Политическая и стратегическая позиция Франции по отношению к Североатлантическому альянсу и Соединенным Штатам всегда была отмечена определенной двойственностью. Ее остро ощущали во многих мировых столицах и рассматривали как проявление «особого мнения», главный принцип которого – независимость. Намерение президента Николя Саркози реинтегрировать Францию в военные структуры западного альянса не положило конец этой двойственности. Отличная позиция Парижа продолжала давать повод для самых разных интерпретаций, хотя суть ее неизменна и воплощена в словах Франсуа Миттерана: «Союзники, но не присоединившиеся». Все президенты Пятой реcпублики стремились к автономии в области внешней политики и национальной безопасности.
Как и любая другая область публичной деятельности, оборонная политика во Франции подчинена жестким финансовым и экономическим условиям. Государственный долг и дефицит, которым обременены многие страны еврозоны, поставили Европейский союз в очень непростое положение. Отсутствие решений по преодолению кризиса и неспособность государств-членов найти совместные пути выхода из него, особенно такие, которые содействовали бы большей налоговой и бюджетной интеграции, создают угрозу всей структуре Евросоюза, предвещая драматические последствия для государственной политики, в сферу которой, безусловно, входит и оборона.
Подобная угроза, которая, правда, начинает уменьшаться к 2013 г., еще не нашла непосредственного отражения во внешней политике ЕС. Евросоюз остается одним из крупнейших полюсов мировой экономики. Он продолжает производить финансовые излишки, которые позволяют оказывать «гражданское» влияние в масштабах всей планеты, главным образом посредством участия в деятельности крупнейших международных организаций. Европейский союз по-прежнему главный источник финансовых поступлений в ООН (38% бюджета); он вкладывает деньги в поддержание мира и финансирует примерно 50% различных специальных фондов и программ ООН.
В сфере обороны Европа продолжает играть важную роль на мировой арене, обладая (теоретически) значительными возможностями, говоря конкретнее – настоящим «ноу-хау» в проведении сложных операций и взаимодействии с американской военной машиной. Хотя оборонные бюджеты стран-членов повсеместно снижаются, их общая сумма по-прежнему настолько значительна, что превышает военные расходы Китая, Индии и России. Однако поскольку страны ЕС вплоть до сегодняшнего дня предпочитали использовать «гражданские» рычаги власти, укрепление Единой политики обороны и безопасности (ЕПБО) никогда не было для них первоочередной задачей, так что для большинства членов Евросоюза Североатлантический альянс остается органом, в рамках которого должны готовиться и проводиться крупные военные операции.
Вот в каком контексте Франция рассматривает перспективы эволюции своей оборонной политики. Вновь подтвердив традиционную позицию Парижа, министр обороны Жан-Ив Ле Дриан заявил, что «укрепление европейской безопасности способствует укреплению НАТО, и необходимо заниматься обеими сферами одновременно». Подобное откровение всецело соответствует тому пониманию интересов Франции, которое со времен окончания холодной войны высказывали все президенты. Оно также является следствием многочисленных исторических, экономических, научно-технических и военных факторов, придающих политике Парижа в области национальной обороны определенное своеобразие, сохранение которого облегчается тем, что военно-политическое устройство страны явно отличается от того, что присуще ее европейским партнерам. Такая модель служит защитой от чрезмерного влияния НАТО и вмешательства Америки в дела, входящие в компетенцию оборонного ведомства Франции.
«ФРАНЦУЗСКАЯ МОДЕЛЬ»
В отличие от других европейских государств Париж не готов признать гегемонию США и Североатлантического альянса, поскольку решение стратегических и военных вопросов определяется наличием системы сильной централизованной государственной власти. В оборонной промышленности и в сфере высоких технологий ответственные должности занимают лица, принадлежащие к госсектору, или выходцы из органов госуправления высшего уровня, что является исключительно французской спецификой. Номенклатура, которая держит в руках бразды правления в сфере политики, экономики, промышленности и финансов, состоит из выпускников Высших школ (Политехнической школы и Национальной школы администрации). Симбиоз государственных интересов и управления частными предприятиями значительно облегчает, когда это нужно, защиту интересов Франции. Описанное явление серьезно влияет на сферу высоких технологий: руководство отрасли бдительно следит за совместными проектами в рамках НАТО, если есть подозрение, что слишком большая роль в них принадлежит американским партнерам.
Что касается военной сферы в узком понимании, полномочия президента, которые предоставляет ему конституция Пятой республики, не имеют аналогов в других западных демократиях. Глава государства является главнокомандующим. Он определяет важнейшие направления военной стратегии и политики в Совете обороны, который возглавляет. Затем его директивы одобряет парламент, который после первых столкновений с президентом в 1960-е гг. по поводу создания ядерного оружия никогда не выражает ему недоверия. Он добивается внедрения этих директив на практике, опираясь на особый штаб (état-major particulier), чьи заседания проходят в Елисейском дворце. Будучи «гарантом национальной безопасности, целостности территории страны и соблюдения договоров», как гласит 5-я статья Конституции, президент следит за соблюдением принципа автономии, распространяющегося на международные обязательства Франции, включая и те, которые связаны с НАТО.
Этим принципом руководствуется и министр обороны. Так, например, Ле Дриан через несколько месяцев после вступления в должность счел возможным «решительно» заявить генеральному секретарю альянса, что Франция остается самостоятельной в военных вопросах. Через несколько дней на пресс-конференции он напомнил, что Париж «не поддерживает увеличение совместного финансирования новых средств обороны, поскольку НАТО представляет собой союз суверенных государств. Каждый свободен сам выбирать себе средства обороны – совместно или в одиночку, – равно как и способы их применения».
Привилегированное положение, которое занимает президент, оставляет ему широкое поле для маневра. Так, он может принять решение об использовании армии в военных действиях без предварительного согласия парламента, хотя последний обязан, если речь идет о масштабных военных операциях, задним числом высказывать свое мнение. Военные действия последних лет в Африке показывают, насколько у президента развязаны руки. Так, например, операция «Ястреб», развернутая в Чаде в 1986 г., или операция «Боали», начатая в Центральноафриканской Республике в 2002 г., не удостоились особого голосования в парламенте. Последняя кампания и ее результаты являются типичным примером того, как во Франции действует механизм применения силы под эгидой президента. Так, например, в 2007 г. небольшой французский контингент, расквартированный в Бирао, неподалеку от суданской границы, был атакован крупным отрядом повстанцев, прибывших из Судана. Падение Бирао, несомненно, спровоцировало бы дестабилизацию обстановки в Чаде и Демократической Республике Конго. Особый штаб при президенте республики был немедленно поставлен в известность об этом. Генштабу поручили послать десантников, располагавшихся в Габоне и Джибути, на помощь отряду из Бирао. Эта не слишком масштабная, но чрезвычайно важная по результатам операция показывает, насколько обширно поле действий главы государства: он имеет возможность оперативно реагировать на появившуюся угрозу, так как априори избавлен от необходимости добиваться санкции парламента.
Это привилегированное положение Елисейского дворца обеспечено поддержкой военно-политического аппарата, где наиболее заметную роль играют две структуры. Первая – Генеральный штаб армии – под руководством президента занимается подготовкой и проведением военных операций, а также контролирует подготовку вооруженных сил. Вторая – Генеральная дирекция по вооружению – обязана обеспечивать вооруженные силы экипировкой, необходимой для выполнения миссий. В своей совокупности две эти структуры выступают гарантами единства системы французской безопасности, выполняя указания, которые исходят от главы государства и одобрены парламентом.
Вот пять ключевых направлений, которыми определяется задача военных: знать и предвидеть; предотвращать; сдерживать; защищать; вмешиваться. Каждое из этих общих направлений подразделяется на более узкие функции и цели. Так, например, сдерживание предписывает иметь в наличии новейшие противолодочные средства. Поддержание единства системы «задачи – средства» обеспечивается путем постоянного диалога между двумя важнейшими институтами министерства обороны. Результатом их взаимодействия становится перспективный план на 30 лет (формально его разрабатывают в дирекции по вооружению). Задача планирования – представление Франции средств обороны в зависимости от ее политических и военных целей. На первом месте стоит принцип независимости решений, не предусматривающий априорного соблюдения международных обязательств Франции в рамках заключенных ею союзов и двусторонних соглашений. Эта крайне централизованная и немного тяжеловесная конструкция, поставленная на службу автономии Франции в вопросах обороны, укрепляет иммунитет сложившегося политического курса к несвоевременным переменам и скороспелым решениям, которые поставили бы под угрозу единство всего механизма.
Иначе говоря, эта система надежно защищена от любого прямого вмешательства извне, особенно со стороны НАТО. Хотя операции, осуществляемые Францией в рамках сотрудничества с Североатлантическим альянсом, остаются одной из составляющих тридцатилетнего плана, блок не выступает ни как их прямой вдохновитель, ни как непосредственный руководитель.
В основе этой системы – межпартийный консенсус. Например, если президент Олланд с самого начала объявлял об уменьшении бюджета минобороны, он подчеркивал, что будет особенно внимательно следить за сохранением целостности французской оборонной модели (оборонный бюджет на 2013 г. равняется 30,1 млрд евро, т.е. порядка 1,5% от общего). Такую цену приходится платить, чтобы сохранить особое место в НАТО, оставив за собой определенные стратегические функции – чего не удалось добиться англичанам в рамках программы 2010 года. Им, например, пришлось отказаться от патрулирования морей авиацией, что было необходимо для обеспечения безопасности подводных ракетоносцев, которые служат Британии ядерным щитом.
НЕЯДЕРНЫЕ СИЛЫ ФРАНЦИИ, НАТО И США
Каждый из родов войск (сухопутные войска, авиация и флот) подчинен особому командованию, которое проводит учения, а в случае необходимости организует их участие в межармейских операциях, которые могут быть внутренними или совместными – с постоянными союзниками или в рамках временных союзов. НАТО дала согласие на осуществление этими командными центрами руководства различными частями Сил быстрого реагирования (СБР) альянса, созданными после саммита в Праге в 2002 году.
Корпус сухопутных сил быстрого реагирования Франции был утвержден 8 июня 2007 г., морские силы Тулона – в декабре 2005 г., а воздушная часть – весной 2005 г. (в конце концов будут созданы и силы специального назначения). Французский президент, в то время Жак Ширак, приводил следующие доводы в пользу присоединения к проекту СБР: они «позволят, объединив силы быстрого реагирования разных стран, лучше справляться с разрешением кризисных ситуаций, для урегулирования которых до настоящего времени не существовало единой базы. Вполне очевидно, что эти силы, которые основываются на возможностях стран-участниц, должны будут развиваться в соответствии с условиями, совместимыми с обязательствами, взятыми некоторыми из нас в отношении Европейского союза. Части, входящие в СБР, должны будут предоставляться в распоряжение той или иной организации, причем ни у одной из них не будет приоритета. Нашей целью должно быть эффективное разрешение кризисов, а не соперничество между различными структурами».
Помимо сближения с единой военной организацией НАТО (последнее приняло законченную форму в 2008 г. после решения президента Саркози), создание собственных сил быстрого реагирования обеспечивало Франции возможность одной из первых оказываться на театре военных действий. Она находится в одном ряду с ведущими странами – не только внутри Североатлантического альянса, но и в Европе в целом. Париж сохраняет способность автономно принимать решения, в то же время развивать военное сотрудничество с главными партнерами. Тем более что те увидели в полной реинтеграции Франции в НАТО новые перспективы для сотрудничества, которое теперь не входит в противоречие с их собственным положением внутри альянса. Соединенные Штаты, Великобритания, Германия и Италия воспользовались появившимися возможностями сотрудничества с Францией, признавая особое место, которое она занимает в блоке. Впрочем, с этими же странами (плюс Канада и Австралия) Франция участвует в работе Многонационального совета по взаимодействию, в рамках которого разрабатываются концепции использования армий и соответствующих командных структур.
Стоит упомянуть и о сотрудничестве, наметившемся между Францией и Великобританией (ее традиционно считают одним из столпов НАТО) в контексте Ланкастерского договора, заключенного двумя странами в декабре 2010 г. для совместного использования сил. В октябре 2012 г. две страны провели первые крупные морские учения («Корсиканский лев») у берегов Франции. Их задачей было проверить на практике концепцию Объединенных экспедиционных сил для выработки общих принципов, которые можно будет использовать в совместных действиях Европы и ООН практически в любой точке мира. Способные производить дислокацию за 30 дней и вступать в бой на море или с моря, эти подразделения смогут первыми высаживаться на театре боевых действий. Это объединение рассматривается Парижем и Лондоном как эффективное орудие, предназначенное для масштабных действий, например, нанесения ударов по дальним целям противника или десантирования живой силы. Равным образом оно сможет выполнять более скромные задачи превентивного характера, а также участвовать в крупных гуманитарных операциях. Для учреждения такой двусторонней структуры к 2016 г. будут налажены совместные действия штабов обеих стран и проведено несколько крупных военных учений.
Вслед за «Корсиканским львом» военно-воздушные силы Франции и британские королевские ВВС планируют в 2013 г. крупные совместные маневры под названием «Титановый сокол», а в 2014 г. франко-британские сухопутные силы проведут учения «Рошамбо». Конечно, англичанам и французам нужно еще добиваться прогресса в области информационных и коммуникационных систем с созданием общих сетей, усовершенствовав способы обмена данными, поскольку британцы находятся в большой зависимости от их сотрудничества с Америкой, а этот фактор ограничивает пространство для обмена. Военные возможности двух стран, представленные в проекте Объединенных экспедиционных сил, будут доступны и другим европейским государствам. К 2020 г., благодаря введению в строй новых британских авианосцев, Париж и Лондон рассчитывают создать на постоянной основе авианосную ударную группу. Французские военно-морские силы составляют вместе с английскими четвертый по величине военный флот мира (если брать за единицу измерения их тоннаж), уступая только Соединенным Штатам (220 судов; 2,14 млн т), России (236 судов; 770 тыс. т) и Китаю (423 судна; 516 тыс. т); а если принимать в расчет их научно-техническую базу, о которой лучше всего свидетельствует внедрение таких сложных устройств, как многоцелевые атомные подводные лодки, им, наверное, можно было бы присудить второе место.
ТЕХНОЛОГИЯ И СТРАТЕГИЯ: ИХ ВЛИЯНИЕ НА ОТНОШЕНИЯ ФРАНЦИИ С США И НАТО
Исчезновение коммунистической угрозы после краха восточного блока совсем не означает полного отсутствия серьезных угроз. Подобной точки зрения придерживаются члены альянса, и в стратегической концепции, принятой в Лиссабоне в ноябре 2010 г., роль ядерного сдерживания была вновь подтверждена. Франция отстаивает эту идею с особым рвением. Париж намерен сохранять свою позицию среди ядерных держав такой же прочной, убедительной и самостоятельной, как раньше, и по этой теме существует полный консенсус. Во время предвыборной кампании будущий президент Франсуа Олланд посчитал нужным напомнить своим союзникам из экологической партии, что продолжит политику ядерного сдерживания и не отступит от нее. В июле 2012 г., когда новый президент совершил одну из первых рабочих поездок в армию, он взошел на борт атомной субмарины и несколько часов пробыл в ней под водой, желая подчеркнуть, что в качестве главнокомандующего обязан сохранять и модернизировать ядерное оружие. Роль ядерного сдерживания отмечал еще Саркози в 2008 г., это полностью соответствовало линии его предшественников, и нет сомнений, что такого же курса придерживается Олланд. Политика ядерного сдерживания направлена на то, чтобы защититься от любой серьезной угрозы, сохранить независимость и «стратегическую автономию», а также предусмотреть возможность достойного ответа противнику, нанесшему непоправимый ущерб интересам Франции. Ядерное оружие должно разрабатываться и производиться непосредственно в стране, на что выделяются значительные суммы: в среднем около четверти всего военного бюджета.
Располагая примерно 300 ядерными боеголовками, Франция, по мнению ее руководителей, достигла достаточного уровня защиты собственных жизненных интересов. Эти боеголовки размещены главным образом на атомных подводных лодках, каждая из которых снабжена 16 баллистическими ракетами с дальностью полета примерно 9 тыс. км, оснащенных, в свою очередь, шестью ядерными боеголовками общей мощностью около 100 килотонн и средствами преодоления противоракетной обороны. Другой составляющей системы ядерного сдерживания являются два эскадрона истребителей «Рафаль» третьей модификации и самолеты военно-морской авиации («Рафаль М») с ракетами, предназначенными для запуска во время полета на сверхзвуковой скорости и оснащенные боеголовками мощностью от 100 до 300 кт. Промышленный и научно-технический потенциал Франции, позволивший добиться таких результатов, обеспечивает стране особое место в НАТО; данное обстоятельство не всегда полностью учитывается не только партнерами по блоку (за исключением Соединенного Королевства и Соединенных Штатов), но и соседями Франции на европейском континенте.
Обладание ядерным оружием предполагает высокий уровень научно-технического развития, равно как и разработку особых методов получения данных, без которых надежность ядерного оружия можно подвергнуть сомнению. Вот, скажем, в имитационные испытания ядерного оружия Франция вложила столь значительные суммы, что превзошла всех прочих членов НАТО, не считая Америки. Отделение военных программ Комиссариата по атомной энергетике Франции сотрудничает с подобной же организацией в США. Его задача – строительство в каждой из двух стран (во Франции – близ Бордо, а в Соединенных Штатах – в Ливерморской национальной лаборатории имени Лоренса) грандиозного лазера («Мегаджоуль»), необходимого для имитационных экспериментов по совершенствованию атомного оружия без предварительных испытаний. Такое сотрудничество, основанное на полном равенстве сторон, не только принесло ощутимые плоды, но и открыло дорогу франко-британским контактам в рамках Ланкастерского соглашения.
Постепенный спад в ядерных исследованиях Великобритании вынуждал Лондон прибегать к помощи американцев, а теперь заставляет искать помощи и у французов, что можно считать новым и чрезвычайно важным явлением. В рамках Ланкастерского соглашения, по которому оба государства обязывались «помнить, что любая ситуация, в которой под угрозой оказались бы жизненные интересы одной из сторон, будет означать такую же угрозу для другой», решено взаимодействовать в области обеспечения надежности и безопасности ядерного оружия каждой из стран. Начиная с 2014 г. французы и британцы смогут приступить к тестированию ядерного арсенала в совместной лаборатории в Бургундии на базе научно-исследовательского центра «Вальдюк». Параллельно с ней в британском Институте ядерного оружия в Олдермастоне появится исследовательский центр, открытый специалистам обеих стран. В результате государства, которые больше полувека шли совершенно разными путями в плане развития и содержания своего ядерного арсенала, теперь двигаются навстречу друг другу. Лондон нуждается в Париже, а последний хочет любой ценой не допустить, чтобы Соединенное Королевство решило из-за чисто технических причин отказаться от программы ядерного сдерживания, оставив Францию один на один с остальной Европой.
Развитие новых технологий, относящихся к исследованиям атомной энергии, оказывает влияние и на франко-германские отношения. Например, для расчетов, связанных с имитацией испытаний, Франция создала один из самых мощных компьютеров Европы в центре Комиссариата по атомной энергетике (г. Брюйер-ле-Шатель). Это сделано в сотрудничестве с Германией, которая использует возможности центра и для своих вычислительных операций, не связанных с ядерными исследованиями. Известно также, что в столь важной области, как наблюдение за космосом и спутниками земли, Германия и Франция плодотворно сотрудничают, используя сводные данные, полученные при помощи взаимодополняющих приборов: французского радара космического наблюдения GRAVES и немецкого экспериментального радара отслеживания космических объектов TIRA (Вахтберг под Бонном).
Исследования космоса стали для французов чрезвычайно важной сферой деятельности; их военные и стратегические аспекты внесли большой вклад в развитие способности самостоятельно оценивать ситуацию, в повышение надежности ядерного сдерживания, равно как и в углубление сотрудничества с некоторыми союзниками. Париж располагает большим набором спутников наблюдения («Гелиос 2A», «Гелиос 2B», «Плеяды 1A» и «Плеяды 1B»; последняя модель обладает характеристиками, не имеющими аналогов в мире, в том числе и у Соединенных Штатов) и электронных средств слежения (система спутников ELISA). Кроме того, с появлением спутника SPIRALE Франция получила возможность обнаруживать и отслеживать баллистические ракеты. С такими технологиями Франция добилась права доступа в закрытый клуб для «избранных» (США, Россия, Китай), они дают Парижу достаточную самостоятельность в плане оценки кризисных ситуаций и позволяют обойтись без иностранного оборудования. Таким образом, Франция избавлена от необходимости равняться на Вашингтон, что делает возможным проведение вполне самостоятельной внешней политики (это, в частности, показала иракская война 2003 года). Высокие технологии помогли Франции занять особое место в НАТО среди других европейских государств, позволяя ей возражать Международному секретариату альянса по вопросам планирования операций в чрезвычайных ситуациях.
СИСТЕМА ЕВРОПЕЙСКОЙ ОБОРОНЫ: ВЕЧНАЯ МЕЧТА ПАРИЖА
Общая оборонная политика ЕС еще столкнется с многочисленными сюрпризами и трудностями в ходе строительства, включая попытки США затянуть этот процесс. Однако руководители ЕПБО не являются принципиальными противниками Америки, тем более что для НАТО концепция коллективной безопасности в том смысле, в котором она была сформулирована в пятой статье Атлантического договора, еще надолго сохранит значение. Так что движение может забуксовать не только по вине Соединенных Штатов. Не меньшей помехой способна стать неготовность министерств обороны стран Евросоюза провести у себя глубокие преобразования, необходимые для воплощения в жизнь ЕПБО. Так же, как введение евро радикально изменило положение и функции центральных государственных банков, поставив во главу угла Европейский центральный банк, формирование единой политики безопасности, устанавливающей постоянный размер военных бюджетов, вероятно, приведет к распределению функций между европейскими государствами. Тогда в новых условиях встанет вопрос о французской автономии, и какое-то время он останется в центре дискуссий о ядерном сдерживании и роли стратегической разведки.
Стоит с удовлетворением отметить, что некоторые консервативные страны, наподобие Польши, становятся пылкими приверженцами идеи европейской безопасности. Тем не менее она развивается очень медленно. Еще в 1987 г. Совет Западноевропейского союза принял Гаагскую платформу, гласившую, что «строительство объединенной Европы останется неполным, если не коснется сферы безопасности и обороны». Стоит задаться вопросом об эффективности выбранного метода, который до последнего времени годился лишь для того, чтобы продемонстрировать отсутствие твердой позиции у европейских государств. После заседания Европейского совета в Хельсинки, на котором были намечены приоритеты в военной области, создания Европейского оборонного агентства и связанных с этим надежд (впрочем, не оправдавшихся), придания определенной формы структуре, призванной осуществлять военно-политическое руководство военными операциями в Европейском союзе, создается впечатление, что многое удалось. Действительное положение дел не столь радужно.
Само существование НАТО ставит под сомнение перспективы общей европейской обороны, хотя имеющаяся интегрированная военная организация все менее удовлетворительно отвечает на стратегические вызовы, встающие перед европейцами. Заявления о взаимной дополняемости Североатлантического альянса и ЕПБО представляются крайним лицемерием.
Нынешние геополитические условия могли бы, однако, дать новый шанс построить не Европу ради обороны, а общеевропейскую оборону. Действительно, под влиянием различных факторов прежний расклад сил начинает меняться. Первый из этих факторов связан с двумя крупными военными операциями, которые НАТО провела за последние десять лет и которые имели для нее катастрофические последствия. Война с Ираком и ее итоги вызвали политический раскол среди союзников. Некоторые из европейских стран альянса, которые приняли решение участвовать, закончили боевые действия скорее с чувством стыда, нежели торжества. Провал в Афганистане (или, если вы предпочитаете нейтральные термины, – уход из Афганистана) преподал хороший урок ревнителям доктрины вмешательства альянса во все мировые дела. Наконец, забота о собственных стратегических интересах вынуждает Вашингтон сосредотачивать силы преимущественно в районе Тихого океана. Существенно возрастает роль Тихоокеанского командования Вооруженных сил США, которое отодвигает Объединенное европейское командование на уровень, сопоставимый с южноамериканским. Хотя американские войска останутся в Европе, многие из них уже отзываются (в 2013 г. личный состав не превысит 30 тыс. против 270 тыс. 25 лет назад). В общей сложности в Старом Свете останется не больше 70 тыс. американских солдат. Интересы Европы и ее безопасности отойдут на второй план. Военные связи на личном и организационном уровнях, полвека остававшиеся особыми, вернутся в нормальное русло. Североатлантический альянс продолжит свое существование как традиционный союз Европы с «ее дочерью Америкой» (по выражению генерала де Голля); его сохранят на крайний случай – для отражения агрессии (впрочем, маловероятной в сегодняшних условиях) против одного из союзников.
В подобных обстоятельствах – при условии, что насущные потребности заинтересованных стран позволят разрешить кризис евро и что откроются новые перспективы в плане большей интеграции государств, входящих в еврозону, – необходимо найти и опробовать новые средства для выработки реалистичных условий поэтапного создания общеевропейской системы обороны. Подобная идея не вызывает большого энтузиазма в военных кругах. Организации, которую предстоит создавать из ничего и в которой приобретенные ранее преимущества могут пострадать, они предпочитают НАТО, структуру с отлаженным механизмом и определенным лидером во главе. Да и сам проект ЕПБО, отданный на откуп бюрократам, давно страдает от отсутствия творческого подхода. Консерватизм выражается в том, что военные дела по всей Европе сведены к одному лишь посредничеству между воюющими сторонами. Обсуждение возможности высокоинтенсивных вооруженных столкновений стало табу.
Чтобы обойти все возможные идеологические и бюрократические препоны и преодолеть финансовые затруднения, придав новую динамику проекту, к которому большинство европейских народов, если судить по опросам, относятся положительно, нужно использовать т.н. «конструктивную двойственность». Оборона зиждется на вооружении, чье назначение – вести войну. Вести войну означает навязывать свою волю противнику при помощи средств, согласованное применение которых способно обеспечить победу. Взяв за основу концепцию согласованного применения сил, можно определить важнейшие функции, например: безопасность морского пространства, удары по целям в глубине обороны противника, господство в воздухе, амфибийные операции и т.д. Во времена бюджетного дефицита Франция могла бы предложить тем из своих партнеров, которые заинтересованы в совместных действиях, масштабные маневры с целью осуществить на практике эти функции, и таким образом создать прообраз «дремлющих» командных структур (военно-морское командование, отвечающее за Индийский океан, например), чтобы в случае необходимости их активировать. Очевидно, что речь идет о более сложной деятельности, чем та, которую мы имели возможность наблюдать до сих пор.
* * *
Сегодня Североатлантический альянс вынужден реагировать на требования столь разного характера, что его единственной адекватной функцией можно признать отражение агрессии против одного или всех его членов, что представляется крайне маловероятным. Некоторые страны, например балтийские, до сих пор одержимы идеей возможной угрозы со стороны России. Они склонны доверять свою защиту Соединенным Штатам в обмен на безусловную поддержку политики, проводимой Вашингтоном. Из-за близости к российским границам скандинавские государства внимательно наблюдают за этой огромной державой, но им легче найти компромисс с американцами, нежели активно участвовать в создании общеевропейской оборонной системы, где им пришлось бы тесно сотрудничать с такими странами, как Франция, которую они плохо понимают и к которой испытывают определенное недоверие. Государства Центральной и Восточной Европы, входящие в НАТО, занимают примерно такую же позицию в отношении России, что и Балтия, и их вооруженные силы тесно сотрудничают с американцами. Впрочем, Польша, прилагая немалые усилия для поддержания собственной безопасности, вместе с тем позиционирует себя как убежденного сторонника ЕПБО. В рамках «Веймарского треугольника» Варшава демонстрирует искреннее стремление содействовать укреплению общей политики, и это не может не вызвать в Париже благожелательный отклик.
Немецкие власти проводят интересную модернизацию своих вооруженных сил. Однако бундесвер – «парламентская» армия, и вопрос о ее размещении за пределами страны остается одним из самых сложных в силу особенностей внутренней политики. События в Ливии – ярчайший тому пример. Соединенное Королевство переживает экзистенциальный кризис, в результате которого страна, возможно, окажется на периферии Европы и будет мечтать о новом партнерстве со странами Содружества. Хотя Великобритания обладает квалифицированной армией, сокращение бюджета сказалось на возможностях ее вооруженных сил, и они теперь едва ли в состоянии справиться с вызовами времени. Это парадоксальным образом сближает ее с Францией.
Париж до сих пор не оправился от последствий экономического и финансового кризиса. Хотя есть соблазн замкнуться в себе, это не сулит блестящих перспектив. Франции придется продолжить движение по пути, на который она давно вступила, то есть сохранять в основе своей стратегической политики принцип «нескольких козырей на руках»: отстаивать право на самостоятельность при помощи удержания за собой важных автономных функций в области ядерной безопасности и разведки; оставаться надежным партнером союзников по НАТО, готовясь к моменту, когда можно будет внести вклад в ускорение процесса формирования системы общеевропейской безопасности; и, наконец, поддерживать взаимовыгодные отношения с американцами, основанные на последних достижениях научно-технического прогресса и на сотрудничестве ad hoc.
