Судя по наметившимся тенденциям и положению дел на четвертый
квартал 2007 года, ответ на вопрос, вынесенный в заголовок статьи,
должен быть положительным.
Да, никогда прежде мировая экономика не переживала такого
устойчивого подъема, когда рост в сочетании с низкой инфляцией
происходит на всех континентах. Вместе с тем геополитическая
ситуация, которая, несомненно, влияет на торговлю и сама зависит от
мировой торговли, неутешительна. Великая мечта начала 1990-х, когда
президент Джордж Буш-старший провозгласил скорое наступление
«нового мирового порядка», превратилась в кошмар.
Хотя Ближний Восток давно уже напоминает кипящий котел, именно
сейчас ситуация накалилась до крайней точки. Всеобщая
нестабильность и взрывоопасная ситуация во многом объясняются
пагубной политикой нынешней американской администрации, которую она
проводит с 2001 года. В 1990-х США казались милостивым гегемоном.
Они сочетали в себе на первый взгляд грозную «жесткую» силу –
военную, геополитическую и экономическую мощь с не имевшей себе
равных силой «мягкой» – культурой, академической наукой, свободными
средствами массовой информации, привлекательным образом жизни и т.
д.
Сегодня, когда налицо унизительный провал в Ираке, жесткая
американская сила кажется беспомощной и никуда не годной. Экономика
пребывает в состоянии неуправляемого хаоса. А что касается мягкой
силы, то никогда еще за последние десятилетия престиж Америки не
падал так низко. Слабость Соединенных Штатов выливается в
усугубление всех проблем и превращает очевидные возможности в
угрозы.
Самым наглядным примером может служить Китай. Массированный
выход КНР на мировую экономическую арену, начиная с 80-х годов
прошлого столетия, должен, безусловно, приветствоваться как
колоссальный положительный сдвиг. Однако экономическая неразбериха
и слабое руководство Америки могут превратить новые замечательные
возможности в конфликтную ситуацию.
В целом, хотя США, как мировой гегемон и самая сильная держава,
должны брать на себя немалую долю ответственности, в мире царит
нездоровая атмосфера недоверия между такими экономическими
гигантами, как Соединенные Штаты, Россия, Европейский союз, Китай,
Индия, Бразилия и Япония.
Слабость Америки, неустойчивое геополитическое положение, дух
недоверия и отсутствие политической воли объясняют также, почему
всемирная торговля впала в состояние ступора. Нынешний раунд
переговоров в рамках Всемирной торговой организации (ВТО) в Дохе –
так называемая Программа развития – явно зашел в тупик, хотя
стороны, ведущие торговые консультации по своим личным
соображениям, делают вид, будто все не так уж и плохо. В свою
очередь, это обнажает несоответствие духу времени, неадекватность и
бесполезность международных экономических учреждений. Без прочных
структур мирового управления и коллективных обязательств ведущих
торговых держав укреплять основы мировой торговли и строго
придерживаться ее основных правил и принципов свобода будет, вне
всякого сомнения, подорвана. Протекционизм снова проявится под
самыми разными личинами, особенно с учетом неизбежных спадов,
которые время от времени переживает мировая экономика. Так что
перспективы пока не очень радужные.
МИРОЛЮБИВАЯ ТОРГОВЛЯ?
В мире нет ни одной серьезной экономической теории, которая
оспаривала бы основополагающий тезис о предпочтительности свободной
торговли как формы трансграничных экономических связей, от которой
подавляющее большинство ее участников только выигрывают. Свободная
торговля сулит существенные материальные и социальные выгоды,
включая не только более высокий уровень, но и качество жизни.
Достаточно сравнить Северную Корею с Южной или Мьянму с Таиландом и
Вьетнамом, чтобы почувствовать разницу между замкнутой и открытой
экономикой, которая приносит огромные блага на всех уровнях.
Все великие цивилизации вели интенсивную торговлю. В своей
прекрасной книге «Неразрывно связанные» (Bound Together) Наян Чанда
показывает, каким образом торговля на протяжении многих тысячелетий
не только увеличивала потребление товаров и способствовала движению
капитала, но и благоприятствовала процветанию ремесел, наук и
искусств. В конечном итоге именно благодаря торговле китайское
изобретение печатного станка достигло Европы, что дало возможность
Гутенбергу издать Библию и тем самым возвестить о наступлении новой
эры в культуре. Церковная и светская иерархии не могли больше
монополизировать право на чтение, и письменное слово дошло до
широких масс. Торговля с Китаем также позволила богатым и власть
имущим на Западе украшать свои дворцы китайским фарфором и
оформлять интерьеры в китайском стиле. Сегодня торговля с Китаем
приносит благо миллионам и даже миллиардам благодаря колоссальному
сокращению стоимости товаров, произведенных в КНР. Цена футболки в
США упала примерно на 40 % за последнее десятилетие, что
существенно облегчает участь бедных, в частности матерей-одиночек,
живущих на социальное пособие.
Свободную торговлю невозможно отделить от более широкого явления
под названием «глобализация». По своей сути, глобализация означает
усиливающееся слияние рынков благодаря трансграничному перемещению
товаров, капитала, информации, технологий и людей. Свободная
торговля – это локомотив глобализации. Машина может выглядеть
превосходно, но если у нее нет двигателя, она не поедет. То же
можно сказать и о связи между глобализацией и свободной торговлей.
Последняя подчиняется несомненным и абсолютным закономерностям. Но
о ней же распространено немало мифов. Например, некоторые наиболее
ярые сторонники свободной торговли поддерживают миф о том, что
торговля способствует миру на нашей планете. Попробуйте убедить в
этом китайцев.
В годы правления династии Цин (1644–1911) Китай проводил
изоляционистскую, одностороннюю политику. В конце XVIII столетия и
в начале XIX века Великобритания, равно как и другие западные
державы, проводила агрессивную, империалистическую торговую
политику. Неудовлетворенная скудными результатами растущей торговли
с Китаем, увеличивающимся торговым дефицитом и утечкой капиталов,
Великобритания небезуспешно попыталась с помощью военных действий
заставить китайское правительство открыть свой рынок для
одного-единственного товара, который пользовался необычайным
спросом в Китае. Речь идет о бенгальском опиуме.
Таким образом, опиумные войны (30–60-е годы XIX столетия)
убедительно опровергают точку зрения, согласно которой свободная
торговля в своей основе миролюбива и нравственна. В
действительности Китай и другие восточные страны в XIX и в начале
XX века были жертвами хищнической торговой политики Запада, к
которому в конце позапрошлого столетия присоединилась и Япония.
Новейшая история наглядно демонстрирует тесную взаимозависимость
экономической торговли и политической власти, которая подчас
перерастает в военную мощь. Дипломатия канонерок, проводившаяся в
эпоху западного империализма, чаще всего заключалась в
использовании военных средств для продвижения экономических
интересов. Опиумные войны – очередной наглядный тому пример.
Британские Королевские военно-морские силы подвергли Китай
бомбовому обстрелу и вторглись на его территорию, чтобы защитить
интересы шотландских опиумных королей того времени, а именно
компаний Jurdine and Matheson & Co. Следовательно, можно
сказать, что свободная торговля – это оружие властей предержащих, а
протекционизм – своеобразный щит бедных.
ПРОТЕКЦИОНИЗМ И СВОБОДА
После Второй мировой войны мощь Запада казалась подорванной,
началась деколонизация, а развивающиеся страны нашли новые
источники для укрепления суверенитета и уверенности в своих силах.
Престиж Советского Союза необычайно вырос. Второй и Третий миры
отвергали принципы и практику свободной торговли и даже осудили
саму торговлю, как таковую, которая в лучшем случае воспринималась
как неизбежное зло.
Протекционистская политика возобладала во всем политическом
спектре – от демократий до диктатур, от правых до левых. Политика
импортозамещающей индустриализации (ИЗИ) опиралась на теорию о том,
что государства должны выстраивать сильную внутреннюю политику,
прежде чем думать об открытии своих рынков; в противном случае им
не удастся избавиться от колониальной зависимости. Так, Индия стала
проводить государственную политику обширной многоотраслевой
индустриализации. Как в 1981 году сказал автору этих строк один
высокопоставленный индийский чиновник, «мы [Индия] можем делать всё
– от атомных станций до шпилек».
Одним из самых влиятельных идеологов протекционизма и ИЗИ был
аргентинский экономист Рауль Пребиш, разработавший теорию
зависимости (dependencia). Когда развивающаяся страна ведет
торговлю с развитой, гласит теория, неизбежно попадание в
зависимость от более сильного партнера. В результате развивающееся
государство обрекает себя на то, чтобы быть поставщиком
низкокачественных товаров в индустриально развитую страну,
импортируя в обмен промышленные товары. Таким образом процесс
собственной индустриализации все время откладывается на
неопределенный срок. Эта доктрина преобладала в большинстве
развивающихся стран вплоть до конца 80-х – начала 90-х годов
прошлого века.
С другой стороны, на Западе происходили совершенно иные события.
Три силы или фактора подтолкнули западные державы к более тесной
интеграции рынков и либерализации торговли.
Во-первых, западное общество признало тот факт,
что агрессивная протекционистская политика и политика торговых
войн, проводившаяся западными странами сразу после Великой
депрессии (1929–1933), не только стала причиной экономического
коллапса, но и внесла немалый вклад в развязывание войны.
Во-вторых, появление того, что Уинстон Черчилль
называл «железным занавесом», и последовавшая холодная война
послужили катализатором для более тесного сотрудничества западных
демократий на всех фронтах, включая торговые отношения.
В-третьих, Соединенные Штаты были сильным
лидером, формировавшим мировую экономическую политику. Посредством
движения капиталов, предусмотренного планом Маршалла, и открытия
своего процветающего послевоенного рынка США сыграли роль мощного
экономического локомотива, дав возможность своим союзникам и
прежним врагам – ФРГ, Италии и Японии – осуществить экономическую
перестройку, которая в конечном итоге вылилась в серию
«экономических чудес».
Основной и поистине важный урок, который архитекторы и лидеры
послевоенной экономической системы вынесли из 30-х годов прошлого
столетия, заключался в том, что торговля между государствами должна
базироваться на глобальных договорах и правилах. Именно беззаконие
и анархия 1930-х вызвали к жизни новые или усугубили уже
существовавшие экономические конфликты. Вот почему было заключено
Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ), опирающееся на
некоторые фундаментальные принципы, такие, как отсутствие
дискриминации и тщательно разработанные правила, призванные
обеспечивать «справедливую» торговлю.
Последствия были замечательными. Западные страны и Япония
заключили многосторонние торговые соглашения, основанные на
принципе отсутствия дискриминации. Начался экономический бум.
Специализация, вытекавшая из подписанных торговых соглашений,
позволила, японцам, например, добиться выдающихся успехов в
производстве высококачественных и не очень дорогих машин и
мотоциклов, электроники и прочей аппаратуры, которой они снабжали
западных потребителей. Кроме того, если в первой половине XX
столетия страны Западной Европы, Япония, Соединенные Штаты, Канада,
Австралия и Новая Зеландия создавали различные военные альянсы,
чтобы воевать друг с другом, то новый порядок принес мир и
благополучие.
Процветание Запада с его свободной торговлей, которое достигло
пика в последние десятилетия XX века, явно контрастировало с
застоем изоляционистского Востока. В бывших социалистических
государствах росло недовольство широких народных масс, а
развивающиеся страны, проводившие импортозамещающую политику, были
потрясены серьезным финансовым кризисом.
Некоторые развивающиеся государства, воспротивившиеся этой
тенденции, стали считаться образцом новой политики на Востоке. Речь
идет о странах, которые первоначально обозначались общим термином
«новые индустриальные экономики» (НИЭ), а впоследствии стали
именоваться «четырьмя драконами». Гонконг, Сингапур, Тайвань и
Южная Корея отвергли стратегию импортозамещающей индустриализации в
пользу необычайно успешной экспортно ориентированной стратегии
(ЭОС).
Когда стало очевидно, что централизованные экономики с
административно-командным управлением пребывают в глубоком кризисе,
в отличие от процветающих рыночных экономик, мир вплотную подошел к
технологической революции в области информации и средств связи. Это
собой самый фундаментальный технологический сдвиг со времен
индустриальной революции или, по мнению некоторых, даже с момента
издания Библии Гутенберга более пяти веков тому назад.
Таким образом, в начале 1990-х годов, по сути дела, свершились
две революции: формирование глобального рынка и появление
информационных технологий. Они поистине потрясли весь мир. Итогом
стал не «новый мировой порядок», как пророчил президент Джордж
Буш-старший, а хаотичный переход к совершенно иной, неопределенной
и до сих пор до конца непонятой парадигме. В середине начальных
этапов этого процесса, а именно в 1995-м, была создана ВТО.
Фактически последний, уругвайский, раунд переговоров по ГАТТ,
начатый в Пунта-дель-Эсте в 1986 году и завершившийся в Марракеше в
1994-м, знаменовал собой переход от знакомой парадигмы мировой
рыночной экономики, которая возникла на пепелище Второй мировой
войны, к новой эре – глобализации.
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЛИЦЕМЕРИЕ
Торговая система, преобладавшая с 1945-го приблизительно по 1995
год, не может быть названа глобальной. Она была международной в том
смысле, что в ней было задействовано много стран, и многосторонней
в том плане, что участвовавшие в торговле нации придерживались ряда
принципов, хотя на практике часто их нарушали. Эти принципы были
производными от ГАТТ. Однако в данной системе не участвовали
социалистические страны, а большинство государств Третьего мира
либо не были членами данной организации, либо оставались пассивными
наблюдателями. ГАТТ эффективно управлялось четырьмя игроками: это
США, ЕС, Канада и Япония, хотя в действительности «музыку
заказывали» первые два. Такую систему можно охарактеризовать как
олигополистический картель.
Следует также заметить, что эта «четверка» фактически
контролировала более 80 % мировой торговли. В результате велись
переговоры, достигались компромиссы и делались выводы, которые
приносили выгоду только «большой четверке». Интересы других
действующих лиц, а именно развивающихся стран, не принимались во
внимание, и они во многих отношениях находились в невыгодном
положении. Преимущества, которыми обладала «четверка», а также
некоторые периферийные страны-члены, такие, к примеру, как
Швейцария, Норвегия и Австралия, позволяли им, кроме всего прочего,
выходить из трудных положений в процессе торговых переговоров.
Торговая документация была ужасно запутанной и трудной для
понимания, хотя для подобного усложнения не было никаких особых
оснований.
Однако институциональная культура, возникшая в эпоху ГАТТ,
отличалась бюрократической затуманенностью и путаницей. ГАТТ/ВТО,
наверное, уникальна еще и в том смысле, что ее бесстыдно
меркантильная риторика идет вразрез с ее фундаментальными
принципами, в основе которых лежит идея либерализма. Таким образом,
критики справедливо высмеивали ГАТТ/ВТО как бастион лицемерия.
Наиболее вопиющий случай – это сельское хозяйство. Европейские
переговорщики стенают и делают вид, будто сокращение субсидий, а
также тарифов потребует колоссальных жертв и будет сопряжено с
большими страданиями и болью, тогда как именно европейские
потребители, прежде всего бедные, получат огромные выгоды от
европейской сельскохозяйственной реформы и либерализации.
Внутренняя склонность к беспардонной лжи со стороны переговорщиков
неизбежно приводила к формированию крайне нездоровой атмосферы
внутри организации, которая, несомненно, внесла значительный вклад
в ослабление доверия к мировому управлению. В эпоху ГАТТ это не
имело особого значения, поскольку главные игроки, «четверка» и
компания, знали характер и правила игры. Но теперь, когда условия
изменились, растет несоответствие между игрой и реальностью, а
также между интересами защитников статус-кво и устремлениями
недавно присоединившихся стран-членов.
Победа «открытой рыночной экономики», если только данный термин
уместен в данном контексте, была поистине ошеломляющей, а ее
последствия – глубокими и широкомасштабными. Когда на мировом рынке
свершилась революция и все большее количество стран приняли идею
либерализации торговли, у Запада невольно потекли слюнки при виде
так называемых «развивающихся рынков». Тому факту, что
«развивающиеся рынки» могут стать также «развивающимися
конкурентами», поначалу не придавалось большого значения. Однако
цифры весьма красноречивы: в период с 1994 по 2004 год торговый
оборот Индии увеличился на 333 %, Китая — на 487 %, Чили — на 550
%, а Вьетнама — на 575 %.
Все это привело к появлению нескольких одновременных и
взаимосвязанных тенденций:
а) несколько развивающихся стран резко увеличили свою долю в
мировой торговле;
б) это означало не только более активное проникновение на
западные рынки (в первую очередь на рынок США), но и к постоянно
нарастающим торгово-инвестиционным потокам между странами Юга;
в) накопление гигантских золотовалютных резервов и шальные
деньги, аккумулированные странами – экспортерами нефти благодаря
резкому росту цен на энергоресурсы, привели к изменению мирового
баланса финансовых ресурсов и благосостояния, о чем наглядно
свидетельствует появление так называемых «фондов суверенного
богатства»;
г) тем временем развивающийся мир по-прежнему считает себя
ущемленными системой, изобретенной и отшлифованной «большой
четверкой» на протяжении нескольких десятилетий;
д) в то время как стремительно развивающиеся страны,
наслаждающиеся плодами глобализации, даже несмотря на их
неравномерное распределение, с воодушевлением поддерживают открытую
рыночную экономику, на Западе усиливается недовольство открытой
торговлей и все чаще звучат настойчивые призывы вернуться к
протекционистской политике;
е) как следствие, мировая система торговли постоянно дает
сбои.
НОВАЯ ЛИГА НАЦИЙ?
Ранее я уже говорил о том, что если свободная торговля была
оружием сильных, то протекционизм был щитом для слабых.
Инновационные и конкурентоспособные западные фирмы остаются
приверженными свободной торговле. Однако их политический вес
ослабевает, тогда как влияние неконкурентоспособных компаний
возрастает, равно как и лобби тех крупных корпораций, которые
желают сохранить свои привилегии (особенно в сфере сельского
хозяйства). Все более значительный процент рабочих и служащих
чувствуют угрозу своему положению; традиционно открытые рынки
«угрожали» только «синим воротничкам» или рабочему классу. Но с
появлением аутсорсинга (привлечение специалистов из-за рубежа)
вследствие революции в области средств связи и информации
заволновались и «белые воротнички».
Это растущее чувство неуверенности, страх перед неведомыми и
бурными водами, куда направляется корабль мировой экономики
(похоже, потерявший управление и даже не имеющий компаса для
ориентирования на местности), усугубляются всемирными проблемами.
Такими, как изменение климата и опасения мировой экологической
катастрофы, а также боязнь утраты национального своеобразия в связи
с массовой иммиграцией. Добавьте к этому быстрый закат
американского могущества и трясину Ближнего Востока, устрашающий
рост финансово-промышленного потенциала Китая, усиливающееся
неравенство и все еще высокий уровень бедности, а также страх перед
возможными опустошительными пандемиями.
Предзнаменования довольно зловещие. Как уже говорилось во
вступлении, судя по нынешнему положению вещей, будущее свободной
торговли выглядит довольно туманным. Это происходит как раз в то
время, когда систему следует укреплять, а не ослаблять – как для
того, чтобы дать пристанище новым игрокам, особенно Китаю, так и
для того, чтобы обеспечить более равномерное распределение благ
всемирной торговли для умножения всеобщего благоденствия и снижения
уровня бедности.
Есть насущная потребность в новом мировом договоре XXI столетия
наподобие Атлантической хартии 1941 года, которая предвозвестила
дух и конструкцию послевоенного урегулирования. Необходима не
столько совершенно новая архитектура мирового устройства, сколько
реформирование и перестройка существующих учреждений.
Если не считать членства в «Большой восьмерке», Россия в
последнее время находилась на обочине мировой экономической
архитектуры. Она до сих пор не вступила в ВТО, и в настоящее время
усиливаются сомнения по поводу того, принесет ли России членство в
этой организации реальные блага. Учитывая большую зависимость
России от нефти и газа, трудно представить себе чисто экономические
доказательства целесообразности присоединения к ВТО. Но важно,
чтобы государства смотрели дальше краткосрочных материальных выгод,
хотя никто из них в настоящее время этого не делает.
Наше время требует искусного управления государственными делами.
Изучая историю 30-х годов прошлого века, невольно удивляешься тому,
как Лига Наций в Женеве становилась все более беспомощной и
бесполезной организацией. Когда встреча министров стран – участниц
ВТО, прошедшая в 1998-м в Сиэтле, закончилась оглушительным
провалом, тогдашний генеральный директор ВТО Майкл Мур выразил
опасение, что организация может стать экономической Лигой Наций
мировой XXI века. Сегодня это невеселое предположение, похоже,
материализуется.
