В четверг на этой неделе в легендарном берлинском отеле «Адлон» проходят торжества, посвященные 60-летию Восточного комитета германской экономики — крупнейшего и очень влиятельного объединения бизнесменов, заинтересованных в рынках к востоку от Германии, прежде всего в России. Создана эта структура в 1952 году, за три года до установления официальных дипломатических отношений между СССР и ФРГ. И логика тогда была очень понятная.
Западная Германия начала оживать после катастрофического разгрома в войне и раздела страны. Она оказалась под жестким патронатом западных держав-победительниц, которые поставили целью никогда больше не допустить, чтобы с немецкой земли исходила угроза. Для этого, учитывая трагические уроки 1920-х годов, надо было обеспечить благополучие немцев, но раз и навсегда покончить с попытками обернуть преуспевание против других. Соответственно, единственным видом экспансии, который был разрешен этой нации, стало распространение экономических возможностей, причем именно на восток, поскольку на западных рынках конкуренция со стороны только что поверженного врага никого не вдохновляла. Не удивительно, что, несмотря на отсутствие дипломатических отношений и последствия чудовищного конфликта, западногерманский бизнес, начинавший созидать свое экономическое чудо, внимательно смотрел в направлении территорий, где о немцах в тот момент услышать доброе слово было невозможно.
Ставка себя оправдала.
Активное экономическое сближение ФРГ и СССР началось в 1960-е годы и увенчалось стратегическими договоренностями о строительстве газопроводов в Западную Европу, прежде всего на германский рынок, с опорой на западногерманские технологии.
За бизнес-интересами последовали политические изменения. Социал-демократический канцлер Вилли Брандт в конце 60-х — начале 70-х годов провозгласил Восточную политику, которая не просто окончательно утвердила примирение Западной Германии со странами, которые стали жертвами агрессии нацистов, но и превратила Бонн в опорного партнера Москвы в Европе. Впоследствии, оставаясь лояльным членом НАТО и главным союзником США, ФРГ играла роль ходатая за интересы СССР, в частности, на пике «холодной войны» убеждая Вашингтон в том, что расширение энергетического сотрудничества Европы с Кремлем не угрожает позициям Америки.
Структура отношений России и Европейского сообщества была заложена именно тогда, и тесная взаимозависимость, вероятнее всего, позволила избежать многих кризисов (или, по крайней мере, смягчить их), которые были чреваты опасными последствиями.
Собственно, и практически безболезненное объединение Германии в 1989—1990 годах, в котором Советский Союз оказался большим энтузиастом, чем союзники по НАТО, во многом стало возможным благодаря экономическому фундаменту. Ситуация принципиально не изменилась и в постсоветское время, Германия не раз оказывалась главным единомышленником России.
Вполне естественно, что на торжествах в «Адлоне» будет присутствовать Ангела Меркель. Для бизнеса слишком важны отношения с Россией, тем более сейчас, когда Европа переживает тяжелые времена и все страны ищут экономические подпорки, особые связи с многообещающими партнерами. Однако именно сейчас над российско-германскими отношениями сгустились тучи. Связано это с Андреасом Шокенхоффом — видным консервативным политиком, заместителем главы фракции ХДС в бундестаге и уполномоченным по межобщественным контактам с Россией. Подготовленный им еще летом доклад с критикой российской внутренней и внешней политики сначала смутил МИД Германии, где призвали смягчить некоторые формулировки. А потом, поскольку Шокенхофф активно высказывался на российскую тему, вызвал резкий отпор Смоленской площади, которая фактически отказалась вообще иметь дело с автором, заявив о непризнании его полномочий. В правительстве и партии позиция Шокенхоффа разделяется далеко не всеми, многие полагают, что сейчас совсем неподходящее время портить отношения с Россией из-за Pussy Riot или иных авторитарных проявлений. Однако, естественно, никто из немецких политиков не может сейчас «слить» координатора по России, поскольку это смотрелось бы как неспособность противостоять давлению Кремля.
Поэтому ведомство федерального канцлера настаивает на том, что Андреас Шокенхофф продолжит исполнять свои обязанности, ибо не Москве решать, кто из политиков и чиновников Германии какую работу должен делать. Предстоящий через пару недель российско-немецкий «петербургский диалог» под председательством Меркель и Путина, если состоится, явно пройдет в безрадостной атмосфере.
Доклад Шокенхоффа, тем более смягченный МИДом, едва ли привлек бы к себе такое внимание еще год-полтора назад. Россия высказала бы возмущение его предвзятостью и все. Сейчас, однако, наступило время, когда российская власть на подобные проявления реагирует предельно остро, грозя раз за разом полным прекращением взаимодействия. Германия не единственный пример. Официальное пренебрежительное отношение к Совету Европы, закрытие американских программ USAID и «Нанна-Лугара», жесткий отпор любому заявлению относительно внутриполитических процессов — все это не случайное совпадение, а новый курс России, которая последовательно избавляется от институтов и нравов 1990-х годов.
Общий посыл примерно такой: Россия теперь сильное и уверенное в себе государство, и всякое наследие периода, когда ей из слабости приходилось идти на неравноправные отношения и позволять другим указывать на изъяны российского государственного устройства, надлежит искоренить.
По сути дела, Россия стремится установить, пусть и в продвинутом, и более современном виде, отношения наподобие тех, что существовали между СССР и Западом во времена разрядок. Германский пример наиболее нагляден. Деловые и политические контакты развивались в 1970-е, например, годы очень успешно, однако в голову не приходило ставить их в прямую зависимость от советского государственного и общественного строя. Само собой разумелось, что Советский Союз устроен совсем по-другому, и об этом бессмысленно спорить (даже после подписания Хельсинкского заключительного акта, хотя он впервые ввел правозащитную тематику в европейскую геополитику).
Модель, которую хотел бы восстановить Путин, заключается в признании Западом того, что Россия страна другая по своей идейно-ценностной базе и это не обсуждается. Но Россия при этом — неотъемлемый элемент глобальной экономики и готова продолжать интеграцию.
Не случайно на фоне ухудшения отношений с политическими структурами, особенно теми, кто считает своей функцией гуманитарное нормотворчество (Совет Европы, ОБСЕ), Москва не прекращает работы по вхождению в структуры экономические (ВТО, на очереди ОЭСР).
Владимир Путин верит, что, как и 60, и 40, и 25 лет, назад голый экономический интерес перевесит все идеологические мотивы. Поэтому он любит встречаться с бизнесменами, которые говорят о практических делах, а не с коллегами-политиками, от которых откровенно устал. Российский президент полагает, что, как и в советское время, демонстрация жесткости в итоге себя оправдывает. Германия и некоторые другие западноевропейские страны пошли на расширение сотрудничества, несмотря на подавление Советским Союзом «пражской весны», не говоря уже о положении вещей внутри.
Поэтому от Германии он ждет новой «восточной политики» наподобие той, что открыла двери в начале 1970-х, не претендуя на трансформацию СССР.
Правда, эта самая трансформация — вполне фатальная — произошла потом сама собой, поскольку фундамент оказался трухлявым. А Вилли Брандт, которого не стало 20 лет назад, успел увидеть и крах Советского Союза, и объединение своей страны.
