9 ноября 1989 года перестала существовать Берлинская стена, олицетворявшая раздел мира на идеологические блоки. Фундаментальные сдвиги мирового баланса, начавшиеся тогда, все еще продолжаются. В России пока нет устойчивой точки зрения на причины и следствия событий того периода. Этим номером журнала, который посвящен итогам двадцатилетия перемен, мы открываем серию публикаций, отражающих различные взгляды на последствия катаклизмов конца 1980-х – начала 1990-х годов. Ведь осмысление перелома конца ХХ века дает ключ и к пониманию перспектив.
Антикоммунистическая революция в Европе знаменовала начало перехода от биполярной структуры к новому порядку, контуры которого еще даже не обозначились. О мироустройстве размышляют участники событий 20-летней давности. Президент СССР Михаил Горбачёв уверен, что, отказавшись от идеи совместного построения мирового порядка, поражение потерпели элиты всех ведущих стран, даже тех, что считали себя победителями. Тьерри де Монбриаль призывает вспомнить об опыте многосторонней дипломатии, который был накоплен во время холодной войн и помогал обеспечить управляемость мировых процессов. Збигнев Бжезинский сравнивает две большие войны, которые Соединенные Штаты вели за 20 лет. Хорст Тельчик, многолетний советник федерального канцлера ФРГ Гельмута Коля, пишет об опасности многополярности. Он призывает не делить планету на политические полюса, а создавать глобальные альянсы, призванные решать глобальные проблемы. С его точки зрения, Европа обязана служить прообразом такого союза во имя общего блага, но пока не имеет достаточного веса.
Активист польского демократического движения Адам Михник предостерегает – демократия не дается раз и навсегда, ее надо развивать и защищать. В противном случае, как показывает опыт некоторых стран Восточной Европы, популистские и националистические инстинкты возрождаются. Об этом пишет Зураб Тодуа, обращая внимание на ситуацию в Румынии. Вообще, европейскую трансформацию невозможно анализировать, не затрагивая тему национального самосознания и его роли в государственном строительстве. Так, Игорь Зевелёв поднимает тему русских как разделенного народа. Распад СССР впервые в истории создал «русский вопрос», и от того, как российская власть будет его решать, во многом зависит будущее евразийского пространства. Николай Силаев пытается разобраться, почему первым государством, с которым Россия вступила в войну после окон- чания афганской кампании 20 лет назад, стала Грузия. Отношения между Москвой и Тбилиси – квинт-эссенция проблем, порожденных трудностями становления суверенных государств на постсоветском пространстве.
Габриэль Сальвиа оценивает влияние европейских процессов на Латинскую Америку, которая за 20 лет избавилась от правых авторитарных режимов, но обрела левые. Лай Хайжун напоминает, что изучение уроков распада советского блока помогло Китаю избежать крайностей при проведении собственных преобразований.
Применима ли азиатская модель реформ в современной России? Пётр Дуткевич считает, что Владимир Путин руководствовался моделью «государства развития», которая в разных вариациях применялась в Восточной и Юго-Восточной Азии во второй половине прошлого века. Такой подход помог России прийти в себя после социально-экономического и геополитического падения конца 1980-х и 1990-х годов, но он имеет четкие ограничения.
Тимофей Бордачёв пишет о том, что на протяжении бурного двадцатилетия российская внешняя политика стремилась к плюралистическому сосуществованию и даже синтезу разных моделей, отрицая саму идею о «конце истории». В то же время Вячеслав Морозов полагает, что, отвергая западные рецепты, Россия не может предложить собственную альтернативную систему ценностей и представлений.
Окончание холодной войны привело к резкому ускорению экономической, информационной и культурной глобализации, которая диктует условия и для политики. Карло Галли рассматривает вызовы, с которыми сталкиваются национальные государства. Растущее давление внешней среды расшатывает принципы суверенитета. Но ничто по-прежнему не может заменить государство в качестве базового элемента международной системы. Анна-Мари Слотер, напротив, считает, что государство в XXI столетии играет вторичную роль по сравнению с сетевыми структурами, опутавшими планету. И шанс на лидерство имеет тот, кто лучше в них интегрирован. А Анатолий Вишневский смотрит на перспективы политического развития с точки зрения демографических процессов. На страны, столетиями диктовавшие правила игры, в XXI веке приходится подавляющее меньшинство населения Земли.
В следующем номере мы продолжим тему глобальных перемен, а также уделим внимание проблемам военного строительства и безопасности.
