Благородный муж заводит друзей с помощью культуры.
Конфуций, «Лунь юй», глава «Янь юань»
Современный Китай стремится заявить о себе как новый центр «мягкой силы», создание которой является частью целенаправленной долгосрочной политики государства. Руководство страны старается повысить международное влияние китайской культуры и расширить присутствие культурной продукции Китая на мировом рынке. Наращивание «мягкой силы» в контексте развития национальной культуры стало одной из ключевых задач в политике КПК.
Активная работа развернулась вскоре после прихода на пост партийного лидера в 2002 г. Ху Цзиньтао. Первоначально речь шла о противодействии иностранным концепциям, предвещающим неминуемый крах китайских реформ либо указывающим на рост «китайской угрозы». В середине 2000-х гг. после длительных дискуссий власти заявили о необходимости наращивать собственную «мягкую силу» и культурное соперничество с другими странами. В 2007 г. XVII съезд КПК провозгласил задачу увеличения потенциала «мягкой силы» культуры.
Включение американской концепции «мягкой силы» в программные материалы Компартии – примечательное событие, показавшее способность китайского руководства впитывать полезные зарубежные идеи. Следующим важным шагом стало соединение мероприятий по развитию культуры внутри КНР с повышением ее международного влияния. Комплексная стратегия «могущественного культурного государства» утверждена в октябре 2011 г. на шестом пленуме ЦК КПК 17-го созыва.
Ху Цзиньтао заявил там, что культура занимает все более важное место в соперничестве между странами, крупные государства целенаправленно наращивают «мягкую силу» культуры ради повышения своей международной конкурентоспособности. Тем временем «у культуры Китая общая сила и международное влияние все еще не соответствуют международному статусу страны, положение “Запад силен, мы слабы” в сфере международной культуры и общественного мнения еще не претерпело коренных изменений». Более того, «международные враждебные силы с еще большим рвением осуществляют вестернизацию Китая и стратегические замыслы по расчленению страны, реализуют долгосрочные планы проникновения в важные сферы идеологии и культуры».
Власти продемонстрировали понимание того, что «мягкой силе» требуется качественное содержательное наполнение, одним из источников которого призвано стать ускоренное обновление культурных индустрий. Было заявлено и о том, что «могущественное культурное государство» нуждается в ценностных ориентирах. И здесь внутренние и внешние цели также тесно связаны друг с другом – китайские ценности и образ жизни не смогут оказывать позитивное влияние на иностранцев до тех пор, пока они не станут привлекательными для самих китайцев.
В постановлении пленума ЦК КПК было указано на необходимость «осуществлять стратегию выхода культуры вовне, непрерывно повышать международное влияние китайской культуры, демонстрировать миру новый образ реформ и открытости Китая и высокий духовный облик китайского народа». Поставлена цель «наращивать понимание и познание мировым сообществом базовой национальной специфики, ценностных воззрений, пути развития, внутренней и внешней политики Китая», «создать первоклассные СМИ мирового уровня» и с опорой на инновационные методы внешней пропаганды укреплять «право голоса» на международной арене, что позволит воздействовать на мировое общественное мнение.
Мягкость или слабость
Автор теории «мягкой силы» – политолог Джозеф Най, в прошлом высокопоставленный чиновник Госдепартамента и военного ведомства США – обрел в Китае невиданную известность. Однако по мере развития китайской стратегии «мягкой силы» Най дает ей все более низкие оценки.
В середине 2000-х гг., еще до превращения «мягкой силы» в официальный лозунг КПК, ученый был настроен алармистски. Най призывал «срочно дать ответ на рост “мягкой силы” Китая за счет Америки», ссылаясь на международные социологические опросы BBC, указывающие, что позитивные оценки мировой роли Китая растут быстрее, чем похвалы в адрес Соединенных Штатов. Политолог с тревогой отзывался о популярности в развивающихся странах «пекинского консенсуса» (авторитарная власть плюс рыночная экономика) на фоне падения авторитета либерального «вашингтонского консенсуса». Най указывал, что «было бы глупо не замечать достижений» Китая, и потому «для США настало время обратить больше внимания на баланс “мягкой силы” в Азии».
В публикациях 2012 г. Най уже приходит к выводу, что миллиарды долларов, вложенные Пекином в увеличение «мягкой силы», не принесли заметного успеха. Ныне опросы BBC показывают, что позитивные оценки влияния Китая можно найти лишь в Африке и Латинской Америке, тогда как в Америке, Европе, Индии, Японии и Южной Корее господствуют негативные отклики. Рост китайской мощи тревожит соседей по региону и толкает их к поиску союзников для уравновешивания роста жесткой силы Китая. По версии американского политолога, каждый успех Пекина обесценивался последующими событиями внутри страны – позитивный эффект Олимпиады-2008 ослабили репрессии против китайских правозащитников, за триумфом выставки ЭКСПО-2010 в Шанхае последовал судебный приговор лауреату Нобелевской премии мира Лю Сяобо. Най полагает, что вложение Пекином миллиардов долларов в создание международного новостного телевещания Синьхуа и Центрального телевидения Китая было безрезультатным – иностранная аудитория считает их рупорами китайской государственной пропаганды.
«Вместо того чтобы восхвалять современных героев в гражданском обществе, искусстве и частном секторе, Коммунистическая партия принялась продвигать величие китайской культуры в целом и историческое значение Срединного царства», – говорит Най. По мнению американца, таким «героем» мог бы стать, к примеру, Ай Вэйвэй – популярный на Западе китайский художник, которого преследуют в Китае по обвинению в крупномасштабной неуплате налогов. Весной 2012 г. Най попытался донести свою позицию на лекциях в ряде китайских университетов. По его словам, после одного из выступлений слово взял партийный чиновник, который сказал студентам, что китайский подход к «мягкой силе» должен фокусироваться на культуре, а не на политике.
В изначальной трактовке Ная «мягкая сила» опирается на три ресурса – культуру, политические ценности и внешнюю политику. Однако на XVII съезде КПК тема «мягкой силы» была включена в раздел, посвященный развитию культуры, а не внешней политики. С того времени нормативная китайская трактовка «мягкой силы» стала «культуроцентричной». Культурное истолкование «мягкой силы» – сознательный выбор. Политологи продолжают споры о том, является ли соперничество «мягких сил» «игрой с нулевой суммой» и означает ли это, что рост влияния Китая должен сопровождаться закатом «мягкой силы» Запада во главе с США. На этом фоне различия в трактовке этого понятия между Китаем и Америкой выглядят не как источник конфликта, о котором предупреждает Най, а как возможность избежать лобового столкновения. Пока Америка несет в мир свои политические ценности, Китай делает ставку на культуру, вследствие чего их «мягкие силы» оказываются в разных интеллектуальных измерениях.
Еще в 2005 г. Най перечислил трудности, с которыми Китай сталкивается в «мягком» соперничестве с Америкой – в КНР нет сопоставимых с Голливудом культурных индустрий, китайские университеты не чета американским, в Китае отсутствуют НПО, которые служат источником «мягкой силы» Америки, авторитарный «пекинский консенсус» не вызывает симпатий на Западе. Ныне многие зарубежные эксперты и публицисты утверждают, что у Китая не может быть «мягкой силы», поскольку в стране нет гражданского общества, а власть нарушает права человека.
По нашему мнению, оснований говорить о провале китайской политики «мягкой силы» нет. Китай учится бороться за «право слова» на мировой арене, создает каналы передачи информации и влияния на зарубежное общественное мнение. К тому же опыт СССР показал, что всплеск международной популярности страны в связи с «перестройкой» оказался недолгим и закончился вместе с самой страной. Китай не хочет повторить этот путь, последовав западным советам «раскрепостить гражданское общество» для увеличения «мягкой силы».
Китайские сторонники ускоренного наращивания культурно-идеологической «мягкой силы» полагают, что СССР проиграл Западу не из-за экономической слабости, а из-за неспособности противопоставить внешнему пропагандистскому давлению собственные ценности. Глава Китайского центра исследования «мягкой силы» культуры Чжан Гоцзо заметил: «Если у государства не хватает материальной жесткой силы, то ему можно нанести поражение одним ударом. Если у него не хватает “мягкой силы” культуры, такое государство и без удара само потерпит поражение». Последнее, по его мнению, произошло в СССР, где «рухнуло здание “мягкой силы” культуры, линия обороны в идеологии была разрушена, основные ценности были искажены или утрачены». Чжан Гоцзо полагает, что Америка одержала верх потому, что ее пропаганда обладала большей привлекательностью, чем «фальшивая, высокопарная и пустая» пропаганда советская.
Китайские эксперты полагают, что после распада СССР Запад развернул идеологическое наступление на Китай, добиваясь «морального очернения» оппонента и подрыва его моральной легитимности. Запад критикует КНР по проблемам прав человека, поощряет китайских диссидентов, дает площадку для выступлений антикитайским силам, использует для подрыва авторитета страны межэтнические инциденты в Тибете и Синьцзяне. Но Пекину следует помнить уроки Советского Союза и ни в коем случае не пытаться вести с Западом идеологическую войну в мировом масштабе. Эксперты советуют отвечать на западное давление по отдельным проблемам, избегая расширения спора. С Западом нужно вести диалог и подчеркивать наличие общих интересов, следует больше работать с политической и социальной элитой, через обмены, публичную и народную дипломатию завоевывать мировое общественное мнение, постоянно укреплять международный авторитет. При этом нужно стремиться расколоть создаваемый Западом «единый фронт» морального осуждения Китая, внося разлад в «хоровое пение» иностранных критиков.
Другой тревожный пример упадка крупного государства из-за нехватки «мягкой силы» относится к китайской истории XVII–XVIII столетий. Это был период материального расцвета, когда страна стояла в мире в первых рядах по объему экономики. Однако отсталость мысли и культуры привела к тому, что в середине XIX века ее подчинили западные державы, обладавшие передовой культурой. Для китайских авторов это еще одно подтверждение того, что без «мягкой силы» культуры сохранить мощь «жесткой силы» очень трудно. Через 10–15 лет Китай вновь может стать мировым экономическим лидером, но на этот раз он обязан подкрепить свою «жесткую силу» культурным могуществом.
Западное – это не всеобщее
Если «мягкая сила» США строится на том, что модель американского политического устройства имеет «всеобщий» характер, то Китай подчеркивает тезис о многообразии путей развития. Вместе с тем такое противопоставление постепенно теряет абсолютный характер, китайские авторы все чаще призывают к разработке собственного понимания «всеобщих ценностей» и его продвижению во внешний мир.
В середине 2000-х гг. в Китае предприняты попытки дать содержательное наполнение ценностному измерению национальной «мягкой силы». Появившиеся тогда лозунги «гармонии» подчеркивали многообразие культур, ценностей и моделей развития, превращаясь в противовес западной склонности к абсолютизации либеральных ценностей и их навязыванию другим странам. Заметное место в политическом дискурсе обрел взятый из древности тезис о «гармонии без единообразия». Слова Конфуция «Благородный муж стремится к гармонии, но не к единообразию; мелкий человечек стремится к единообразию, но не к гармонии» («Лунь юй», гл. «Цзы лу») получили новый смысл. Пекин заявил о себе как о наследнике идеала, в соответствии с которым возвышенный и просвещенный конфуцианский «благородный муж» стремится к гармоничным отношениям с окружающими и не добивается единообразия ни за счет навязывания другим своих ценностей, ни за счет принятия ценностей чужих. Вторая часть цитаты превратилась в характеристику политики Запада, который подобно «мелким людишкам» пренебрегает гармонией и хочет сделать мир единообразным в соответствии со своими канонами.
В Китае растет понимание связи между внутренним и внешним измерениями «мягкой силы», но не в том ключе, как того хотели бы на Западе. Речь идет не о приведении китайских внутриполитических реалий в соответствие с западными политическими ценностями, а о привнесении китайских акцентов в толкование «всеобщих ценностей». Вместо либерализации и деидеологизации Китай взял курс на укрепление системы «сердцевинных социалистических ценностей», призванной стать инструментом сплочения общества. Ее элементами являются марксизм и теория социализма с китайской спецификой, отражающие чаяния людей и сплачивающие их «общие идеалы», патриотический «национальный дух» и опирающийся на реформы и инновации «дух эпохи», а также моральные ценности «социалистических представлений о почетном и позорном».
В начале 2012 г. в общественно-политической периодике появились варианты запоминающихся формулировок «сердцевинных ценностей»: «человек как основа», «человеколюбие», «совместное процветание», «богатство и сила», «гармония», «демократия и правление по закону», «соблюдение закона», «искренность и доверие», «равенство и справедливость», «открытость и толерантность», «цивилизованность». Наиболее удачные находки могут быть использованы не только внутри Китая, но и за его пределами. В контексте споров о «мягкой силе» поставлены вопросы о способности Китая повлиять на процесс, призванный определить содержание «всеобщих ценностей», и в первую очередь на интерпретацию свободы, демократии и прав человека. Первоначальный импульс отторжения «всеобщих ценностей» сменился более взвешенным подходом – «всеобщие ценности» нельзя отвергать, их также нельзя отождествлять с «западными ценностями» и тем более нельзя противопоставлять их «китайской специфичности». Подлинное «всеобщее» является таковым лишь в том случае, если в его определении участвуют все страны, в том числе Китай.
Профессор философского факультета Столичного педагогического университета Ян Шэнпин подчеркнул, что после введения в понятийную систему китайского марксизма американская «мягкая сила», в центре которой лежат ценностные воззрения, наполнилась новым содержанием. Прежде всего, в мире нет неизменных «всеобщих ценностей», однако Джозеф Най недостаточно размышлял над этим и пытался представить американские ценности как общемировые. Во-вторых, «мягкая сила» применяется не только в международных отношениях, но и во внутреннем развитии. В Соединенных Штатах это не так актуально, поскольку там система ценностей сложилась давно, но Китай еще находится на стадии общественной трансформации, и ему нужно формулировать ценностные воззрения и добиваться их признания собственным народом, делая ценности источником сплочения. Ян Шэнпин напомнил, что у США ценности капиталистические – свобода, равенство, братство и права человека. Социалистические ценности с китайской спецификой – это народное благосостояние, человек как основа, справедливость, развитие и гармония.
Профессор Гуманитарного института Китайского политико-правового университета Ли Дэшунь в качестве современной «всеобщей ценности» предложил поднять знамя «равенства и справедливости», которое отличалось бы от западного капиталистического лозунга «свободы и справедливости», где не нашлось места для решения проблемы равенства при сохранении свободы. По мнению ученого, эта трактовка «всеобщих ценностей» является социалистической, однако отвечает запросам современной эпохи, и Китай мог бы взять на себя миссию продвижения этих ценностей во внешний мир.
Китайские авторы отмечают, что «мягкая сила» государства реализуется через истолкование и определение содержания демократии, свободы, прав человека и других «всеобщих ценностей». Следовательно, Пекину нужно бороться за то, чтобы обрести такую возможность. Следует добиваться, чтобы повсюду люди «слушали китайские истории». А для этого нужно «убедительно и привлекательно показать всему миру, что путь специфического китайского социализма является не только моделью развития, подходящей для развивающихся стран, но также источником “мягкой силы”, соответствующей запросам будущего развития человечества».
Необходимо подчеркнуть, что рассуждения о перспективах экспорта «китайской модели» и распространения в мире «ценностей китайского социализма» являются ныне уделом экспертов. Китайское руководство предпочитает осторожный сдержанный подход. Весной 2011 г. премьер Вэнь Цзябао на вопрос о том, что могут позаимствовать из китайской модели развития другие страны, ответил: «Наши реформа и строительство еще находятся в процессе поиска, мы никогда не считали, что собственное развитие – это модель».
Конфуций шагает по планете
Самым заметным успехом китайской стратегии «мягкой силы» стало распространение за рубежом Институтов Конфуция, задачей которых является преподавание китайского языка и культуры. Проект начался в 2004 г., за это время по всему миру создано свыше 850 этих учреждений. Особое внимание уделено США, где появилось около 400 Институтов Конфуция. Это глобальный проект, не привязанный к «конфуцианскому региону» Восточной Азии, испытавшему в прошлом влияние китайской культуры.
За создание Институтов Конфуция отвечает правительственная Канцелярия по международному распространению китайского языка (Ханьбань). По содержанию работа похожа на деятельность Института Гёте, Британского совета или Института Сервантеса. Однако в организационной сфере китайская сторона нашла свой путь, отказавшись от создания и регистрации в зарубежных странах отделений китайских языковых центров. Институты Конфуция появляются непосредственно внутри действующих иностранных учебных заведений, партнером выступает один из китайских вузов. Иностранцы предоставляют помещение, китайцы – преподавателей и учебные материалы. Между китайским и иностранным университетом выстраиваются прямые связи.
Предполагается, что обе стороны делят расходы на содержание совместной структуры примерно поровну. Благодаря китайской финансовой и кадровой поддержке Институты Конфуция способны предложить привлекательные условия для желающих изучать китайский язык. Как правило, обучение там стоит дешевле, чем на коммерческих курсах, создаваемых иностранными учебными заведениями своими силами. На основании появившейся несколько лет назад в китайских СМИ информации эксперты предположили, что Ханьбань ежегодно тратит на содержание одного Института Конфуция около 100 тыс. долларов. Эти деньги уходят на зарплату китайских преподавателей, учебные пособия, оборудование и т.д. По подсчетам агентства Bloomberg, к ноябрю 2011 г. на создание Институтов Конфуция за рубежом Пекин потратил около 500 млн долларов.
Хотя этап количественного роста еще не завершен, поставлена задача уделять основное внимание преподавательским кадрам и учебным пособиям, «сделав акцент на всестороннем повышении качества». Китайские эксперты отмечают, что в Институтах Конфуция не просто преподают китайский язык, но и используют его как носитель при передаче идей, содержащихся в китайской культуре. Здесь проявляется взаимосвязь «жесткой» и «мягкой силы» – экономический подъем КНР повышает интерес к сотрудничеству, возникает спрос на изучение китайского языка, и это обеспечивает продвижение китайской культуры.
Однако за рубежом в Институтах Конфуция все чаще видят инструмент политического вмешательства. В июне 2012 г. газета The Globe and Mail призвала канадские университеты и колледжи воздерживаться от партнерства с этими структурами, которые «включают пропагандистский элемент, несовместимый с либеральным образованием». Их внедрение в учебное заведение способствует тому, что там начинают принимать позицию Пекина по поводу Тибета и Тайваня, деятельности запрещенной в КНР религиозной секты «Фалуньгун» и «другим спорным вопросам». Либеральное образование должно давать свободный широкий спектр мнений, а Институты Конфуция призваны выражать точку зрения КПК. Публикацию завершало предупреждение о том, что канадские образовательные учреждения, открывающие Институты Конфуция, «подорвут свою репутацию».
Крупнейшие американские университеты не торопятся создавать Институты Конфуция прежде всего потому, что у них есть собственные традиции преподавания китайского языка и изучения Китая. Но есть и опасения относительно того, что сотрудничество нанесет ущерб имиджу. В 2011 г. китайские исследователи Ли Кайшэн и Дай Чанчжэн обнародовали результаты анализа восприятия деятельности Институтов Конфуция в Америке. Они указали на растущее число негативных откликов в американских СМИ, отражающих беспокойство по поводу превращения этих структур в инструмент политического влияния КНР. Позитивные оценки связаны прежде всего с экономическими факторами и с возможностями использовать знание языка для ведения бизнеса с Китаем.
На основании изучения американских публикаций исследователи пришли к выводу, что увеличение «мягкой силы» Китая с помощью традиционной культуры не является эффективным. Положительная оценка Институтов Конфуция американцами утилитарна, связана с надеждами на успех в экономике и торговле. Тем не менее, по мнению китайских экспертов, эти структуры должны стремиться разъяснить американскому обществу китайские ценности. Уроки ушу и каллиграфии интересуют американцев, но не приводят их к пониманию китайской культуры. Требуется, чтобы жители Соединенных Штатов поняли ее основные концепции, хотя следует учитывать высокую степень чувствительности, с которой американцы воспринимают проблему проникновения иных ценностей.
По мнению Ли Кайшэна и Дай Чанчжэна, проблемы «политизации» институтов связаны с различиями в понимании нормативной базы их деятельности. К примеру, в китайском положении об Институтах Конфуция за рубежом говорится, что они должны придерживаться политики «одного Китая», соблюдать законы и нормы КНР. С точки зрения американцев этого достаточно, чтобы увидеть в деятельности институтов вмешательство во внутреннюю политику. При этом устав институтов требует соблюдать законы страны пребывания, и в Китае полагают, что это снимает проблему политизации. Китайские ученые также настаивают на том, что опасения по поводу гипотетического «вмешательства» могут быть устранены при помощи исправления нормативных документов, а в перспективе – перехода Институтов Конфуция к формату неправительственной организации; китайской стороне также следует больше уважать самостоятельность отдельных институтов – например, при выборе учебных пособий.
Обоснованность таких рекомендаций подтвердилась 17 мая 2012 г., когда Госдепартамент США попытался ввести более строгие правила выдачи виз китайским преподавателям Институтов Конфуция, существующих в учебных заведениях доуниверситетского уровня. Китайцы отреагировали с возмущением, однако полемика быстро угасла – через несколько дней госдеп исправил директиву, смягчив требования. После этого Сюй Линь, директор Ханьбань, с удовлетворением заявил, что «растущий интерес к китайскому языку в Соединенных Штатах является необратимой тенденцией». Примечательно, что в разгар спора на защиту Институтов Конфуция поднялись руководители малоизвестных учебных заведений США, для которых субсидируемые из бюджета КНР языковые курсы служат инструментом привлечения студентов.
Вместе с тем эта история показала, что споры вокруг Институтов Конфуция могут возникнуть и в других странах как реакция на быстрое увеличение числа этих структур в местных учебных заведениях. В процессе расширения глобального культурного присутствия Китаю придется сталкиваться с политическими трениями и межцивилизационными недоразумениями.
Культура на экспорт
Китайский вариант «мягкой силы» не копирует американский. Прежде всего он опирается на собственную уникальную и древнюю культуру, которой в Соединенных Штатах нет. На первое место выходит богатство традиции, а не современные массовые развлечения, в производстве которых Пекин пока не может конкурировать с Западом. Однако это не означает, что КНР отказывается от соперничества в области современных культурных индустрий.
Осенью 2011 г. на пленуме ЦК КПК речь шла о создании инновационных и конкурентоспособных культурных индустрий. Было отмечено, что в наибольшей степени инновации могут быть реализованы при производстве цифровых изданий, мультимедиа, анимационных игр. В решениях пленума сказано о поддержке экспорта культурной продукции и услуг, помощи в открытии ведущими китайскими СМИ отделений в зарубежных странах, формировании обладающих международной конкурентоспособностью и ориентированных вовне предприятий культуры и посреднических структур.
По количественным показателям производства культурной продукции Китай уже приблизился к лидерам. «Жэньминь жибао» отмечала, что страна занимает третье место в мире по кинопроизводству, первое – по производству телесериалов, а также по тиражу и числу наименований выпускаемых за год книг. Но при этом читателю напомнили и о «неловких фактах». Хотя китайские компании Sinopec и China Mobile уже вошли в число 500 крупнейших компаний мира, культурные индустрии КНР не создали ни одного известного за пределами страны бренда. Американцы использовали историю героини китайского народного эпоса Хуа Мулань в диснеевском мультфильме «Мулан», который потом успешно завоевал китайский рынок, в то время как китайские креативные индустрии до сих пор не получили развития. Общий объем доходов 500 китайских издательств уступает годовому доходу одного немецкого издательского концерна Bertelsmann.
Особую тревогу в Китае вызывает «пассивный баланс» в культурном обмене с зарубежными странами, то есть значительное превышение ввоза в страну иностранной культурной продукции над ее вывозом. «Жэньминь жибао» процитировала слова экс-премьера Великобритании Маргарет Тэтчер о том, что неспособность Китая экспортировать идеи помешает ему стать крупной мировой державой. Власти исходят из того, что подъем Китая в XXI век не может ограничиваться материальной сферой, он обязательно должен сопровождаться подъемом культуры. Речь не только о достижении коммерческого успеха, но и о проекции вовне китайских ценностей и превращении культуры в источник «мягкой силы».
Китайские эксперты встревожены тем, что выход культуры на внешний рынок зачастую смешивают с ее «отправкой вовне», когда запросы иностранной аудитории во внимание не принимают. Расходы на оплату гастролей или выставки берет на себя правительство, потом для участия в просмотре собирают местных китайцев и студентов, при этом на основную часть общества в зарубежной стране все это не производит никакого эффекта. Ставится задача добиться того, чтобы китайская культурная продукция стала желанной для иностранного потребителя, и он был готов заплатить за нее свои деньги.
Китай обращает большое внимание на некоммерческие имиджевые проекты за рубежом, которые получают широкое освещение внутри страны. Одним из таких событий стала аренда агентством «Синьхуа» огромного экрана для размещения видеорекламы в центре Нью-Йорка на оживленной площади Таймс-сквер. Китайские эксперты подчеркивают, что это «мечта» рекламодателя, ведь экран ежедневно видят 70 тыс. людей. Для показа в центре Нью-Йорка специально созданы фильмы, демонстрирующие достижения китайцев и их дружелюбие. С упоминания о появлении на этом экране 1 октября 2011 г., в день национального праздника КНР, образа древнего мудреца Конфуция открывалась приуроченная к пленуму ЦК КПК редакционная статья «Жэньминь жибао»: «Китай и мир, традиции и современность соединились здесь. Эта особенная сцена может рассматриваться как местоположение в новом веке стоящей за Конфуцием пятитысячелетней китайской культуры. На поперечной оси мира древняя нация устанавливает свои координаты в эпоху глобализации. На продольной оси истории великая культура, пережив расцвет и упадок, славу и позор, поднимает паруса на пути возрождения».
За годы нынешней 12-й пятилетки культурные индустрии предполагается превратить в опорную отрасль китайской экономики, их доля в ВВП должна составить 5%. Эксперты полагают, что в будущем показатель вырастет до 10%, что соответствует уровню развитых стран. Планы продвижения за рубеж культурной продукции и услуг включают образование конкурентоспособных предприятий, в том числе транснациональных, а также узнаваемых брендов. Власти намерены расширять торговлю издательскими правами, поддерживать рост экспорта книг, газет, журналов, аудиовизуальной продукции и электронных изданий, а также кинофильмов, телесериалов, документального и анимационного кино. Будет оказана поддержка выходу на мировой рынок китайской анимации, интернет-игр, банков данных журналов, электронных книг. При продаже печатных изданий внимание сосредоточат на продукции, отражающей притягательность китайской культуры, духовный облик и научный уровень современного Китая, и при этом отвечающей запросам и привычкам зарубежных потребителей.
Государство говорит о поддержке выхода «лучших фильмов китайского производства на экраны главных зарубежных кинотеатров» и о продвижении компьютерных игр «на главные международные рынки». Поставлен вопрос и о расширении зарубежных инвестиций китайскими предприятиями культуры. Если эти предприятия обладают конкурентными преимуществами и управленческими навыками, государство будет поощрять их инвестиции вовне, создание ими за рубежом учреждений культуры, управление кинотеатрами, издательствами, театрами, книжными магазинами, газетами, радио- и телестанциями.
Ныне в китайском экспорте издательских прав большую долю занимают учебники китайского языка, издания по традиционной культуре, другие учебные пособия. Раньше основное место принадлежало книгам о традиционном наследии – боевых искусствах, медицине и лекарствах, кухне, конфуцианской культуре. Китайские эксперты полагают, что желание все большего числа иностранцев понять Поднебесную через изучение китайского языка указывает на увеличение мощи КНР. Постепенно растет зарубежный интерес к изданиям, рассказывающим о китайских реформах, экономике и пути развития. Успехом для Пекина стала продажа за рубеж издательских прав на серию детских книг «Шаловливый Ма Сяотяо», книги Юй Дань «О Конфуции от сердца», романа Цзян Жун «Тотем волка» (общий объем сделок по этой книге достиг 1,1 млн долларов).
Найти оптимальный баланс между древностью и современностью при «выходе вовне» на деле оказывается нелегко. С одной стороны, плохо, когда иностранцы говорят, что имеют представление о традиционной китайской культуре, но при этом не знают современной. С другой стороны, популярность и коммерческий успех современного китайского неформального искусства также вызывает тревогу, особенно если авторы этих произведений снискали за рубежом репутацию диссидентов. Директор Института культурной индустрии Пекинского университета Е Лан отметил: «В странах Запада есть еще небольшое число людей, которые дорого покупают и приукрашивают так называемые произведения, которые искажают имидж Китая, это создает у международной общественности ошибочное представление о стране. Их цель – наносить вред притягательности китайской культуры, “мягкой силе” Китая, это большая проблема».
Одной из задач является противодействие наплыву западной культурной продукции, создание привлекательной культурной продукции собственного производства, способной побеждать в конкуренции за симпатии китайского потребителя. Китайские публикации отмечают, что кассовые сборы – это «производительная сила» и «воплощение китайской “мягкой силы”». Деньги собирает не только развлекательная, но также идейно-воспитательная продукция. В 2009 г. отснятый к юбилею КНР историко-революционный фильм «Создание государства» собрал 420 млн юаней, побив державшийся 12 лет рекорд голливудского «Титаника». В 2010 г. новый кассовый рекорд – 673 млн юаней – поставила драма «Таншаньское землетрясение» известного режиссера Фэн Сяогана.
Однако после грандиозных успехов в Китае американских фильмов «Кунфу-панда 2» и «Трансформеры-3» эксперты вновь заговорили об иностранной «культурной агрессии», о необходимости защищать «культурное достоинство» и о «культурной безопасности». Успех Голливуда в Китае объясняют тем, что у американцев крупнее масштаб инвестиций, современная техническая составляющая, более передовые методы производства и сбыта. Китайские политики хотят создать киноиндустрию сопоставимого качества и масштаба, способную одновременно зарабатывать деньги и распространять китайские представления об истории и ценностях.
* * *
Китай стремится формировать «мягкую силу» с учетом национальной специфики и без нанесения ущерба собственным интересам. Реализация стратегической цели построения «могущественного культурного государства» потребует огромных инвестиций, структурных перемен в культурных индустриях, концентрации в этой сфере административных и менеджерских усилий. Ближайшее десятилетие посвящено поиску инструментов трансляции в мир китайского послания, содержание которого пока еще не полностью прояснилось.
Чтобы китайская культура могла добиться успеха на мировой сцене, потребуется укрепить «культурное самосознание» китайцев, внушить им гордость за собственную культуру, предложить привлекательную и конкурентоспособную культурную продукцию. Прежде чем китайские ценностные воззрения станут частью «мягкой силы» за пределами страны, «сердцевинные ценности социализма» должны стать эффективным инструментом консолидации китайского общества.
В целом это государственный проект, где пока еще мало места для деятельности НПО и гражданского общества. Западным экспертам этот путь кажется неправильным и неэффективным. Однако следует напомнить, что потребность в наращивании «мягкой силы» возникла в Китае на фоне успеха экономических реформ, которые также не следовали западным либеральным рецептам. Китайские власти располагают ресурсами для реформирования культурных индустрий и расширения присутствия культурной продукции на внешних рынках. Реализация этих планов поможет Китаю создать «жесткую» базу для накопления «мягкой силы», потеснив иностранных конкурентов не только в экономике, но и в сфере культуры и ценностей.
