Чтобы стать экономической сверхдержавой, страна должна отличаться внушительными размерами, динамикой, быть интегрированной в мировую экономику и оказывать на нее значительное воздействие. В настоящее время этим критериям отвечают три политических образования: Соединенные Штаты, Европейский союз и Китай. Одной из главных проблем грядущих десятилетий станет необходимость убедить КНР взять на себя роль надежной опоры мировой экономики (каковыми являются две другие сверхдержавы), особенно если учесть, что на данный момент Пекин в этом не заинтересован.
Соединенные Штаты остаются крупнейшей национальной экономикой мира, выпускающей основную резервную валюту и являющейся главным источником и получателем зарубежных инвестиций. ЕС в настоящее время представляет собой еще более крупную экономику с более внушительным внешнеторговым оборотом, да и евро все успешнее конкурирует с долларом за право считаться главной резервной валютой мира. Китай – новый член клуба сверхдержав, который пока уступает двум другим, но растет гораздо быстрее и глубже интегрирован в мировую экономику. Стремительный рост китайской экономики оказывает все более заметное влияние на остальной мир.
В данном контексте Китай часто упоминают наряду с Индией, однако индийский ВВП составляет менее половины китайского. Ежегодный прирост торгового оборота КНР превышает совокупный годовой торговый оборот Индии, и в обозримом будущем Пекин намного превзойдет своего азиатского соседа по экономическим показателям.
Китай бросает мировому сообществу уникальный вызов, несмотря на то, что его пока еще можно отнести к бедным авторитарным государствам со слаборазвитыми рыночными механизмами. Указанные три особенности уменьшают вероятность того, что КНР с легкостью примет на себя тот груз ответственности, к которому в идеале обязывает статус сверхдержавы. Таким образом, интеграция этой страны в мировую экономику будет протекать гораздо труднее, чем, скажем, Японии поколением раньше. США и Евросоюз хотели бы видеть Китай интегрированным в мировой порядок, который они выстраивали и отстаивали в течение нескольких последних десятилетий. Однако становится все более очевидно, что Пекин преследует совсем другие цели. Во многих областях он осуществляет стратегии, которые противоречат принятым нормам, правилам и институциональной архитектуре.
Некоторые не придают этому большого значения, считая, что могущественный новичок в клубе сверхдержав просто не желает связывать себе руки, избегая ответственности за состояние мировой экономики. Он, мол, хитроумно использует лазейки в существующих международных правилах и слабый контроль над их соблюдением, следуя своим национальным интересам. В конце концов, говорят они, Соединенные Штаты и Европейский союз в некоторых случаях поступают так же, равно как и другие крупные развивающиеся экономики.
Конечно, нет никаких указаний на то, что вызов, который Китай бросает существующему экономическому порядку, – результат последовательной и всеобъемлющей стратегии, измышляемой политическим либо интеллектуальным руководством страны. Призывы Пекина создать «новый международный экономический порядок» и все разговоры о приходе «Пекинского консенсуса» на смену так называемому «Вашингтонскому консенсусу» не следует расценивать как пересмотр статус-кво или вызов нынешнему мировому порядку.
Тем не менее ситуация не может не вызывать беспокойство. А между тем, учитывая статус могущественного новобранца, которому выгоден эффективный экономический порядок, КНР, по сути, кровно заинтересована в успешном функционировании международных институтов и соблюдении действующих правил. В интересах Китая укреплять мировой порядок, будь то в его нынешнем виде либо в альтернативном варианте, который ему больше по вкусу.
Но упрямство Пекина, похоже, с годами только усиливается, а не ослабевает. В самом начале экономических реформ, в конце 1970-х, Китай жаждал вступить в Международный валютный фонд (заменив в нем Тайвань), а также во Всемирный банк. Впоследствии это сыграло важную и, по-видимому, положительную роль в успешном развитии китайской экономики. Пекин не только выдержал длительные переговоры и выполнил постоянно расширявшийся перечень требований ради вступления во Всемирную торговую организацию (ВТО), но и использовал ее рыночные правила, чтобы преодолеть внутреннее сопротивление реформе со стороны консервативных политиков.
Однако настрой любой страны нередко кардинально меняется с изменением обстоятельств. Например, Россия просила мировое сообщество о помощи и поддержке после дефолта в 1998 году и в связи с падением мировых цен на нефть ниже 20 долларов за баррель. Однако теперь, когда мировые цены на нефть перевалили за 100 долларов за баррель и российская экономика растет как на дрожжах, Москва активно требует для себя восстановления статуса великой державы. Похоже, КНР претерпевает похожую эволюцию, хотя китайское руководство ведет себя куда осторожнее, предпочитая усиливать свое влияние постепенно. Кроме того, Китай, как и Соединенные Штаты и многие другие страны, сталкивается с противодействием глобализации внутри государства. Однако внутриполитическая ситуация должна кардинально измениться, даже если для этого потребуется фундаментальная реконструкция международной экономической архитектуры.
ПЕРСПЕКТИВА СОЗДАНИЯ АЗИАТСКОГО БЛОКА?
В торговле КНР играет в лучшем случае пассивную, а в худшем разрушительную роль. Она даже не пытается скрыть, что отдает предпочтение низкопробным и политически мотивированным торговым сделкам двустороннего и регионального характера, вместо того чтобы стремиться к экономически осмысленной (и ответственной) многосторонней либерализации через посредство ВТО. Для крупнейшей и второй по экспорту страны в мире, обладающей активным платежным балансом, такая позиция равносильна сразу двум серьезным вызовам существующему мировому порядку.
Во-первых, своим отказом внести позитивный вклад в международный раунд торговых переговоров в Дохе Китай обрекает его на провал. Пекин заявил, что не собирается брать на себя никаких обязательств по либерализации торговли, придумав в свое оправдание новую категорию членства стран в ВТО – «недавно присоединившиеся». Подобная позиция крупной торговой державы – это то же самое, что полная безучастность, и она фактически предопределила тупиковую ситуацию на переговорах в Дохе. Поскольку же мировая торговля не стоит на месте, а все время движется вперед или назад, неудача раунда переговоров в Дохе повлечет за собой серьезные последствия: прежде всего это первый провал крупных многосторонних торговых переговоров в послевоенный период, ставящий под угрозу всю систему ВТО.
Конечно, Китай не единственный виновник драмы, разыгравшейся в Дохе. США и ЕС продемонстрировали неготовность отказаться от политики сельскохозяйственного протекционизма; некоторые крупные развивающиеся экономики не пожелали в полной мере открывать свои рынки, а бедные страны не захотели вносить вклад в реформу мировой торговли. Однако КНР, которая зависит от устранения торговых барьеров гораздо больше, чем кто-либо, являет пример наиболее резкого контраста между своими объективными интересами и проводимой политикой. Из всех крупных игроков вряд ли кто-то ведет себя более непоследовательно.
Во-вторых, стремление Китая заключать двусторонние и регио-нальные торговые соглашения с соседними странами – это больше политика, чем экономика. Например, Соглашение о свободной торговле с Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) охватывает лишь малую толику торговли Китая с соответствующими странами; речь идет о попытке успокоить их страхи быть «потопленными» большим соседом. Соединенные Штаты и другие крупные торговые державы порой тоже руководствуются политическими соображениями при выборе торговых партнеров. Но при этом они настаивают на экономических стандартах, по большей части соответствующих правилам ВТО. Китай может и дальше на практике игнорировать эти правила, объявляя себя «развивающейся страной» и извлекая выгоду из принципа «особого и дифференцированного подхода». Но использование подобных лазеек одним из крупнейших участников мировой торговли в значительной степени провоцирует международные диспропорции.
Китай наносит ущерб мировому рынку и тем, что поддерживает идею образования аморфного, но достаточно мощного азиатского торгового блока. Серия региональных соглашений, начавшаяся с подписания договора между КНР и АСЕАН, постоянно расширяется, включая всевозможные комбинации вроде договоров между Японией и АСЕАН, Южной Кореей и АСЕАН. Это и различные двусторонние партнерства, включая китайско-индийское сотрудничество, договоренность в формате 10+3, которая связывает государства – члены АСЕАН с тремя странами Северо-Восточной Азии, и возможное соглашение в формате 10+6, согласно которому к договору присоединятся также Австралия, Индия и Новая Зеландия. Вполне вероятно, что вся эта деятельность приведет к созданию в ближайшие десять лет зоны свободной торговли в Восточной Азии под эгидой Китая.
Подобное региональное объединение почти наверняка вызовет резкую критику со стороны Соединенных Штатов и Евросоюза, а также многочисленных развивающихся стран из-за ущемления их национальных интересов. Что еще важнее, это приведет к созданию трехполюсной мировой экономики, способной подорвать существующую глобальную архитектуру торговых соглашений и многостороннее сотрудничество.
И уж совсем открыто Китай бросает вызов всемирной торговой системе, противодействуя предложению США создать зону свободной торговли в Азиатско-Тихоокеанском регионе, которое было озвучено на форуме Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) в 2006 году.
Инициатива АТЭС, с воодушевлением воспринятая рядом стран с менее развитой экономикой, входящих в эту группу и стремящихся предотвратить конфликт между двумя сверхдержавами, направлена против возможной конфронтации между чисто азиатским торговым блоком и Соединенными Штатами. Такой конфликт способен расколоть Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР). Данная инициатива в конечном итоге будет способствовать укреплению многих преференциальных режимов в АТР, а также разработке экономически значимого «Плана Б» по широкомасштабной либерализации торговли, если раунд переговоров ВТО в Дохе потерпит окончательное фиаско. КНР возглавила оппозицию этой идее, демонстрируя свою приверженность двусторонним сделкам с минимальным экономическим содержанием и отсутствие заинтересованности в попытках отстоять более широкий торговый порядок.
МВФ НА СВАЛКУ ИСТОРИИ?
Вызов Китая международной финансовой системе не менее серьезен. Он оказался единственной из крупных экономик мира, которая отказалась следовать политике гибкого валютного курса, позволяющей скорректировать платежный баланс и избежать разрастания дисбаланса. По правилам МВФ Китай имеет право поддерживать свой валютный курс на фиксированном уровне, но не вправе совершать массированные интервенции на валютном рынке, как он это делал в течение последних пяти лет, сдерживая стоимость юаня и тем самым повышая свою международную конкурентоспособность.
В результате нарушались основополагающие статьи Соглашения о МВФ (IMF’s Articles of Agreement), согласно которым члены этой организации обязуются «избегать манипулирования обменными курсами… преследующего цель не допустить эффективную корректировку платежного баланса или обеспечить себе несправедливые конкурентные преимущества». Такая политика нарушает практические руководящие принципы МВФ, категорически запрещающие использование «продолжительных, крупномасштабных и односторонних» интервенций для конкурентного удерживания национальной валюты на низком уровне.
Результаты подобной политики беспрецедентны для крупной торговой державы. Положительное сальдо текущих операций достигло 11–12 % китайского ВВП. В следующем году профицит может приблизиться к 500 млрд долларов. Еще немного – и он сравняется с дефицитом текущих операций в США. Валютные резервы КНР превышают 1,6 трлн долларов – это самый высокий показатель в мире. Такие диспропорции и небывалый приток иностранной валюты, необходимый для проведения подобной политики, способны привести к краху доллара и «жесткой посадке» мировой экономики, резко усугубить свирепствующий ныне мировой финансовый кризис.
В прошлом некоторые страны с положительным сальдо текущих операций, например Германия 1960–1970-х и Япония 1970–1980-х годов, тоже сопротивлялись неизбежной корректировке своих национальных валют. И это при том, что их платежный дисбаланс не идет ни в какое сравнение с нынешним китайским дисбалансом в процентном отношении к ВВП. И все же в конечном итоге указанные государства согласились соблюдать международные правила.
Однако Китай до сих пор не обращает внимания на призывы мирового сообщества изменить поведение. Объявленный в июле 2005-го переход к «управляемому плавающему курсу юаня, основанному на соотношении рыночного спроса и предложения», до сих пор не привел к существенному увеличению рыночной стоимости национальной валюты, несмотря на ускоренные в последнее время темпы удорожания юаня по отношению к доллару. Эти меры также не скорректировали огромное положительное сальдо по текущим операциям в Китае.
Пекин фактически поставил под сомнение базовую концепцию международного сотрудничества по решению этих проблем, заявляя, что обменный курс национальной валюты – это «вопрос национального суверенитета» (а не мировой экономики, в стабильности которой заинтересованы как сам Китай, так и его зарубежные партнеры). КНР даже выступила против рассмотрения этого вопроса в рамках МВФ. Ее действия несут в себе скрытую угрозу: намерение способствовать созданию Азиатского валютного фонда, подрывающего роль МВФ как всемирного валютного регулятора, стремление в долгосрочной перспективе превратить свою национальную валюту в главную региональную или даже мировую резервную валюту.
Подобная монетарная политика бросает еще более беспрецедент-ный вызов мировой торговой системе, поскольку серьезные диспропорции обменного курса создают мощный стимул для протекционизма в странах с пассивным платежным балансом. Это явствует из многочисленных законопроектов, представленных в Конгресс США и предлагающих введение торговых санкций против Китая.
В энергетике (КНР в скором времени станет крупнейшим потребителем энергоносителей в мире) притязания Пекина не столь прямолинейны, но лишь потому, что мировым сообществом пока не разработаны единые принципы и правила, а также не созданы организации, которые бы обеспечивали их соблюдение. Сегодня существуют, как минимум, два плохо совместимых режима в области энергетики – картель производителей (временами действующий эффективно) в лице Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК) и антикартель потребителей (весьма расплывчатый и несовершенный) в лице Международного энергетического агентства (МЭА). Китай в своем стремлении выстроить «надежные источники поставок» создает проблемы для обеих организаций. Он не желает полагаться исключительно или даже преимущественно на рыночные механизмы, пытаясь застраховать себя от перебоев с поставками углеводородов и от рыночной конкуренции.
Здесь, как и в других областях, Китай не одинок в таком поведении. Но, будучи движущей силой самого важного товарного рынка в мире, он должен быть заинтересован больше других и нести ответственность за создание режима системного реагирования на возникающие проблемы, а не добиваться исключительных условий и особых привилегий для себя. Создается впечатление, что Пекин либо не знает о полном провале подобных стратегий в прошлом, либо уверен, что его нынешнее влияние послужит достаточной гарантией соблюдения договоров даже в трудные периоды. Похожую стратегию Китай осуществляет и в отношении других видов сырья, помимо нефти и газа.
Что касается помощи в развитии, то КНР, наверно, уже стала крупнейшим единоличным донором (в зависимости от того, что понимать под словом «помощь»). Тем самым она бросает вызов общепринятым нормам, поскольку игнорирует все виды обусловленностей, сложившиеся в сообществе доноров за последние четверть века. Пекин отвергает не только принятые социальные стандарты (в области прав человека, условий труда и защиты окружающей среды), но и фундаментальные экономические нормы (такие, к примеру, как борьба с бедностью и надлежащее управление), соблюдения которых все многосторонние организации требуют как нечто само собой разумеющееся. Свою помощь, так же как торговые и товарные соглашения, Китай обставляет различного рода условиями исключительно политического характера, настаивая на том, чтобы взамен предоставленной помощи страны-реципиенты поддерживали его позиции по международной повестке дня в ООН и других организациях. При этом они должны исправно обеспечивать китайскую экономику продуктами своей добывающей промышленности.
НОВЫЕ ПРАВИЛА ИГРЫ
Политика Китая наглядно демонстрирует, что международный менталитет этой страны не поспевает за ее поразительными успехами в экономике. КНР продолжает вести себя, как слабая страна, не обладающая сколько-нибудь значительным влиянием на мировую систему в целом, а потому не несущая за нее практически никакой ответственности. Подобная инертность мышления вполне понятна, особенно если учесть, что нынешнее китайское руководство по-прежнему следует указаниям Дэн Сяопина, призывавшего к сдержанности в международной политике.
Главный принцип современной внешней политики Китая – не брать на себя ведущей роли в мире, всячески избегая затруднительных ситуаций, которые могли бы нанести ущерб способности страны сосредоточиваться на грандиозных внутренних задачах. Более того, даже самые опытные обозреватели сталкиваются с трудностями, пытаясь постигнуть скорость экономического восхождения КНР. Это чем-то напоминает взрывной рост японской экономики с начала 70-х до середины 80-х годов прошлого века, на который также последовала резкая реакция мирового сообщества, при том что Токио сохранял безучастность в отношении почти всех международных проблем.
Даже самые стойкие приверженцы современной системы мировой торговли согласятся с тем, что по крайней мере отчасти критика со стороны Китая обоснованна. В лучшем случае на переговорах в Дохе удастся добиться лишь частичной либерализации мировой торговли после почти десятилетних усилий. МВФ не может заставить страны выполнять принятые им правила и будет вынужден сократить штат. Всемирный банк утратил четкие ориентиры в своей деятельности. «Большая семерка» индустриально развитых стран заключила взаимный пакт о ненападении, и поэтому ее критика в адрес таких стран, как КНР, явно смахивает на лицемерие. А международные экономические организации во многом утратили легитимность из-за неспособности адаптировать свои структуры управления к изменениям в относительной экономической мощи разных стран. Тот факт, что с некоторыми подходами Китая можно согласиться, а те или иные озабоченности китайских лидеров вполне законны, не устраняет всей серьезности проблемы, но предполагает поиск логически оправданного и разумного решения.
Выйти из положения Вашингтону поможет скрупулезная и кардинальная перенастройка экономической политики в отношении Пекина. Не отвлекаясь на узкие проблемы двусторонних связей, следует попытаться перейти на непосредственное партнерство с Китаем, дабы обеспечить совместное управление мировой экономикой. Только такой подход, который можно обозначить как базирующийся на взаимодействии «большой двойки» (G2), учитывает новую роль Китая как глобальной экономической державы, его способность на законном основании управлять мировой экономикой и быть ее архитектором.
В настоящее время США пытаются убедить КНР присоединиться к этой системе. Привязанность Вашингтона к нынешнему статус-кво понятна, если принять во внимание успехи глобальной кооперации и ту очевидную роль, которую он здесь играет. Но Пекин испытывает дискомфорт от одной мысли о простом интегрировании в систему, заслуга в создании и развитии которой ему не принадлежит.
Китайские официальные лица и политологи активно обсуждают перспективу альтернативных структур, в которых КНР могла бы присутствовать со дня их создания. Говорят, что в ходе дебатов вокруг одного особенно спорного вопроса на переговорах о вступлении в ВТО китайский посол громогласно заявил: «Мы знаем, что сейчас нам приходится играть в вашу игру, но через 10 лет правила будем устанавливать мы!» Кроме того, существующая система становится все более инертной и, возможно, единственный способ преодолеть колоссальное сопротивление любым переменам (в частности, со стороны Европы, не пожелавшей отказаться от чрезвычайных квот и нескольких мест в совете директоров МВФ) – это полностью изменить систему.
Нынешняя политика Соединенных Штатов предусматривает жесткие меры наказания за отказ от сотрудничества. Вашингтон уже несколько раз делал попытки урегулировать разногласия с Пекином на сессиях ВТО, а также мобилизовать МВФ и страны «Большой семерки» с целью предпринять санкции в отношении Китая в связи с занижением курса его национальной валюты. Однако критика в адрес Пекина не переросла в сколько-нибудь серьезное возмездие: слишком много американцев получают чрезмерно большие выгоды от фактического или потенциального взаимодействия с Китаем, и творцы такой политики не желают ставить эти отношения под угрозу. К тому же другие ведущие страны равным образом не хотят конфронтации с Поднебесной. Возможно, единственный способ убедить КНР открыться для сотрудничества состоит в том, чтобы отказаться от нынешней позиции и избрать менее конфронтационный стиль во взаимоотношениях.
«БОЛЬШАЯ ДВОЙКА»
Предлагаемая нами стратегия отчасти является попыткой по-новому взглянуть на старые проблемы и извлечь из конфликтов возможности для поступательного движения.
США и Китай могли бы совместными усилиями так построить свои региональные торговые отношения, чтобы способствовать, а не препятствовать многосторонней либерализации торговли, а в дальнейшем содействовать развитию разветвленных взаимосвязей между региональными организациями. Неспособность выдвинуть новые значимые предложения по открытию рынков на раунде переговоров ВТО в Дохе не должна приравниваться к отстаиванию законных интересов в торговле: такое поведение угрожает ВТО и интересам участия обеих стран в открытой мировой экономике. Валютное рассогласование с целью усиления конкурентоспособности национальной экономики следует рассматривать как уклонение от норм МВФ, наносящее ущерб всем торговым партнерам, особенно наиболее бедным странам. Вашингтону нужно согласиться с тем, что его ошибочная фискальная политика привела к переоценке доллара, а Пекину следует признать, что политика недооценки юаня искажает картину внутреннего спроса в КНР и влечет за собой излишнее вмешательство государства в экономику. Соединенные Штаты могли бы содействовать вступлению Китая в МЭА, что поможет странам-потребителям противостоять высоким ценам на нефть.
Еще более действенным могло бы стать установление новых международных норм и учреждение организаций, с тем чтобы взять под контроль ряд проблемных областей международной жизни, которые в настоящее время никак не регулируются, несмотря на всю их важность. Речь идет прежде всего о глобальном потеплении и фондах национального благосостояния. На сегодняшний день Пекин наотрез отказался даже касаться темы ограничения вредных выбросов. Соединенные Штаты придерживаются той же позиции, но, скорее всего, она резко изменится после президентских выборов в США в ноябре независимо от того, кто одержит в них победу.
Вместе с тем режим ограничения выбросов может привести к установлению странами-участницами торговых барьеров против углеводородного сырья, поставляемого неприсоединившимися государствами. Более того, проблему глобального потепления нельзя решить без Китая, который превратился в главный источник загрязнения окружающей среды. Если Вашингтон и Пекин не найдут пути для сотрудничества и совместного решения этой проблемы, между ними может вспыхнуть торговая война, а проблема окружающей среды так и останется нерешенной.
КНР уже скептически отозвалась о принятии новых международных руководящих принципов, пусть даже добровольных и ни к чему не обязывающих, в отношении структуры и инвестиционной деятельности фондов национального благосостояния. Но Соединенные Штаты настаивают на необходимости введения системы правил, способствующих беспрепятственному осуществлению зарубежных инвестиций и устранению протекционистских барьеров. Ввиду особенной зависимости американской экономики от китайского капитала, отсутствие по данному вопросу какого-то нового соглашения способно послужить поводом для лобового столкновения обеих сверхдержав. К этому могут привести либо неприятие Китаем новых руководящих принципов, либо отказ Соединенных Штатов от китайских инвестиций в особо важных сферах.
Решение старых или новых проблем, опасность выхода ситуации из-под контроля настоятельно требуют развития сотрудничества между США и Китаем в формате «большой двойки» (G2). В некоторых случаях необходимо привлекать к участию в решении глобальных проблем и другие крупные организации и державы, в частности Европейский союз и Японию. Новые правила, кодексы либо нормы зачастую целесообразно вводить через уже существующие организации, такие, например, как МВФ и ВТО. Однако некоторые из них будут работать более эффективно в рамках совершенно новых всемирных организаций, которые еще могли бы быть созданы в целях решения возникающих проблем. Скажем, Всемирная экологическая организация – для борьбы с глобальным потеплением. Однако любой действенный системный ответ на международные экономические вызовы в современном мире должен начинаться с активного и плодотворного сотрудничества между двумя ведущими экономиками мира – Соединенными Штатами и Китайской Народной Республикой.
Конечно, официальное использование термина «большая двойка» Вашингтоном и Пекином было бы политически нецелесообразно, учитывая особую чувствительность других государств к таким вопросам. Но чтобы данная стратегия начала работать, США придется отдать Китаю приоритет в качестве важнейшего партнера по управлению мировой экономикой и в каком-то смысле отодвинуть Европу на второй план. На меньшее Пекин вряд ли согласится, да и Соединенные Штаты не смогут в полной мере осуществлять действенное руководство, в котором весь мир так отчаянно нуждается.
Некоторые шаги в этом направлении уже были предприняты. После того как я озвучил идею G2 в конце 2004 года, Роберт Зеллик, вступив в феврале 2005-го в новую для него должность помощника государственного секретаря, начал обсуждать этот формат с китайскими партнерами. В 2007 году министр финансов Генри Полсен поднял вопрос взаимодействия между обеими странами на новый уровень, известный сегодня как стратегический экономический диалог США – Китай. В нем участвуют по десять ключевых министров с каждой стороны. Итак, начальный институциональный каркас для работы в рамках «большой двойки» создан, и сотрудничество в таких областях, как охрана окружающей среды и мировые финансы, уже развивается. Однако совершенно недостаточно считать Пекин «ответственным участником» процесса. Необходимо видеть в нем управляющего партнера, который обладает всеми положенными ему правами.
Подобного рода отношения между богатой, развитой страной и бедным, развивающимся государством претендуют на то, чтобы быть беспрецедентными в истории человечества, равно как и само понятие бедной экономической сверхдержавы, каковой КНР на самом деле и является. Однако достаточное число примеров аналогичного сотрудничества в конкретных областях дает основание полагать, что обсуждение проблем, возникающих между США и Китаем, могут способствовать дискуссии о системном управлении мировой экономикой.
Например, в конце 1970-х Соединенные Штаты облагали большое количество бразильских продуктов компенсационными пошлинами, поскольку экспортные субсидии Бразилии достигали почти половины стоимости всех продаж этой страны на внешнем рынке. Лобовая атака на субсидии была политически неприемлемой в Бразилии, но две страны договорились о тесном сотрудничестве и участии в переговорном процессе для принятия нового свода правил по субсидиям в рамках Генерального соглашения о тарифах и торговле (ГАТТ) – предшественника ВТО. Это соглашение положило начало успешному раунду торговых переговоров в Токио, явилось основанием для того, чтобы добавить отдельную статью об ущербе в закон США о компенсационных пошлинах и постепенно свернуть политику государственных дотаций в Бразилии.
Готовы ли Соединенные Штаты и Китайская Народная Республика к столь радикальной переориентации? Вашингтону, вероятно, потребуется признать роль Китая как полноправного партнера в управлении мировой экономикой, а также необходимость развивать с этой азиатской страной более тесные рабочие отношения, чем с традиционными европейскими союзниками, и стремиться наладить конструктивное взаимодействие с авторитарным политическим режимом, нежели с демократией. Все эти перемены будут означать серьезные вызовы для творцов американской политики и, скорее всего, спровоцируют политическое противодействие внутри страны.
Пекин быстрыми темпами приближается к тому моменту, когда избранная им стратегия интеграции в мировую экономику заставит его взять на себя повышенную ответственность за ее успешное функционирование. Другими словами, собственные интересы Китая подтолкнут его к сотрудничеству с Соединенными Штатами, предлагающими совместными усилиями направлять мировую экономику во взаимоприемлемое русло. Китайцы горячо обсуждают сегодня, следует ли их стране и дальше действовать в одностороннем порядке или включиться в международную систему. Перспектива реального партнерства могла бы решительным образом склонить колеблющуюся чашу весов в пользу второго варианта и тем самым повысить вероятность того, что КНР продолжит поступательное движение, не разжигая при этом конфликтов, характерных в прошлом для быстро развивающихся стран.
Если Китай не желает слишком тесного сближения с Соединенными Штатами (скажем, из-за постоянных противоречий по вопросам безопасности), то, конечно же, возможно альтернативное институциональное устройство. Европейский союз с самого начала мог бы стать членом «большой тройки» (G3) – существующей на сегодняшний день группы глобальных экономических сверхдержав. Еще одна возможность – это «большая пятерка» (G5), недавно созданная Международным валютным фондом для осуществления интенсивного, многостороннего консультативного процесса. В эту структуру, помимо указанных государств, входят Япония и Саудовская Аравия (представляющая интересы производителей нефти). Главное – включить Китай в состав новой и эффективной управляющей группировки стран, учитывая его решающую роль в мировой экономике и его законное желание участвовать в системном руководстве на всех значимых стадиях этого процесса.
Семь президентских сроков кряду США предпочитают сотрудничать с КНР, избегая противостояния и придерживаясь вполне разумной точки зрения, согласно которой неспровоцированная конфронтация только повредила бы американским интересам. Учитывая явные признаки того, что экономический бум в Китае будет продолжаться, та же логика подсказывает, что Вашингтон предпримет все необходимые усилия, чтобы установить подлинно партнерское взаимодействие с Пекином в целях управления мировой экономикой. Создание формата G2 снизило бы, как минимум, риск двусторонних разногласий, подрывающих мировую экономику в целом и американо-китайские отношения в частности. Как максимум же, со временем был бы запущен процесс укрепления доверия и взаимопонимания, способствующий активному и эффективному сотрудничеству по важнейшим вопросам.
В настоящий момент перспективы такого сотрудничества далеко не ясны. Но кроме различий у обеих стран есть много общих интересов, и их глобальные экономические позиции скорее сближаются, нежели расходятся. Достижение того уровня партнерства, о котором идет речь в данной статье, потребует много времени и усилий. Однако ставки столь велики, что даже частичный успех сам по себе ценен, и единственный способ определить жизнеспособность предложенной идеи – это попытаться ее осуществить. Предстоящие переговоры, призванные выработать всеобщую стратегию противодействия глобальному потеплению, дают реальную возможность испытать предложенный принцип взаимодействия на практике.
Опубликовано в журнале Foreign Affairs №4 за 2008 год.
