Международный резонанс, вызванный процессом над Pussy Riot, приобрел масштаб, несопоставимый с изначальным событием. Панк-группа случайно попала в мировой нерв, затронув тему, крайне чувствительную не только в России. С одной стороны, каковы морально-этические рамки дозволенного в глобальном сообществе, где размываются привычные взгляды, нормы и правила? А с другой — где граница, за которой традиционализм превращается в разрушительное мракобесие?
Происходящее — следствие перемен конца ХХ — начала XXI в. Холодная война жестко структурировала идейную палитру, две доминировавшие идеологии — западная либеральная и советская коммунистическая, обе по своему пафосу прогрессистские, — создавали мировоззренческий каркас. Потом «социалистическая альтернатива» рухнула, а либеральная не стала «всесильной, потому что верная». Вакуум же начали заполнять традиционалистские, а то и фундаменталистские подходы, как правило, апеллирующие к религии, которая в XX в. сдавала позиции на фоне социального и научного прогресса, но сейчас как будто берет реванш.
Это объяснимо. Дела на планете пошли совсем не так, как предполагалось два с лишним десятилетия назад. Глобализация приносит новые проблемы, лишает страны и народы прежней опоры, размывает привычную идентичность. Это неотвратимое следствие экономического и технологического развития, которое не сопровождается адекватным политическим оформлением. В такой ситуации понятно стремление ухватиться за что-то фундаментальное, непреходящее, и старая добрая традиция представляется многим растерявшимся единственной возможностью остановить распад их персонального мироздания.
Консервативные настроения растут повсеместно. Появление американской Партии чаепития, общественного движения ультраконсервативного толка, сильно повлияло на республиканскую партию, заставив ее сместиться вправо и изменив тем самым весь политический ландшафт США. Рик Санторум, в итоге проигравший праймериз Митту Ромни, но преуспевший на первом этапе президентской гонки, перепугал многих реакционными взглядами на брак, семью, науку, не говоря уже о сексуальных меньшинствах. Но многих и вдохновил. В Европе радикальные консерваторы упирают на протекционизм в широком понимании — от противодействия иммиграции и сетований по поводу упадка традиционных культур до требования защитить национальные экономики перед лицом транснациональных факторов. Антииммигрантские партии с социальным уклоном (в Восточной Европе добавляется еще шовинистический душок) добиваются успеха на выборах почти во всех странах ЕС.
Восстания против обветшавших режимов Ближнего Востока — авторитарных, но светских — приводят к власти исламистов, умеренность которых неочевидна. Жители арабских стран хотят перемен, но революции парадоксальным образом могут повернуть развитие в обратном направлении, к более традиционным устоям. Поддержка этого «обновления назад» со стороны Запада — вплоть до военного вмешательства — совсем запутывает ситуацию.
Традиционалистский тренд вызывает отторжение у приверженцев либеральных взглядов, они сопротивляются, апеллируя к идеалам свободы и прав личности и стремясь делать это ярко и наглядно. Однако возведение свободы в догму тоже приводит к сомнительному результату — росту взаимной нетерпимости, поляризации обществ, которые в массе своей не хотят считать нормой полное отсутствие рамок. Мировая ситуация в целом — социальная, политическая, экономическая — усложняется, требует более гибких подходов. Но обострение морально-идеологического противостояния внутри стран толкает, наоборот, к упрощению, кристаллизации позиций, установлению черно-белой картинки.
Россия в этом контексте — случай не столько особый, сколько особенно ярко выраженный. Инерция советской системы — психологическая, интеллектуальная, культурная — иссякла, она исчерпана вместе с набором представлений, симпатий и антипатий, которые определялись прежним опытом. Устойчивая система политических координат отсутствует, но начинают, как при обработке фотопленки, проступать контуры того, что изображено. Первыми, естественно, проявляются наиболее контрастные линии.
Проблема национальной самоидентификации выходит на первый план. Столкновение крайних взглядов — фундаменталистских и либертарианских — это своего рода тестирование границ, зондирование настроений. Начинается мучительный поиск консенсусной, признаваемой большинством основы, на которой может развиваться российское общество. Так получилось, что первым громким поводом стал именно панк-молебен с политическим привкусом, но, вероятнее всего, историй подобного рода еще будет немало.
На государство в такой ситуации ложится огромная ответственность. Оно должно, осознав всю деликатность процесса, выступать умиротворяющей силой, амортизатором. И ни в коем случае не пытаться использовать бушующие страсти, заигрывая с крайностями ради достижения конъюнктурных политических целей. Это опасно и для него самого, и для общества.
