиями.
Дефицит доверия
Самая вопиющая угроза – вынужденное ведение одновременных войн против Китая и России в случае одномоментного обострения кризисов в Восточной Европе и Восточной Азии. Это было бы поистине кошмарным сценарием для армии, готовой вести лишь одну войну. Но для выявления проблем, связанных с потенциально тупиковой для Вашингтона ситуацией, не потребуется глобальной катастрофы в сфере безопасности.
Первая проблема – перенапряжение ограничивает возможности США в кризисной ситуации. Где Соединённые Штаты должны провести линию против российской агрессии в Восточной Европе? Насколько жёстко они должны противостоять провокациям Тегерана на Ближнем Востоке? И должны ли они применить силу, чтобы предотвратить превращение Ирана в пороговое ядерное государство? Это те вопросы, которые могут обсуждать трезвомыслящие люди. Но тот факт, что Вашингтон всё больше ориентируется на китаецентричную стратегию обороны, оказывает сдерживающее влияние на других театрах военных действий. Если президент США знает, что Пентагону понадобится всё, что у него есть, для более чем правдоподобной войны с Китаем, он будет менее склонен применять силу против Ирана или России, чтобы не быть застигнутым врасплох в случае вспышки насилия в Тихоокеанском бассейне.
Этот вопрос ведёт ко второй проблеме: потере дипломатического влияния в ситуациях, не связанных с войной. После тайваньского и украинского кризисов начала 2021 г. некоторые наблюдатели предположили, что Владимир Путин и председатель КНР Си Цзиньпин координируют политику принуждения как способ угрожать Вашингтону войной на два фронта. Реальность такова, что явная координация между ними вряд ли необходима, чтобы извлечь выгоду из перенапряжения американцев.
Лидеры в Москве и Тегеране видят, что Соединённые Штаты испытывают нехватку военных ресурсов, и стремятся уделять больше внимания Китаю. Это стимулирует их сильнее давить на Вашингтон в надежде получить выгоды для себя, полагая, что сверхдержаве будет не до них. Как пишет эксперт по России Майкл Кофман, стратегия Путина по использованию военного принуждения для пересмотра порядка в Европе, установившегося после холодной войны, основана на его убеждении, что «более серьёзная угроза со стороны Китая» в конечном итоге «заставит Вашингтон пойти на компромисс и перезаключить договор на выгодных для Москвы условиях». Чем больше внимания уделяется Китаю, тем большую цену США могут быть готовы заплатить за сдержанность в других местах.
Однако опасность перенапряжения существует не только из-за второстепенных театров военных действий. Слабость на периферии может привести к слабости в центре. Десять лет назад Соединённые Штаты вывели свои войска из Ирака, чтобы сэкономить на Ближнем Востоке и развернуться в сторону Тихого океана. Последующий крах Ирака заставил возобновить там военные действия, которые длились несколько лет, поглощая огромные ресурсы и внимание.
Аналогичным образом, если США окажутся втянутыми в разборки с Ираном или если Россия попытается пересмотреть статус-кво в Восточной Европе, Вашингтону, возможно, снова придётся отвлечься от Тихоокеанского региона, чтобы укрепить недостаточно обеспеченные ресурсами регионы, которые всё ещё имеют значение для безопасности Америки. Оборонная стратегия ориентируется на Индо-Тихоокеанский регион, но упорно продолжает проводить глобалистскую внешнюю политику, которая чревата бедами повсюду.
Непростой выбор
Ясно, что военную мощь вряд ли можно считать единственным фактором, имеющим значение в мировой политике. Но это необходимый компонент эффективности хотя бы потому, что сила остаётся окончательным арбитром в международных спорах.
Исторически сверхдержавы, страдавшие от перенапряжения, оказывались перед трудным выбором: как решить проблему несоответствия между обязательствами и возможностями? Когда в конце XIX – начале XX века Великобритания обнаружила, что у неё больше соперников, чем она может себе позволить или осилить, она начала умиротворять менее опасных и близких соперников, включая США, чтобы сосредоточиться на сдерживании Германии. Когда Корейская война показала, что политика сдерживания Вашингтона опережает его военные ресурсы, Соединённые Штаты были вынуждены предпринять значительное наращивание оборонного потенциала для ликвидации этого разрыва.
Администрация Байдена, вероятно, попытается обойти эту дилемму, регулируя напряжённость в отношениях с Ираном, Россией и другими претендентами, и одновременно побуждая союзников в Европе и партнёров на Ближнем Востоке взять на себя больше ответственности за свою оборону. Это понятный инстинкт. В ближайшей перспективе может оказаться, что как геополитические издержки недофинансирования, так и финансовые затраты на перевооружение перевесят трудности, связанные с хаотичными действиями без чёткого плана. Однако первый год работы Байдена уже показал, что чрезмерное напряжение наносит ущерб плану рассрочки платежей. В конце концов мир накажет сверхдержаву, которая позволит своему стратегическому дефициту расти слишком сильно и слишком долго.
Foreign Affairs
