И Москва, и Вашингтон знали, что на любой ядерный удар последует аналогичный ответ. Такая вероятность позволяла сохранять опасное, но до последнего времени реальное равновесие. Появление новых технологий и распространение конкуренции на новые сферы сделало эту старую логику неактуальной.
В течение многих десятилетий американские политики и военные стратеги были сосредоточены на сохранении того, что в ядерном лексиконе называется «стратегической стабильностью». Особенно в годы холодной войны, когда взаимно гарантированное уничтожение стало общепринятой логикой в отношениях между США и СССР, погоня за стратегической стабильностью обеспечивала нормативно-правовую базу для управления экзистенциальными рисками, связанными с накоплением огромных ядерных арсеналов. В условиях стратегической стабильности каждая сверхдержава признавала, что противник мог нанести массированный ответный удар в случае ядерной атаки, и это лишало желания применять ядерное оружие. Таким образом, сохранение уверенности в том, что каждая из сторон имеет возможность второго удара стало важной предпосылкой сохранения мира. И даже после распада Советского Союза в 1991 г. политики и стратеги по-прежнему мыслили в терминах стратегической стабильности, стремясь к предсказуемости в сфере ядерных вооружений и к уменьшению стимулов для эскалации.
Однако настал момент, когда непрекращающийся поиск стратегической стабильности в рамках оборонного планирования начал всё больше отдаляться от технологических и геополитических реалий. Нарастающая с 2011 г. напряжённость в американо-российских отношениях явно повышает вероятность того, что сочетание преднамеренных действий, недоразумений, просчётов и случайных происшествий может привести к ядерной эскалации и катастрофе. После нескольких десятилетий игры по правилам, подписания разных норм, соглашений и развития человеческих контактов, способствовавших благоразумному поведению и снижению ядерных арсеналов с более чем 70 тыс. ядерных боеголовок на пике холодной войны до 6000–6500 боеголовок, сохраняющихся на боевом дежурстве каждой из сторон, контроль над вооружениями подрывается и исчезает. В августе прошлого года американские официальные лица вышли из Договора о ракетах средней и меньшей дальности, реагируя на факты нарушения этого соглашения Россией (Россия категорически отрицает, что нарушала соглашение – прим. ред.).
В мае президент США Дональд Трамп объявил о намерении выйти из Договора об открытом небе (по которому позволялись наблюдательные полёты невооружённой авиации для повышения прозрачности). Единственное пока ещё остающееся соглашение между США и Россией – новый договор СНВ, ограничивающий общее число стратегических наступательных вооружений в арсенале каждой из сторон. Но если он не будет продлён в начале 2021 г., исчезнет и это ограничение. Тем временем новые технологии бросают новые вызовы устоявшейся логике эскалации.
Соответственно, традиционный акцент на стратегическую стабильность, возможно, будет уже недостаточен для управления современными рисками. Даже при восстановлении договорённостей о контроле над вооружениями, которые стороны на сегодня отказываются возобновлять, есть все основания усомниться в том, что стратегическая стабильность, как она понималась в старой парадигме, может быть реанимирована и сохраняться длительное время.
Нарушение шаткого равновесия
Чтобы постичь беспрецедентную природу будущих вызовов, важно понять логику классической теории стратегической стабильности, главным посылом которой была необходимость недопущения эскалации между двумя сверхдержавами, которые обладали огромными ядерными арсеналами. В этой парадигме и Соединённые Штаты и Россия (или СССР до 1991 г.) верили, что у другой стороны нет возможностей поставить под угрозу «выживаемость» их ядерных сил. Каждая из сторон знала, что после ядерного удара у неё всё ещё останется достаточное количество ядерных боеголовок и систем их доставки (а также систем командного управления, необходимых для их запуска), чтобы нанести ответный удар. В результате каждая сторона была уверена в сохранении у неё возможностей для второго удара. Это взаимное признание лишало стороны желания нанести первый удар, поскольку и Москва, и Вашингтон знали, что на любой ядерный удар последует аналогичный ответ. Такая вероятность позволяла сохранять опасное, но до последнего времени реальное равновесие.
Появление новых технологий и распространение конкуренции на новые сферы сделало эту старую логику неактуальной. Ядерные стратеги прежних эпох руководствовались сравнительно простыми соображениями при расчёте полезной нагрузки, возможностей первого и второго ударов и дальности полёта ракет: тогда речь шла о достаточно линейной лестнице эскалации от обычных до ядерных вооружений при участии двух главных игроков. Современные политики и военные стратеги вынуждены принимать во внимание систему сложных, гораздо менее предсказуемых взаимодействий, которыми намного труднее управлять. В этой обстановке сложность сохранения стабильности и избегания эскалации возрастает по экспоненте.
США могут стать лидером в снижении напряжённости и создании новых норм
Сегодня имеется более широкая матрица возможностей, которые можно считать «стратегическими». Это означает, что их использование будет иметь достаточно серьёзные последствия, позволяющие лишить жертву первого удара способности достойно ответить и тем самым сдержать агрессию или, по крайней мере, существенно затруднить ответный удар. Когда-то уникальной особенностью ядерных вооружений была именно возможность взаимного сдерживания. Последние достижения в области ядерных вооружений и средств их доставки, а также другие технологические прорывы создают новую неопределённость, подрывающую возможности сдерживания и создающую стимулы для потенциальной эскалации.
На классическом ядерном фронте Россия работает над оружием нанесения быстрых, глубоко проникающих и точных ударов по удалённым целям. Речь идёт о разработке тяжёлых межконтинентальных баллистических ракет, системах множественной гиперзвуковой доставки и новых средствах доставки, таких как подводные дроны, несущие ядерный заряд и работающие на атомной энергии. У китайцев ядерный арсенал значительно скромнее, но он быстро растёт благодаря инвестициям Китая в передовые технологии двойного назначения.
Помимо ядерных вооружений, киберпространство привлекает в последнее время самое пристальное внимание мировой общественности. Его можно использовать для ведения боевых операций и развёртывания в других средах. Если говорить о стратегической стабильности, кибероружие наделяет противников способностью нарушать привычный образ жизни за счёт вывода из строя наиболее уязвимых программных систем жизнеобеспечения. При этом удар наносится украдкой, неявно, в отличие от классического видимого оружия. Американские политики и стратеги начали обсуждать, следует ли Соединённым Штатам угрожать применением ядерного оружия в ответ на широкомасштабную кибернетическую атаку на энергетическую инфраструктуру с целью выведения из строя систем вооружений и недопущения ответного удара. Включение подобных кибердиверсий в перечень поводов для нанесения ядерного удара может стать сдерживающим фактором, но также способно спровоцировать новую спираль эскалации без перехода к ядерному противостоянию.
Космос также стал местом противостояния, и это может иметь не менее тревожные последствия для стратегической стабильности. Присутствие в космосе неотделимо от увеличения возможностей в других средах: например, без спутниковой навигации невозможна военная и гражданская связь, поэтому спутники становятся мишенью для противников США, желающих бросить вызов их доминированию. Американские военные стратеги спорят о том, как это может повлиять на сдерживание и стабильность: что будет, если американские спутники, обеспечивающие ранее оповещение о пусках ракет, будут повреждены или выведены из строя?
Биотехнология – ещё одна область, имеющая серьёзный стратегический потенциал. Инновации породили новые возможности с колоссальным позитивным зарядом, особенно в развитии медицины и создании новых терапий для профилактики и лечения широкого спектра заболеваний. Однако у этих разработок есть и более тёмная сторона, потому что они могут использоваться и в качестве стратегического оружия. В конце 2016 г. советники президента по науке и технологии предупреждали: «Хотя продолжающееся развитие биотехнологий – большое благо для общества, у них также имеется серьёзный разрушительный потенциал, которым могут воспользоваться как государства, так и технически продвинутые люди, имеющие доступ к современным лабораториям». Например, если будет установлено, что смертоносный вирус, полученный в лабораторных условиях, умышленно перенесён на территорию конкретной страны, следует ли это толковать как стратегический удар по стране, требующий ответного стратегического удара? Не существует очевидной логики в этой новой реальности, где новые технологии могут оказывать экзистенциальное влияние, некогда свойственно исключительно ядерному оружию.
Нестабильность сложности
Развитие и взаимовлияние этих новых возможностей – существенный вызов для политиков и военных стратегов, академическая база и опыт которых ограничиваются выстраиванием линейной ядерной стратегии. В настоящий момент наиболее передовое мышление свойственно американским военным организациям, которым поручено обеспечить ядерное сдерживание, поскольку они имеют дело с реальными практическими и операционными вызовами в связи с появлением у недругов Америки новых возможностей. Генерал Джон Хайтен, в прошлом глава Стратегического командования США, а ныне заместитель председателя Объединённого Комитета начальников штабов, заметил в 2017 г.: «Сегодня это многополярная проблема, поскольку у многих стран появилось ядерное оружие… а также многосферная проблема… У нас есть неприятели, изучающие возможность объединения ядерного компонента с обычными вооружениями, космическим и кибероружием для создания комплексного стратегического сдерживания… Мы не можем исходить из того, что, имея на вооружении 1550 развёрнутых единиц стратегического ядерного оружия по новому Договору СНВ, можно будет сдержать наших противников. Мы не сможем этого сделать, рассчитывая только на эти боеголовки».
Для взвешенной оценки новой реальности хорошо было бы понять, как работают сложные саморегулирующиеся системы (ССС). Это могло бы стать отправной точкой. Сложная саморегулирующаяся система анархична по своей сути, у неё нет центрального или последовательного управления. Однако её элементы взаимодействуют, влияя друг на друга и на всю систему. Первоначально разработанные для моделирования систем, не поддающихся компьютерному моделированию, ССС эволюционировали и стали использоваться для прогнозирования динамики разнородных и часто многомерных процессов в самых разных условиях или контекстах.
Некоторые ключевые особенности сложных адаптивных систем особенно актуальны в условиях боевых действий. Они включают взаимодействия между асимметричными возможностями, и то, что происходит на уровне всей системы, далеко не всегда можно предсказать по характеру её компонентов. Это означает, что понимание динамики ядерной эскалации вовсе необязательно позволит лицу, принимающему стратегические решения, предсказать, что может случиться при возникновении комплексной ядерной, кибернетической и биологической угрозы. Кроме того, отклик системы на конкретные вводные данные может быть непропорционален этим данным, что делает исход противостояния непредсказуемым. Во время конфликта то, что одной из сторон представляется ограниченным, взвешенным действием, возымеет непредвиденные последствия, приведёт к неверному истолкованию намерений противной стороны и к последующей эскалации.
В целом стало намного труднее предсказывать поведение, взаимодействия и их итоги. С появлением большего числа новых игроков, сфер и возможностей без чётких правил их использования классические представления о стратегической стабильности служат ненадёжным ориентиром. Теперь сдерживание может быть успешным лишь в случае учёта более широкого и сложного стратегического ландшафта. А снижение предсказуемости приведёт к упреждающим действиям с катастрофическими последствиями, а также к хеджированию рисков, что может способствовать ускорению гонки вооружений, потому что страны хотят иметь уверенность, что их интересы будут защищены, когда противники развернут новые вооружения.
За рамками контроля над вооружениями
Соответственно, простой возврат к традиционному контролю над вооружениями будет совершенно неадекватным ответом на опасности сегодняшнего и завтрашнего дня. Контроль над вооружениями со стороны крупных ядерных держав должен оставаться целью, но политикам также придётся расширять набор проблем, чтобы правильно оценивать взаимовлияние ранее существовавших и новых возможностей.
Соединённые Штаты могут играть важную роль лидера в деле снижения напряжённости и создания новых норм и правил. Американским стратегам и планировщикам нужно предпринять всеобъемлющие усилия по разработке системы синхронизации сдерживания на множестве разных платформ и разработке сравнительной конструкции для оценки наличия или отсутствия стратегической стабильности. Это потребует проработки широкого спектра сценариев и исследования множества путей эскалации совместно с союзниками для укрепления уверенности, повышения предсказуемости и избегания вступления на путь эскалации с целью упреждения в гораздо более динамичной среде.
Вашингтону также следует попытаться начать новый диалог на высшем уровне с Москвой о стратегической стабильности, несмотря на нынешнее состояние отношений между США и Россией. В прошлом, когда в отношениях между двумя странами возникала напряжённость, ядерные переговоры помогали восстановить предсказуемость, взять под контроль гонку вооружений, это позволяло каждой из сторон быть уверенной в существовании у неё необходимых возможностей для того, чтобы быть угрозой для другой стороны. Это также помогало им избегать эскалации и не прибегать к упреждающему первому удару. Иногда такой обмен мнениями даже убеждал обе стороны в том, что не следует чрезмерно полагаться на ядерное оружие. Если межправительственные отношения слишком накалены, то, чтобы начать подобные дискуссии, можно использовать неофициальную дипломатию («вторая дорожка») для выработки начальных вариантов.
С учётом значительной асимметрии в ядерной сфере, необходимо будет уделить внимание растущей конкуренции за технологические преимущества во многих новых стратегических сферах, в том числе кибернетической, космической областях и биотехнологиях, а также в прорывных военных технологиях будущего, таких как искусственный интеллект и квантовые вычисления. Чтобы в будущем избежать гонки вооружений, напоминающей безумие, происходившее в разгар холодной войны, Вашингтону и Пекину следует начать серьёзный обмен мнениями о создании барьеров и потенциальных ограничений в отношении наиболее дестабилизирующих возможностей в военной сфере.
Соединённые Штаты и другие страны, обладающие значительными стратегическими арсеналами, несут уникальную ответственность за управление новыми геостратегическими и технологическими реалиями. Со временем диалоги ведущих держав о диапазоне новых возможностей могли бы содействовать выработке всеобъемлющих и целостных представлений о зоне боевых действий, что позволит осуществлять тщательный учёт взаимодействий в самых разных сферах. При поддержке решительно настроенных лидеров и с опорой на научные данные эти процессы могли бы привести к более стабильному общему балансу.
Каждому участнику американских стратегических учений хорошо известно, что времени на принятие решений о применении ядерного оружия в случае реального кризиса будет очень мало, и это в условиях неадекватной информации и колоссального давления, побуждающего к немедленным действиям. С учётом распространения новых инструментов ведения боевых действий, имеющих стратегический эффект, американским лидерам теперь придётся учитывать ещё более сложные обстоятельства и вместе с тем находить способы управления неопределённостью, снижения рисков просчёта и укрепления стимулов для рационального поведения и сдержанности. Только так, работая над развитием взаимопонимания и с союзниками, и с противниками, удастся восстановить уверенность в своей способности предотвратить эскалацию, которая в противном случае может потопить мир.
Опубликовано на сайте Foreign Affairs
