В истории американской внешней политики есть несколько документов, кардинально повлиявших на действия Соединенных Штатов на международной арене и обусловивших дальнейший курс государства. Это прежде всего знаменитая «длинная телеграмма» (The Long Telegram, 1946 год) Джорджа Кеннана, в которой временный поверенный в делах США в СССР сформулировал ключевые положения концепции сдерживания. Этой концепции было суждено на многие годы вперед определить политику Соединенных Штатов по отношению к Советскому Союзу. Ключевую роль сыграла также директива Совета национальной безопасности № 68 (NSC-68), подготовленная в 1950-м по поручению президента Гарри Трумэна и анализирующая глобальную ситуацию после создания советской атомной бомбы и образования Китайской Народной Республики. Этот документ, в котором предусматривалось быстрое наращивание стратегической мощи США, являлся, по сути, базовой внешнеполитической программой Вашингтона между 1950 и 1990 годами.
Но наиболее значимый пересмотр американской внешней политики за последние 60 лет сформулирован в нескольких документах, которые в совокупности составляют так называемую доктрину Буша.
ВПЕРЕД, В АТАКУ!
Основные положения доктрины Буша, провозгласившей необходимость «по-новому» обеспечить безопасность США, были изложены в 2002-м в таких документах, как «Доклад о положении нации», «Стратегия национальной безопасности», а также речь американского президента в Организации Объединенных Наций. Джордж Буш-младший декларировал «способность Соединенных Штатов аккумулировать такую мощь, которая сделает враждебную гонку вооружений бессмысленной» (при этом он пообещал международным террористам показать «американскую справедливость»). Центральный элемент новой внешнеполитической концепции Вашингтона – это упреждающий/предваряющий/предвосхищающий удар, то есть то, что прежде всегда рассматривалось как крайнее, последнее средство. Доктрина Буша, построенная на принципе односторонних действий, обосновывает право США на нанесение подобного удара, при этом заявлено, что Америка готова применять такую меру в отношении всякого, кто будет сочтен хотя бы потенциально опасным.
Доктрина исходит из того, что наступающая сторона имеет несомненное превосходство. Перехват инициативы позволяет атакующему навязать свои волю и способ действий потенциальному агрессору. Как сказано в Стратегии национальной безопасности, «наилучшей формой обороны является хорошее наступление», а «чем страшнее угроза, тем выше стоимость риска ввиду бездействия». Этот же документ утверждает: «Сохраняя готовность применить силу в целях обороны, Соединенные Штаты демонстрируют решимость поддерживать такой баланс сил, который благоприятствует свободе». При этом в доктрине заявлено о решимости «поддержать свободные и открытые общественные институты на всех континентах». По мнению Вашингтона, «демократия может быть экспортным товаром». (Основываясь на этом положении, руководитель Отдела планирования Государственного департамента Ричард Хаас незамедлительно выступил с идеей «продвижения демократии в мусульманском мире».)
Каков же курс, порожденный доктриной Буша? Это – вторжение в Ирак без санкции Совета Безопасности ООН под предлогом наличия у Багдада оружия массового уничтожения, что, как выяснилось позднее, было ложным обвинением. Это – давление на Германию и Францию в связи с их негативной реакцией на американскую агрессию в Ираке. Это – новый тип контроля над стратегическими вооружениями, предложенный России по принципу «соглашайтесь – или мы пойдем в будущее без вас». В невоенной сфере проявлениями доктрины стали выход Соединенных Штатов из договора о создании Международного уголовного суда и отказ Вашингтона от ратификации Киотского протокола.
Во исполнение доктрины Буша американский воинский контингент в 120 странах ныне насчитывает 368 тысяч военнослужащих. До 11 сентября 2001 года вне территории США находилось 20 % ее армейского персонала; через два года на военной службе за пределами страны оказалась почти половина американской армии. За неделю до начала боевых действий в Ираке заместитель министра обороны Пол Вулфовиц заявил, что жители Ирака, так же «как народ Франции в 1940-х годах, видят в нас желанных освободителей». В мае 2003-го предполагалось, что к сентябрю того же года в Ираке останется 30 тысяч американских военнослужащих. В действительности же зимой 2005-го в Ираке проходили службу 140 тысяч американцев и 20 тысяч солдат их союзников. Десять американских дивизий, как десять имперских легионов, стремятся контролировать огромный мир. Мало того, сенатор-демократ Джек Рид предлагает сформировать за счет резерва семь бригад Национальной гвардии, дабы увеличить армию США еще на 20 тысяч.
Что касается схемы размещения американских воинских контингентов за пределами Соединенных Штатов, то в будущем предполагается «внести в нее наиболее масштабные за последние полвека изменения, которые окажутся даже более значительными, чем те, что были осуществлены после Вьетнама и по окончании холодной войны» (Кэмпбелл К., Уорд С. Новые военные базы. Foreign Affairs. September-October 2003; перевод статьи опубликован в интернет-версии журнала «Россия в глобальной политике»). Суть перемен заключается в том, что крупные базы с хорошо развитой инфраструктурой (такие, как Раммштайн в Германии, Мисава и Иокосука в Японии) станут служить основой для баз гораздо более компактного типа, разбросанных по более значительной территории. Запасы военного и военно-морского оборудования, размещенные в различных странах, вырастут, с тем чтобы США имели возможность при необходимости быстро усилить свои воинские контингенты.
Существенно увеличится американское военное присутствие в Азии. Вашингтон расширяет совместные учения и маневры на Филиппинах, в Малайзии и Сингапуре. Предполагается, что Пентагон поставит вопрос о возможности военного присутствия во Вьетнаме. Уже ведутся переговоры с Индией о доступе американцев на базы в Южной Азии. А «новые базы США в Центральной Азии, созданные для поддержки кампании в Афганистане, возможно, в итоге будут использоваться для решения более долгосрочных задач, например таких, как завершение войны с терроризмом или сдерживание растущей силы Китая». Пентагон планирует усилить американскую базу в Катаре.
В Европе Болгария и Румыния предлагают свои порты и аэродромы, «расположенные близко к потенциальным очагам нестабильности на Кавказе, в Центральной Азии и на Ближнем Востоке».
Европейское командование Вооруженных сил США готовится расширить военное присутствие в Африке – регионе серьезнейших потенциальных конфликтов. Размещение двух тысяч американских военнослужащих в Джибути предполагает контроль над странами Африканского Рога. Подобные базы планируется разместить и в Западной Африке.
Как пишут американские исследователи, все эти действия Вашингтона обусловлены тем, что «риск получить отказ в беспрепятственном доступе к ключевым регионам неприемлем для Америки, и поэтому США будут диверсифицировать и расширять список баз, с которых могут быть начаты боевые операции».
АВТОРЫ И ПРОПАГАНДИСТЫ
Идейные предпосылки новой внешнеполитической доктрины отражают долгосрочные тенденции американской истории. Тезис «не упустить исторический шанс» – государственная мудрость республиканцев поколения Чейни и Рамсфелда – возник в годы обличения мюнхенского сговора 1938 года, уходит корнями в период популярности «теории домино», в соответствии с которой одна уступка порождает другую, перекликается с агрессивным активизмом в отношении Ирана в 1953-м, Гватемалы в 1954-м, Кубы в 1961-м, Индокитая в 1960-е годы, Ирана в 1979-м, Гренады, Панамы, Никарагуа, Африки в 1980-е годы. Для современных неоконсерваторов доктрина Буша – логический итог победы в холодной войне.
В 2001-м выделилась группа лиц, убедивших общественность самой могущественной в мире страны в том, что пассивная оборона самоубийственна и что, как отмечал один из идеологов нового миропорядка Чарлз Краутхаммер, «покорная международная гражданственность» Соединенных Штатов рискует погасить светоч демократии и справедливости во всем мире. Тезис «Америка может избежать трагической судьбы только в том случае, если сознательно сбросит с себя оковы созданных после Второй мировой войны организаций, начиная с ООН» стал лейтмотивом неоконсерваторов.
Авторы доктрины Буша – сам президент, а также нынешний госсекретарь Кондолиза Райс, бывшая в те годы помощником президента по национальной безопасности, руководитель Отдела планирования Государственного департамента Ричард Хаас и др. – говорят об исключительной серьезности и важности этого документа. По словам Райс, стимулом к созданию доктрины послужила «настоятельная потребность Соединенных Штатов в создании всеобъемлющей стратегии, которая окончательно определит вызовы эры, начавшейся после завершения периода холодной войны». (В этом смысле Джошуа Муравчик из Американского института предпринимательства указал на сходство нынешней «великой стратегии Соединенных Штатов» с ее предшественницей – доктриной сдерживания.)
Идеи доктрины стали для правящих в стране неоконсерваторов типа Рамсфелда подлинным кредо Америки на этапе ее доминирования в мире. Кондолиза Райс жестко настаивает на том, что реализм и идеализм не должны видеться альтернативами. Реалистическая оценка современной ситуации и мощи США должна-де обусловить осуществление лучших идеалов Америки. Будущее исключает «тот тип взаимоотношений между великими державами, который мы имели между XVII и XX столетиями и который привел к войне и попыткам перекроить карту мира». Выступая в октябре 2002 года в Нью-Йорке, Райс подчеркнула: доктрина направлена на то, чтобы «убедить потенциальных противников отказаться от попыток превзойти или даже достигнуть мощи, сопоставимой с мощью Соединенных Штатов и их союзников».
В ходе президентской кампании-2004 Джордж Буш обещал, что, если понадобится нанести упреждающие удары по потенциальному противнику, Белый дом не будет терзаться сомнениями и дожидаться «международного одобрения». Этот в некотором смысле революционный подход, воплотившийся в доктрине Буша, получил по результатам национальных выборов поддержку большинства американцев. Согласно общенациональному опросу, самое большое число голосов – 22 % – Буш собрал среди сторонников «сохранения моральных ценностей». Именно эта четверть избирателей, принадлежащих в основном к правому религиозному крылу, выдвинула на первый план «фактор веры», столь влиятельный в стране, где 94 % населения – верующие (сравните с 30 % в Западной Европе), и позволила Джорджу Бушу победить Джона Керри. Вторую по величине группу избирателей, поддержавших доктрину, составили те, кто главной задачей Америки считает борьбу с терроризмом (19 %). В третью же группу (15 %) вошли американцы, ставящие во главу угла победу в Ираке. Итак, сохранение американских моральных ценностей, ответ на террористические нападения, победа в военном конфликте – таковы три основных мотива поддержки жесткого силового курса, позволившие американским традиционалистам возобладать в самой могущественной стране на планете и фактически противопоставить ее едва ли не всему миру.
Целый ряд аналитиков (к примеру, бывший министр Военно-морского флота США Джеймс Уэбб) утверждают, что основу «большинства Буша» составила шотландско-ирландская группа населения, взращенная на традиционалистской культуре. Двухтысячелетняя традиция воинственности и патриотизма приучила шотландцев и ирландцев оценивать лидеров по персональным качествам, особенно выделяя такую черту, как умение проявить свою силу. Представители именно этих народов поддерживали все войны, которые вела Америка, и выступают против контроля над личным оружием. Получив поддержку граждан, возмущенных террористическими атаками, эти избиратели обеспечили победу Буша (преимущество которого над соперником составило 3,5 миллиона голосов) и, таким образом, вместе со своим вновь избранным президентом присвоили себе право «улучшить мир».
Наиболее популярными пропагандистами доктрины Буша являются Раш Лимбо, а также телевизионный канал Fox и журнал Commentary. Весь правый фланг американской политической элиты утверждает, что мир «недооценивает» нынешнего американского лидера. Редактор журнала Commentary Норман Подхорец поет гимн «смелости, решимости и жизненной силе… исключительным политическим качествам» президента Джорджа Буша, реализовавшего мечту президента Рональда Рейгана. Чарлз Краутхаммер называет доктрину Буша инструментом распространения демократии во враждебных ей регионах и считает, что первым результатом воплощения в жизнь этой программы стал Афганистан.
ГОЛОС ЗДРАВОГО СМЫСЛА
Самому тяжелому испытанию доктрина Буша подверглась в суннитском «треугольнике» Ирака. Столкновение с суровой реальностью мало-помалу меняет мировоззрение самых твердых приверженцев «ударной» дипломатии. Даже такие «ястребы», как Норман Подхорец, признаюЂт, что интеллектуальных недоброжелателей у доктрины больше, чем сторонников.
Через несколько недель после переизбрания Буша один из противников доктрины Крис Хеджес пишет в The New York Review of Books: «Мы терпим поражение в войне в Ираке. Постоянно растет число нападений на войска коалиции. Мы – изолированная нация, на которую смотрят косо. Тираны в глазах более слабых стран, мы потеряли маяки наших демократических идеалов». По мере того как война приобретает все более ожесточенный характер, усугубляется и ситуация с «потерей идеалов». Сенатор Эдвард Кеннеди уже сравнил тюрьму Абу-Грейб с застенками Саддама Хусейна, другие проводят параллель с ГУЛАГом.
Критики указывают на то, что вторая война против Ирака – это яркий пример нарушения правила, установленного первым в американской истории империалистом – президентом Теодором Рузвельтом: «Говори тихо, когда в руках у тебя большая дубина». Агрессивность, несдержанность, проявляемые на всех форумах, начиная с трибуны ООН, – вот что мы видели в преддверии и в ходе той трехнедельной войны.
Следуя доктрине Буша, Соединенные Штаты нанесли упреждающий удар по Ираку, однако не только не решили старые проблемы, но и обрели новые, гораздо более масштабные. Например, неясно, как уберечь американскую армию от партизанской войны, столь памятной по Вьетнаму. Каким образом искать приверженцев западных ценностей в стране, где отсутствуют демократические традиции? Что поможет обеспечить единство Ирака? Неудивительно, что доктрина Буша вызвала столь ощутимую критику в самих США, где «неоконсервативная революция» отнюдь не заглушила голос здравого смысла.
Спектр противников доктрины Буша в Соединенных Штатах весьма широк – от крайне правых изоляционистов до крайне левых сторонников более умеренной политики США на международной арене. Первых уже много лет представляет Патрик Бьюкенен, противник всего, что президент Буш сделал после 11 сентября 2001 года, последних – Ноам Хомски, рассматривающий доктрину как проявление империалистических устремлений.
Некоторые идеологи правого фланга (Анжело Кодевилья, Марк Халперин) критикуют подход неоконсерваторов как недостаточно жесткий. По их мнению, доктрина Буша не способна задействовать всю мощь США. Мол, если уж воевать, то воевать: всеобщая мобилизация, полное напряжение сил в Месопотамии, никаких ограничений в ходе боевых действий. Для них Буш – человек, воюющий одной рукой, а лозунг «принести демократию на Ближний Восток» – синтез невежества и мечты о подвиге.
Гораздо большим влиянием пользуются либеральные интернационалисты, возлагавшие надежды на победу Джона Керри. Они представляют Совет международных отношений, Институт Брукингса, Фонд Карнеги (Фонд Карнеги за международный мир решением Министерства юстиции Российской Федерации от 14 апреля 2023 г. включён в реестр иностранных агентов. Решением Министерства юстиции Российской Федерации № 896-р от 18 июля 2024 г. объявлен организацией, деятельность которой признана нежелательной на территории Российской Федерации.) и ряд других влиятельных организаций. Тридцать два видных американских политолога выступили в газете The New York Times с критикой «безрассудной», с их точки зрения, теории неоконсерваторов. Они полагают, что основой мирного общежития являются переговоры, а в Буше видят «человека, который погубил либеральный интернационализм», обесценил такие понятия, как «компромисс», «консенсус», «влияние международных институтов».
Так, с точки зрения Джона Айкенберри, политолога из Джорджтаунского университета, Буш вооружился набором «твердолобых фундаменталистских идей и осуществил после событий 11 сентября 2001 года радикальную переориентацию американской внешней политики… Это не лидерство, а крушение в геостратегических масштабах всей полувековой международной архитектуры… Война против Ирака нанесла ущерб международным позициям страны – ее престижу, надежности и привлекательности в глазах других государств, а также ее партнерским отношениям в сфере безопасности». Айкенберри убедительно доказывает, что демократическая форма правления – с ее упором на транспарентность – подразумевает стремление к союзам с менее слабыми государствами. Сильнейший должен «вести за собой на основе согласия, а не принуждения», только тогда сохранение статус-кво становится общей, приоритетной и выполнимой задачей. Америка не может руководствоваться принципом односторонности в условиях общего изменения стратегической ситуации, демографического спада в странах Запада, роста недовольства среди населения стран, не принадлежащих к «золотому миллиарду».
Гарвардский ученый Стэнли Хофман выступает за скорейший вывод американских войск из Ирака, что «принесет примирение с друзьями и союзниками, шокированными унилатерализмом Вашингтона и его отказом от международных обязательств, и тем самым восстановит доверие к Америке». А Чарлз Капчен из Совета международных отношений уверен: если американцы не потерпят поражение в Ираке, то «возвратить США в лоно либерального интернационализма будет уже невозможно».
Общей для трудов либеральных интернационалистов является мысль о том, что, взяв доктрину Буша на вооружение, «Америка перестала быть силой добра в мире». Профессор политических наук Дэвид Хендриксон, один из активных деятелей Коалиции за реалистическую внешнюю политику, пишет: «Как только революционное рвение Джорджа Буша непосредственно столкнется с суровой реальностью, его политика обернется горькими слезами».
Что касается реалистов, то их взгляды обусловлены двумя основополагающими принципами: во-первых, главная цель международной политики – международная стабильность, а во-вторых, только баланс сил способен предотвратить вооруженные конфликты. Как сторонники Вестфальской системы, они считают неприемлемым вторжение во внутренние дела суверенных государств. В отличие от либеральных интернационалистов реалисты допускают применение силы в международных отношениях, но только в том случае, если силовому воздействию подвергаются нарушители баланса.
До сентября 2001-го реалисты серьезно влияли на американскую внешнеполитическую линию. Однако после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне Буш отринул реализм: «Те, кто называет себя реалистами, ставят под вопрос необходимость распространения демократии на Ближнем Востоке. Здесь реалисты теряют контакт с фундаментальной реальностью: Америка всегда оказывалась в опасности, когда свобода отступала; Америка была в безопасности со свободой на марше».
Едва ли не смертельными ударами по американской школе политического реализма стали операции США в Афганистане и Ираке. Резкое несогласие с доктриной Буша высказывают бывший государственный секретарь Лоуренс Иглбергер и предшественник Кондолизы Райс на посту помощника президента по национальной безопасности Брент Скоукрофт. Другой бывший госсекретарь, Генри Киссинджер, хотя и охарактеризовал действия США в Ираке и Афганистане как «избыточную реакцию», после начала войны в Ираке заявил, что, коль скоро речь идет о доверии к Америке, акцию нужно поддержать.
И либеральные интернационалисты, и реалисты не намерены подталкивать общественность к массовым протестам. Они лишь стремятся показать, что «надуманная доктрина» при столкновении с реальностью приносит горькие плоды. На самом же деле их правоту лучше всего доказывают неудачи коалиции государств, воюющих в Ираке под руководством США. Между тем часть «антибушистов» (например, Том Хейден, в свое время активно боровшийся против войны во Вьетнаме) призывают, пока еще, правда, тщетно, развернуть массовое движение за вывод американских войск из Ирака по примеру антивоенных акций 1960-х годов.
Среди американских госструктур против «войны за демократию» изначально выступали две могущественные силы – Центральное разведывательное управление (ЦРУ) и Государственный департамент. Так, ЦРУ, распространяя пессимистические оценки ситуации, постаралось организовать утечку материалов в The New York Times; номером один в списке национальных бестселлеров стала книга сотрудника управления Майкла Шойера «Имперская спесь», направленная против доктрины Буша. (Anonimous. Imperial Hubris. Why the West Is Losing the War on Terror. Washington: Brassey’s, Inc., 2004). Что касается Госдепартамента, то, как возмущенно указывают «неоконы», «на пороге войны с Ираком американские посольства, в частности расположенные на Ближнем Востоке, сообщили в Государственный департамент, что они не смогут убедительно защитить дело войны в Ираке».
Президенту пришлось заменить руководителей обоих ведомств. Во главе ЦРУ встал Портер Госс, который первым делом приказал ведомству «не идентифицировать себя как оппозицию Белому дому, не помогать ей». А вместо «противопоставившего себя всей стране» Колина Пауэлла, возглавлявшего Госдепартамент, переизбранный Буш назначил безусловно лояльную Кондолизу Райс: она, мол, больше не допустит фрондерства со стороны американской дипломатической машины, препятствовавшей реализации главенствующей внешнеполитической доктрины.
ОБРАТНАЯ СИЛА УПРЕЖДАЮЩЕГО УДАРА
Отметим несколько наиболее важных моментов, ставящих под сомнение эффективность доктрины Буша.
Классическим примером предвосхищающего удара является «план Шлифена» (Альфред фон Шлифен – германский генерал-фельдмаршал, в 1891–1905 гг. начальник Генштаба. – Ред.), подразумевавший молниеносный (за 42 дня) разгром Франции путем вторжения вначале в Бельгию и Люксембург с последующей целью повернуть на Париж и позже окружить французскую армию. При всей своей изощренности этот план не отвечает здравому смыслу. Оборона всегда обходится дешевле, чем наступление. Трудно представить себе, чтобы Соединенные Штаты стали регулярно наносить удары по мировой периферии с ее пятимиллиардным населением. Только убежденный враг Америки мог бы посоветовать ей встать на этот путь, чреватый колоссальными затратами. Между прочим, попытки германского командования в начале Первой мировой войны воплотить в жизнь скорректированный «план Шлифена» не привели к успеху.
Превентивная атака со стороны США способна придать импульс процессам, которых так опасается Вашингтон (в частности, применение ядерного оружия Северной Кореей).
Доктрина «превентивной агрессии» превращает потенциального противника в реального врага. Более того, она подталкивает страны – потенциальные члены антиамериканского союза к ускоренной и эффективной работе по формированию такого альянса.
Явная надуманность «теории домино», являющейся наряду с прочим идейным обоснованием доктрины Буша («Если мы не покажем готовность применить силу в данном конкретном случае, то доверие к нам в мире упадет до нуля», – отметил как-то Доналд Рамсфелд).
Первый атакующий, как правило, не может рассчитывать на поддержку со стороны общественного мнения. Именно поэтому многие выдающиеся дипломаты нередко стремились выставить в этой роли своих противников. Бисмарк же говорил, что превентивная война «похожа на совершение самоубийства из-за страха смерти».
Кроме того, стратегия упреждающего удара усугубляет уязвимость Соединенных Штатов. Ведь, во-первых, все империи, демонстрировавшие готовность к активной самообороне на своей периферии, в конечном счете неизбежно были вынуждены переносить поле битвы на территорию метрополии. Во-вторых, предвосхищающие атаки наносят ущерб имперской безопасности, поскольку порождают бесконечную череду конфликтов на окраинах империи, восстаний в покоренных регионах, незатихающее недовольство населения как стран-сателлитов, так и зависимых государств. В-третьих, не только формально независимые страны, но даже и испытанные, пользующиеся привилегиями союзники начинают рано или поздно сопротивляться диктату со стороны гегемона, что грозит последнему крушением имперских основ.
Односторонние действия не спасли огромную Испанскую империю в XVII веке, не способствовали попыткам Людовика XIV сохранить главенствующее положение Франции в Европе в начале XVIII века, не укрепили владения Наполеона, не помогли ни кайзеру, ни фюреру.
Хотя имперское бремя пока еще не является непомерно тяжким грузом для США, перспективы американского доминирования в мире довольно сомнительны по следующим причинам.
Республиканцы, находящиеся в США у власти, проводят последовательную политику снижения уровня налогов в стране. Но империя требует жертв, в том числе и финансовых. Даже в годы холодной войны Соединенные Штаты расходовали на военные нужды относительно больше средств, чем сегодня (в процентах от ВВП). Между тем большинство потенциальных конкурентов и противников Америки не только прилагают усилия к наращиванию своей мощи, в том числе военной, но и настроены на координацию своих действий.
Участие военного ведомства в процессе государственного строительства ограниченно. На сегодняшний день главной функцией американских военных является, по словам Джозефа Ная, «вломиться в дверь, избить диктатора и возвратиться домой, а не приступать к тяжелой работе по созданию демократического общества».
У Соединенных Штатов нет ни желания, ни инструментов для того, чтобы на постоянной основе вмешиваться во внутренние дела бесчисленного множества государств, заниматься постоянным мониторингом происходящих там процессов, осуществлять силовое вмешательство.
Возможное вооруженное сопротивление американской оккупации не только осложнит задачи армии США, но и способно вызвать недовольство в самом американском обществе в связи с растущим числом боевых потерь. Такое уже происходит в Ираке, где состояние мира оказалось для американской армии и общества едва ли не более болезненным, чем военный период.
Демографические процессы стремительно изменяют мир и влекут за собой последствия стратегического характера.
Не нужно смотреть в магический кристалл, чтобы предсказать рост числа проблем в сфере национальной безопасности Соединенных Штатов. Будет ли Вашингтон отчаянно держаться за свои имперские позиции или же сумеет мирно сдать их, подобно Британии в ХХ веке? (После весьма затратной войны с бурами и видя подъем Германии в Европе Британия отказалась от стратегии «блестящей изоляции», что в применении к США тождественно стратегии унилатерализма. Это и подтолкнуло Лондон к союзу равных – с Францией и Россией.)
У всех наблюдателей возникает вопрос: способна ли команда Буша отказаться от претензий на гегемонию в случае появления непредвиденных препятствий? Например, когда очередная страна-изгой снова заставит Вашингтон действовать вопреки логике исторического развития и, несмотря на истощение собственных ресурсов и неготовность американского общества, идти на неоправданные жертвы? В декабре 2004 года журналист Дэвид Сангер предсказывал: «Вторая администрация Буша, не сдерживаемая осторожностью Колина Пауэлла, выведет Соединенные Штаты на путь нескончаемых конфронтаций со всем миром, начиная с воинственного подхода к контролю над ядерными амбициями Ирана и Северной Кореи… Белый дом начинает забывать об ограниченности американской мощи». «У мистера Буша, – полагает Сангер, – появится еще много оснований вести себя, как “ястреб”, в Северной Корее и Иране, но он уже не будет располагать прежними возможностями». Патрик Бьюкенен утверждает: «Хотя у неоконов нет недостатка в планах создания Pax Americana, президент Буш споткнется о грубую реальность: американская армия… в Ираке истекает кровью, при этом возрастающие расходы на войну… падающий доллар и отсутствие союзников порождают “вьетнамскую” дилемму». Война в Ираке – это, по сути, сражение не за Багдад, а за победу или поражение новой американской доктрины.
Уже сегодня доктрина Буша демонстрирует предел своих возможностей. Но идеологи типа Нормана Подхореца как будто не замечают этого: «Президента Буша уже не раз недооценивали. С Ираном и Северной Кореей он поступит так же, как и с прежними противниками». Майкл Лидин из Американского института предпринимательства также не сомневается в успехе: «Если мы смогли сокрушить Советский Союз, воодушевляя и поддерживая весьма малый процент его населения, то в Иране у нас значительно больше шансов на победу».
Между тем от удара по Северной Корее американцев пока удерживает опасение испортить отношения с Сеулом; в Иране же их останавливают и масштаб военной задачи, и разбросанность ядерных объектов. Но на самом деле надеяться можно прежде всего на критическое восприятие американской нацией своего афганского и иракского опыта, а также на ее резонный страх перед возможностью спровоцировать чреватые тяжелейшими последствиями события.
Доктрина Буша отвергается большинством в Западной Европе, России, Китае; с ней ведет войну исламский мир. Никто не желает даровать самой могущественной стране мира право первого, упреждающего, удара. Это открывает перспективу создания весьма широкого альянса защитников собственного суверенитета. Как отмечают эксперты, «величайший недостаток новой американской доктрины заключается в завышенной самооценке, в излишней склонности использовать военную силу и игнорировать иные системы ценностей и союзников. Вот почему эта доктрина не продержится долго» (Цит. по Lambert R. Misunderstanding Each Other // Foreign Affairs. 2003. March/April. P. 63).
