Формулируя свои внешнеполитические приоритеты еще во время избирательной кампании, Барак Обама сделал четкий выбор. Он дистанцировался от иракской кампании, давая понять, что это – война Джорджа Буша (по умолчанию – ошибочная), которая его преемнику просто досталась в наследство. При этом кандидат, а потом и президент занял очень активную позицию по второму конфликту – афганскому, фактически сделав его «своей войной». Также он окончательно ввел в оборот понятие «Афпак», увязав воедино решение проблем двух соседних государств. Более того, крайне жест-кие высказывания прозвучали именно в адрес Пакистана. В пылу предвыборной полемики Обама пообещал даже нанести бомбовые удары по территории государства, которое традиционно является союзником США.
Сегодня хозяин Белого дома, вероятно, жалеет, что связал свою политическую судьбу с урегулированием афганско-пакистанского кризиса. Ситуация ухудшается, потери среди военнослужащих западной коалиции растут, а будущая стратегия все более туманна. Откровения командующего силами НАТО Стэнли Маккристала, завершившиеся его отставкой, а также скандальная утечка секретных документов, которые иллюстрируют масштаб неудач американских военнослужащих и двойную игру Исламабада, свидетельствует об углубляющихся разногласиях внутри военно-политического руководства Соединенных Штатов относительно дальнейших действий. При этом внимание все чаще обращается к Пакистану, где, по мнению многих комментаторов, и кроется корень большинства региональных проблем. Реальные угрозы исходят из пакистано-афганского приграничья, где нашли убежище и активно действуют вновь поднявшие голову «Талибан» и «Аль-Каида».
Хрупкая демократия в Пакистане
Пакистан – мусульманская страна со 170-миллионным населением и де-факто ядерная держава – чаще всего фигурирует в новостных сводках в связи с одной темой – возросшей активностью исламистских радикалов и международных террористов.
В январе 2010 г. мировые СМИ и пакистанская пресса активно обсуждали будущее режима президента Асифа Али Зардари и результаты первого за три года визита в регион (в том числе и Пакистан) американского министра обороны Роберта Гейтса. Вашингтон постоянно оказывает давление на Исламабад, дабы заставить пакистанскую армию более активно проводить военно-полицейские акции против экстремистов. Достаточно сказать, что администрация Обамы увеличила на сотни миллионов долларов финансовую помощь Исламабаду, направленную на интенсификацию боевых действий против экстремистов, а также на сооружение инфраструктуры в «проблемных» районах. Тем не менее, как выяснилось по итогам переговоров, пакистанские военные решили ограничить операции против боевиков-талибов районом Свата и Южным Вазиристаном.
С начала 2000-х гг. количество террористических актов со стороны боевиков пакистанского движения «Талибан» и сети «Аль-Каида», в том числе с участием смертников, заметно выросло. Раньше теракты происходили в областях наибольшей активности экстремистов (Зона племен федерального управления (FATA), Северо-Западная пограничная провинция (СЗПП)), но теперь инциденты регулярно происходят в других городах и провинциях: Исламабаде, Пешаваре, Карачи, Лахоре, Кветте и др.
Активные боевые действия между пакистанскими талибами и армией не прекращаются с 2004 г., когда в FATA ввели правительственные войска. Но, столкнувшись с многочисленными случаями дезертирства и отказа офицеров и младших чинов от участия в операциях против боевиков, военные и гражданские власти Пакистана стали постепенно если не сворачивать операции, то проводить их выборочно. В определенной степени это можно считать реакцией пакистанского генералитета на попытки альянса «Шура-е-Иттихад-уль-Муджахеддин» («Совет объединенных борцов за веру»), созданного весной 2009 г., выторговать перемирие с армией. Совет сформирован на основе исламистского движения «Тэхрике-Талибан-и-Пакистан» – пакистанской ветви афганских талибов. При этом исламисты не скрывали, что договоренность с военными нужна им для того, чтобы талибы по обе стороны границы смогли сконцентрировать всю военную мощь на новом 30-тысячном контингенте американских войск, начавшем отправляться в Афганистан с конца прошлого года.
Вашингтон с недоверием относился к прежнему президенту Первезу Мушаррафу, подозревая его в лавировании между американскими союзниками и влиятельными проталибскими силами внутри страны. Под давлением США генерал Мушарраф согласился на восстановление демократической формы правления. Однако после первых с 1999 г. демократических выборов, которые прошли в феврале 2008 г., гражданское правительство сразу столкнулось с всплеском активности боевиков-экстремистов, и оптимальным способом реагирования был признан диалог. Это решение приняли после экстренного совещания премьера Юсуфа Резы Гиллани с руководителями разведслужб и начальником штаба армии генералом Ашфаком Парвезом Каяни.
Причина понятна – слабость политического руководства, которое опирается на очень шаткий базис. Внутриполитический расклад в Пакистане после выборов-2008 характеризуется противостоянием по принципу «все против всех». Администрация президента Зардари – премьера Гиллани пока не в состоянии найти способы вытащить страну из трясины внутриполитического хаоса, хотя экономическую ситуацию удалось более или менее стабилизировать, правда, главным образом благодаря финансовой помощи Вашингтона. Между политиками, представляющими крупнейшие политические партии (бывшие союзники по коалиционному правительству Наваз Шариф и Зардари) и верхушкой пакистанской армии (начальник Штаба сухопутных войск генерал Каяни) то и дело возникают противоречия, которые будут только обостряться: военные в принципе не доверяют гражданским властям. На протяжении более чем 60-летней истории страны армия остается неким гарантом государственного единства и не гнушается менять власть, если считает это необходимым для «спасения нации от хаоса и гибели». Такое нельзя исключить и теперь.
В случае возвращения военного правления Пакистан может превратиться в «строгое» исламское (а не исламистское) государство по типу того, что строил покойный президент-генерал Зия-уль-Хак. Тогда противодействие исламистам и «Талибану» станет затруднительным – Америка рискует потерять своего опорного союзника в борьбе с международным терроризмом, хотя, учитывая реальную ситуацию, вопрос стоит так: кто в ком больше заинтересован – Вашингтон в Пакистане или Исламабад в США?
При демократическом режиме президента Зардари, похоже, верен второй вариант, а вот если к власти придут происламски настроенные военные, генералы могут начать пересмотр союзнических отношений с Вашингтоном. Вероятно, они смогут найти поддержку среди дружественных стран – членов Организации Исламская конференция, в особенности таких, как Саудовская Аравия или Оман.
Впрочем, другой сценарий выглядит еще мрачнее. При сохранении сегодняшнего уровня нестабильности Пакистан из «больного общества», берущего в долг у всех, у кого только можно (прежде всего у Соединенных Штатов) на программы развития и борьбу с терроризмом, через пять-семь лет превратится в «несостоявшееся государство». Тогда события примут неконтролируемый и непредсказуемый оборот, а Индия, «первейший враг» Пакистана, от покровительственного тона и устных протестов перейдет к активным действиям против боевиков-исламистов на территории соседнего государства. Это, в частности, допускает индийская военная доктрина «Холодный старт» (2004 г.): она предусматривает меры реагирования наступательного характера при возникновении угрозы, в том числе и террористической, со стороны Пакистана. Предыдущая доктрина носила оборонительный характер.
Угроза талибанизации и внешние силы
Разговоры о возможном распаде Пакистана на квазигосударственные образования, наподобие исламистских эмиратов, ведутся, пожалуй, с начала 1980-х гг. В связи с этническими конфликтами актуальным представлялся вопрос о «Великом Пуштунистане» (районы компактного проживания пуштунов по обе стороны «линии Дюранда») и «Великом Белуджистане» (провинция Белуджистан в Пакистане и Белуджистан и Систан в Иране). Но это уже история, хотя и недавняя, а вот угроза распада в результате деятельности талибов и «Аль-Каиды» реальна. Масла в огонь дискуссий подлил сам президент Зардари, недавно допустивший в интервью BBC вероятность «тотальной талибанизации» страны.
Как к вероятности краха отнесутся наиболее влиятельные участники региональной и мировой политики и каковы вообще их позиции по пакистанскому вопросу?
Основной военно-стратегический игрок в регионе – Соединенные Штаты. США уже увеличили свое военное присутствие, решение об отправке 30 тысяч военнослужащих принято в конце 2009 г. Насколько можно понять из выступлений высокопоставленных американских военных, перед ними стоит цель полностью перекрыть зоны афганско-пакистанской границы и противодействовать террористическим вылазкам талибов на территории Афганистана и Пакистана. Особое значение придается странам-соседям, которые должны служить опорными точками на случай обострения ситуации и необходимости интенсификации боевых действий. Так, командующий Центрального командования войск США генерал Дэвид Петреус (сейчас он возглавил силы НАТО в Афганистане вместо генерала Маккристала) в ходе своей поездки весной 2009 г. по странам Центральной Азии (Киргизия и Казахстан) подчеркнул их ключевое значение для успеха операций против международных террористов в Афганистане.
Нельзя сказать, что предшественник Обамы на посту президента Джордж Буш не уделял должного внимания Пакистану и Афганистану, но он ставил их на третье место в списке приоритетов после Ирака и Ирана. Обама же четко указал на Пакистан как на первоочередную задачу для американских военных и дипломатов. Администрация старается сделать все, чтобы удержать Пакистан в орбите влияния. Тем более что возможный довольно быстрый – в течение 3–4 лет – уход из Афганистана, о котором говорил Барак Обама и который обсуждался на недавней конференции в Кабуле, делает Пакистан особенно важным партнером Вашингтона. Но спектр возможностей ограничен.
Жесткое военное и политическое давление на Исламабад может возыметь противоположный эффект – Пакистан из союзника превратится в противника, а этого Обама не может себе позволить. Размещение даже «ограниченного контингента» спецназа на пакистанской территории, о чем недавно вели разговор высокопоставленные военные двух стран, вызовет волну протестов против «ущемления суверенитета». Остаются ракетные удары по талибам и молниеносные рейды американских коммандос на территорию Пакистана в Зоне племен на пакистано-афганской границе, но Исламабад и это отвергает, по крайней мере на словах. Отдельной проблемой является использование силами коалиции беспилотных самолетов, наносящих удары «вслепую», что приводит к многочисленным жертвам среди мирного населения. Белый дом и Пентагон давно собираются отказаться от этого способа ведения боевых действий, однако инциденты продолжаются, а это обильно питает ненависть к Америке в пакистанском обществе.
Чтобы не усугублять проблемы, Вашингтону следовало бы резко активизировать материально-техническую, финансовую и моральную поддержку пакистанской армии, стимулируя ее к расширению спецопераций против боевиков-талибов в FATA. Необходимым условием является продолжение усилий Соединенных Штатов по сближению Дели и Исламабада, поскольку от отношений между двумя этими столицами зависит вся ситуация в Южной Азии.
Президент Асиф Али Зардари отдает себе отчет в важности отношений с США. Экономическая помощь, необходимая для сохранения у власти, поступает в основном из Америки. Вашингтон в определенной степени служит посредником в отношениях правительства с армией (военные вовлечены в «стратегический диалог» с американскими коллегами) и помогает противостоять давлению оппозиции. Также помощь Вашингтона незаменима для сохранения диалога с Индией – региональным антагонистом Пакистана, который имеет свои интересы и в Афганистане. Но перед Зардари стоит очень трудная задача: как уладить проблемы с Соединенными Штатами, которые в обмен на финансовую помощь Исламабаду (7,5 млрд долларов в ближайшие пять лет) требуют все более активного его участия в борьбе с исламистами внутри страны, и в то же время не вызвать недовольство народа, поскольку антиамериканские настроения очень сильны.
Китай – ближайший союзник Пакистана в регионе и его сосед – совсем не заинтересован в распаде пакистанского государства и появлении фундаменталистских квазигосударственных образований на его территории. Это грозит прямым вмешательством Вашингтона в дела региона, а также автоматически ведет к росту исламского радикализма в Синьцзян-Уйгурском районе КНР (где уйгурские мусульманские экстремисты ведут борьбу за независимость). В совокупности это несет серьезные угрозы безопасности Китая.
Союз с Пекином жизненно необходим Исламабаду, и он выдержал испытание временем. КНР остается главным внешнеполитическим и внешнеэкономическим партнером Пакистана, в совместных проектах участвуют 120 китайских компаний. Поддержка Китая особенно важна Пакистану там, где он в силу определенных причин не способен получить содействие от США. Это наглядно продемонстрировала история с так называемой ядерной сделкой Пакистана и КНР. В июле 2005 г. американская администрация заключила договоренность с Индией о сотрудничестве в сфере мирного атома, а на аналогичную просьбу Исламабада Вашингтон ответил отказом, сославшись на «запятнанную репутацию» в деле ядерного распространения (имелась в виду нелегальная сеть «отца» пакистанской бомбы Абдула Кадир Хана). Зато Пекин подписал соглашения на поставку двух ядерных энергетических реакторов для АЭС в Чашме и сотрудничестве в области мирного использования атомной энергии. Кстати, сотрудничество с Пакистаном в гражданской ядерной области было бы весьма интересно и России, но она традиционно ориентирована на Дели, так что, учитывая острое противостояние в регионе, она не может «диверсифицировать» взаимодействие за счет Исламабада.
Индия, несмотря на жесткое соперничество, объективно не заинтересована в распаде пакистанского государства. Появление исламо-радикальных государственных образований в непосредственном соседстве будет напрямую угрожать безопасности Индии, так как на территории Пакистана и так уже имеются многочисленные лагеря подготовки моджахедов, нацеленных на индийский Джамму и Кашмир.
Кроме того, в случае возникновения «лоскутных» государств вопрос о Кашмире, вероятнее всего, становится тупиковым. Пакистанский «Азад Кашмир» может при таком сценарии провозгласить независимость по косовскому типу и активизировать усилия по «воссоединению». Усиленное проникновение боевиков-моджахедов с территории пакистанского «Азад Кашмир» будет означать для Дели появление «второго Афганистана» уже у собственных границ. Наконец, фрагментация страны ставит вопрос о будущем пакистанского ядерного оружия.
Для Афганистана распад Пакистана означал бы возрождение планов создания «Великого Пуштунистана» и скорее всего полное фиаско операций антитеррористической коалиции НАТО, а также возвращение к власти движения «Талибан». Нельзя также исключать, что с территории пакистанской FATA и зон компактного проживания пуштунских племен по обе стороны пакистано-афганской границы будет подготовлен новый теракт, направленный в первую очередь против Соединенных Штатов, гораздо более масштабный, чем события 11 сентября 2001 г.
Неконтролируемое развитие событий в Пакистане усугубит проблемы внешней и внутренней безопасности Ирана, что только катализирует ускоренную реализацию его ядерных амбиций. Нельзя исключать, что Тегеран, как это уже было в прошлом, пойдет на определенное сотрудничество с Вашингтоном, чтобы предотвратить угрозы, исходящие от афганских и пакистанских талибов.
Для Исламабада же в принципе очень важно сотрудничество с исламскими государствами – в рамках ОИК и на двусторонней основе – Саудовской Аравией, ОАЭ, Кувейтом, а также Ираном. С Тегераном, кстати, Пакистан подписал соглашение о строительстве крупного газопровода, практически проигнорировав возражения и альтернативные предложения Вашингтона.
Ядерная проблема и интересы России
Главной угрозой считается возможность попадания пакистанского ядерного оружия в руки международных террористов. Однако военная верхушка отдает себе отчет в опасностях подобного рода. По информации печати, при активной технической и финансовой поддержке американцев был подготовлен план чрезвычайных военно-технических мероприятий по недопущению такого сценария. Кроме того, как показывает вся практика разработки и хранения в стране ядерного оружия, военные не передают контроль над «ядерной кнопкой» никому, даже высшим государственным чиновникам – гражданским лицам. Президент Зардари и премьер Гиллани наверняка не являются исключением.
Важным событием последнего времени следует считать изменение отношения Исламабада к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Незадолго до Саммита по ядерной безопасности в Вашингтоне в апреле этого года и Обзорной конференции ДНЯО в мае представители пакистанского МИДа сделали важные заявления в этой связи.
С 1967 г., когда ДНЯО вступил в силу, Исламабад говорил о том, что присоединится к Договору в качестве неядерного государства только вслед за Индией. От этой точки зрения Исламабад не отступал даже после ядерных испытаний в мае 1998 г., когда Индия и Пакистан стали де-факто ядерными державами. Исламабад тогда обещал подписать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, если Индия поступит так же. Однако теперь подход изменился. Как сообщило информационное агентство AP 22 февраля с.г., официальный представитель МИДа Пакистана Абдул Басит заявил в интервью японскому агентству Kyodo News: «Одно время мы были готовы подписать этот Договор при условии подписания его Индией… Это – позиция, которую мы заняли, но она стала несвоевременной… Мы не можем подписать этот договор (в качестве неядерной державы. – Авт.). Мы не можем отказаться от ядерного оружия». Басит также сказал: «Если между Пакистаном и Индией имеется дисбаланс по обычным видам вооружений, то очевидно, что наша опора на ядерное сдерживание соответственно возрастает». Иными словами, Пакистан намерен наращивать свой ядерный арсенал с целью выправления асимметрии.
Эти высказывания позволяют сделать следующие выводы:
во-первых, Пакистан крайне тревожит намерение Индии, традиционного регионального антагониста и более мощной ядерной державы, стать глобальным игроком в международных отношениях, что все больше проявляется в мировой политике;
во-вторых, резкое изменение отношения к ДНЯО ставит, пожалуй, окончательную точку в вопросе о возможном подписании Исламабадом этого договора в качестве неядерного государства;
в-третьих, вероятное и даже уже имеющее место в Южной Азии наращивание Пакистаном и Индией ядерных арсеналов заставит США и Россию учитывать индийское и пакистанское ядерное оружие в любых инициативах по радикальному сокращению стратегических ядерных вооружений;
в-четвертых, принимая во внимание растущий ядерный арсенал Пакистана (и Индии), Москве необходимо внести соответствующие поправки в военную доктрину, в которой определяется роль и место ядерного оружия в поддержании национальной безопасности Российской Федерации. В перспективе при любом анализе обстановки в области безопасности, складывающейся на южных рубежах РФ, необходим учет пакистанского (а также индийского и потенциального иранского) ядерного оружия.
Если наметившиеся отношения партнерства между Москвой и Вашингтоном получат развитие, Россия могла бы помочь Америке «сохранить лицо» в Пакистане. Хотя в годы холодной войны Москва и Исламабад находились по разные стороны баррикад, в Пакистане практически нет антироссийских настроений, если не считать бывших моджахедов, перебравшихся туда в период советского военного присутствия в Афганистане. Но они не определяют отношения к России среди пакистанцев, которые в целом выступают за более активную роль Москвы. Они полагают, что у России есть возможности для того, чтобы содействовать поддержанию баланса и в пакистано-индийских, и в пакистано-американских отношениях.
Как бы парадоксально это ни звучало, именно авторитет Москвы в этом регионе и в особенности в Пакистане способен помочь Вашингтону не утратить Исламабад. При поддержке России Барак Обама может рассчитывать на определенный успех своей борьбы против талибов в Афганистане и Пакистане и на содействие этих стран. Кроме того, Россия сама может проводить более активную политику в отношении Исламабада, чтобы избежать ситуации, когда «несостоявшийся» Пакистан стал бы серьезной угрозой для Центральной Азии, где Россия имеет свои законные национальные интересы.
Прежде всего следует расширять сотрудничество с Исламабадом в сфере антитеррора. В дополнение к уже имеющейся совместной российско-пакистанской группе по противодействию терроризму по линии МИДов обеих стран необходимо развивать взаимодействие по линии Шанхайской организации сотрудничества, где Пакистан (наряду с Индией, Ираном и Монголией) имеет статус наблюдателя. Кроме того, Москва могла бы в ближайшем будущем оказать материально-техническую помощь Исламабаду, в том числе и специальным военным снаряжением для противодействия террористам.
Очень важным моментом является и российско-американское сотрудничество в сфере ядерного нераспространения, в частности, недопущения расползания чувствительных ядерных материалов и технологий с территории Пакистана, как это имело место во время деятельности нелегальной ядерной сети Абдула Кадир Хана. Ограничившись выражением озабоченности по поводу слабости пакистанской системы контроля за ядерным экспортом, Москва пока не уделяет достаточного внимания этой проблеме. Правда, и Соединенные Штаты не особенно горели желанием привлекать Россию, но по мере усугубления ситуации подход может измениться. Целесообразно в сотрудничестве с США и другими странами шире использовать потенциал МАГАТЭ и других международных режимов по нераспространению и контролю за ядерным экспортом.
Будущее Пакистана трудно предугадать, но одно не подлежит сомнению: всем ведущим региональным и мировым силам (США, России, Индии, Китаю, ЕС, Ирану и др.) нужна стабильная и эффективно управляемая страна, ядерное оружие которой находится под надежным контролем. Мир надеется на Пакистан, способный бороться с исламизмом на своей территории и оказывать поддержку в борьбе против исламистов в Афганистане. Все заинтересованы в поддержании умеренно-спокойных отношений Дели и Исламабада, а также в том, чтобы избежать превращения Пакистана в «вечного должника» и «несостоявшееся» государство.
