В июне на дипломатической встрече в Бангкоке прозвучал вопрос, является ли ОБСЕ подходящей моделью для Азии. Азиатская конференция ОБСЕ предоставила редкую возможность рассмотреть будущее архитектуры безопасности в этой части мира с опорой на европейский опыт.
История Европы напоминает, что мир никогда нельзя считать чем-то само собой разумеющимся. Если бы в июле 1914 г. уже сформировался только зарождавшийся тогда институт европейской безопасности, лидеры иначе судили бы о намерениях друг друга и о сделанном ими роковом выборе. Без зрелого диалога о проблемах безопасности отсутствует политический амортизатор для обуздания конкурирующих националистических устремлений. И никогда не следует забывать, что глубокой экономической взаимозависимости в Европе начала XX века оказалось недостаточно, чтобы предотвратить «войну, призванную положить конец всем войнам».
В послевоенной Европе международные организации сыграли роль в снижении напряженности и обеспечении безопасности. ООН стала всемирным форумом, а в Старом Свете прозрачность в военной сфере и меры по укреплению доверия в рамках Хельсинкского процесса (СБСЕ/ОБСЕ) помогли предотвратить перерастание холодной войны в горячую. СБСЕ не мог положить конец холодной войне либо предотвратить кризисы, но ему зачастую удавалось дать передышку прагматичным лидерам по обе стороны баррикад для выработки взаимоприемлемых соглашений. Одним из них стал Договор об обычных вооруженных силах в Европе.
Существуют параллели между опытом Европы XIX и XX веков и нынешними угрозами безопасности в разных частях Азии. Азиатско-Тихоокеанский регион находится на развилке между экономическим порядком XX века, направленным на глобализацию и интеграцию, и региональным порядком в сфере безопасности с острейшими националистическими противоречиями – почти как в XIX веке. Некоторые называют это «азиатским парадоксом».
Конечно же, есть и фундаментальные отличия европейских и азиатских реалий. В Европе понятие современного национального государства уходит корнями в XV век, и с тех пор оно последовательно развивалось, тогда как в Азии это происходило менее формально. Более того, несмотря на религиозные войны и соперничество государств-наций, Европа – порождение общей иудео-христианской и более древней греко-римской культуры, чего не скажешь об Азии с ее разными цивилизациями и траекториями развития. Кроме того, история Азии XX века преимущественно связана с колониальной и постколониальной историей. В тот же период европейцы были фактически колонизаторами.
Но все это не должно помешать лидерам Азии извлечь ряд политических уроков из недавнего прошлого Европы. Какими бы ни были культурные различия, потребность в безопасности объединяет общества и людей. Это вовсе не означает, что существует универсальная модель, способная дать современной Азии ответ на все вопросы. Скорее, чтобы ослабить напряженность, мы должны адаптировать и, если необходимо, скорректировать дипломатические подходы, чтобы они соответствовали региональной специфике и местным реалиям.
Архитектура безопасности в Азии
Со времени Второй мировой и, конечно, после окончания холодной войны архитектура безопасности в Азии базировалась на сети двусторонних альянсов Соединенных Штатов и восточноазиатских государств, передовом развертывании американских вооруженных сил в регионе и способности Вашингтона проецировать военную мощь и стратегическое влияние, когда это потребуется. США доказывают, что такой подход создал прочный фундамент для долгосрочной стабильности в отношениях между великими державами на протяжении сорока лет с момента падения Сайгона. Это же легло в основу так называемого восточноазиатского экономического чуда.
С конца 1970-х гг. в Восточной Азии не было значимых конфликтов, а экономики выросли кратно. В 1990 г. доля Азии в мировом ВВП – в реальных долларах по паритету покупательной способности (ППС) – составляла 23,2%. К 2014 г. она достигла 38,8%. А к 2025 г., по прогнозу Oxford Economics, возрастет до 45%. Некоторые предсказывают, что к 2050 г. доля Азии в мировой экономике превысит 50%. Таким образом, Азия вернет себе доминирующее положение в мировой экономике, которое занимала в 1700 году.
Конечно, Китай иначе оценивает перспективу сохранения стратегического присутствия США в Восточной Азии. В частности, он неустанно возражает против обзорных полетов американской авиации над своей береговой линией. Пекин также протестует против того, что он называет вмешательством Вашингтона в события, происходящие в Южно-Китайском море, в поддержку «третьих сторон». Китай сохраняет глубокую озабоченность относительно перспектив изменения статус-кво Тайваня.
Россия также не в восторге в связи с сохранением альянсов Соединенных Штатов по окончании холодной войны – как в Атлантике, так и в Тихом океане. Кроме того, и Россия, и Китай выражают глубокую неудовлетворенность по поводу размещения американских систем противоракетной обороны в Европе и Азии и их влияния на свои возможности ядерного сдерживания в будущем.
Эти дебаты будут продолжаться. Но за ними скрывается более сложная и глубокая конфликтность, обусловленная множеством неразрешенных территориальных споров в АТР. В печальной истории международных отношений с момента появления современного национального государства подавляющее большинство кризисов и войн вспыхивали в результате территориальных притязаний – на суше или на море. В Азиатско-Тихоокеанском регионе таковых слишком много: противоречия между КНДР и Республикой Корея, Россией и Японией, Китаем и Южной Кореей, Южной Кореей и Японией, Китаем и Японией. Случай Тайваня вовсе уникален. Индия и Пакистан спорят о принадлежности Кашмира. У Китая и Индии есть пограничные споры, и это не говоря о территориальных претензиях шести стран в Южно-Китайском море. Последняя коллизия осложняется наличием двустороннего договора об обороне между Филиппинами и США, а также позицией Вашингтона по поводу «свободной навигации» в водах, через которые проходит 40% мировой и 90% морской торговли.
По сути, единственная часть региона, где сегодня нет дестабилизирующих разногласий – Юго-Восточная Азия. Почему? Благодаря региональной организации АСЕАН за 35 лет здесь созданы всеохватывающие институты региональной безопасности и постепенно вырабатывается культура взаимодействия, в основе которой лежит Договор о дружбе и сотрудничестве. Как следствие, АСЕАН создала единственный в Азии буфер для смягчения стратегических проблем и снижения напряженности. Но за пределами Юго-Восточной Азии, если взглянуть на весь АТР, разногласия и трения продолжаются и даже усугубляются.
Всеобщую обеспокоенность вызывает то, что любой из споров рискует перерасти в более широкий региональный кризис, конфликт или даже войну. Политический национализм – важный фактор во внешней политике большей части региона, сила, которая все время противодействует более позитивным тенденциям, подталкивающим к более тесной экономической интеграции.
Из истории следует извлечь по крайней мере один важный урок: когда возникает опасность, политические и оборонные соображения почти неизбежно берут верх над экономикой. Это наглядно продемонстрировал июльский крах 1914 года. Никогда не следует исходить из того, что в будущем геополитическом кризисе, который может разразиться в Азии, рациональные и своекорыстные экономические интересы неизбежно возобладают над политическими страстями. Тому нет абсолютно никаких гарантий.
К Азиатско-Тихоокеанскому сообществу
Отсюда главный вопрос: можно ли через дополнительные институциональные механизмы для всего региона снизить стратегическую напряженность, возникающую вследствие неразрешенных территориальных споров? Я не подхожу к этой теме с идеалистических или тем более утопических позиций. Не верю, что правительства могут объявить, что доверие как по волшебству восстановится с понедельника, и притвориться, будто они избавились от трений, существовавших десятилетиями, а иногда столетиями. И все же в истории нет детерминизма. Человеческий фактор имеет значение, политическое лидерство многое определяет, от творческой дипломатии немало зависит. И нам нужно рассмотреть более практический вопрос, а именно: какие минимальные договоренности о сотрудничестве в сфере безопасности возможны между разными странами большой Азии? Как соглашения способны помочь в разрешении споров и ограничить возможную эскалацию?
Конкретные сделки способны сгладить острые углы, связанные с опасениями по поводу национальной безопасности, но вряд ли разрешат споры, которые генерируют тревожную динамику. Еще в меньшей степени эти институциональные нововведения способны снять проблемы Realpolitik, которые, естественно, занимают умы руководителей внешнеполитических, оборонных и разведывательных ведомств всех стран региона.
Но все же как в идеале выглядит минимально необходимое сотрудничество в сфере безопасности в таком разнородном регионе?
Еще в 2008 г., будучи премьер-министром Австралии, я предложил создать Азиатско-Тихоокеанское сообщество (АТС) – панрегиональную организацию, правомочную решать вопросы в сфере экономики и безопасности. АТС не построить в одночасье, но в него мог бы к 2020 г. трансформироваться Восточноазиатский саммит. Автор этих строк гордится тем, что играл определенную роль в продвижении ВАС к этой цели. Вместе с коллегами из Юго-Восточной Азии я лоббировал присоединение к ВАС России и США, что и произошло в 2010 году.
Отчасти именно трагическая история конкурирующих национализмов побудила меня, главу правительства Австралии, предложить упомянутую идею. Выступая с инициативой в 2008 г., я подчеркивал, что, хотя великие державы региона сегодня живут в согласии, история напоминает: нельзя считать «мир в наше время» чем-то само собой разумеющимся и гарантированным. Это я говорил восемь лет назад, и, как известно, с тех пор проблемы безопасности значительно обострились.
АТС со временем углубляло бы взаимозависимость стран в сфере безопасности, стимулируя навыки большей прозрачности, доверия и сотрудничества. Подобные механизмы помогли бы Азии справляться с кризисами, находить мирные решения и снижать политическую поляризацию между Вашингтоном и Пекином, которая, как мы видим, нарастает. Начать стоит с мер по укреплению общего доверия и повышению безопасности государств.
В течение 2009 г. я излагал свое видение АТС высокопоставленным должностным лицам и главам государств в рамках «Диалога Шангри-Ла», Восточноазиатского саммита и организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества. Стремясь запустить региональную дискуссию, австралийский кабинет министров провел в том году конференцию по АТС в Австралии и назначил ответственного чиновника, которому поручили объехать 21 страну для совещаний и консультаций с более чем 300 должностными лицами, 30 министрами и восемью государственными лидерами. Тогда удалось нащупать следующие пять пунктов консенсуса.
- Высокий уровень заинтересованности предложением по АТС.
- Признание, что существующие институты не справляются с решением всего спектра экономических, оборонных и политических задач, стоящих перед регионом.
- Ограниченная потребность в создании новых институтов в дополнение к существующим.
- Согласие с тем, что АСЕАН должна быть стержнем будущего АТС.
- Заинтересованность в наполнении предложения по АТС более конкретным содержанием.
Институт политики Азиатского общества (The Asia Society Policy Institute), президентом которого я стал в прошлом году, сформировал политическую комиссию для рассмотрения будущей региональной азиатско-тихоокеанской архитектуры и более детального обсуждения того, как практически могло бы выглядеть сообщество. Изначально критика предложения по созданию АТС сводилась к тому, что надлежащей моделью для Азиатско-Тихоокеанского региона должна стать организация по типу Евросоюза. Как уже указывалось выше, ЕС ни в коем случае не может быть моделью «на все случаи жизни», которую нужно просто навязать. Вызов, стоящий перед азиатско-тихоокеанскими лидерами, заключается в необходимости сделать невозможное: признать уникальность азиатского регионализма, не повторяя многовековые ошибки Европы и не копируя бездумно ее шаблоны. Нам в Азии нужно извлечь насущные уроки из европейской истории.
Ниже – дорожная карта движения к будущему Азиатско-Тихоокеанскому сообществу.
- Преобразование Восточноазиатского саммита в АТС к 2020 г. на основе имеющейся Куала-Лумпурской декларации Восточноазиатского саммита (ВАС) 2005 года.
- Перевод встречи министров обороны АСЕАН под эгиду ВАС/АТС.
- Создание постоянного секретариата ВАС/АТС в одной из столиц АСЕАН, наиболее вероятные кандидаты – Сингапур, Куала-Лумпур или Джакарта. Через какое-то время региону потребуется свой эквивалент брюссельских институтов, хотя и без европейской модели объединения суверенитетов.
- Ежегодные встречи на уровне глав государств и правительств для обеспечения политического вектора и согласия на высшем уровне. В первый раз такую встречу нужно провести отдельно, а не в рамках других региональных саммитов, таких как АТЭС.
Первой и главной целью новой организации должна стать выработка всеобъемлющих мер по укреплению доверия и безопасности, включая линии экстренной связи между военными, действия по обеспечению прозрачности и региональные протоколы по урегулированию военных инцидентов на море и на суше. Вторая задача – развитие полностью интегрированного механизма реагирования на природные катастрофы в случае экологического, климатического или иного бедствия регионального масштаба. Другие приоритеты появятся по мере укрепления доверия.
Ничто из вышеперечисленного не произойдет само собой. Если включить автопилот, это приведет нас на определенную стезю, но вовсе необязательно ту, которая является нашим долгосрочным выбором. И это не будет отвечать интересам ни одной крупной державы региона – Китая, России или Соединенных Штатов.
Роль России в азиатской архитектуре безопасности
Россия – значительная держава в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Это очевидно любому человеку с элементарными знаниями географии. После окончания холодной войны западные аналитики были склонны недооценивать важность России для мира и безопасности в этом регионе. «Разворот в Азию» со стратегической точки зрения для Москвы не менее актуален, чем для США, и не последнюю роль в нем играют быстро улучшающиеся отношения России и КНР.
В начале 1990-х гг. западные аналитики начали принижать роль России в Азии. Один эксперт предсказывал, что «в Азиатско-Тихоокеанском регионе экономически ослабленный Советский Союз станет Австралией с ядерным оружием» – подобно тому, как на СССР в свое время навесили ярлык «Верхней Вольты с ракетами». На протяжении 1990-х гг., когда русские боролись с последствиями одного из крупнейших социально-экономических и политических коллапсов мирного времени, Запад в целом был невысокого мнения о месте и роли России в мире. К 1996 г. западные аналитики утверждали, что Россия – всего лишь «терьер у ног великих азиатских держав». Двадцать лет спустя привычка приуменьшать роль России в безопасности Азии по-прежнему преобладает, хотя ситуация начала медленно меняться.
Россию во все времена отличало уникальное геополитическое положение между европейским и евразийским континентами. Этот фундаментальный геостратегический факт порождал бесконечные дебаты внутри российской политической и интеллектуальной элиты, между западниками и славянофилами, сторонниками европеизации и евразийцами, спорящими о том, с каким регионом России интегрироваться. Третья группа российских политических деятелей доказывает, что это не выбор с нулевой суммой, поскольку страна могла бы удачно воспользоваться своими географическими и историческими особенностями, связывающими ее одновременно с европейским и азиатско-тихоокеанским порядками в области экономики и безопасности.
Энтузиазм, поначалу царивший в ОБСЕ, которая задалась целью создать единое пространство безопасности от Ванкувера до Владивостока, начал угасать. Вместо этого российские и западные аналитики указывают на «разворот России к Азии» и укрепляющееся китайско-российское партнерство как потенциальный предвестник «большой Азии от Шанхая до Санкт-Петербурга». Рано предсказывать долгосрочные последствия этой стратегической перегруппировки. Какое бы влияние ни оказывало стратегическое, дипломатическое и экономическое взаимодействие Москвы с Азией, для Запада, да и для самой Азии, было бы недальновидно игнорировать эту динамику.
«Разворот Москвы к Азии» может знаменовать важную веху в дипломатическом и оборонном взаимодействии со странами АТР. Нужно посмотреть, претворятся ли эти намерения в реальную политику. Тем не менее российское правительство сделало Восточноазиатский саммит важным компонентом своей внешнеполитической повестки. В 2011 г. министр иностранных дел Сергей Лавров предположил, что стратегические дискуссии на саммите «должны сосредоточиться на улучшении архитектуры безопасности и сотрудничества в регионе». Министр неоднократно заявлял о намерении России влиться в азиатско-тихоокеанскую экономическую и оборонную архитектуру.
На встрече ВАС 2013 г. Лавров призвал к тому, чтобы новая региональная архитектура была открытой и равной для всех; основывалась бы на принципе неделимости безопасности, уважении норм международного права и мирном урегулировании споров. «Мы убеждены, что такой подход к построению системы межгосударственных отношений помог бы нам в практической работе по урегулированию разных кризисов». Это высказывание наглядно показывает, какое значение Россия придает ВАС.
Будущее Восточноазиатского саммита
Восточноазиатский саммит может стать важной частью архитектуры безопасности в АТР, если этого пожелают страны-участницы. В заключение встречи 2015 г. в Куала-Лумпуре главы государств решили создать подразделение ВАС с секретариатом АСЕАН в Джакарте. Это был скромный шаг в направлении повышения способности управлять общими вызовами в сфере безопасности и экономики АТР. Россия могла бы играть конструктивную роль. Недавний саммит Россия–АСЕАН в Сочи продемонстрировал обоюдную решимость «укреплять ВАС, движущей силой которого является АСЕАН, как форум под руководством политических лидеров для диалога и сотрудничества по широкому спектру стратегических, политических и экономических вопросов, представляющих общий интерес. Главная цель такого саммита – укреплять мир, стабильность и экономическое процветание в регионе». Конечно, будущая эволюция ВАС и превращение его в более прочный компонент архитектуры региональной безопасности – дело всех стран-членов, включая Россию.
Если государства начнут строить дееспособную региональную архитектуру, в проигрыше никто не останется, а вот польза может быть колоссальной. Сама по себе такая организация не заменит нынешние альянсы с их структурами, но со временем содействует снятию стратегического напряжения из-за территориальных споров, которые в свое время и подтолкнули к созданию этих альянсов. Она также поможет найти выход из любых кризисов, которые могут разразиться в будущем.
