Сегодня, несмотря на обещания Байдена «помочь повести мир к более мирному, процветающему будущему для всех людей», реальность заключается в том, что американцы хотят получить преимущества от международного порядка, не занимаясь тяжёлой работой по его строительству и поддержанию. Основа этого формирующегося националистического подхода к миру очевидна, учитывая преемственность политики таких разных президентов, как Обама, Трамп и Байден.
Дональд Трамп должен был стать отклонением – его внешняя политика ознаменовала резкий, но временный отход от интернационализма, на протяжении семидесяти лет определявшего взаимодействие США с миром. Он не видел ценности в альянсах и отвергал многосторонние институты. Он с готовностью вышел из существующих международных договорённостей, включая Парижское соглашение по климату и иранскую ядерную сделку 2015 г., отказался от новых – таких как Транстихоокеанское партнёрство (ТТП). Он потворствовал автократам и с яростью обрушивался на демократических партнёров США.
На первый взгляд, внешняя политика президента Джо Байдена кажется кардинально иной. Он заявляет о значимости традиционных американских союзников в Европе и Азии, пропагандирует многосторонний подход и провозглашает приверженность своей администрации «основанному на правилах международному порядку». Он считает изменение климата серьёзной угрозой, а контроль над вооружениями – важным инструментом. Он называет противостояние демократии и автократии основным на данном этапе и обещает провести «саммит демократий», чтобы восстановить лидерство США в продвижении демократии. «Америка вернулась», – заявил он вскоре после инаугурации.
Но все эти различия, пусть значительные, скрывают правду: во внешней политике нынешнего президента и его предшественника гораздо больше преемственности, чем хотелось бы признавать. Критические элементы этого курса возникли ещё до Трампа, в период администрации Барака Обамы, что позволяет говорить о долгосрочной тенденции – смене парадигмы в подходе Соединённых Штатов к миру. Сквозь кажущуюся волатильность проступают очертания американской внешней политики после холодной войны.
Старая внешнеполитическая парадигма формировалась после Второй мировой и в период холодной войны и базировалась на признании того факта, что национальная безопасность зависит не только от урегулирования узкоспецифических проблем страны. Чтобы защищать и продвигать американские интересы, нужно выстроить, а затем поддерживать международную систему, которая – какой бы несовершенной она ни была – обеспечит США безопасность и процветание в долгосрочной перспективе. Несмотря на ошибки (прежде всего попытку силой объединить Корейский полуостров и войну во Вьетнаме), результаты в основном подтвердили эти предположения. Соединённым Штатам удалось избежать полномасштабной войны с Советским Союзом и при этом завершить холодную войну на выгодных для себя условиях; ВВП США вырос в восемь раз в реальном выражении и более чем в девяносто раз в номинальном с момента окончания Второй мировой.
Новая парадигма отбрасывает главный постулат этого подхода – что Соединённым Штатам жизненно необходима глобальная система, которая иногда вынуждает идти на тяжёлые военные интервенции или отказываться от сиюминутных преференций ради принципов и договорённостей, способных принести долгосрочные преимущества. Новый консенсус отражает не всеобъемлющий изоляционизм (в конце концов «ястребиный» подход к Китаю вряд ли можно назвать изоляционистским), а скорее отрицание интернационализма. Сегодня, несмотря на обещания Байдена «помочь повести мир к более мирному, процветающему будущему для всех людей», реальность заключается в том, что американцы хотят получить преимущества от международного порядка, не занимаясь тяжёлой работой по его строительству и поддержанию.
Основа этого формирующегося националистического подхода к миру очевидна, учитывая преемственность политики таких разных президентов, как Обама, Трамп и Байден. Позволит ли такой подход выстроить внешнюю политику, которая обеспечит безопасность, процветание Америки и продвижение её ценностей – совершенно другой вопрос.
Расточительство
Любая смена парадигмы, как и нынешняя, становится возможной только вследствие серии провалов – реальных и воображаемых – в предыдущие годы. Холодная война закончилась тридцать лет назад, и Соединённые Штаты вышли из сорокалетнего противостояния с такой степенью превосходства, которая практически не имела исторических прецедентов. Мощь США была огромной и в абсолютном, и в относительном выражении. Восторженные утверждения об «однополярном моменте» если и были преувеличением, то лишь отчасти.
Историки, которые займутся изучением этих трёх десятилетий, будут критиковать многое из того, что Соединённые Штаты сделали и не сделали, обладая такой позицией. Да, были важные достижения: объединение Германии в рамках НАТО, грамотное ведение войны в Персидском заливе в 1990–1991 гг., совместные военные и дипломатические усилия по прекращению войны и кровопролития в бывшей Югославии, выработка новых торговых соглашений, миллионы жизней, спасённых благодаря чрезвычайному плану президента США для оказания помощи в связи со СПИДом (PEPFAR).
Но эти достижения нужно рассматривать вместе с провалами в результате действий и бездействия Америки. Вашингтон не справился со строительством отношений и институтов из-за недостатка креативности и амбиций, присущих американской внешней политике после Второй мировой войны. Госсекретарь в администрации Трумэна Дин Ачесон назвал свои мемуары «Присутствуя при творении» (Present at the Creation), и это не казалось чрезмерным. Вряд ли кто-то из последних госсекретарей США может использовать слово «творение» в своих мемуарах. Несмотря на свою беспрецедентную власть, Соединённые Штаты не смогли преодолеть растущий разрыв между глобальными вызовами и институтами, которые призваны им противодействовать.
Список ошибок длинный. Вашингтону не удалось адаптироваться к подъёму Китая. Решение расширять НАТО вопреки максиме Черчилля «в победе – великодушие» подогрело враждебность России, но не способствовало модернизации и укреплению альянса. Африке и Латинской Америке уделялось ограниченное внимание, и то урывками. Войны в Афганистане и Ираке после 11 сентября были обречены на провал из-за ошибок при планировании и исполнении, что привело к перенапряжению. Отчасти это было обусловлено сосредоточенностью на Большом Ближнем Востоке, которая противоречила стратегической логике. Администрации Джорджа Буша – младшего и Обамы сфокусировали внешнюю политику на регионе, где проживает всего 5 процентов мирового населения, нет великих держав, а экономика зависит от невозобновляемых активов – ископаемых видов топлива.
При оценке американской внешней политики после холодной войны на ум приходит слово «расточительство». США упустили шанс модернизировать систему, которая способствовала ведению холодной войны. В новую эпоху возникли новые вызовы и новые соперники. Из-за затратных войн в Афганистане и Ираке американское общество оказалось разочаровано провальной внешней политикой. Американцы винили торговлю в исчезновении миллионов рабочих мест на производстве (хотя на самом деле главной причиной были новые технологии) и растущем неравенстве, которое усугубили финансовый кризис 2008 г. и пандемия. В результате люди стали с подозрением относиться к элитам. Когда возникли серьёзные внутренние проблемы, обусловленные износом инфраструктуры и пошатнувшейся системой образования, зарубежные операции стали восприниматься как слишком затратное отвлечение ресурсов. Так возникли предпосылки для новой внешнеполитической парадигмы.
Экстремальное соперничество
Главный элемент преемственности между Трампом и Байденом – центральная роль соперничества великих держав, прежде всего с Китаем. Американская политика в отношении Китая на самом деле практически не изменилась с приходом Байдена. Мэттью Поттинджер, высокопоставленный сотрудник Совета национальной безопасности в администрации Трампа и один из архитекторов подхода к Китаю, справедливо отмечает: «Администрация Байдена в основном придерживается политики своего предшественника». Сам Байден говорил об «экстремальном соперничестве» с Китаем, а его координатор по Индо-Тихоокеанскому региону подчёркивал, что «период так называемого вовлечения подошёл к концу». Эта новая позиция отражает разочарованность американского внешнеполитического истеблишмента результатами попыток интегрировать Китай в мировую экономику и международную систему в целом, а также озабоченность тем, что Пекин использует свою растущую мощь за рубежом и практикует репрессии дома.
Преемственность политики двух администраций можно также увидеть в подходе к Тайваню, наиболее вероятной конфликтной точке в отношениях Вашингтона и Пекина. В первые недели в Белом доме администрация Трампа сняла ограничения на взаимодействие американских официальных лиц с представителями Тайваня. Вместо того чтобы отказаться от этого курса, администрация Байдена активно его реализует и публикует информацию о встречах представителей США и Тайваня. Администрация Трампа стремилась улучшить американо-тайваньские отношения, а администрация Байдена неоднократно подчёркивала «непоколебимую» поддержку Тайваня и включает пассажи о важности стабильности в Тайваньском проливе не только в совместные заявления с азиатскими союзниками (Австралия, Япония, Южная Корея), но и в декларации таких глобальных объединений, как G7.
Преемственность политики касается не только Тайваня. Администрация Байдена сохранила пошлины и экспортные ограничения времён Трампа и, по некоторым данным, планирует начать расследование масштабного субсидирования промышленности в Китае. Кроме того, американские власти усилили критику КНР в связи с отказом допустить независимых экспертов для выяснения происхождения COVID-19 и подозревают, что пандемия коронавируса началась из-за утечки в лаборатории в Ухане. Как и предшественник, Байден называет репрессии против мусульман-уйгуров в Синьцзяне геноцидом и осуждает нарушения принципа «одна страна – две системы» в Гонконге. Администрация Байдена активизирует работу в рамках QUAD (структуры, призванной укрепить сотрудничество Австралии, Индии, Японии и США), а также запустила дополнительную стратегическую инициативу с участием Австралии и Великобритании. Она продолжает использовать термин «Индо-Тихоокеанский», который вошёл в обиход при Трампе.
Конечно, есть различия в подходах администрации Байдена по некоторым ключевым направлениям. Прежде всего это поиск путей сотрудничества в борьбе с изменением климата, решение воздержаться от каких-либо действий по смене режима в Пекине, как призывал госсекретарь прежней администрации Майк Пенс, а также усилия по выработке единой позиции с союзниками. Тем не менее идея о том, что Китай – главный соперник и даже противник США, получила широкое распространение и укоренилась, сходств в подходах двух администраций гораздо больше, чем различий.
То же самое можно сказать и о политике обеих администраций в отношении другого соперника Соединённых Штатов. С приходом Байдена в Белый дом подход США к России, по сути, мало изменился. Ушло необъяснимое восхищение Трампа президентом Владимиром Путиным. Но, несмотря на личное отношение Трампа к Путину, позиция его администрации по России оставалась достаточно жёсткой. Были введены новые санкции, закрыты российские консульства, расширена военная поддержка Украины – при Байдене всё это продолжилось. По-видимому, обе администрации исходили из того, что американская политика в отношении России должна базироваться на ограничении ущерба, то есть предотвращении перерастания напряжённости – будь то в Европе или в киберпространстве – в реальный кризис. Даже готовность Байдена продлить соглашения по контролю над вооружениями с Россией и начать переговоры по «стратегической стабильности» обусловлена стремлением предотвратить дальнейшую эрозию, а не достигнуть прогресса в отношениях. Времена «перезагрузки» отношений с Москвой канули в Лету.
Американский национализм
Наряду с фокусом на великих державах существует общепризнанный американский национализм. Администрация Трампа с готовностью приняла лозунг и идею «Америка прежде всего», хотя их происхождение связано с изоляционизмом – с оттенком симпатии к нацистской Германии. Администрация Байдена демонстрирует национализм менее открыто, но её мантра «внешняя политика для среднего класса» отражает схожие идеи.
Тренд «Америка прежде всего» характеризовал и изначальную реакцию администрации Байдена на COVID-19. Экспорт американских вакцин был ограничен, хотя обеспеченность страны препаратами существенно превышала спрос. Была предпринята слабая попытка увеличить производственные мощности, чтобы расширить экспорт. Такой подход оказался недальновидным, поскольку в других частях мира появились высококонтагиозные варианты коронавируса, которые затем проникли в США. Кроме того, была упущена возможность продемонстрировать мировому сообществу добрую волю и превосходство американских технологий, в то время как Китай и Россия используют вакцинную дипломатию.
Торговая политика формируется теми же силами, что подтверждает преемственность подходов Трампа и Байдена. Последний, правда, избегает крайностей, в то время как Трамп раскритиковал практически все торговые соглашения, кроме тех, которые заключила его администрация. (На самом деле эти договорённости являются обновлённой версией уже существующих: например, соглашение США, Мексики и Канады – этот новый вариант NAFTA c использованием элементов скорректированного текста соглашения о ТТП.) Но администрация Байдена не продемонстрировала заинтересованности в укреплении Всемирной торговой организации, переговорах по новым торговым соглашениям или присоединении к существующим, включая преемника ТТП – Всеобъемлющего и прогрессивного соглашения о Транстихоокеанском партнёрстве, несмотря на наличие экономических и стратегических причин для этого. Оставаясь вне соглашений, Соединённые Штаты оказываются на обочине индо-тихоокеанского экономического порядка и упускают ряд других возможностей, например – достижения климатических целей через трансграничный углеродный налог или организации экономического противовеса Китаю.
Уход любой ценой
Центральным пунктом новой внешней политики стало стремление уйти с Большого Ближнего Востока – поля вечных войн, которые способствовали смене внешнеполитической парадигмы в США. Афганистан – самый яркий пример этого стремления. В феврале 2020 г. администрация Трампа подписала соглашение с «Талибаном» (запрещено в России – прим. ред.), в котором 1 мая 2021 г. значилось как дата окончательного вывода американских войск из страны. Переговоры подрывали позиции афганского правительства, при этом соглашение не содержало призыва к талибам сложить оружие или соблюдать перемирие. Это было не мирное соглашение, а скорее пакт, облегчающий вывод американских войск.
Когда Байден стал президентом, перерасход ресурсов, характерный для стратегии США в Афганистане, уже ушёл в прошлое. Численность американских войск, достигавшая ста тысяч при Обаме, снизилась до трёх тысяч, а их роль сводилась к обучению афганцев, военному консультированию и поддержке правительственных войск. Военные потери резко упали с окончанием боевых операций в 2014 г. (за несколько лет до соглашения с талибами). Скромное присутствие американцев оставалось опорой для 7 тысяч военнослужащих союзников (и ещё большего числа контрактников), а также для психологической и военной поддержки афганского правительства. Этого было достаточно, чтобы избежать падения режима в Кабуле, но не для достижения победы и мира. Спустя двадцать лет американцы нашли уровень обязательств перед Афганистаном сопоставимым со сделанными ставками.
Однако администрация Байдена отвергла идеи новых переговоров и пересмотра соглашения. Она высоко оценила заключённую Трампом сделку во всех аспектах, кроме одного – дедлайн был перенесен на сто дней, до 11 сентября 2021 г. (таким образом, вывод войск был завершён досрочно). Байден не захотел увязывать уход США с какими-то условиями, в том числе касающимися действий «Талибана». Как и Трамп, Байден считал войну в Афганистане «вечной» и стремился развязаться с ней любой ценой. Он не просто воплотил в жизнь политику Трампа, которую унаследовал, его администрация сделала это в трамповском стиле – сведя к минимуму консультации с союзниками, НАТО пришлось выбираться самостоятельно. (Другие решения, в том числе срыв продаж французских подлодок Австралии и слишком медленная отмена связанных с COVID-19 ограничений для европейских стран, также навредили трансатлантическим связям). Ориентированная на многосторонность и альянсы внешняя политика на практике уступила место одностороннему подходу под лозунгом «Америка прежде всего».
На Большом Ближнем Востоке администрация Байдена продолжала использовать подход Трампа, сокращая американское присутствие. Она сопротивлялась любым соблазнам влезть в Сирию или тем более в Ливию и Йемен. Американские власти заявили, что сохранят небольшой и небоевой контингент в Ираке, приветствовали «Авраамовы соглашения», с неохотой поучаствовали лишь в дипломатических усилиях по прекращению конфликта между Израилем и ХАМАС и отказались инициировать новые попытки достичь израильско-палестинского урегулирования.
На первый взгляд, Иран кажется исключением из последовательной политики двух президентов. Трамп был яростным критиком ядерной сделки 2015 г. (которую удалось заключить, когда Байден был вице-президентом) и в одностороннем порядке вышел из соглашения в 2018 году. Администрация Байдена (среди высокопоставленных сотрудников которой, кстати, есть те, кто вёл переговоры по этой сделке), напротив, дала понять, что готова вернуться к договорённостям. Но восстановить сделку не так просто: правительствам двух стран не удалось договориться о конкретных обязательствах и процедуре. Кроме того, новое консервативное правительство Ирана не хочет подписывать «более длительное и жёсткое» соглашение, к которому стремится Байден. В результате администрация Байдена может столкнуться с той же дилеммой, что и предшественники, поскольку Иран продолжает развивать свой ядерный и ракетный потенциал и усиливает влияние в регионе. Даже если Тегеран вновь примет временные ограничения своей ядерной программы, Соединённым Штатам придётся решать, как реагировать на другие иранские провокации.
Вопросы ценностей
Даже по тем вопросам, где риторика Байдена кардинально отличалась от заявлений Трампа, изменение политики оказалось скромнее, чем можно было ожидать. Возьмём взгляды двух президентов на роль ценностей во внешней политике. Трамп – деловой лидер, который, по-видимому, считал демократию помехой и старался выстроить личные отношения со многими мировыми диктаторами. Он восхищался Путиным и обменивался «любовными письмами» с северокорейским лидером Ким Чен Ыном. Он лестно отзывался о председателе КНР Си Цзиньпине, президенте Турции Реджепе Тайипе Эрдогане и премьере Венгрии Викторе Орбане и при этом унижал лидеров демократических государств, включая канцлера Германии Ангелу Меркель, президента Франции Эммануэля Макрона и премьера Канады Джастина Трюдо. Он даже ввёл торговые пошлины против Канады и Евросоюза.
Байден, напротив, провозгласил, что США ведут «конкурентную борьбу с автократами», объявил о намерении провести «саммит демократий» и пообещал сделать приоритетом отношения со странами, разделяющими американские ценности. Но эти заявления, пусть даже искренние, не сделали права человека и продвижение демократии ключевым элементом американской внешней политики. Выражение негодования не изменило поведение других стран, потому что объекты этого негодования способны пережить критику и даже санкции благодаря росту альтернативных источников поддержки. Мьянма после военного переворота – классический пример: Соединённые Штаты ввели санкции против руководства режима, но деньги и дипломатическая поддержка Китая помогли военным пережить рестрикции. Реакция Вашингтона на такие инциденты, как разгон протестов на Кубе прошлым летом или убийство президента Гаити, была минимальной. Даже если Вашингтон тревожат нарушения прав человека в Саудовской Аравии, вряд ли это помешает сотрудничеству с Эр-Риядом по Ирану, Йемену или Израилю, если, например, саудиты захотят присоединиться к «Авраамовым соглашениям».
Конечно, провозглашённые обязательства по правам человека и демократии всегда отходили у американских президентов на второй план на фоне других интересов и приоритетов. «Свободный мир» времён холодной войны иногда был отнюдь не свободным. Но после нынешнего сдвига в американской внешней политике с акцентом на соперничество великих держав и краткосрочные внутренние приоритеты такие разменные схемы стали более частыми. Вблизи Китая, например, администрация Байдена отбросила заботы о правах человека, нарушаемых президентом Филиппин Родриго Дутерте, чтобы облегчить деятельность американских военных в этой стране. Вашингтон также активизирует связи с Вьетнамом – ещё одной автократией, где у власти находится компартия. С Россией США подписали соглашение по контролю над вооружениями, но закрыли глаза на тюремное заключение лидера оппозиции Алексея Навального. Они проигнорировали рост национализма в Индии ради укрепления связей со страной, которая может стать противовесом Китаю.
Плохо организовав уход из Афганистана и бросив местных жителей, которым грозит расправа «Талибана», Вашингтон потерял авторитет: американцы ушли из проекта, который, несмотря ошибки и недостатки, помог улучшить жизнь миллионов афганцев, в первую очередь женщин и девочек. И конечно, печальное состояние демократии в самих Соединённых Штатах, которое продемонстрировали события 6 января, ещё больше подорвало способность Вашингтона продвигать демократические ценности за рубежом.
Всё это не значит, что между администрациями Трампа и Байдена нет важных различий по вопросам внешней политики. Возьмём, к примеру, изменение климата: отрицание климатических проблем уступило место новым инвестициям в зелёные технологии и инфраструктуру, регулированию производства и использования ископаемых видов топлива, а также участию в Парижском процессе. Но эти различия редко выходят на первый план, когда на кону стоят другие вопросы, которые как раз отражают преемственность политики. Вашингтон не хочет использовать торговлю для продвижения климатических целей, вводить санкции против Бразилии за уничтожение Амазонии или оказать конкретную помощь бедным странам в переходе на зелёную энергетику.
Проблема преемственности
Теоретически преемственность в американской внешней политике – это хорошо. В конце концов великая держава вряд ли будет эффективной, если её внешний курс отклоняется в ту или иную сторону с каждой новой администрацией. Это нервирует союзников, даёт дополнительные возможности противникам, путает избирателей и делает невозможной долгосрочную политику выстраивания глобальных норм и институтов. Проблема формирующегося американского подхода к миру заключается не в отсутствии внутреннего политического консенсуса, напротив, в вопросах внешней политики позиции обеих партий в основном совпадают. Проблема в том, что консенсус удручающе неадекватен, поскольку не позволяет оценить, насколько события в тысячах миль от США могут повлиять на жизнь в стране.
Он также изобилует деструктивными противоречиями, особенно когда речь заходит о Китае. Сдерживание Пекина потребует устойчивого увеличения военных расходов и готовности применить силу (поскольку для успешного сдерживания всегда необходима не только способность действовать, но и воля к этому). Многие республиканцы и демократы поддерживают первое, и лишь единицы в обеих партиях готовы подписаться под вторым. Обе партии отдают предпочтение символическому обновлению отношений с Тайванем, но, если зайти слишком далеко на этом направлении, это может спровоцировать дорогостоящий конфликт между США и Китаем. Соединённые Штаты воспринимают КНР как противника, тем не менее Вашингтону по-прежнему нужна поддержка Пекина в противодействии региональным и международным вызовам – от Северной Кореи и Афганистана до глобального здравоохранения. И хотя администрация Байдена говорит о поддержке альянсов, американские союзники не готовы делать то, что Белый дом считает необходимым для сдерживания Китая. Когда речь заходит о Китае и России, большинство американских союзников сопротивляются призывам США ограничить торговлю и инвестиции в чувствительных секторах по геополитическим причинам. Так не удастся выстроить единую политику.
Соперничество с Китаем важно, но оно не должно стать организующим принципом американской внешней политики в эпоху, которая характеризуется глобальными вызовами – изменением климата, пандемиями, терроризмом, распространением оружия массового поражения и сбоями онлайн-коммуникаций. Всё это может привести к огромным человеческим и экономическим потерям. Представьте: США успешно удерживают Китай от агрессии против соседей – от Тайваня до Индии и Японии, а также в Восточно-Китайском море. Или даже представьте, что Китай прекращает кражи американской интеллектуальной собственности и учитывает опасения США по поводу торговой практики. Пекин всё равно сможет блокировать усилия Вашингтона по решению глобальных проблем, поддерживая ядерные амбиции Ирана и КНДР, проводя кибератаки, строя больше работающих на угле электростанций и препятствуя реформированию ВОЗ и ВТО.
На этом противоречия не заканчиваются. Война в Афганистане показала пределы американской поддержки в государственном строительстве. Но укрепление потенциала друзей важно в Африке, Латинской Америке и на Ближнем Востоке, если страны этих регионов хотят решать локальные проблемы безопасности. Это необходимое условие, чтобы они стали более демократичными, а США сняли со своих плеч часть груза ответственности. Участие в торговых блоках желательно не только по экономическим причинам, это поможет препятствовать несправедливой торговой практике Китая и смягчить изменение климата. Экономический национализм (особенно программа «Покупай американское») создаёт прецедент: если ему последуют другие страны, это приведёт к сокращению мировой торговли, уменьшит возможности для совместной разработки и внедрения новых технологий, которые могли бы облегчить соперничество с Китаем. При всём стремлении ограничить вовлечённость США в дела Ближнего Востока, непонятно, как американцы планируют противодействовать намерению Ирана наращивать ядерный и ракетный потенциал и усиливать региональное влияние напрямую и через посредников. Даже если ядерную сделку 2015 г. удастся возродить, реалии не изменятся, учитывая временные рамки ядерных ограничений, а также целый ряд проблем, которые соглашение не затрагивает.
Америка в одиночку
Какими бы ни были недостатки новой парадигмы, вернуться назад невозможно, история не позволяет отменить сделанное. Вашингтон и не должен возвращаться к внешней политике, которая на протяжении тридцати лет оборачивалась провалами из-за сделанного и несделанного.
Независимо от сокращения своего влияния и глубокого внутреннего раскола США существуют в мире, где есть традиционные геополитические угрозы и новые вызовы, связанные с глобализацией. Американский президент должен стремиться решить внутренние проблемы страны, не пренебрегая тем, что происходит за рубежом. Из-за роста хаоса в мире «восстановить лучше, чем было» – или какой ещё слоган будет выбран для обновления страны – станет гораздо сложнее или практически невозможно. Байден признал «фундаментальную правду XXI века – наш собственный успех зависит от успехов других». Вопрос в том, сможет ли он сформулировать и реализовать внешнеполитический курс, отражающий это осознание.
Соединённые Штаты не способны преуспеть в одиночку. Нужно сотрудничать с другими, используя формальные и неформальные средства, чтобы установить международные нормы и стандарты и контролировать коллективные действия. Такой подход потребует вовлечения традиционных союзников в Европе и Азии, новых партнёров, стран, которым, возможно, нужна американская и международная помощь, а также недемократий. Придётся задействовать все имеющиеся инструменты – дипломатию, торговлю, гуманитарную помощь, спецслужбы и военных. Нельзя допустить, чтобы из-за непредсказуемости своих действия США снискали репутацию ненадёжного партнёра. Другие страны будут строить политику, в том числе в отношении Китая, в зависимости от того, насколько активны, по их мнению, будут Соединённые Штаты.
В отсутствие нового американского интернационализма мир, вероятно, станет менее свободным и более жестоким, неготовым и неспособным противостоять общим вызовам. По иронии судьбы, в период, когда глобальные события воздействуют на США больше, чем когда-либо раньше, Вашингтон не хочет проводить внешнюю политику, способную эти события формировать, и это опасно.
