За перелистыванием американских и европейских статей последнего времени о Юго-Восточной Европе вспомнилась игра из раннего детства. Какой-нибудь карапуз, забравшись на ближайший пригорок, провозглашал себя «царем горы», а остальные бросались его спихивать, чтобы занять «престол». Воспоминание всплыло отнюдь не случайно – во всех текстах лейтмотивом звучит одна мысль: если Европейский союз не будет проводить наступательную политику, то Россия «вернется на Балканы».
Некоторые считают это свершившимся фактом. Новейший предлог для подобных рассуждений – упорная российская поддержка Белграда в вопросе о судьбе Косово (для западных политиков она почему-то стала неожиданностью) и удачное продвижение «Газпромом» проекта «Южный поток» в Болгарии, Греции, Венгрии и Сербии.
ЧЕГО ХОЧЕТ РОССИЯ?
Все это вызывает удивление по многим причинам. Странным кажется уже неверие европейцев в свои силы. Ведь все государства региона (за исключением особого случая – Сербии) с начала 1990-х годов рвутся в Европейский союз и НАТО, и только от самих этих организаций зависит скорость интеграции. Болгария и Румыния уже стали членами данных евро-атлантических структур. Македония и Хорватия имеют статус кандидатов на вступление в ЕС. С Албанией, Черногорией и Сербией подписаны, а с Боснией и Герцеговиной (БиГ) парафировано соглашение о стабилизации и ассоциации с Евросоюзом. Он является основным экономическим партнером большинства Балканских стран. Членами НАТО вот-вот станут Албания и Хорватия.
Нет оснований считать, что Россия может либо хочет заменить Европейский союз в качестве донора наименее развитой в социально-экономическом отношении части европейского континента. Товарооборот со странами региона составляет 2–3 % российской внешней торговли. Никто в Москве не полагает, что можно помешать расширению ЕС, да таких попыток и не предпринималось. Не только в официальных инстанциях, но и даже в политических кругах, склонных к размышлениям в духе православно-славянской солидарности, отсутствует концепция, предполагающая создание на Балканах альтернативной организации или блока под эгидой России. Подобного рода мечтания остаются уделом маргиналов.
Западные поборники распространения Евросоюза и НАТО на Юго-Восточную Европу, рассматривая его в логике конфронтации и геополитического соперничества с Москвой, невольно выдают свои подспудные мотивы и недостаточный интерес к самому региону. Но для России Балканы ценны не сами по себе, а именно как зона начавшегося расширения ЕС, где еще есть возможность заблаговременно закрепиться. И можно не сомневаться в предпочтениях большинства российских компаний, если бы их попытки проникновения на рынки Западной либо Центральной и Восточной Европы не блокировались по политическим мотивам на правительственном уровне или даже по недвусмысленным сигналам из Брюсселя.
Таким образом, в России регион воспринимается скорее как поле экономической конкуренции, где она имеет некоторые сравнительные преимущества и видит незанятые ниши, причем главным достоинством считается европейское будущее Балкан. Поэтому экономическое наступление России в Юго-Восточной Европе вовсе не направлено против расширения Европейского союза. Интересы Москвы и Брюсселя в регионе вполне можно гармонизировать, будь на то добрая воля и желание считаться с Россией.
Однако концепция «энергетической безопасности», которая фактически трактуется Евросоюзом как безопасность от России, придала экспансии российских энергетических компаний на Балканы черты геоэкономического противоборства. Европейцам, естественно, обидно, что в последнее время Москва зачастую переигрывает их на этом поле. Но это лишь свидетельствует о сомнительной экономической обоснованности европейских предложений, в основе которых лежит прежде всего политическая логика: ослабить влияние Москвы на Кавказе и в Центральной Азии, получить рычаги давления на нее. Странно ожидать, что Россия будет пассивно наблюдать за попытками ее окружить и обесценить наиболее значимые экономические и политические активы.
Можно успокоить европейцев: играть в «царя горы» на Балканах Россия не собирается. В этой забаве европейцы столкнутся со своими заокеанскими союзниками. Те беспокоятся об «энергетической безопасности» Европы от России, похоже, больше самих европейцев, не считая при этом нужным согласовывать вопросы размещения своих баз и объектов ПРО не только с ЕС, но и с НАТО. Юго-Восточная Европа, несомненно, станет частью единой Европы, как только та сама будет к этому готова. В конечном счете там окажутся даже БиГ, Косово и Сербия, поскольку все они вряд ли рискнут остаться в стороне от общего движения. Только от Брюсселя зависит, когда это произойдет.
«СЕРБСКИЙ ВОПРОС»
Европейский союз сам постоянно усложняет себе задачу ошибочными политическими решениями. Так и нынешний «косовский кризис» европейцы создали собственными руками с американской подачи. Ведь если бы проблема статуса края решалась в момент приема в Евросоюз Сербии и Косово, обе стороны оказались бы гораздо более уступчивы и способны на компромисс. Но Брюсселю трудно разыгрывать роль благодетеля Белграда, проводя последовательно антисербскую политику и ослабляя позиции проевропейских сил в этой стране.
Победу Бориса Тадича в недавнем соперничестве за пост президента Сербии с минимальным преимуществом в 107 тыс. голосов на Западе поспешили представить как торжество европейского выбора. И что за охота обманывать себя? Ведь, по последним опросам, на предположительном референдуме о присоединении к Европейскому союзу сторонники интеграции вполне могли рассчитывать примерно на 64 % голосов. Между тем Брюссель навязал сербам другой, более тяжелый вопрос: какова цена присоединения к Европе? И на это социологи дают ясный ответ: более 70 % против того, чтобы быстрее вступить в ЕС в обмен на признание независимости Косово. Эта доля мало менялась с октября 2007-го по апрель 2008 года.
В результате президентских выборов страна разделилась почти пополам, затем раскол произошел в правительстве и правящей демократической коалиции. Их и без того хрупкое единство не выдержало испытание на прочность после провозглашения независимости Косово и ее признания европейскими государствами. У некоторых излишне самонадеянных европейцев в Белграде и Брюсселе возникло желание избавиться от мешающего им премьера Воислава Коштуницы с его «косовским синдромом».
Популярность стоящего за ним «народнического блока» (Демократическая партия Сербии и Новая Сербия) сейчас невысока. Между тем сербский премьер, при всей ограниченности его политических ресурсов, обладал незаменимыми качествами: он лишал националистов монополии на патриотизм, обеспечивая демократам алиби от обвинений в предательстве и лояльность влиятельной Сербской православной церкви. Когда на фоне событий вокруг Косово размежевание «демократов» и «националистов» сменилось фронтальным столкновением «европеистов» и «патриотов», вероятность прихода к власти националистической Сербской радикальной партии значительно возросла.
Она, правда, не смогла добиться предсказывавшейся всеми победы на внеочередных парламентских выборах 11 мая, уступив лидерство проевропейской коалиции Бориса Тадича. Но поспешное провозглашение очередного подтверждения европейского выбора Сербии оказалось с горьким привкусом. Обладателями «золотой акции» стали социалисты – партия покойного Слободана Милошевича. Для них союз с радикалами и блоком Воислава Коштуницы куда органичнее посулов «европеистов», вдруг забывших о былой брезгливости.
Весьма примечательна позиция российского руководства в связи с сербскими выборами, ясно обозначившая приоритеты Кремля. Если бы Россия была одержима соблазном геополитического соперничества с ЕС за Сербию, ей следовало бы отдать предпочтение Томиславу Николичу с его пророссийской риторикой. Однако приема на высшем уровне в январе удостоился не он, а его проевропейски настроенный соперник, которому пришлось заплатить за «российскую карту» в кармане договором с «Газпромом». Но в Москве решили не класть все яйца в одну корзину, и Николич добился встречи с наследником Владимира Путина. Российские власти недвусмысленно дали понять, что не только проповедуют прагматизм, но и действуют в соответствии с этими принципами.
Не менее существенно, что Москва воздержалась от попыток дестабилизировать ситуацию в Боснии и Герцеговине. Этого естественно было ожидать, задайся Кремль целью создать больше проблем западным партнерам в регионе. 26–27 февраля 2008 года в Брюсселе прошло малозаметное, но важное заседание Руководящего комитета Совета по выполнению мирного соглашения в БиГ, куда входят не только западные, но и российские представители. Единогласно было принято заявление, в котором подчеркивалось, что ни одно из составляющих это государство образований (следовательно, и Республика Сербская) не имеет права на отделение. Одновременно были продлены полномочия Верховного представителя Мирослава Лайчака – высшей власти в этом международном протекторате, хотя его деятельность в последнее время вызывала недовольство боснийских сербов.
Запланированный в Вашингтоне и в Брюсселе сценарий «бархатной» ампутации Косово, возможно, и удастся реализовать. Сербские митинги протеста или уличные беспорядки в Белграде и на административной границе с Косово сами по себе не помеха для осуществления этого плана. Позиция сербских властей на деле оказалась очень осторожной. Они удержались от наиболее резких действий вроде экономического эмбарго, энергетической блокады либо активного подтверждения своей власти в населенной сербами северной части края. Похоже, в Белграде хотели бы ограничить противостояние по косовской проблеме политико-дипломатическим полем. Но как долго сербские лидеры смогут оставаться «непротивленцами», зависит не от них, а от степени народного возмущения. Чем бы ни закончились переговоры о формировании правительства, один результат известен заранее: раскол в стране и в парламенте сохранится. В этих условиях даже Тадич и его проевропейские сторонники вне зависимости от их желания еще долго не смогут пойти на признание косовской независимости.
Явно противореча собственной прежней риторике, умеренно повели себя и руководители Республики Сербской в Боснии и Герцеговине. 21 февраля ее парламент принял резолюцию, в которой осуждается и не признаётся односторонне провозглашенная независимость Косово. Однако отделения Республики Сербской по примеру Косово, которым ее лидеры ранее шантажировали Вашингтон и Брюссель, не последовало. В принятом документе лишь сказано, что на такой шаг Республика Сербская пойдет при попытках изменить ее статус и полномочия против ее воли или же если власти БиГ вознамерятся признать независимость Косово. Поэтому не исключено, что собственно переходный период пройдет относительно спокойно. Но это не означает, что «сербский вопрос» решен.
Без согласия Сербии и России Косово не удастся добиться приема в ООН либо в ОБСЕ. Без решения ООН и миссия Европейского союза не будет легитимной. Договоренность с Сербией и Россией остается условием выхода из тупика. Возникшее смешение юрисдикций ООН, Евросоюза, властей Приштины и Белграда превращает территорию края в зону беззакония. Это будет порождать повседневные конфликты в таких жизненно важных вопросах, как границы, гражданство и имущественные права. Когда они вызовут массовые волнения сербов, антисербские погромы и окончательный исход сербов из края, остается только гадать.
Нынешняя линия Сербии, требующей восстановления ее «бумажного» суверенитета над Косово, безусловно, нереалистична. Вряд ли кто-то в Белграде либо в Москве всерьез рассчитывает на то, что США и ЕС захотят вернуть ситуацию назад. Между тем правящей сербской элите и в Белграде, и в Баня-Луке необходимо не просто спасать репутацию – она вынуждена бороться за самосохранение. Поэтому у Сербии осталась только одна запросная позиция, с которой возможен разговор об условиях и цене признания новой действительности. Раздел Косово, сначала фактический, а затем и юридический, видится единственно возможным компромиссом. Правда, из Вашингтона постоянно раздаются окрики о «недопустимости нарушения территориальной целостности Косово».
Столь откровенный цинизм свидетельствует лишь о том, что Соединенные Штаты менее всего хотели бы разрешения косовского кризиса. Европейский союз также волен и далее следовать нынешним курсом. Но рассчитывать на долговременную стабильность в регионе, превращая Сербию в подобие веймарской Германии, по меньшей мере, неосмотрительно.
У России нет оснований ни торопить своих сербских партнеров, ни идти навстречу партнерам западным, пока с их стороны не наблюдается встречного движения. Она уже заработала немалые дивиденды на созданном чужими руками кризисе и может заниматься этим впредь. Кремлю стоило бы выразить глубокую признательность Вашингтону и Брюсселю за их неоценимый вклад в укрепление позиций России на Балканах. Как отмечают не потерявшие здравомыслие западные наблюдатели, Москва останется в выигрыше при любом исходе косовского кризиса.
НЕЗАВИСИМОЕ КОСОВО И «АЛБАНСКИЙ ВОПРОС»
Тяжелым испытанием для европеизации Балкан окажется «албанский вопрос», который независимость Косово не закроет, а, напротив, обострит. Предоставление краю «зависимой» независимости не решает ни одной из серьезных проблем этой территории. Все они, начиная с демографических и социальных и заканчивая экономическими и политическими, тесно взаимосвязаны, образуя порочный круг. И ничто не позволяет предположить, что в обозримом будущем возникнет состоявшееся, экономически самодостаточное да еще и демократическое государство. В этом легко удостовериться, хотя бы ознакомившись со свежими докладами международной правозащитной организации Human Rights Watch или Европейской комиссии о ситуации в Косово, с отчетом ЦРУ об экономическом положении и уровне преступности в соседней Албании. При этом можно говорить о типологически общих проблемах двух названных территорий.
На европейские нормы поведения нелепо рассчитывать уже из-за «африканского» уровня рождаемости (коэффициент детности – 7,8; более половины населения моложе 25 лет; ежегодный прилив рабочей силы на рынок труда – 30 тыс. человек при населении около 2 млн человек). Большинство западноевропейских государств уже ощутили остроту этой проблемы в своих африканских и мусульманских пригородах, а Косово представляет собой одно такое большое «предместье». В отсутствие сколько-нибудь достоверной статистики оценки уровня безработицы варьируются от 45 до более 60 %, причем основная доля работающих занята в обслуживании международных миссий и в новоиспеченных государственных институтах.
Край, стабильно дотационный еще в социалистической Югославии, таковым и остался. Слабо развитая промышленность практически стоит. Экспорт равняется 3 % от импорта, а таможенные пошлины составляют 70 % доходов бюджета. 60 % населения проживает в деревне, но сельскохозяйственное производство, несмотря на плодородные земли и благоприятный климат, является в основном натуральным. Лишь 10 % хозяйств можно отнести к категории товарных производителей, да еще 15–20 % могут квалифицироваться как полукоммерческие. Косово аграрно перенаселено и трудоизбыточно. 47 % населения живет в бедности, а еще 13 % – в крайней нужде. Не случайно, по последним опросам, около 50 % молодых жителей хотели бы эмигрировать, хотя уже сейчас 17 % косоваров покинули родину.
Надежды на приток внешних инвестиций в новое государство явно преувеличены. Вряд ли возможна эффективная защита прав собственности в полукриминальном государстве, где, по данным Косовского имущественного агентства, с 1999 года накопилось более 30 тыс. требований о возврате незаконно захваченной недвижимости. За годы протектората ООН Косово приобрело репутацию европейского центра транзита наркотиков, контрабанды и торговли «живым товаром». По оценкам экспертов Евросоюза, ежегодный объем теневых операций составляет около 1 млрд евро и примерно равняется годовому бюджету. При очень низком уровне образования и квалификации рабочей силы, а также исключительной неразвитости инфраструктуры охотников вкладывать средства в экономику края найдется немного. Но даже если таковые обнаружатся, наиболее острых социально-экономических проблем это не решает. Потенциально перспективные инвестиционные объекты находятся в сфере энергетики и добычи полезных ископаемых – отраслях капиталоемких, но не предполагающих большого числа рабочих мест.
Независимое Косово надолго останется генератором региональной нестабильности. Социальное давление на власти новоиспеченного государства будет нарастать, а такого громоотвода, как борьба за суверенитет, уже не будет. Недолго роль объекта вымещения социально-политического недовольства суждено исполнять и национальным меньшинствам. 60 % косовских сербов, судя по опросам, хотели бы остаться в крае, но вся история сербо-албанского немирного сосуществования подсказывает, что окончательное выдавливание сербского населения – вопрос ближайшего времени.
Иллюзий на сей счет не строят и западные эксперты. Поэтому пытаться снижать внутреннюю напряженность руководство Косово будет на испытанных путях внешней экспансии. Европейцы, уступив угрозе насилия (главный и фактически не скрываемый ими мотив ускоренного предоставления краю независимости), сами провоцируют своих подопечных на продолжение столь высокорентабельной политики. И сами же станут ее объектом.
Даже если косовских лидеров и удастся удержать от подобных внешнеполитических шагов на государственном уровне, процесс неуправляемой внешней миграции, сопровождающийся албанизацией сопредельных территорий Македонии и Черногории, будет развиваться самопроизвольно. Однако интеграции албанцев при этом не происходит. Среди них практически нет смешанных браков. Их партии имеют строго этнический характер. В районах расселения албанцев за короткое время не останется представителей других национальностей, которые фактически вытесняются с этих земель. Так происходило и происходит и в Косово, и в Македонии, и в Черногории. Исходная причина – сохранившаяся у албанцев архаичная социальная самоорганизация (большая патриархальная семья, клан, непререкаемая лояльность этим институтам и традиционным нормам «обычного права», а не закону, не вполне изжитый институт кровной мести). Это и очень удобное средство этнической мобилизации, и идеальная матрица для любого криминального сообщества.
Такая внутренне сплоченная и герметично замкнутая по отношению к «чужакам» структура обеспечивает повышенную степень защиты и взаимопомощи, сводя к нулю шансы других противостоять ей в повседневной жизни. Для ставших нежелательными «инородных» соседей посредством постоянного и безнаказанного силового давления создаются невыносимые условия существования, что побуждает их покинуть враждебную среду. Одновременно им могут делаться коммерчески выгодные предложения, поскольку семейная и клановая солидарность, а также теневые доходы обеспечивают повышенные возможности привлечения финансовых ресурсов.
Все это свидетельствует о том, что албанцы живут в ином историческом времени, нежели другие народы региона, чем и объясняется неразрешимая сложность их совместного существования. Следовательно, после кратковременного затишья «албанский вопрос» вновь встанет со всей остротой в сопредельных государствах. Будет ли он поднят сознательно или стихийно, «сверху» или «снизу» – значения не имеет. В Сербии и России многие склонны считать независимое Косово потенциально «талибским» государством. Такие опасения не лишены оснований, учитывая налаженные на поприще наркоторговли «деловые отношения» с Афганистаном. Да и социально-экономические условия благоприятствуют тому, чтобы общественный протест у албанцев-мусульман принял радикально-исламистский характер. Правда, среди них есть и католики, и православные. Поэтому аналогии с Сицилией более уместны. Но вряд ли кому-то будет в этом случае легче.
Формальное сохранение сербского суверенитета над Косово, конечно, не решало проблем края, но и не мешало его развитию. Сербские власти не претендовали на многое. Их последнее компромиссное предложение – статус по образцу Гонконга – вполне позволяло ЕС взять на себя активную роль в «европеизации» Косово, отложив до лучших времен наиболее болезненный, но сугубо символический вопрос о независимости. Изменив логичную очередность решения проблем, занявшись государственным строительством вместо модернизации последнего островка архаики на континенте, Европа ничего не выиграла. Она лишь существенно повысила издержки своего «косовского проекта», превратив локальную задачу в серьезную международную проблему с долговременными негативными последствиями.
«ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЕВРОПУ» БЕЗ «ЕВРОПЕИЗАЦИИ»
Даже после того как Западные Балканы станут частью Европейского союза, условная линия, отделяющая их от «старой» Европы, сохранится надолго. Брюсселю придется иметь дело еще с одной «новой» или, вернее, теперь уже «новейшей» Европой. Внешнеполитически она будет ориентирована на США и в большей мере, чем государства Центральной и Восточной Европы, служить орудием Вашингтона для разрыхления европейского единства и обуздания Евросоюза как самостоятельной политической и военной силы. В этом смысле независимое Косово, как источник управляемого «замороженного конфликта» и «стабильный дестабилизатор» ситуации в регионе, является для Соединенных Штатов отличным инструментом сохранения своего влияния на стратегически важном перекрестке между Средиземноморьем и Черноморьем, между Европой и Ближним Востоком.
Сколько времени потребуется странам Юго-Восточной Европы для преодоления социально-экономического отставания, можно только гадать. Даже Греция, давно состоящая в ЕС и не имевшая тяжелого наследия тоталитаризма (правление «черных полковников» было непродолжительным), пока не смогла повторить успех не только Ирландии, но и даже Испании.
Не менее сложным будет и процесс внутриполитической «европеизации». Утверждение в странах региона основ политической демократии уже можно считать немалым достижением. Но от европейского образца эти государства еще очень далеки. Повсеместная коррупция не просто серьезный порок государственного механизма, а социальная болезнь, являющаяся проявлением господствующих в обществе патрон-клиентских отношений. Проблематична независимость судебной власти и ее эффективность. Свобода прессы постоянно является предметом политических и общественных баталий.
И неразвитость внутрипартийной демократии, и «вождистский» характер многих партий, и предельно низкий уровень доверия к ним в обществе показывают, что консолидация несовершенной партийной системы достаточно условна. Политическая жизнь развивается в унаследованных от прошлого координатах, когда определяющим фактором остается раскол на посткоммунистов и их противников. Местной спецификой является «двух с половиной партийная» система. Роль условной «половины», не раз предрешавшей расстановку сил, судьбу кабинетов, а иной раз (как в Черногории) и государства, выполняют этнические партии национальных меньшинств (в этом смысле характерен правительственный кризис в Македонии, случившийся вскоре после провозглашения независимости Косово и вызванный позицией албанской партии). Настораживают крайне невысокий авторитет всех государственных и общественных институтов, кроме церкви и армии, и рост влияния национал-популистских течений антисистемной оппозиции.
Внешние факторы – европейский пример и прямое воздействие Брюсселя, компенсирующие недостаточность внутренних ресурсов демократии, – являются эффективными, пока перспектива приема в Европейский союз считается главным орудием влияния. Однако Евросоюз, сделав допуск в свои ряды инструментом политики умиротворения, вынужден смягчать критерии для не вполне созревших кандидатов и ускорять интеграцию. Поэтому расширение ЕС на Балканы становится еще более политически мотивированным и еще менее социально-экономически оправданным, чем в случае принятия в свои ряды стран Центральной и Восточной Европы. Соответственно, возрастает и цена этого расхождения между формальным «возвращением в Европу» стран региона и их подлинной «европеизацией». А Европейскому союзу предстоит очень тяжелая работа по адаптации «вернувшихся», чреватая проблемами для всего сообщества.
