6 сентября 2022 г. Лекторий СВОП возобновил свою деятельность дискуссией о перспективах отношений России и Запада, выборе Россией внешнеполитической стратегии в отношении Европы и Америки, процессах глобализации и ценностном конфликте цивилизаций. О современных реалиях через призму непростых взаимоотношений России и Запада Фёдор Лукьянов поговорил с Иваном Сафранчуком и Борисом Межуевым. Публикуем для вас краткие итоги встречи.
Фёдор Лукьянов: Добрый вечер! Наши собеседники – Иван Сафранчук и Борис Межуев – недавно опубликовали статьи, разные [1], но объединённые схожей темой – взгляд на отношения России и коллективного Запада в современных условиях. Мы с Западом всё поняли насчёт друг друга и окончательно разошлись?
Борис Межуев: На мой взгляд, в ближайшие годы и даже десятилетия Россия и Запад не разойдутся. Напротив, как бы парадоксально это ни казалось, происходит возвращение России в Европу. Пётр I прорубил «окно в Европу» благодаря военной операции – Северной войне, в которой Россия заявила о себе как о военной державе Европы. Александр Андреевич Безбородко в годы царствования Екатерины II утверждал, что «без России ни одна пушка не выстрелит». Это, конечно, было преувеличением, но всё же. Россия обозначила своё присутствие в европейских делах не через торговый обмен или международное сотрудничество, а через военные действия. То, что происходит сейчас, повторяет события прошлого.
В 1990-е гг. Россия оказалась не нужна Европе, в этот период западничество в России вытесняется евразийством, приходит осознание, что надо развивать деятельность в Азиатском регионе. Сейчас Россия снова поворачивается к Европе. За этим поворотом стоят попытки российской политической элиты вернуть ту Европу, с которой можно дружить, поспособствовать приходу к власти европейских политиков с разделяемыми Россией ценностями. Сегодня у России появились реальные шансы влиять на происходящее в Европе.
Несмотря на деление мира на дружественные и недружественные страны, Россия не демонстрирует особую тягу к «дружественным», то есть незападному миру.
Сейчас Россия на развилке – строить свой цивилизационный мир отдельно от Запада или продолжать оказывать давление на Европу, чтобы изменить отношение к себе на более дружественное. Второй вариант, с моей точки зрения, представляет собой ошибочную стратегию.
Во-первых, Россия не первый раз в своей истории осуществляет геополитический наскок на Запад: вспомним эпоху Священного союза, 1920-е гг. с их идеей мировой революции, период холодной войны. Итогом российского давления на Европу всегда становилось возникновение коллективного Запада, за которым следовало вытеснение России из Европы, сопровождающееся серьёзными внутриполитическими проблемами в самой России.
Во-вторых, надежды России на приход к власти в Европе правых популистов, на мой взгляд, неоправданны, поскольку даже правые популисты в первую очередь заботятся о суверенитете своих стран, в том числе и суверенитете от России и российского воздействия. Это побуждает их идти в отношении России на более жёсткие меры. Что-то подобное мы уже видим в Великобритании, Польше.
В-третьих, коллективный Запад отчуждает не только нас, но и значительную часть других стран. России, в свою очередь, выгодно существование Запада, не принимаемого другими странами. С этой точки зрения целью России должна стать не смена европейских политических элит на более лояльные, а обеспечение дистанцированного существования с Европой, или, другими словами, выработка «цивилизационного равнодушия». Не искать сближения ни с кем – правильная стратегия для России.
Иван Сафранчук: В далёком 2008 г. я опубликовал в журнале «Россия в глобальной политике» статью «Путешествие в разных лодках», в которой выразил идею о том, что России с Западом нужен позитивный disengagement, расставание с позитивными последствиями. Во время холодной войны engagement носил исключительно негативную окраску. В 1990-е гг. engagement проходил со знаком плюс. Что ссорились, что дружили – всё было плохо. Последней каплей стала операция по принуждению грузинских властей к миру, с этого момента я окончательно убедился в необходимости позитивного disengagement’a. Россия и Запад обладают разными стратегическими и экономическими моделями, географическими особенностями, менталитетом, поэтому как позитивный, так и негативный engagement даётся очень тяжело для обеих сторон. В то же время важно заметить, что движение России и Запада в одном направлении не исключено, только осуществляться оно будет не вместе, а параллельно, отдельно друг от друга. Позитивный disengagement назрел ещё в конце 2000-х гг., но полностью не реализовался, Россия и Запад до сих пор находятся в процессе его установления.
Сегодня мы являемся свидетелями совершенно необычной ситуации в мире. Поскольку я сторонник диалектики и разделяю идею, что столкновение тезисов и антитезисов рождает новую реальность, могу утверждать, что в течение последних нескольких веков подобного процесса формирования глобального мира не наблюдалось. Напротив, чётко прослеживались две универсализирующие тенденции. Во-первых, мир становился материально более связанным, что находило отражение в росте торговли и более интенсивном сотрудничестве в разных сферах. Во-вторых, шло усиление идейной универсальности в мире. Под влиянием мировых войн происходило формирование общечеловеческих ценностей. И даже холодная война, являющаяся противостоянием двух систем, несла в себе универсализирующий заряд – доказать своё превосходство должна была только одна модель, советская или западная.
В конце XX в. эти два процесса продемонстрировали невероятный масштаб, в результате чего появился термин «глобализация», описывающий реальность единого мира. В основе идей глобализации лежали западные концепции – глобализация предполагала универсализацию западных ценностей и западного образа жизни. Весьма популярной на Западе была теория модернизации, подразумевающая прямую корреляцию между процветанием за счёт освоения западных технологий и отказом от традиционных ценностей. Запад был убеждён в том, что все страны, богатеющие на его платформе, будут стремиться стать подобными Западу. Тем не менее этого не произошло – развивающиеся страны начали культивировать собственную самость.
Мы наблюдаем нарастание этического плюрализма, идейной гетерогенности. Несоответствие этих двух уровней является структурной реальностью, в которой ещё предстоит научиться существовать.
Классические западные теории международных отношений предлагают два разных выхода из наблюдаемой разбалансировки. Либеральная школа выступает за запуск идейной реуниверсализации. По мнению Фрэнсиса Фукуямы, на дворе снова 1989 г. – время прихода к общим ценностям. Реалисты склоняются к материальной деглобализации. Цель либералов и реалистов едина – привести к балансу этих двух компонент, который в действительности труднодостижим. Для значительной части мирового сообщества неприменимы оба варианта: в незападном мире хотят культивировать свою самость, а завязанность на международный обмен в разных формах делает невозможной материальную деглобализацию.
Фёдор Лукьянов: Разве то, что происходит сейчас между Россией и Европой и уже начинает происходить между США и Китаем не является «ломанием через колено» материальной связанности мира?
Иван Сафранчук: Так и есть. Мы нащупываем многополярность, но пока непонятно, как эту многополярность концептуализировать. Глобальный конфликт, который на наших глазах разворачивает Запад, ставит Россию перед выбором между суверенитетом и материальным благополучием. Логика Запада сводится к следующему: если хотите существования в глобальном мире – наступите на горло собственной самости, а если хотите быть сами по себе – будьте готовы к жизни без благ западной цивилизации.
Для значительной части мира эта история – серьёзный повод задуматься. Выбор между развитием и суверенитетом неприемлем, нужно искать варианты их совмещения.
Фёдор Лукьянов (вопрос Борису Межуеву): То, что вы описали, означает изоляционизм для России или нет?
Борис Межуев: Существуют разные модели изоляционизма. Со своей стороны, полностью согласен с идеей позитивного disengagement’a, высказанной Иваном Сафранчуком. Материальная глобализация в России всегда носила иронический характер. Глобализация сама по себе является демодернизирующей силой. В результате глобализационных процессов Россия стала страной силовиков, российские наука и производство оказались в кризисе. Даже не ради отдельной миссии, а ради самосохранения Россия должна почувствовать себя отдельно от Запада. Ещё в 1990-е гг. нужно было понять, что интеграция с Западом ошибочна, а изоляционистская модель – безальтернативна.
Да, мы пытаемся возвращаться в Европу. Россия относится к числу стран полупериферии, да ещё и характеризуется сильной военной составляющей, а у полупериферии есть склонность оказывать давление на центр, чтобы присоединиться к нему и получить доступ к бо́льшим ресурсам.
Фёдор Лукьянов: Негативный disengagement является нежелательным сценарием, но мы к нему пришли. Есть ли позитивные стороны в этом?
Иван Сафранчук: Здесь мы снова возвращаемся к вопросу о развилке. Последние десять-двенадцать лет Россия яростно пытается принудить Запад к взаимодействию на равных. Сначала неудачи в достижении подобного взаимодействия связывали с положением России на международной арене после распада СССР, потом стало понятно, что Запад сам по себе не желает равноправного партнёрства с Россией. Специальная военная операция – продолжение той самой российской линии по переделыванию и переубеждению Запада.
Мир уже не такой западноцентричный, можно иметь дело с другими партнёрами. В этом мы с Борисом сходимся во мнениях, а расходимся в том, что, с моей точки зрения, отказ от Запада – это не изоляционизм для России, а построение другой международной среды с партнёрами в других регионах мира.
Вопрос из зала: Россия стремится к disengagement’у с Западом, но готов ли Запад отпустить Россию?
Иван Сафранчук: Запад не хочет полного и бесповоротного disengagement’a, Запад стремится нас поправить, скорректировать наш внешнеполитический курс, сделать с нами работу над ошибками. Мы, в свою очередь, хотим сделать работу над их ошибками. Важным здесь будет упомянуть возвращение военной компоненты в наши отношения – впервые за десятки лет западное оружие убивает наших людей. Момент крови говорит о многом.
Вопрос из зала: Должен ли сохраняться engagement между Россией и Западом в определённой степени? Даже во времена холодной войны, характеризующейся негативным engagement’ом, СССР и Запад продолжали сотрудничество: вспомним хотя бы вакцинную дипломатию, экспериментальный полёт «Союз» – «Аполлон».
Иван Сафранчук: Эти виды сотрудничества наполнены гуманитарной составляющей, это связи между народами. Я бы не прерывал эти связи. На мой взгляд, цивилизации быстро разрушить невозможно, они не боятся влияния друг друга, не боятся общения и взаимодействия. Но на стратегическом уровне надо быть способными жить без Запада.
Борис Межуев: Ещё один важный момент нашей дискуссии связан с фактом идеологии. В современных условиях существование без Запада будет идеологическим выбором, а не чисто прагматическим. Этот выбор не будет лёгким, поскольку большое число людей, привыкшее к ориентации на Запад и западный образ жизни, будут вынуждены поступиться своими принципами, а не все собираются это делать. Нужно показать им ценность быть без Запада.
Россия как любая цивилизация отличается иммунитетом, имеет возможность, с одной стороны, не отвергать всё, что приходит извне, а с другой стороны, не следовать критически за иностранными тенденциями. Россия обладает своим уникальным цивилизационным ядром.
Подготовила Евгения Кульман
[1] См.: Сафранчук И.А. Карибский кризис наоборот // Россия в глобальной политике. 2022. Т. 20. No. 5. С. 55-60. URL: https://globalaffairs.ru/articles/karibskij-krizis-naoborot/ (дата обращения: 7.09.2022), а также Межуев Б.В. Цивилизационное равнодушие // Россия в глобальной политике. 2022. Т. 20. No. 5. С. 61-78. URL: https://globalaffairs.ru/articles/czivilizaczionnoe-ravnodushie/ (дата обращения: 7.09.2022).